Он понял, куда его ведут еще до того, как оказался у дубовых дверей высотки с охраной по обе стороны. Его притащили не куда-нибудь - к самому боссу. И это очень, прямо таки до чертиков напрягало. У Клауса даже спина покрылась холодным потом, хоть он и старался выглядеть спокойным.
Его не пугали отмороженные морды охранников, не пугали татуировки на руках сопровождающего, по которым можно было составить целое повествование о том, где он родился, каких омег поимел и сколько отсидел. Не испугал даже крик боли за одной из дверей, когда они шли по коридору. Все это не имело к нему никакого отношения - понты, декорации, так чего дергаться. А вот неопределенности он боялся. Это было хуже всего.
Зачем он понадобился бандитскому Синдикату? Молодой, ничего из себя не представляющий предприниматель. Он даже в прибыль еще не вышел, снимал дешевую квартирку на окраине, не желая брать денег у отца.
Может, в отце все и дело? Мафия настолько обмельчала, что занялась мелким вымогательством - хочет получить за него выкуп? Отец и мачеха ворочали приличными капиталами. Впрочем, в этом случае вымогатели просчитались. Его расчленят на много маленьких Клаусов раньше, чем семейство решится выменять сына на драгоценные кредиты.
Или хотят использовать его самого? В качестве болванчика, мяса в каком-нибудь грязном дельце, как и пару дней назад?
В это верилось больше.

Несколько дней тому Клаусу банально не повезло. Он подцепил в клубе сладко пахнущего омегу, старше его, но ему нравились опытные. С такими меньше проблем, и можно кое-чему поучиться. Омега, и впрямь, оказался умелым. К тому же, пригласил к себе домой, это вам не в грязном туалете сношаться среди сомнительных запахов.
Уже в квартире любовника, обставленной с изяществом сорочьего гнезда: дорого и аляповато, с явно краденными картинами на стенах, стоило бы задуматься, куда он попал. Но в тот момент Клауса лихорадил гон, рядом был на все готовый омега, и мозги сказали «до свидания».
Ровно до того момента, как в спальню вошел незнакомый накачанный мужик, сплошь укрытый татуировками, а любовничек под Клаусом запищал «Дорогой, я не ждал тебя так рано!». Наверное, киношники удавились бы за такой мыльный сюжет, если бы он решил его продать, и сняли бы неплохой сериал. Но Клаусу было не до славы. Мозги как-то очень быстро встали на место и сложили всю картину: богатое жилье, ухоженный, капризный омега, муж явно не интеллигент, учитывая бандитскую рожу...
«Вы трахайтесь, трахайтесь, а я пока покурю», сказал татуированный, доставая сигару и устраиваясь в кресле напротив. Молодой альфа, у которого и гон, и желание как-то моментально улетучились, попытался возразить, но бандит достал тесак как у гребаного спецназовца и рубанул им кончик сигары, глядя прямо в глаза. Клаус живо представил, на ампутацию какой из частей тела это походило.
«Ты не понял? Я сказал продолжать», просипел он, раскуривая. И альфа продолжил - сраная матерь божья, да уже за это ему полагались овации! Кто может кончить после такого?
Надо сказать, мерзостнее оргазма он не испытывал.
Все закончилось еще более пошло и дешево: омега был с воплями и руганью вышвырнут мужем в подъезд, а Клаус все никак не мог решить, что ему милее: сигать с десятого этажа или получить тот самый тесак в живот, когда бандит вернется. Сам он был крепок, мог похвастаться каким-никаким рельефом мышц и даже немного занимался борьбой, но если оценивать трезво, шансы против уголовника с ножом падали ниже плинтуса.
Однако же вместо расправы его хлопнули по плечу и предложили выпить за то, что все омеги - шлюхи. А потом ласково попросили помочь в одном дельце - так, ничего особенного, перетереть кое с кем. Ведь Клаус мужику вроде как должен за гостеприимство, верно?
Герой-любовник догадывался, что его отправляют если не прямо под пули, то туда, где они с большой вероятностью могут полететь. Хитрец убивал двух зайцев: месть плюс опасная работа, выполненная за него, в одном флаконе.
Клаус это понимал, но какие шансы у него были отказаться?
Сходка тем же вечером отложилась у него в памяти одним смытым, щекочущим нервы пятном. Он не вникал в подробности. Просто стоял по правую руку того, к кому его приставили «в качестве охраны» (скорее уж в качестве живой стены для прикрытия, но кого волнуют подробности), затем пришлось сломать пару носов, пока охраняемый, прячась за него, лез в пуленепробиваемую тачку - какой-то ценный член группировки, видать, а как на взгляд Клауса - невзрачный сопляк. Потом он бежал... петлял меж ангарами в грузовом порту, где воняло рыбой и стоял плотный, молочный туман. Бежал потому, что над головой рикошетили пули, а оружия отстреливаться ему, естественно, никто не дал. Зачем оно заведомому трупу? Да и какой от него прок, если он, епт твою налево, и стрелять-то не умеет! Тем более, в гребаном лондонском тумане.
В общем, Клаус понял две вещи: что умеет бегать, как чемпион, если по следам пустить парочку бет с огнестрельным наперевес; и что у берлинской мафии с лондонской явно какие-то терки.
Подопечного он уберег. И даже выбрался из мясорубки с одним только растяжением запястья и вкусом пороха во рту, который горчил еще несколько дней, сколько бы он ни стоял под душем, пытаясь стереть с себя мерзкие воспоминания.
Клаус наивно полагал, что о нем забыли. Он ведь не слышал ничего ценного, мафиози и не говорили толком - так, полаялись на своем жаргоне, из которого он мало что понял, и схватились за пушки.
Но вскоре, покупая сэндвич в киоске, почувствовал знакомое похлопывание по плечу.
Нет, обиженный муженек о нем не забыл.

И вот теперь притащил к своему боссу.
Ну, уж не жаловаться на трахаля жены, это точно. И не убивать: убил бы сразу, если б хотел.
Тогда что?

В кабинете босса на психику давило все: и тяжелые, багрово-желтые тона интерьера, и аура самого альфы, перебиравшего за столом какие-то бумаги. На Клауса и татуированного «друга», как Клаус окрестил втянувшего его в это дерьмо альфу, он не смотрел. Ну, видимо это здесь хороший тон: помариновать как следует гостей, чтобы истекали потом и дрожали от страха, пока главный самец притона не обратит на них внимание? Ланге и правда было не по себе, но он здраво рассудил, что прямо сейчас ничего страшного с ним не сделают, поэтому постарался держаться как можно прямее, и смотреть если не на самого босса, то хотя бы на его стол.
А на столе было что поразглядывать. Конечно, он не видел текст, но различил некоторые особенности и печать. Правительственная мукулатура. Из того сорта, что просто так на стол не попадает. Не какие-нибудь там агитационные брошюрки, а, на минуточку, договора подрядов.
Клаус представил себе масштабы влияния этих людей и мысли о том, что он здесь ради выкупа, показались детским лепетом. Ему стало жгуче стыдно за свою наивность. К 21 Ланге уже довелось окунуться в общество влиятельных людей, он примерно представлял, как на самом деле делаются большие деньги, и что любой крупный бизнес в Неополисе законный только наполовину, если не на треть. Но ему и в голову не приходило, какая власть может быть сосредоточена в руках одного человека, сидящего за этим дубовым столом!
Клаус Ланге всегда соображал быстро. Иначе бы не выжил среди трущоб еще в детском возрасте. Иначе не прошел бы школу высшего света, тихий ад на земле, в котором мачеха топила его с двенадцати лет, как топят слабого кутенка.
Может, сейчас он и слаб, но готов был на все, чтобы стать сильнее. Чтобы однажды сидеть за таким вот столом...

От мечтаний его отвлек голос босса, насмешливый и неприятный, как и сам этот человек:
- Для тебя есть неплохое предложение. Предложение вакантного места в синдикате. Однако, право на это место ты должен заслужить. Анкель пойдет с тобой, проследит. Особо не вмешивайся, сын, понял?

Ланге вздрогнул: он это серьезно? Звучало, как проклятие, и одновременно это был шанс. Стать одним из этих уголовников в законе! Конечно же, на птичьих правах, но ведь только от него зависит, как далеко он продвинется... Здесь такая же иерархия, как везде, такая же грызня и лавры победителю, верно? Так чем он хуже остальных.
"Он должен исчезнуть". Ему предлагали убить человека. Убить. Это слово как-то не укладывалось в мозгу, Клаус не мог понять, что он чувствует, раскатывая его на языке. Каково это? Будут ли его мучить кошмары после? Сможет ли он нажать на курок, всадить пулю в живого человека? Или... как еще убивают?
Он решил отложить это на потом. Не любил перемалывать сопли и если не мог разобраться в своих чувствах, просто не засорял этим башку.

Главарь вышел за дверь, ответ его не интересовал. Он предложил новичку все или ничего, решение было за ним.
В кабинете остался только юный альфа, внешне слабо походивший на босса: в мальчике явно чувствовалась восточная кровь.
Сын, значит. Тихоня, которого он только сейчас толком смог разглядеть, казался совсем мальчишкой. Впрочем, внешность бывает обманчива - кто их японцев, разберет! Да и запах говорил о том, что из него растет сильный альфа: металл. Он пах горячим, своенравным металлом и это весьма подходило отстраненному виду, с которым юноша держался. И больше ничем. Будто присутствие отца приглушало в нем все, кроме стальной холодности.
Клаус поднялся - вроде как формальности остались позади, чего рассиживаться. Ему не терпелось действовать. Хоть он и был старше этого паренька, пожалуй, нетерпения и горячности, свойственных молодости, в нем было в стократ больше.
Он взял предложенную папку, полистал. Фото и краткое досье ничего ему не сказали. Луи Савьерра, 37 лет. Какой-то хрен, владеющий казино...
- Что конкретно мне нужно делать? - Прямо поинтересовался Ланге, уже прикидывая, придется ли помахать кулаками и в этот раз. Вывихнутое в порту запястье все еще ныло.

«А парень не промах», подумал Клаус, когда мальчишка принялся раскладывать по полочкам подробности убийства, как заправский киллер: коротко и безэмоционально. Этот точно выстрелит и глазом не моргнет.

- Насколько хорошо вы обращаетесь с огнестрельным?

Своевременный вопрос, Клаус бы рассмеялся, но ситуация к шуткам не располагала. Кто ж интересуется о таком, когда убийство уже заказано? Видимо, тот, кто собирается сделать все сам, а «убийцу» пустить в расход. Правила игры никто не называл, но они очевидны.

- Последний раз стрелял в тире, в выпускном классе. Общий принцип знаю, навыка нет. - Хмуро признался он, принимая оружие.
Довольно уверенно извлек из кобуры, заглянул в магазин, передернул затвор и прицелился в стену... резко перевел дуло на Анкеля, затем медленно опустил. У парня даже ресницы не дрогнули. Ну еще бы, пистолет-то разряжен, и он это знает. Но что-то подсказывало, он будет вести себя точно так же перед реальным убийцей, готовящимся всадить в него пулю. Не хило. Что надо было делать с мальчиком, чтобы довести до такого состояния? Клаус не знал и не был уверен, что хочет знать. Зато отметил, что кажущаяся хрупкость обманчива, паренек жилистый, и мозоли на ладонях явно не от дрочки. Похожие, он помнил, были у водителя отца, бывшего чемпиона по спортивному бою на палках...

Этот юный самурай либо поможет ему, либо уберет с дороги. И неожиданно убийство, каким бы стремным оно ни казалось, отступило на второй план. Главным испытанием было не оно. Главным испытанием было с первых шагов заполучить хорошего союзника.

Анкель своим жестяным тоном чеканил планы на ближайшее будущее, все больше напоминавшие сюжет боевика, а Клаус слушал и соображал, что приз за главную роль ему не получить в одиночку. Максимум за спецэффекты, когда он полетит со всей этой конструкции вниз, нашпигованный ответной пальбой телохранителей. Какого черта, это работа для ниндзя! Человек без навыков проколется уже на середине. На первом задании ему просто повезло: спас туман, скрывший от преследователей, а госпожа удача отвела случайную пулю. Там не надо было изображать из себя акробата - только бежать, полагаясь на выносливость. Клаус был вынослив, и ему чертовски хотелось не только выжить, но и сорвать куш, дотянуться хотя бы кончиками пальцев до влияния этой группировки. Тогда он поднимет бизнес. Тогда перед ним откроются невидимые для обывателей двери.
Но для этого нужно вылезти из собственной кожи и станцевать на ней пляску с бубном. Другими словами, сделать невозможное.

Он пытливо заглянул в глаза своего то ли помощника, то ли палача - как сложится, да? В них была серая сталь, прохладное, ничего не выражающее ожидание, но Клаус не верил в полное бездушие. Что-то должно быть внутри. Чаяния, страхи, амбиции.
Ты же не такая кукла, какой кажешься, парень. Так давай, не разочаруй меня.

- В бумажке сказано, встреча через неделю. Я никогда не стрелял в людей, не лазал по высоткам, не уворачивался от пуль. Этому не учатся за неделю... Но я это сделаю. - Альфа поджал губы. В голосе не было бравады, скорее напряжение, максимальная сосредоточенность. - Мне не нужна никакая помощь, кроме... поддержка в особо щекотливой ситуации бы не помешала.
"Если я прыгну выше головы, поможешь мне не сдохнуть?", читалось между строк.

Отредактировано Klaus Lange (6 марта, 2015г. 23:11:14)

Забавно, на какие выверты способен человеческий разум.

Всю неделю, изнуренный подготовками на пределе нервной системы, как боксер перед решающим боем, Клаус подстегивал себя перспективами, которые откроются в случае победы. Например, выжить. Чем не перспектива? Заняться более интересным бизнесом: нынешнюю мебельную фирмочку он завел скорее в пику отцу, из желания превзойти папаню на его же поприще, но ведь на самом деле он мечтал не об этом. Он мечтал о широких горизонтах, о чем-то, что встряхнет весь Неополис... И он сделает это, как только получит возможность! С каждым ударом в бойцовскую грушу, стесывая кулаки в кровь, с каждым выстрелом, все точнее бьющим в цель, Клаус думал об этом. Думал о том, ради чего ломает собственный болевой порог до блевотины в туалете после особо изощренных перегрузов и, порой, отключения сознания. Выпуская пули одну за другой, представлял на месте болванки своих врагов, конкурентов, богатеньких приятелей мачехи, которые измывались над ним все юношество, и идея выстрелить в живую плоть казалось все менее омерзительной. Появлялся даже некий азарт, открывалось второе дыхание, за ним третье...

Все эти планы великого полководца сдулись в день Х. Небо хмурилось, когда сын босса, невозмутимый, как всегда, вскрывал двери входа для прислуги на задворках отеля, где они должны были совершить свое черное дело. Они стояли в самом тупике переулка; где-то рядом шумела дорога, город сонно и неохотно просыпался в воскресный день, а здесь было сумрачно и воняло кухней - на эту сторону выходили вытяжки ресторана.
А Клаус не думал ни о чем, то есть, ни о чем, что можно бы назвать содержательной умственной деятельностью. Не было нервов, не было страха или, наоборот, решимости. Он просто чертовски устал, хотелось выспаться нормально, не проваливаясь в сон, как в черную яму на пару часов, чтобы снова и снова возвращаться к тренировкам. Хотелось сожрать большой сочный бургер, наконец-то ощущая вкус еды, а не глотать на ходу с ощущением, что жуешь бумагу. В голову вообще лез какой-то бред.
Вот, например, когда они взобрались на крышу: дул такой ветрюган, что сбивало с ног. Ледяные поручни обжигали сквозь перчатки, проклятая люлька принялась раскачиваться и скрипеть, стоило на нее ступить. Перспектива отморозить себе яйца или сорваться в пропасть - смотря как повезет - казалась близка, как никогда, но единственной гребаной вещью, напрягавшей по-настоящему в тот момент, был цветок, что рос на подоконнике его матери: Клаус никак не мог воскресить его в памяти. А ведь смотрел на него все детство, на этот хиленький уродливый цветок. Мать повторяла: «цепляйся за жизнь, сынок, как цепляется он». Наверное, это была единственная зелень на весь нищенский квартал, где никому и в голову бы не пришло что-то выращивать... Как же он выглядел? Да и лицо матери, которую он не видел уже давно, слегка расплывалось в сознании, зато он мог бы вот прямо сейчас набросать собственный бизнес-план на следующий год.
Прошлое, как и нижние этажи этой высотки, уходило в туман, теряло четкость. Будущее виделось трезво, как никогда. Там, на раскачивающейся туда-сюда посудине, подвешенной над бездной, Клаус впервые ощутил себя твердо стоящим на ногах. Все, что было до, блекло, теряя значимость, как прожитая перед перерождением жизнь.

Когда двери в ту самую комнату распахнулись, времени думать не осталось совсем. Было мелькание тел, запах пороха, вскрики. Красная струйка изо лба владетеля казино, грузно съехавшего с кресла на пол. Звук пули, просвистевшей у самого уха: на какое-то время в нем поселился звон, но лучше звон, чем дырка в черепе. Клаус благодарно кивнул своему спутнику, который уложил «братков» с быстротой и точностью механизма, так что те не успели толком прицелиться и ни один выстрел не попал в цель.
Кроме выстрела Клауса.
Пару секунд Ланге таращился на труп того самого Савьерры. Казалось, запах крови, что растекалась по сливочно-белому ковру, навсегда въестся ему под кожу, но больше он не почувствовал ничего. Это вымораживающее спокойствие было неестественным, он знал: накроет чуть позже. Обязательно накроет.
Напоследок по отработанному плану пальнул по камерам под потолком, уничтожая их.
В повисшей, как вакуум, тишине после стрельбы, он обернулся к Анкелю, шмыгнул носом:
- Пошли отсюда, здесь воняет.

Если бы парень его в этот момент не толкнул, нож, рассекший воздух и впившийся в стену, как в масло, пришелся бы ему точно в висок.
За спиной Клауса отъехала портьера, обнаружив тайную комнату и прятавшегося там еще одного телохранителя. Что он там делал до сего момента и почему у него не нашлось огнестрельного, неизвестно, самого мужика отсутствие пистолета против двоих вооруженных не смутило: он ринулся на Клауса, в мгновение ока выбил у него Глок и притиснул захватом за горло, приставив к нему второй нож (да сколько их у него?), прикрываясь, как живым щитом.
- Брось пушку! Бросай, блядь, немедленно! - Прохрипел он Анкелю.

Отредактировано Klaus Lange (11 марта, 2015г. 19:34:57)

В комнате бухтел телевизор. В ванную доносились только обрывки:

«В Римско-Парижском квартале началась неделя современной живописи, в рамках которой...»

Клаус плеснул несколько ледяных пригоршней в лицо и закрутил кран, но вода продолжала капать, гулко и монотонно. Старая алюминиевая раковина, дешевая квартира и поломанный кран. Идеальное убежище для убийцы.
Кап, кап, кап. Это раздражало.

Ланге уставился на себя в зеркало. Волосы и щетина отросли. Глаза запали и горели ярко на бледном лице, как глаза загнанного пса. Такие же желтые и лихорадочные. Правый подплыл, бровь и щека вокруг обклеены пластырем с запекшейся кровью, но уцелел. Повезло: нож скрутившего его охранника резанул косо, в основном по брови. Если бы не Анкель... Возможно, он справился бы сам. Только с запозданием. Слишком долго соображал. У мальчишки младше его инстинкты острее, надо же, каков боец.

«Забастовка лондонских рабочих продолжается, работа нескольких фабрик приостановлена...»
Кап. Кап. Кап.

Он положил руки на раковину, отстраненно наблюдая за их легким подрагиванием. Сжал чуть сильнее - дрожь усилилась. Стиснул холодный алюминий, руки затряслись. Выматерившись, долбанул по раковине со всей силы и уперся лбом в зеркало.
Дрожь в пальцах, стоило напрячь мышцы и взяться за что-нибудь, преследовала с самого утра, но это лишь раздражало, не более. Организм истощен физической и нервной нагрузкой. Проспится как следует и отпустит... но сон не шел.

Анкель притащил его на эту квартиру утром, сразу после перестрелки, и посоветовал не высовывать нос еще сутки, а то и двое. «Пока все не утрясут». Означало ли это, что замести следы помогут свои люди, Клаус не знал и не стал спрашивать. Самурай выглядел спокойным. Хотелось ему верить. Все еще оставалась вероятность того, что, как и в первый раз, его просто используют. Возможно, чтобы в итоге подставить и заложить полиции. Когда он попытался пораскинуть мозгами, голова начала просто адски трещать. Она и без того гудела целый день после перестрелки, так что к вечеру он бросил это гиблое дело - думать. Чувствовалось, что сын босса играет в какую-то свою игру, но то же чутье и простая логика не давали увидеть в нем угрозы.
Хотел бы подставить - взял бы на задание любую пешку. Зачем тренировать, тратить силы, изображать заботливую няньку, вытирая ему кровь носовым платочком, просто для того, чтобы подставить? Глупо.
К тому же, азиат со всей своей восковой неприступностью был чем-то приятен, что-то в нем импонировало. Немного напрягало то, как сильно он теперь обязан этому парню, но при этом Ланге чисто по-мужски восхищался его бойцовскими навыками.

Он прикрыл глаза, гася все еще бурливший в крови адреналин, раздражение. Хотелось намотать десяток кругов по району, подраться, потрахаться, да хоть в офис приехать и поработать! Черт. Сидение на одном месте убивало, выворачивало изнутри. Не в его темпераменте было часами чего-то ждать. Вместо естественных рвотных позывов или отключки, которая принесла бы облегчение, Клауса скручивало по-другому: хотелось действия, хоть какого-то, чтобы отвлечься.
Но все, что он мог, это мерить шагами утлую квартирку. Ровно двенадцать от дивана до туалета, еще четыре до кухни. Да он свихнется скоро такими темпами!

«...были найдены сегодня утром мертвыми в здании отеля. Полиция уже обнаружила убийцу: Симус Эштос, проигравший крупную сумму в казино господина Савьерры и оказавшийся таким образом на грани банкротства и отчаяния, сознался после допроса. Это самая быстрая работа полиции по установлению личности преступника за последний месяц...»

Альфа мазнул непослушными руками по полотенцу, уронив его на пол, плюнул и угрюмо протопал в гостиную. Вытянулся на свободном диване. Пружины взвизгнули под его грузом. Анкель чистил свой Глок, положив на колени, с заботой и невозмутимостью пантеры, вылизывающей своего детеныша.
Наблюдать за ним даже успокаивало. Все равно как смотреть на воду, прохладную и неторопливую. Забавный эффект. В своих метаниях в четырех стенах Клаус неизменно оказывался рядом с альфой, отчего-то немного остывая в его присутствии.
Дикторша все тарахтела об убийстве и задержанном якобы преступнике. Он уставился на парня.
- Это...
"Это ваших рук дело?", был бы уместный вопрос, но Клаус спросил совсем не то, что собирался.
- Это ведь не благотворительность - твоя помощь? На добрую монахиню ты не тянешь. - Ланге пожевал губу. - Может, раскроем уже карты? Чем я буду обязан?

Отредактировано Klaus Lange (15 марта, 2015г. 01:17:17)

Ланге задумчиво потер щетину, повертел пульт, вырубил раздражающий телевизор. Анкель давно закончил говорить, повисла пауза. А Клаус, сведя брови, все пялился на дурацкий пульт, словно ничего важнее в этот момент не было. Колупал безвкусную наклейку на корпусе и молчал.

- Вот, значит, какая кухня варится. - Изрек он спустя вечность. - Я еще и на службу-то не поступил, а ты предлагаешь сменить, гм... приоритеты. Это что, очередная проверка? На этот раз на верность начальнику? Сейчас я соглашусь и - бах, бах! А на труп ты приклеишь бумажку: «Простите, мы рассмотрели ваше резюме, но вы нам не подходите». - Клаус хмыкнул.
С силой потел лицо, сгоняя усталость, отшвырнул пластмасску.
- А, к черту.... Это дело надо запить. Не лезет мне в сухую глотку столько новостей.

Он исчез на кухне, и после непродолжительной возни с руганью и громыханием (судя по звукам, предметы валились из рук, и не все они уцелели) вернулся, неся по пузатой бутылке виски в каждой руке и несколько пакетов с закуской, зажатых под локтем. Все это сгрузил на столик, с явным раздражением растирая дрожащие ладони. Такая, казалось бы, временная и вполне объяснимая стрессом слабость, как мышечные спазмы, злила альфу. Было заметно: он злится, потому что не может это контролировать. Отсутствие контроля над чем бы то ни было заставляло его лезть из кожи вон, но добиться успеха, за последнюю неделю «напарник» был не раз тому свидетелем. А тут - собственное тело подводит, не порядок! Клаус был забавен, как мальчишка, который расстраивается, что слег с простудой и не может пойти, погонять в футбол.
Только игры у этого мальчишки были совсем не детские.
Он разлил желтоватый напиток по стоявшим на столике стаканам и осушил один наполовину, второй с кивком пододвинул Анкелю. Никто не пьет виски 12-летней выдержки, как водку, но сейчас Клаусу было плевать. Внутренности опалило огнем, зато голова осталась ясной. Шикарный виски!
- Знаешь, - промычал он Анкелю, зажевывая нарезным окороком из упаковки, - это божественно. Попробовав такое, не жалко умереть. Только умирать я не собираюсь, вот в чем штука... У тебя, я смотрю, те же проблемы. Значит, договоримся.
Остаток виски он неторопливо смаковал. Понемногу, глоток за глотком напряжение, и даже дрожь смывало мягкой волной. Клаус совершенно не выглядел пьяным, но закаменевшие плечи расслабились. А вот глаза заблестели живее, даром что один, опухший, живости не добавлял; а еще у альфы определенно развязался язык.

- Я так скажу, а ты меня, как мужик, надеюсь поймешь. - Продолжал он, налив второй стакан. - Мне разгребать такое дерьмо, как сегодня, радости не доставляет. Но у меня есть планы на жизнь, я хочу толкнуть бизнес. Кое-что продать, а в обмен прикупить акции Энергохолдинга. У них два заводика старого образца с никчемными управленцами. Их можно за год реорганизовать в конфетку, довести до 1000 мегаватт в час, сократить расходы с умом и зарабатывать бабки. Но дело даже не в бабках, наша энергетика стоит, это шахта с золотой жилой, которую никто не разрабатывает. Так, ковыряют вяло. А мне хочется развернуться с душой... Только заводы-то государственные, ты понимаешь, о чем я. Мне там ничего не светит, пока я простой смертный. Поэтому, друг мой любезный, - он с гулким стуком отставил стакан, - ради игры по-крупному я буду делать что угодно, и засуну свое чувство эстетизма так далеко, как потребуется. Видишь, я даже ботинки тебе не заблевал, а так хотелось. Тьфу. До сих про мутит.
Клаус поморщился.
- В общем, в моих интересах, чтобы ваша контора процветала. Я мало что знаю о твоем папаше, но ты производишь впечатление парня серьезного. К тому же, ты дважды спас мою жизнь. Долги я всегда отдаю до последнего сантикредита, можешь не сомневаться. Давай пока остановимся на этом? Дай мне осмотреться чуток для начала, а там посмотрим, что можно сделать.

- Ну-ну. - Клаус почесал в затылке. - Я и не рассчитываю на подношение на блюдечке, тем более так сразу.

А сам подумал: «Если это не пыль в глаза... неслабые он торги ведет! Мелкий пацан собирается дарить заводы. Какой же контроль у них в правительстве, вот черти...»
Выпивка пошла хорошо, перед Клаусом уже стояла пустая бутыль. Будь оно дешевое пойло, его бы уже, конечно, развезло, но шотландский Мармот - другая история. Говорят, шотландцы еще на Земле славились своими волшебными эликсирами. Или то были французы? А и черт с ними.
Ланге, в отличие от компаньона, пить умел: все сознательное и не особо сознательное (оно же пуберантное) юношество мачеха таскала его по банкетам и вечеринкам, которые он иначе как с содроганием не вспоминал. Зато получил, нужно признать, бесценный опыт выживания в богемной среде, где желательно было пить и оставаться трезвым. Чтобы на следующее утро с похмелья не обнаружить, мол, от тебя якобы залетела дочурка-дура богатого папеньки, которому ты теперь должен почки, печень и вечное рабство, если не хочешь сам залететь - в тюрьму. Бог миловал, Ланге в подобное не вляпывался, но на бедолаг, над которыми вот так посмеялись, покалечив им жизнь, насмотрелся с лихвой.
Ему тоже, пусть и не бедному, но безродному, смуглокожему щенку, довелось хлебнуть свою порцию помоев среди этих людей.
Что ж - Клаус посмотрел на Анкеля, свой ключ к триумфу, если повезет - настал черед отплатить каждому монетой по достоинству.
По достоинству и заслугам.

Однако мысли о мести, всплывшие осадком в алкоголе, в этот раз не вызвали привкуса желчи, не будоражили кровь. Пришли и ушли, как нечто обыденное, отметка в ежедневнике о том, что нужно сделать.

По стеклам забарабанили крупные капли дождя, все-таки сентябрь - месяц непостоянный.
Анкель все говорил, но фразы странно ломались, он умолкал на середине, словно не помнил, с чего начинал. Клаус потянулся за второй бутылкой.
- Потом разберемся с заводами-пароходами. - Оттянул он ставший тесным воротник. - Давай-ка лучше выпьем за то, что эта заразная погода не разразилась с утра и нам крупно повезло. Или там, - он ткнул пальцем в потолок, усмехнувшись, - у вас тоже связи, и дождик для нас придержали? Шучу. Стакан свой давай.

Анкель протянул опустевшую склянку и его качнуло. Тут только Клаус заметил, что щеки-то у парня хорошо покраснели, а глаза блестят. Даже к губам прилила кровь, делая их совсем алыми. «Ну красавчик, набрался!», подумалось весело. «Точно красавчик. Смазливый, а пить не умеет. Дите все-таки, наверное, и омеги еще не пробовал...»
А чего он об этом думает? Ну, ясно чего, о чем еще думать под градусом двум мужикам. Только заводить разговор об омегах у Клауса язык не повернулся: захмелевший Анкель поплыл, как мороженое на солнце, оттаял от своей ледяной корки и теперь, румяный и слегка растрепанный, казался совсем юным. Грешным делом померещилось, что он спаивает школьника, но совесть заткнулась, стоило вспомнить, как этот «школьник» молотил его, здорового альфу, в спортзале, а потом не дрогнувшей рукой расстреливал охрану. Видать, не впервой...
- Я смотрю, хватит с тебя на сегодня, боец. Что же ты не сказал, что непьющий. - Покачал головой Ланге, отнимая стакан и решительно отставляя его в сторону. - Э-э, куда, да погоди ты!
Бойцу зачем-то понадобилось встать, только ноги у него заплетались, а сам он ощутимо кренился точно по курсу журнального столика. Клаус только руки успел подставить, придерживая.
Может, и устоит, но зачем испытывать судьбу, а потом выковыривать из него осколки? Хватит на сегодня медпроцедур.

- Давай-ка ты отдохнешь, а я покурю пойду. Здесь, здесь, на балконе, не уйду я никуда! Помню все инструкции. - Заверил он в ответ на не слишком вменяемые протесты, нежно, но уверенно подталкивая парня в сторону дивана. Что конкретно Анкеля не устраивало: отдых на диване, Ланге, траспортировавший его туда едва не за талию, или что альфа может уйти, было не очень понятно.
Ну что за проблемная пьянь!
До дивана они добрались не сразу, мальчишка все кренился на него и пах совсем незрело: летней беседкой, книгой и жменей сочных вишен. Неужели так ему доверяет, что забыл об осторожности? «Кто ж так раскрывается перед чужими, дурья башка», разозлился альфа. «Чтоб тебя и твой запах!».
Он сгрузил Анкеля на диван, прикрыв пледом - тот почти мгновенно засопел, и еще минут пять зачем-то изучал его профиль: черные и гладкие, как бамбук, волосы, вишневые губы и крошечную родинку на шее.
Нашарил в кармане пачку, зажигалку, и вышел на открытую лоджию, за которой шумела стена ливня. Где-то на пятой сигарете пальцы отмерзли, зато они больше не дрожали. И в голове прояснилось до отвратительной трезвости. Он думал о бизнесе, даже расчеты кое-какие в голове набросал, пока тлел последний окурок, но закончилось тем, что стал думать об Анкеле. О странном мальчишке с кожей омеги и повадками наемника, которого научили скрывать эмоции, но который, оказывается, еще немного ребенок. Ребенок, сделавший опасную ставку на него. Такое доверие хотелось оправдать. И совершенно не хотелось анализировать то, что он в полупьяном дурмане прижимал его к себе за талию и, кажется, в самом деле спутал с омегой. Мальчик-то красивый, только Клаус в жизни никогда не ходил по голубой дорожке, даже спьяну. Да ну нафиг, в следующий раз по яйцам врежет и будет прав.

Чуть позже, устраиваясь спать на разложенном рядом с анкелевым диваном кресле, Клаус все никак не мог умоститься на жестких пружинах и думал: первое, что сделает, когда выйдет отсюда - найдет парочку доступных девочек и будет валять их по постели не меньше суток, гребаное воздержание! Хотя, лучше мальчика. Черноволосого, гибкого омегу с родинкой на шее... обязательно с родинкой...
На том и вырубился.

Клаусу было велено вновь явиться «на ковер» спустя два дня.

Был ли большой босс правда так занят, или нарочно мариновал его подольше, кто знает.
Два бесцельных, абсолютно дурацких дня, в которые Клаус был наконец-то предоставлен сам себе. Однако неопределенность делала свободу пыткой.
Он брался за что угодно, лишь бы не остаться без дела. Мотался по работе, переделал сотню вещей, накопившихся за неделю, в течение которой он был отрезан от мира. Работал, ел, спал, занимался сексом, даже починил перекошенную дверцу шкафа у себя в квартире, лишь бы не сидеть и не думать. Не облажался ли он, вступив в сговор с сыном человека, кому собирается солгать? Может, эти двое прямо сейчас потешаются над ним... Не думать. Просто не думать. Нет ничего глупее сомнений после того, как сделал свой ход, сомневаться надо до. И все-таки...

Ставки оставались рисковыми, даже если Анкель на его стороне. Он шагнул на этот шаткий мостик над пропастью без страховки потому, что обстоятельства вынудили так поступить. Умереть или принять чужие правила игры - не слишком-то и разнообразный выбор. Возможно, приди он в мафию по своей воле, действовал бы тщательнее, более обдуманно, прощупал бы для начала почву... Или это самообман - считать, что в криминальном мире такой, как он, мог бы подстелить себе чуть больше соломки?
В любом случае он просто доверился чутью, и пока что все складывалось неплохо.
Весьма неплохо.
Слишком хорошо, если на чистоту.
Где-то затаилась подлянка. Это не был вопрос «пронесет - не пронесет?», это был лишь вопрос «когда скрытая мина шарахнет?».
И придет время платить за столь сказочное везение.

В день назначенной встречи Клауса подбросило в начале пятого утра. Он не смог больше уснуть. Ворочался, пока тени от проезжающих за окнами машин не разогнал холодный рассвет. Ворочался в каком-то безвременье, как бывает в поезде, когда не знаешь, сколько проехал и сколько еще осталось, и пейзаж за окном - одна и та же картина.
По звонку будильника он сел и с силой потер лицо, прогоняя муть, обернулся на назойливое жужжание: в паутине за спинкой кровати трепыхалась муха. Так упорно, что в конце концов вырвалась, оставив в липких нитях несколько лапок.
Клаус не имел склонности к суевериям и тонким переживаниям, но внезапно ощутил себя дергающимся в такой же паутине. Ему тоже предстоит оставить что-то в залог своей свободы, как пришлось этому мелкому насекомому. Возможно, уже сегодня.

Тем не менее час в спортзале и холодный душ сделали из него человека, и на Вильгельмштрассе он явился собранным, спокойным и с ясной головой. В костюм с галстуком рядиться не стал - кто знает, по каким высоткам пошлют лазать на этот раз, официоз вполне заменили приличные брюки и легкий замшевый пиджак.
Его определенно ждали: охранник с бегающими глазками, которые Клаусу не понравились, поднялся и проводил без лишних вопросов. Альфа уже помнил кабинет, мог бы и сам справиться, но промолчал: это был ритуал, как и все, что происходило с ним до того. Ритуал, установленный не им, здесь он не вправе был командовать.
Пока что не вправе.

Провожатый сунулся в кабинет, получил, видимо, разрешение и грубо подтолкнул его к двери. Такое обращение уж точно не было приказом босса, скорее шестерка ставила посетителя ниже себя. Наглую граблю Клаус тут же выкрутил, нажав на запястье - нужно всего лишь знать правильную точку.
- Руки! - Холодно остерег он.
Бандит, постанывая и баюкая кисть, проводил его не просто ненавидящим взглядом - в этом взгляде было предвкушение человека явно нездорового психически. Гадкое, облизывающее предвкушение. Грешным делом подумалось, что неудачники выходят из этого кабинета прямиком на развлечение этим вот отморозкам. Какие, однако, лакеи у местного царя!
Делая шаг в кабинет, Клаус припомнил, что рассказывал об отце Анкель, и невольно передернул плечами, но тут же с достоинством их расправил.
Внутри было сумрачно, какой-то неприятный запах щекотал ноздри. Впрочем, как и в первое его здесь пребывание. Он кашлянул, привлекая внимание.

Отредактировано Klaus Lange (31 марта, 2015г. 01:59:57)

Клаус побледнел от этих слов, стал просто мучнистым. Не удивительно - кто по доброй воле сделает себя калекой? Перспектива мерзейшая.
- Я думал, вам нужны сильные люди, а не физически неполноценные. Это шутка? - Попытка изобразить улыбку, но вышло только нервное дерганье уголком рта.
Серьезно, мужик ведь пошутил?
Хозяин кабинета только развел руками с сочувственной миной, мол, а ты как думаешь?
Ланге напрасно силился разглядеть хоть намек на чувство юмора. Издевается - определенно. Но издевается на полном серьезе.
С-сукин сын!
Гнев жаром прилил к щекам, сжатые губы побелели. Несколько секунд альфа был близок к тому, чтобы плюнуть под ноги развлекающемуся во всю царьку, развернуться и уйти. Даже при том, что поджидало за дверью. Да гуляй оно все лесом, клоуном он быть не нанимался!

Но привычка держать себя в узде, ни в коем случае не давать слабину перед теми, кто сильнее, помогла взять себя в руки. Герхард не торопил, наслаждаясь, кажется, его замешательством, как ученый-садист наслаждается реакцией подопытного кролика, втыкая в него иголки разной толщины.
И Клаус задумался.
При всем паскудстве момента, перед ним не шпана какая-нибудь, которой все равно, кого и как гнобить, лишь бы повеселиться, а глава группировки. Богатый и влиятельный человек. Определенно, любящий жестокие игры, и все же - не настолько скучающий идиот, чтобы затеять все эти испытания только забавы ради. Слишком мелко, глупо даже для идиота. Идиотом Гуттенберг не был совершенно точно, иначе не занимал бы свой пост. 

Конечно, человек в кресле хочет его унизить и определенно получит от этого свою долю кайфа, но - обещание сдержит. Понимание пришло белой вспышкой, заставив горло пересохнуть. Клаус часто-часто облизал губы, уставившись расширенными, почерневшими зрачками в пустоту: все ведь просто, в самом деле! Цена тепленького местечка - доказать, что ты способен жрать грязь по приказу, но не остаться в этой грязи ползать. Не бунтовать, не устраивать истерик. Молча сделать, что велено, и снова гордо распрямить плечи, вот тогда... тогда, может быть, тебя выделят из толпы холопов.
Понятно теперь, кто здесь выдрессировал юного самурая до состояния игрушечного солдатика.
Не в сказку, небось, попал. С самого начала Клаус вроде как знал, куда суется, но сущность «контракта с дьяволом», на который он подписался, приоткрылась только сейчас.

Значит, надо всего лишь взять лезвие и...
Ланге подошел к столу, напоминая самому себе партизана, идущего к эшафоту: медлил, оттягивая каждый шаг, даже виски взмокли, зато сколько гребаной непоколебимости на лице! Никто и никогда не узнает, чего ему стоило это почти-спокойствие.
Подобрал сначала нож полегче. Красивый, зараза. Только глазу вроде как все равно, чем его пырнуть.
Второй больше напоминал топорик, каким разделывают мясо. Клаус взвесил его в руках, чувствуя, как пот стекает уже по затылку за воротник. Представил, что перетягивает собственную руку жгутом и - хрясь! От нее остается обрубок, жалкий, беспомощный, на всю жизнь. Отголосок боли, которой еще не было, скрутил нервы, отвращение пополам с жалостью к себе стало невыносимым. Нет, нет, черт. Он не сможет этого сделать. Просто, блядь, не сможет!
А глаз? Это вроде легче, нет? Надо только удерживать веко, решиться и ткнуть, провернув лезвие, он видел это в каком-то боевике. Вот так. Резко, не думая. Просто заставить себя.
Клаус отложил тесак, рука потянулась к ножу... и обвисла.
Да чего там думать! Только псих на это способен, никаким внушением себя не заставить.
Боль - ее еще можно стерпеть, но сама мысль о том, чтобы покалечить себя собственной рукой казалась неестественной, сердце выбивало чахоточный ритм и мышцы деревенели, не давая двинуться даже, не то, что перейти к сути процесса. Банальный инстинкт выживания не позволял причинить себе вред, орудуя страхом, как предохранителем.
Ему, взрослому мужику, было так страшно, что он готов был намочить штаны.

- Я не смогу... - Конец слова Ланге судорожно проглотил. Прочистил горло. Посмотрел на альфу, к которому еще недавно так упрямо желал поступить в услужение, а теперь с удовольствием всадил бы этот нож ему в глотку. На роже Гуттенберга отразилось скучающее разочарование. - Я не смогу сделать это сам. - Поправился Клаус, скрипнув челюстью, и почему-то бросил короткий взгляд на Анкеля, сидевшего на своем диванчике тихо, как мышка. - Поэтому у меня есть условия. Первое - мне нужен помощник. Второе - на этом мы прикрываем лавочку развлечений, герр Гуттенберг. Я согласен на... глаз. Предпочитаю иметь свои руки при себе. После этого никаких больше хирургических операций и им подобного. Вы держите слово, я полагаюсь на это со всей искренностью, и принимаете меня в штат. Буду счастлив служить на благо организации. - Сухо, но без намека на издевку или недовольство.
Слышала бы эту речь мачеха, чтоб ей икалось, стерве, о! Она бы гордилась вышколенным ею умением держать лицо, когда на самом деле хочется собеседника уничтожить.

Отредактировано Klaus Lange (4 апреля, 2015г. 04:34:12)

- Ты ведь с самого начала знал, каким будет финал. - Сообщил Ланге в потолок, вяло ворочая языком. Ему вкололи какую-то дрянь, от которой койка раскачивалась и собственный голос казался чужим, зато голова больше не пылала, будто нанизанная на раскаленный прут. От боли осталось дергающее напоминание, но она еще вернется. Только глаз не вернуть.
Дерьмово.
- И я знал, на что шел. Так что тебе не за что извиняться, самурай. - Он посмотрел на Анкеля теперь единственным, мутным от гуляющих в крови препаратов глазом, нервно хихикнул. - Неплохая цена за жизнь, да? Я рад, что заплатил ее сейчас. Не люблю долги. И, черт, я бы никому не доверил это, кроме тебя. Ты мой ангел-хранитель. Кто тебя назвал? В самую точку... я сразу подумал, что в самую точку...

Под веко кто-то налил свинца, оно было чудовищно тяжелым и закрывалось само собой. Второе Клаус просто не чувствовал, и ладно. Он пытался заставить губы двигаться, это было важно, он должен был сказать. Много чего сказать. Что никогда не верил в бога и не уверен, демон или ангел стоит перед ним в тумане, потому что ни черта в этом не смыслит; кстати, откуда в лазарете туман? Но кем бы он ни был, он все равно отличный парень. Батя, правда, подкачал, но это ничего, он, Клаус, всегда знал: если у этого мира есть Бог, то он полный мудак. Каков мир, такой и бог. Но лучше быть под началом ублюдочного бога, в первых рядах, чем грязью под его сапогами. И уж если он вскарабкался сюда - устоит... Пусть эти шавки, ржавшие в коридоре, когда его волокли к санитару, знают: скоро, очень скоро они будут вилять хвостом у его ног, выпрашивая кусок хлеба.
Поэтому ангел должен улыбнуться. Чего он, в самом деле, такой кислый?

Это единственное, что Ланге действительно удалось сказать из бреда, плававшего в воспаленном сознании. К счастью, наверное, иначе Анкель решил бы, что вместе с белком через глазницу вытекли заодно и мозги.
- Не кисни, тебе пойдет улыбка... - Пробормотал он. - Хочу увидеть... красивый... - И еще какая-то тарабарщина: - Сhe buel angelo...*
Кто красивый и каких зрелищ требовал пациент, было уже не понять: он уснул.

Снилось ему почему-то детство и мать, поливавшая цветок в горшке. Ее полные губы, которыми она зарабатывала себе на хлеб, черные кудри и линялый халат.
«Тянись, как он: из грязи к солнцу», приговаривала она по-испански, поглаживая по голове. «Ты вырастишь жестоким мальчиком, но душу не потеряешь, Нико**. Я знаю, не потеряешь.»

*видоизмененный веками испанский ;)
**Исп. уменьшительное от Клаус