• ВНЕШНОСТЬ •
› рост/вес: 165см/50кг
› цвет волос: брюнет
› цвет глаз: голубой
› особые приметы: татуировка на правой руке

Май перенял у своей матери ее женскую красоту: тонкие запястья, нежные руки с длинными пальцами, утонченные черты лица, острые плечи. Он вобрал все самое лучшее, что так ценил в ней его отец.

Если бы только сам Май знал, что все его уверенные движения точно так же, как и ее, в мгновения паники сменяются резкими и торопливыми. Он, как и мать, в минуты легкой грусти опускает печально свои длинные ресницы и весь превращается в одно сплошное разочарование. И кажется, что он передает своим понурым видом, своими опустившимися уголками бледных пухлых губ всю грусть этого мира. Но стоит ему улыбнуться, стоит только загореться глазам озорным огоньком, как весь юноша преображается, становится будто облако – легким, невесомым. Он из тех людей, чей смех заразителен. Из тех людей, кто очаровывает своей простой изящностью.

Май всегда одевается со вкусом и любит спокойные неяркие тона. Предпочитает удобную обувь красивой. Удобную одежду – стильной и модной. Но, вместе с тем, никогда не выбивается ярким пятном среди окружающих – всегда выглядит под стать ситуации. Он не любит выделяться и притягивать к себе взгляды своим внешним видом.

И до чего мало в нем от отца! Разве что прямая осанка и темные волосы, которые спускаются чуть ниже плеч, и его эта манера смотреть всегда внимательно. Пожалуй, еще проявляющаяся временами, медлительность. И нелепость, просыпающаяся от волнения.

Он совсем не умеет скрывать своих эмоций.

• ХАРАКТЕР •

Май сочетает в себе несочетаемое: легкий, податливый характер омеги и непробиваемое упрямство альфы – все, что у него есть от его родителей.

Его по-женски пытливый ум требует вечного эмоционального и эстетического удовлетворения – отсюда любовь к литературе и к искусству, отсюда непомерное любопытство, которое, кажется, ничто не способно насытить. Нет, нельзя сказать, что он вечно с книгой и только с ней, что его нежные руки всегда что-нибудь делают или он сам куда-то спешит, но он не останавливается на изученном. Нельзя сказать, что он пытается взять от жизни все – многое, да, но не все. В этом нет никакой логики, а у него она своеобразная (женская), не поддающаяся порой объяснению; яркая логика человека, пережившего за свой короткий век самое страшное – утрату любимого человека, а ведь он нашел себя благодаря ему.

Он отыскал себя среди своего тогда юношеского максимализма и любви к покою. И стал зрелым, уравновешенным. Даже немного мудрым. Остепенился. И его постоянство стало граничить с легким помешательством.

Затем он начал ценить порядок в мыслях, в вещах, в жизни. Кто бы знал, как тяжело ему это далось! Сколько моральных, душевных сил было потрачено. А Май любит их тратить, отсюда эта его чуть заметная близким и невидимая посторонним нервозность; отсюда и детская ранимость.

Его убивают любые потрясения, потихоньку, по чуть-чуть разъедают изнутри. Если бы только не упрямство, воспитанное отцом с самых ранних лет, и яркая, почти невыносимая иногда любовь к жизни, он бы уже сломался.

И с возрастом его уверенность в том, что всегда нужно добиваться своего, даже если для этого должны пройти долгие годы, только возросла. На крайний случай нужно доводить все просто до логического завершения. Не обязательно быть для этого великим человеком или быть альфой. Для того, чтобы быть упрямым в отношениях, в своей жизни, в своей любви к живописи, достаточно просто и того, что он – омега. Да и разве не может он проявлять твердость характера, когда кто-то пытается попасть к нему в «дом» и навести в нем свои порядки? Может, конечно, может. Его семья – его крепость. И боится он больше всего того, что новый уют, который он построит в своей жизни (он уверен, что у него это получится), будет однажды вновь разрушен.

• БИОГРАФИЯ •

Не то, чтобы на душу Мая выпало много испытаний за его короткий жизненный срок, но они были. Как и у всех. Были взлеты, были падения. Иногда сердце заходилось так, что, казалось, еще чуть-чуть и оно вырвется на свободу из груди.

И он даже думал, что жизнь его любит…

Разница в возрасте у Марка и Софии была в пять лет – он был старше. Когда они познакомились, она была еще совсем несмышленой девчонкой, только-только окончившей школу. О, Марк ее покорил! Красивый, статный альфа. И эта его неподконтрольная наглость. Это его безудержное упрямство. Но больше всего ей нравилось именно то, как он держался с ней: немного робко и отчасти нежно. София полюбила в нем буквально все: удивительные сияющие голубые глаза, тонкие губы, большие сильные руки. В свою же очередь сам Марк был очарован ее холодной, можно сказать, аристократической красотой, пытливым не по годам умом и, почему-то так странно сочетающейся со всем остальным в Софии, детской наивностью.

Марк и София поженились. Родители девушки не были против, тем более, что дочь упрямо доказывала, что Марк – ее истинная пара. В двадцать пять София серьезно заболела, после длительного и тяжелого лечения, врачи пришли к выводу, что лучше ей не рожать, так как это могло привести к необратимым последствиями. София же хотела детей. Она всегда мечтала о большой и шумной семье. Но врачи, да и сам Марк, были непреклонны. Муж слишком боялся потерять свою ненаглядную хрупкую жену.

София все глубже и глубже зарывалась в свое отчаяние, все сильнее и сильнее отдалялась от Марка. Потом был период скандалов. Слезы и истерики у нее вызывало все: детские игрушки на полках в магазинах, пробегающие по улице мимо дети, детский плач, открытки с детьми, даже простое упоминание о детях.

Марк, неплохой финансист, стремительно двигавшийся на тот момент по карьерной лестнице, решил, что им лучше уехать из мегаполиса куда-нибудь подальше. Он верил, что там, в тишине, София придет в себя. К этому же выводу пришел и психоаналитик Софии, к которому она начала ходить.

Они уехали в небольшое поселение, находившееся в нескольких часах езды от Неополиса.

А уже в тридцать София внезапно забеременела. Внезапно для Марка. Потому что сама женщина уже давно все распланировала и придумала, и действовала тайно от мужа. Она просто перестала принимать контрацептивы. Уговаривать ее делать аборт было бесполезно, она оставалась непреклонной. Время пролетело быстро.

София умерла при родах.

На свет появился Май.

Марк, обремененный своим горем, с сыном на руках вернулся в Неополис. Поселился в Лондонском квартале, благодаря старым связям и безупречной репутации устроился на хорошую работу.

Дальнейшая жизнь Мая строилась вокруг: «Твоя мать то…» или «София делала вот так…». Нельзя сказать, что Марк слишком оберегал сына, нет, заботился, был порой излишне требовательным и отчего-то все время напоминал ему о том, что он – омега, и что ему не стоит, к примеру, общаться вон с теми ребятами или вести себя как альфа. Но если бы родители Софии видели, как воспитывается их внук, они бы поняли, что Марк пытается сделать его максимально похожим на мать. Это давало почву Марку для того, чтобы жить. А в Мае, который унаследовал черты характера отца по большей части именно потому, что воспитывался исключительно им, лишь росло недовольство и чувство неполноценности. Ему хотелось быть человеком, а не омегой. Он сам никогда не понимал этого деления в обществе. Да, они не такие физически развитые, и, возможно, не такие решительные и умные. Но отец преподносил все, как «у тебя нет права выбора».

В подростковом возрасте юношеский максимализм дал о себе знать и в четырнадцать Май впервые позволил себе накричать на отца, напомнив о том, что София мертва. Ляпнув это сгоряча, он даже не понял, каким болезненным было это замечание для Марка. Но хватка ослабилась. Дальше Мая предоставили самому себе, сказав, что если ему хочется больше свободы, то пожалуйста.

К пятнадцати годам случилась первая течка – главное разочарование в жизни мальчика. Психологическое потрясение для Мая было слишком сильным и ярким. Он в ужасе осознавал, что так будет всегда, что это будет повторяться раз за разом. И теперь только он в полной мере осознал, почему к омегам такое отношение. Желание быть бетой, альфой, кем угодно, но только не омегой, росло. Через год оно достигло своего апогея. Все эти чудесные истории о том, что половой акт помогает избавиться от напряжения, приносит удовлетворение и так далее, которые им ответственно впаривали, были для него страшным кошмаром. Его трясло от одной мысли, что «вот-вот…. уже совсем скоро…». Марк не замечал в сыне никаких перемен – ему было некогда. И как выяснилось позже, у Марка, наконец-то, завязался роман с омегой на работе. Возможно, если бы он вовремя сообразил и отправил сына к психотерапевту, то Май не стал бы искать среди знакомых того, кто сможет достать ему подавители.

Благодаря своему упрямству он это сделать сумел. И, безумно радостный от того, что у него теперь есть постоянный «поставщик» (Марк не жалел денег для сына, поэтому личными средствами Май обделен не был), решил, что вот оно! то, чего ему всегда не хватало. Свобода! Пил таблетки Май порядка полутора лет. Правильно пил. По-умному. Так он думал, по крайней мере. Пока ему однажды не сказали, что, все, баста.

У них дома поселилась Адель с ее ужасным смешанным цветочным ароматом и любовью к идеальному порядку. Она и пасынок найти общий язык не смогли, просто даже не пытались. Через некоторое время она решила контролировать все расходы юноши. Разумеется, никакие уговоры отца не помогли. Единственным доводом Марка было: «Ты же понимаешь, что я не могу следить за тобой все время. Я волнуюсь». Спорить было бесполезно.

Таблетки закончились.

Наверное, это были самые ужасные дни в его жизни. Было плохо. Слишком плохо. Настолько, что теперь Май даже не знал, чего он боится больше: течки или же приема подавителей. Но если первое он был готов терпеть, то второе - нет. Отец был в ужасе. Адель на грани сумасшествия – ей казалось, что во всем виновата она одна. По крайней мере, она это так преподносила, рыдала на плече у Марка, сокрушалась над юношей. Май ее ненавидел.

Потом полгода реабилитации. Ему сказали, что он больше не сможет иметь детей. Но в силу возраста он не воспринял эту новость всерьез. «Ну, дети и дети? Можно ведь и без них», - думал он тогда, вот только у жизни были на этот счет свои мысли. Истинную ценность появления потомства он поймет уже гораздо позже.

После окончания школы он съехал от отца и его любовницы и перебрался в Римско-Парижский квартал, поступил в академию искусств "Лувр" на факультет искусствоведения. Через год Май впервые влюбился. Настолько сильно, что эта любовь буквально застилала глаза молодому человеку. Он не мог спать, он не мог есть, он больше не мог жить как раньше - один. Ему хотелось быть рядом. Хотелось вдыхать этот приятный запах кедра постоянно. Хотелось разговаривать. Хотелось держать за руку.

Любовь была ответной.

Через три года Хагана убили.

С тех пор минуло меньше двух лет. Теперь Май снимает скромную однокомнатную квартиру. Работает экскурсоводом в картинной галерее "Ab initio".

Жизнь научила его смирению.

ОБ ИГРОКЕ
• связь с вами:

Отредактировано Mai Ravel (19 октября, 2016г. 20:05:08)