Манато был великим мастером показательно страдать и взращивать вокруг себя ауру, способствующую этим самым страданиям. Лис глубоко в душе жалел о своих поступках и даже об том, как он только что наплевал на старания старшего напарника и его благодарности. Так же очень отдаленно вроде и понимал, но все равно не мог пропустить в мозг и сердце мысль о том, что белый кицунэ не желает ему зла, что тот действительно хочет взрастить из непокорного, озлобленного ушастика достойного и благородного хранителя, которым бы могли гордиться все, включая самого Манато. Все-то это было, но как-то уж слишком на далеком фоне. Да и куда уж – жалеть себя куда интересней.
Возможно, Катсураги понял все не совсем правильно, тем не менее, вполне справедливо возмутился поведению своего подопечного. И вновь два зова. Первый черный кумихо благополучно пропустил мимо ушей, старательно прячась по углам и теням своего измерения искренне надеясь, что белый лис все же не умеет доставать других ёкай из их убежища. Вот только за вторым требовательным возгласом черныш лишь дальше забился в свои «чертоги», смутно надеясь, что Катсу вот-вот надоест и он уйдет. Вот только достаточно ли искренни были такие желания? Не хотел ли юноша вылезть из укрытия, получив должную дозу внимания? Хотелось, но искалеченное нечто, некогда бывшее достоинством, твердило, что нельзя вот так просто идти на поводу у старого маразматика. И, учитывая не очень гладкое моральное состояние, Манато не захотел вылазить. И считал он так ровно до тех пор, пока не начался ад.
Бедный лисенок почти выпрыгнул из статуи прямиком на руки вредному Катсураги. О том, что он попадет прямо под ноги кицунэ он что-то как-то не рассчитал. По этому поводу он даже попробовал нарычать на обидчика, даже прицелился для укуса, но Катсу был гораздо предусмотрительней и прытче. Словом, паренек даже не успел моргнуть глазом, как уже был на руках у своего – как он считал – врага. Да, конечно же, попробовал вырываться, но пыл его тут же охладили слова старшего хранителя. Все верно, свои же труды пускать по ветру не разумно, пусть уж заживает у него там все, и вавка в голове, первым делом. Не зря же он, Манато, из-за этого взбалмошного героя столько натерпелся.
Правда, Катсураги наслушался сердитого сопения и очень «угрожающего» рыка у себя под ухом, тем не менее, лисенок более не пытался вырваться, скорее даже прилип к плечу неугодного ему напарника. А уж как белый кицунэ угадал с местом назначения! Как бы кумихо не отпирался, но аргумент о Сато-сане, приправленный запахом его коронного удона, действовал безукоризненно. Под такой аргументацией пареньком можно было крутить почти как угодно.
Манато, ясное дело, продолжал строить недовольную мордочку, аккумулировал вокруг себя еще более негативную ауру, однако же к мисочке подтолкнуть себя позволил и даже не воспользовался возможностью и не сбежал. Если честно, молодой ёкай думал, что Катсу его донесет до пропитания и уйдет, так тот себя вел до этого всегда, ведь они практически не виделись, если старшему лису ничего не было нужно от черныша, или же если тот накосячит, и то лишь за тем чтоб наорать, али и вовсе дох вышибить. Упустим тот момент, что всякий раз, когда Катсураги пытался сказать что-то доброе или хотя бы ободрительное, кумихо обрывал все эти порывы и либо просто уходил, либо чего погрубее. В конце концов, после их очень содержательного и запоминающегося знакомства, черный лис уже не допускал возможности, что может добиться расположения от старого маразматика. Сейчас вот он тоже не очень-то доверял благим намерениям: думал, что Катсураги в очередной раз поставит перед ним высоченную планку благодетели, придумает себе образ доброго и человеколюбивого ёкай, и не получив такого сорвется не неугодном лисе. Мана же прекрасно понимал что может, а чего нет, и все эти разговоры «Я тебя научу», «Ты станешь достойным и благородным» и т.д. и т.п. вызывали лишь стойкое желание сбежать ,потому что не мог он ни научиться уже ничему новому, ни уж тем более обрасти благородством и достоинством.
Вот с такими не очень добрыми мыслями зверек все же взялся за еду. Смотритель храма превзошел сам себя, жаль только, что лапша малек остыла. Но это все равно было очень вкусно. Наслаждаясь едой, Манато не сразу усек, что теплая ладонь старшего хранителя потянулась к нему, понял лишь тогда, когда пальцы Катсу коснулись черной макушки. Лис беззвучно зарычал, попробовал увернуться – напрасно. Но голос у Катсураги в этот раз был уверенным, но при этом вполне дружелюбным, хоть и без лишней сладости. Такому голосу почему-то захотелось доверять. Не то чтобы черный кицунэ взялся сразу верить во все идеалистические замашки своего напарника, но хотя бы не стал сбегать от ласкавшей его руки, поверив в то, что на сей раз ладонь это бить не будет.
Доел он быстро, поскольку был голоден. А потом случилось кое-что абсолютно неожиданное, почти непостижимое – лис, буду все еще немного слабым, хоть и сытым уже, прилег прямо на скамейке, еле помещаясь на узкой доске, но главное как – прижавшись темным боком к ноге белого собрата.
- Тебя тяжко лечить, увалень старый… - невесть зачем, впервые за весь вечер, отозвалась лисья морда.
[AVA]http://s018.radikal.ru/i502/1602/c7/f95a47bf7541.jpg[/AVA]