Осекшись и окинув пустую комнату долгим взглядом, Шеннон чуть нахмурился и, прислушиваясь, повернул голову в сторону ванной. Вечерний воздух едва-едва начинал сереть, и различить, действительно ли из-под неё пробивается полоска искусственного света, было сложно — сквозь ростовые окна свободно текли такие бледные сумерки, что в комнате не оставалось практически ни единого достаточно тёмного уголка: всё заволокло мягким, лишённым контраста светом. Так что Алигьери, не мудрствуя лукаво, в два шага преодолел разделяющее его и дверь расстояние — и, повернув ручку, распахнул перед собой дверь, роняя спокойный и тяжёлый взгляд на утопающего в пене ванной омегу.

— Энцио, — повторил он, не меняя интонации, наставительно и требовательно; как призрак, преследующий убийцу и стенаниями над ухом заставляющий каяться в совершённом — всё об одном и том же, об одном и том же... — Где твой телефон — и какого чёрта ты не снял трубку?

Серовато-голубой и в рассеянном свете сумерек совершенно не такой пугающе-стеклянный, но по-прежнему строго давящий взгляд альфы цепко скользнул по тумбочкам и видимым поверхностям: ничего. Чип, установленный в телефон, не отзывался на сигналы — и уже одно это заставляло Алигьери по пути назад нетерпеливо барабанить пальцами по рулю. Вот паршивец, что он с ним сделал? Потому что просто отключить для такой потери связи было бы явно недостаточно...

Этот запах, который Шен прекрасно ощущал ещё с коридора, в ванной был настолько густ, что Алигьери дышал ртом — и всё равно чувствовал эту сладость на языке, чувствовал, как он запаха омеги волоски на шее становятся дыбом. Ему пришлось медленно, очень медленно перевести дыхание, чтобы подавить желание уткнуться носом себе в плечо и хоть как-то перебить это одуряющее амбре, спрядающее мысли в нитку и мотающее на клубок одного-единственного желания. Альфа с натугой сглотнул — и только в удивлении выгнул брови, когда Энцио вместо ответа смахнул книгу на пол и ушел под воду, прячась в пене. Двинув горлом, Шен вздохнул и кинул взгляд по стенам ванной, скрещивая руки на груди и опираясь плечом на дверной косяк, чтобы эдак невзначай скрестить ещё и ноги.

Долго омега дурачиться не сможет — не станет же он дышать под водой; и вообще, что это за очередная акция протеста? Будто от него реально спрятаться на дне ванной. Альфа фыркнул, нетерпеливо постукивая по полу мыском домашнего ботинка. Энцио и впрямь вынырнул — меньше даже, чем через минуту; но как вынырнул, так и нырнул обратно — едва вздохнув. Алигьери в недоумении смотрел на дырку в пене и мыльной воде — после чего подошёл, подобрав книгу и аккуратно отложив её на тумбочку, встал прямо возле ванной, сверху вниз наблюдая, как Грациани третий раз пытается найти спасение на дне своего мини-океана. Эти его нырки туда-сюда разогнали пену, и из-под воды выглядывала костлявым хребтом спина мальчишки; глухо хмыкнув, Шеннон протянул руку и провёл кончиком пальца сверху вниз по выступающим позвонкам — а потом лёгким движением сунул руки в воду и подхватил омегу под мышки, приподнимая на весу и вкрадчиво интересуясь над ухом — дыша при этом самым верхом лёгких:

— И что, позволь спросить, это значит?.. — альфа выпустил долгий выдох. Ччёрт. Ну вот только голого и влажного омеги ему для пущего счастья не хватало именно сейчас...

— Тск, — альфа раздраженно цыкнул, не дождавшись от замершего омеги никакого внятного ответа. Ему отвечало кое-что другое: собственное тело, заводясь и остро, слишком остро реагируя на густой запах. Мучительно хотелось уткнуться носом во влажную от воды тёмную макушку, вытащить омегу из воды целиком, запуская руку меж худых узких бёдер, услышать, как он застонет и подставится от прикосновения... До дрожи в мышцах ног хотелось — но стоит только соскользнуть от мыслей в действие, и назад вытянуть себя будет гораздо сложнее. Ему нельзя. Энцио пока нельзя, не разрешено заниматься сексом — после операции, после воспаления, на фоне общего истощения... Это "нельзя" действовало на Алигьери, как железный занавес: больше всего он опасался, что какими-то своими действиями сделает омеге хуже, что, не дай небо, порвёт его или причинит вместо удовольствия боль — и мысль об этом разом помогла собраться с силами. Судорожно выдохнув, Шеннон разжал руки, роняя Энцио обратно в воду и не обращая внимания на то, что вода брызгами залила ему штаны — только, выпрямившись, тяжело вздохнул, потёр пальцами брови.

— Ч-чёрт с тобой... — выдохнул он и, напряженно развернувшись на шаг прочь, бросил через плечо. — Не знаю, куда ты его дел и что сделал, но чтоб больше таких фокусов не было.

И вышел, резко — даже слишком резко и с грохотом, гулко ляснувшим по стенам маленькой комнаты, — захлопнув за собой хлипкую дверь.