Работа на кухне кипит. Суббота — привычный "большой день", далекий от привычного понятия выходного у стандартного офисного работника. У Драгана вообще не было в неделе дней, когда бы его время принадлежало только ему. Только те плавающие выходные, положенные по кодексу охраны труда, которые он устраивал себе сам, выбирая дни, в которые ресторан может обойтись без лично его надзора и профессиональных умений. Теперь это было не так уж редко, день, а то и два в неделю он мог положиться на одного из двух су-шефов, доверив им блюсти качество кухни и приготовление самых специфических блюд из меню "Шато". Но никогда не суббота и не воскресенье, дни, когда ресторан востребованнее всего и так и кишит посетителями, а загрузка зала доходит до семидесяти процентов. Сегодня у них было четыре больших компании, и официантам приходилось работать в темпе бодром и летящем, чтобы не допускать проволочек и путаницы, а поварам на кухне показать максимум своих способностей, лихо стуча ножами по доскам. Зоркий глаз альфы следил за ними всеми — следил за тем, как работает лично им собранная команда, составом которой он на данный момент доволен целиком и полностью. Кто-то ещё только учится, кто-то уже умеет, но своими людьми Драган чувствует за собой все права гордиться. И занимается приготовлением сливочно-брусничной подливки к жаркому со спокойной душой, зная, что вкус мяса будет таким же отменным, как если бы он жарил его сам, следя за каждой капелькой выступающего сока. Система кондиционирования стягивает под потолок все пары, очищая воздух и поддерживая умеренную влажность, но даже с ней прекрасные запахи щекочут нос оттенками трав, специй и славно пропеченных отбивных.

Время близится к девяти, и поток заказов понемногу стихает. В десять их приём прекратится, к одиннадцати будет готово всё заказанное, а в двенадцать помещение убрано и закрыто, а повара отпущены по домам до следующей своей смены. Драган останется — пожалуй что, даже и ночевать. Завтра такой же суетный день, перед которым даже полчаса сна лишними не бывают. Электронные часы под потолком — здесь, на кухне, все оформлено по последнему слову техничной и гигиеничной современности, далекой от старинного духа, начинающегося в зале, — отсчитывают минуты, очередная порция овощей пассируется под четко отмеренными движениями деревянной лопатки (и дерево самое что ни на есть настоящее). Вот уже скоро можно будет все отложить и позвонить, наконец, Этелю. Как-то там прошла его репетиция со вторым исполнителем, альфой? Драган беспокоился, но надеялся, что в каком-то экстренном случае менеджер Этеля позвонит ему. Если только Этель опять от неё не сбежал, в глаза сказав одно, а делать поехав совсем другое...

Но звонить не понадобилось — новость пришла раньше. Поплутала немного среди официантов, видевших Этеля, и наконец дошла до ведома младшего Линдгрена. Он только прикрыл глаза, чуть погодя кивнув, принимая к сведению. Но с ритма помешивания не сбился, нечего. Однако четыре необходимых минуты спустя огонь был погашен, овощи отправлены на тарелки и к клиентам, указания розданы, а сам альфа, закидывая на плечо полотенце, которым вытирал руки, спешит выйти из кухни во внутренний дворик, ныряя в октябрьскую свежесть ночи, отдаленно освещенной фонарями на подъездной площадке заднего двора. Уже не просто свежо — холодно, особенно после помещения, оставшегося за сомкнувшимися дверями. Только дурак добровольно пойдёт сидеть тут на скромной лавке и мерзнуть, прячась от света и народа, гудящего внутри зала. Дурак и сидит — нахохлившийся птицей, со встрепанными пепельными кудрями.

— Ты себе что-то отморозить решил, — баритон альфы попадает по интонации где-то между вопросом и утверждением, а руки — руки уже обнимают Этеля за плечи, накидывая поверх поварской пиджак, теплый и пахнущий специями с кухни, вместе с его собственным анисом и перебродившим виноградом с коричной нотой. Обнимают, тесно придвигая к горячей груди и ставя на ноги. Снова в руках омеги бутылка, но пусть несёт — свою свободную Драго использует, чтобы плотнее запахнуть на нём пиджак, кутая вместе с пальто худую спину и плечи, совершенно не предрасположенные к холодам. И ведь купили же тёплую куртку с подкладкой и капюшоном, Драган сам на него её примерял и застегивал по самый нос, уверяясь, что брату тепло, но нет — тонкой творческой душе ближе пальто строгого, но бесполезного покроя с открытой шеей. Не иначе только чудом спиртовых паров, которыми от него уже разит нещадно, Линдгрен-старший умудряется не простыть и не слечь, загубив на корню творческую экспрессию ближайшей недели.

— Пойдём, — а дальше к лестнице, по железно звякающим решетчатым ступеням "смерть каблукам" наверх, не отпуская омегу от себя, только пропихивая немного вперёд: лестница узкая. Карта-ключ из кармана отпирает двери, и ветренная прохлада северного Парижа остается отсеченной позади. Впереди — только удобный кожаный диван, на который Этеля бескомпромиссно усадили, и тусклый свет лампы на массивном столе, не тревожащий, окутывающий и уютный. Драган не спрашивает, что случилось — он видит, что случилось, а детали ему не так важны. С ними он разберётся позже. А сейчас забирает бутылку из замерзших пальцев Этеля, несколькими сильными движениями растирает их, согревая выдохами и обновляя кровообращение. И бутылку не убирает — только дальше к Этелю попадёт уже не чистый коньяк из горла, а правильно приготовленная подогретая смесь с имбирем и лимоном. Её можно приготовить здесь же, в соседней комнате на той стороне коридора, где большой стол для собраний и две электрические конфорки, где нередко варится на всю компанию глинтвейн.

Но для этого сначала надо предоставить Этеля на время самому себе. Этого Драган делать не спешит, с терпеливым вниманием вглядываясь в лицо напротив. Что тебя так переполошило? Отчего ты встревоженный и сам не свой? Забудь всё это. И дрожь со стиснутых губ пусть уйдёт. Всё, что было, осталось позади. И темнота в углах не чёрная и не ледяная — только мягкая, каштановая темнота домашнего спокойствия и защиты, напомнившей о себе касанием широкой смуглой ладони к бледной щеке, касанием, возвращающим в реальность.

Драган стоит монолитной колонной роста и мышц, не двигаясь с места, одна ладонь придерживает плечо, которое в ней, широкой, почти что тонет, другая размеренно и мягко гладит встрепанные приморскими ветрами, сухо вьющиеся пепельные кудри, с которых почти сползла перетягивавшая их лента. Надо бы его расчесать и переплести, думается ему отвлеченно. Это всегда нравится делать, неспешно и толково проводить густой щеткой по волосам, распутывая каждый узелок и не пытаясь безжалостно и нервно драть их гребнем, как то делает сам Этель. Драго нравятся длинные волосы брата — они подходят его хрупкости, они делают её изящнее и легче. И запах, запах свежей весны, древесного сока в надломе молодой ветки, тоже нравится. И руки, цепкие худые руки, ломкие пальцы, так живо и отчаянно-крепко тянущие весом ременные петли на брюках. Где-то там, внизу, за звукоизоляцией шумит ресторан, докипает работа субботнего вечера, но здесь и сейчас нет больше никого, только он сам и Этель, в тот редкий момент, когда творческую душу его несёт по эллипсу вращения обратно к брату, а не в сторону и в неведомую даль, до которой не дотянуться. Младший Линдгрен думает раз за разом, держит в голове подспудный страх — что когда-нибудь Этель сорвётся с этой орбиты и заплутает в бескрайних просторах своего космоса. Но не сегодня и не завтра. Не сейчас. Ладонь с теплом и заботой сминает воздушные завитки волос, приминая их к затылку, пальцы подцепляют и стягивают ленточку, вовсе их освобождая и рассыпая по плечам. Это — уже не тот Этель, которого видит публика. Этот, встревоженный, растрепанный, утомленный, беззащитный и открытый — он только его. Только его маленькая тайна, его чуткая и деликатная роза под стеклянным колпаком, роняющая один за одним алые лепестки. Его самое острое, самое безраздельное желание защищать.

— А что еще было бы? — вполголоса спрашивает альфа, глядя вниз на белесую макушку на уровне своего живота. — И чего еще бы не было? Может, тогда вы бы счастливо жили в эль Пьяццо*. И никогда не добрались бы до сен-Флоренции*. Многое было бы по-другому, — беря Этеля за плечи, Драган неспешно откидывает его спиной на мягкую спинку дивана и сам наклоняется к нему, лицо над лицом, глядя в серые с суженными зрачками глаза, в глубине взгляда которых плещется неизменная тревога. — Хуже, лучше, все могло бы быть.

Он не заканчивает мысль, отпускает её, как есть, и вместо слов губы касаются кожи — подбородка, шеи, снова шеи, к ключицам. Сейчас ты забудешь. Сейчас ты всё-всё забудешь и отпустишь, не вдаваясь больше ни в какие "если". К чертям то, что было, пусть будет то, что есть. Здесь и сейчас — руки, стягивающие пальто и кардиган, скользящие по холодным, худым до костлявости бокам, сминая и поднимая свободную футболку. Это лучшее, чем можно успокоить его тревоги, успокоить и прогнать. Усадить к себе на колени и обнять, крепко-крепко, утыкаясь лицом к тонкой шее, согревая дыханием. Сидеть так десятки долгих секунд, питая и питаясь. Отдавая это чувство уверенности и забирая себе ломкую дрожь, беспокойства, слабость. Всё-всё забирая, очищая и успокаивая. Дыша им, своим всем видом взывающим к жалости сокровищем. Но в Драго жалости нет — есть забота, густая и плотная, как ватное одеяло, в этом объятии сильных рук. Никуда не спеша, и всё внешнее оставляя снаружи, за дверями, за границей объятий. Чтобы здесь и сейчас становилось хорошо, и ни единой мысли не было усомниться в том, что всё оно, прежде случившееся, этих моментов стоит и стоило.
---
* — районы Римско-Парижского квартала, находящиеся на приличном удалении друг от друга.

Отредактировано Dragan Lindgren (28 сентября, 2017г. 21:06:12)

Трудно сыскать что-то более нормальное, чем двоим людям делить друг с другом сладостные, пиковые моменты своего существования, самые понятные и живые радости. В это недолгое время нет ничего иного, оно стирается, исчезает, расплываясь в фокусе от ощущений. Нет осознания, нет дивана под руками и коленом, нет деления на верно и неверно, нет разграничения и определений, нет статусов и соотношений, нет последствий и предпосылок. Только дыхание, глубокое и шумное, почти одно на двоих, только цветущие на разгоряченной коже запахи, зеленой весны и поздней теплой осени. Только плавные, сильные, качающие на волнах движения, с каждым из которых невидимый, но ощущаемый океанский прибой подбегает всё ближе и ближе, прежде чем захлестнуть с головой. Один раз задержать воздух внутри, другой — но на третий, на четвертый волна всё равно собьёт с ног, уронит в песочную тяжесть и откатит, освободив и опустошив.

С судорогой уходящего напряжения выдохнув, Драган отстраняется, сжимая кулак, садится бедром на диван в ногах Этеля, оставляя того в расслаблении и покое. Подхватывает ладонью под коленку и целует ямочку сустава, еще во власти кружащей голову неги обожания, постепенно сменяющейся чем-то успокоенным и довольным, разливающимся под диафрагмой. Это просто хорошо, вот так, без слов, смаковать в тишине испытанное и пропущенное через себя. Немного простых, свободных моментов, когда все остальные мысли и знания где-то еще далеко-далеко. Отогнаны, словно стадо овец, и припугнуты злобой сторожевого овчара — не подходить, не вторгаться и не мешать. Дать отдохнуть, побыть в этом послевкусии блаженства, поглаживая одной рукой перекинутые через свои колени ноги, рассматривая прозрачно-перламутровую рябь капель на впалом животе омеги. Близкого. Брата. Единственного, подзащитного и бесконечно дорогого. Ты доволен, Этель? Тебе стало лучше, когда ты согрелся? Ты забыл?..

Впереди ещё долгая ночь. Драган не поедет домой, останется выхаживать его, пьяного вдрызг и душой отчего-то больного сильнее, чем обычно. Когда Этелю плохо, когда Этелю нужен его брат, его убежище, его тайна, всё прочее меркнет и поступается. Эмма поймёт, уверен Линдгрен. Эмма всегда его понимает — и знает о грузе опеки, взваленном Драганом на себя. Не будь она такой сильной, не умей она справляться самостоятельно, ничего бы у них и не получилось. Но Драган уверен в своей жене так же, как в том, что Этелю без него никак. Нет у него никакого права оставить брата. Он и так отдалился, потому что ресторан, потому что хоть какая-то, но семейная жизнь, потому что просыпается он, обнимая свою женщину, а не Этеля. Тот что-то пытается сам, выходит в реальность, как заходят летом в едва потеплевшую воду океана — замирая, сжимаясь, дрожа, выдерживая на пределе нервов. Свобода и пустота ему нужна не меньше, чем опека брата. Свобода творчества, свобода впечатлений, свобода полёта мотылька, приникающего то к одному, то к другому цветку — коротко, на один глоток, чтобы потом рваться куда-то дальше. В такие моменты Драган чувствует за собой странное душевное облегчение: минутная свобода от постоянной тревоги вдыхает свежего воздуха и в его собственную жизнь. Альфа никогда не признается в том, что эта забота для него тяжесть, он и не думает о ней так. Но отрицать очевидное бессмысленно: Этель, всем телом приникающий к брату, цепляющийся за его тепло руками и ногами, бурно противящийся и в дурном страхе дрожаще забивающийся в угол весит не так уж и мало. Поэтому Драган и не думал, не может думать о собственных детях. Пока у него есть Этель, который вбирает в себя всё, выпивает без остатка всю ту щедрость души своего защитника и опоры. Как надолго хватит ещё этого источника? Вечность подошла бы неплохо, Линдгрен-младший и помыслить не способен о том, чтобы подвести того, кто доверяет ему всем собой.

Бережно сняв с колен ноги Этеля, укрыв их полой кардигана, Драган подымается, чтобы привести в порядок себя и его. Сейчас уже как будто ничего и не было, а если было, то не между ними — только отголоски приязни еще гуляют где-то в теле. Счистив с ладони и живота Лилля все последствия, Драган одёргивает на нём футболку до самого паха и ложится рядом, сдвигая тощего и узкого композитора к самой спинке дивана. Тесно, но уместиться удаётся, подсунув ему под голову своё плечо и уткнув в себя. Всё так же в тишине, молчании, без нужды лишних слов — к чему всё это, когда и без того всё понятно и просто. Перебирать пальцами по встрепанным волосам, накручивая завитки на палец, незаметно улыбаясь. Здесь и сейчас, и никакого там и потом, пугающего своим наступлением.

Отредактировано Dragan Lindgren (28 сентября, 2017г. 22:58:18)