Дорогой колесный автомобиль катил по улицам Берлинского квартала. Прохожие почти не обращали внимания на черный, с тонированными окнами лимузин внимания - подобные машины не были тут редкостью. Здесь скорее бы удивились какой-нибудь потрепанной средней машине, из тех, которыми полнятся улицы Римско-Парижских или Лондоского кварталов, чем авто представительского класса. Однако, то, что происходило внутри, за бронированной сталью и стеклом, было куда интереснее...

- Нет, Серпенте, я могу вам передать те двенадцать предприятий, но не Дезир, - спокойно произнес Анкель, покачивая стаканом с холодной минералкой. Извиняясь, взглянул на Юмэми. Всё-таки не каждый день отец просит съездить с ним в "ringo", за каким-то сюрпризом. Мафиози не сомневался, что Юмэ подготовил что-то крайне необычное - как и всегда - чтоб отвлечь сына от того, что наворотил некий молодой омега, испахабив столько долгоиграющих планов, ещё и умудрившийся подпортить отношения между кланами. Напряжение, словно предчувствие бури, повисло в воздухе, однако Анкель не собирался делать первый шаг. Он и так достаточно сделал, не удавив Бьянки на месте, а всего лишь вернув его в отчий дом. Ханс, избегнувший гнева Веррони, теперь был его водителем, понимая, что это как и честь для любого бойца синдиката, так и предупреждение. Безмолвное. Я присматриваю за вами - вот что оно значило.

С другой стороны Клаус. Скрывать подобные перемены и что им послужило он не собирался. Поэтому, в тот же вечер Анкель вызвал его, рассказав и показав. Велев не убивать Нейтана, что оказался жертвой обстоятельств. Попытка того защитить беловолосого приятеля и взять всю ответственность на себя выглядела очень мужественно, однако видео ясно показывало - кто причина всей сложившейся ситуации.

Первый шаг сделал Меркуцио. И теперь Анкель, вместо того, чтоб отдыхать в приятной компании отца, беседовал с подручным Дона, решая размеры ущерба, нанесенного поведением Бьянки.

- Меркуцио, вы понимаете, что не свернул ему шею собственноручно я исключительно из уважения к вам? Или вы предполагали, что несколько лет спустя я ослаблю бдительность и вы возьмете меня за хребет посредством блодиночки? - в голосе босса Берлинского синдиката звенела сталь. - Тогда вам явно стоило подобрать кого-то более терпеливого, - откинувшись на спинку удобного сидения, Анкель отпил ещё несколько глотков воды, чтоб смочить пересохшее горло. Голограмму он намеренно не включал, не хотел, чтоб Серпенте знал с кем он едет и, главное, куда.

- К слову, что вы сделали с ним? - поинтересовался скорее для проформы, чем из искреннего интереса. - О, вот как... мне казалось, что он разозлил вас сильнее и вы поступите куда жестче, - вряд ли Юмэми услышал, что ответил на этот пассаж Меркуцио, однако пальцы Гуттенберга, давно уже не младшего, сжались на не самом тонком стекле с такой силой, что стакан не просто пошел трещинами, а лопнул, как яичная скорлупа, раня ладонь. Но мужчина этого не замечал, продолжая стискивать в руке осколки.

- Хорошо. Буду ждать вас в офисе Guttenberg соrр., в пятницу вечером. Вы найдете время? Прекрасно. Всего хорошего, Меркуцио, - отключившись, он перевел взгляд на Юмэми.

- Извини, - качнул головой и разжал руку. - Черт... надо было отставить стакан, - благо, водитель от салона был отгорожен перегородкой, иначе он очень бы удивился тому, что там происходило. Не каждый день аккуратный Гуттенберг настолько раздражался, что позволял себе столь явные проявления чувств.

Отредактировано Ankel Guttenberg (7 марта, 2015г. 01:53:22)

Услышав вот это "отец", Юмэми на мгновение заломил тонкую черную бровь, кинув на сына в зеркало мимолетный взгляд. Он сориентировался тут же — пояснять и просить его было не надо. И кроме этого "сориентировался" он сделал для себя еще и кое-какие выводы, за какую-то долю секунды определяя вектор дальнейших своих действий.

Он еще там, в зале, поговорив с официантом, заметил секундную заминку сына, которого пришлось потянуть за собой. Всегда собранный, всегда проявляющий к окружающему ровно столько внимания, сколько требовала безопасность и дело, в тот момент его мальчик явно был привлечен чем-то еще. Кем-то. Ох да, это было что-то совершенно новое, неизвестное, Юмэми доселе неведанное — и ему еще предстоит обдумать и проанализировать это проявление... человека(?) в его сыне, но уже сейчас он отчетливо понимал, что упускать это мимолетное мгновение нельзя.

— Конечно, — согласился он с сыном.

Они сам мог бы обработать порезы — в конце концов, у него был многолетний опыт жизни с Герхардом, когда он научился обходиться не только с синяками, гематомами, порезами и ссадинами, но даже освоил курс массажа, чтобы помочь сыну справляться с болью после нагрузок на тренировках. Школа, которую он прошел, будучи замужем, въелась в его спинной мозг на всю оставшуюся жизнь, и оказание первой медицинской помощи для Аосикаи было таким же обычным навыком, как улыбаться в камеру, принимать заведомо изящные и притягательные позы, уметь себя подать. Но сказанное сыном "отец" говорило о том, что сейчас надо подвинуться и позволить разобраться с ранами вот этому самому мальчику, тонко, почти прозрачно пахнущему левкое.

Они привыкли скрывать свои отношения еще при Герхарде, максимально отдаляясь друг от друга на людях, делая вид, что они чужие. Анкель даже обращался к нему на "вы" и по имени, избегая такого дорого и трепетного для обоих "отец" — и уж тем более "папа". Их часто принимали за любовников — богатого альфу и красивого, очень красивого омегу, — и было неважно, что они похожи между собой, как братья. И Анкелю было все равно — подобное было барьером, стеной, что не давала окружающим приблизиться к нему, требовать от него внимания. Ошибочное мнение об альфе и омеге заставляло думать, что альфа занят, и не навязываться. Сына это устраивало. Устраивало и Юмэми. Но сейчас его мальчик сразу расставил точки на i, исключая любое недопонимание со стороны официанта. На короткий миг он ощутил укол ревности: внимание сына, которого и так в их жизни было немного — сначала Герхард, а потом Синдикат, — теперь отдано еще и кому-то со стороны. Но здравый смысл и отцовская забота задавили ее на корню.

— Но пожалуй, будет лучше присесть не в зале, а в каком-то из служебных помещений? — не столько вопросительный, сколько рекомендующий взгляд на юного омегу. Устраивать в зале пункт медицинской помощи, привлекая внимание к и так заметному альфе с личной охраной и заодно портя аппетит посетителям, было, по мнению Юмэми, не совсем чтобы благоразумно. Да и просто сейчас все будут лишними. Даже вот эти два шкафа, что здорово так нависали над хрупким официантом, выполняя свои прямые обязанности.

Юмэми взял у юноши аптечку, откинул крышку, достал из нее пачку ватных тампонов, положил один сыну на ладонь, кровь из которой под ледяной проточной водой уже почти прекратила течь, и легко подтолкнул сына в спину.

— Сполосните, — коротко приказал одному из охранников, кивая на забрызганную водой и кровью раковину, а сам направился за Анкелем и официантом.

Отредактировано Yumemi Aoshikaya (7 марта, 2015г. 15:46:38)

Мимолетно Анкель коснулся здоровой рукой плеча отца. Он помнит. Он понимает и просит прощения за свою бестактность, но... почему-то ему казалось, что сейчас необходимо поступать именно так. Наитие, что посещало его в переломные моменты жизни, сейчас не просто нашептывало, а, можно сказать, орало и прыгало с транспарантами перед мысленным взором. А сэнсэй ещё в годы его юности научил слушать внутренний голос, развивая природное чутье момента.

- Благодарю, Юмэми, - вернулся к прохладно-отстраненному обращению. - Аццо, Фридрих, когда уберете - ждите в зале, - короткий приказ и охрана кивает. Однако, этого Анкель уже не видит, покинув уборную вслед за хрупким омегой. Немного подождал, пока отец выйдет за ним и только тогда направился в подсобку, наверное, впервые оказываясь там, где переодевается и отдыхает персонал. Почти как простой смертный, рассматривая обстановку со сдержанным интересом. Что ж, похоже на помещения, предназначенные охране в центральном офисе Гуттенберг корп., в которых он провел немало времени. Устроившись за столом, удобно устроил на оном руку, имея возможность теперь рассмотреть официанта в подробностях.

- Да, прошу. Не страшно, - протянул ладонь, ставшую орудием привлечения внимания, омеге. Прохладно-вежливая маска, которую сейчас он нацепил, казалась Анкелю донельзя фальшивой, и здесь присутствовал по крайней мере один человек, который видел это. Видел его насквозь. Потому он, чтоб не смотреть на официанта - деликатных и легких, почти невесомых и самую малость подрагивающих прикосновений и запаха левкое, к которому теперь примешивались и другие ноты, хватало за глаза, чтоб всё больше чувствовать себя не в своей тарелке и все больше загонять любые проявления эмоций вглубь души - он смотрел на отца.

- Да, благодарю. Теперь можно не беспокоиться, - когда парень закончил, он мимолетно посмотрел на него, встречаясь взглядом, и резко повернулся на голос ворвавшейся в подсобку девушки. Наверное, слишком резко, потому как в следующий миг та стушевалась. А за нею сбежал и отчего-то опять пунцовеющий парень, пролепетав что-то про работу. Но один положительный момент в том, что та наведалась, нарушив идиллию, был. Имя. Теперь он знал, как зовут омегу.

Илай.

Покатав имя на языке и так, и эдак, Анкель поднялся, снова задумчиво глядя на отца.

- Ты потом объяснишь мне, что происходит? - поинтересовался у Юмэми, шагнув вперед, наклоняя голову чуть вбок. Он не мог понять - что не так с этим омегой, что он вызывает в нём такой отклик, что запах левкое, сплетающийся с каким-то ещё цветочным ароматом, врезался в память, оставляя на нёбе привкус прохладной талой воды. Понять самому, пожалуй, было выше его сил. Наверное, проще всадить пулю в человека, во врага или в провинившегося...

И мафиози был благодарен отцу. Как за едва заметный кивок, так и за то, что он сказал в следующий миг:

- Анкель, мне до безумия хочется кофе и чего-нибудь сладкого, - тем самым замечательно-выверенным тоном, которым пользовался на официальных приемах, чтоб оставить себе ли, сыну ли лазейку, чтоб покинуть наскучившее сборище. И мужчина всё-таки не удержался, едва заметно улыбнувшись и наклонив голову.

- Тогда стоит пройти в зал и занять столик, Юмэми, - протянул правую, здоровую руку отцу. - Я тоже не отказался бы от кружки кофе по-турецки.

Минуты через три они вышли обратно в зал. Телохранители, занявшие два столика, уставились на босса и его отца с явным облегчением, и Анкелю в который раз за день стало смешно. И в который раз он себя одернул, кивком головы отправляя их за один столик. У второго, углового, обзор был получше, перекрывая почти весь зал и отчасти - летнюю веранду, позволяя наблюдать за официантами, которые носились туда-сюда. В том числе и за Илаем...

Меню, вопреки правилам, что заведены в подобных ресторанах, принесли удивительно быстро. Принес, правда, не Илай, а та девушка, которая несколько ранее ворвалась в раздевалку. Оставила на столе и улизнула, избегая смотреть на Анкеля. Пододвинув книжицу в кожаном тисненом переплете Юмэ, мафиози проследил за тем, как в очередной раз по залу пробегает омега, пахнущий левкое, и откинулся на спинку, поворачиваясь к отцу.

- Как думаете, Юмэми, Хана обрадуется каким-нибудь сладостям отсюда?

Отредактировано Ankel Guttenberg (8 марта, 2015г. 03:09:00)

О, сюрприз. Юмэми улыбнулся сыну, когда тот вдруг ни с того, ни с сего вспомнил об изначальной цели их поездки. Ну как, ни с того, ни с сего — в общем, вот сейчас об это вспоминать как раз было лишним. Он свел кончики пальцев над столешницей и загадочно посмотрел на Анкеля.

— Знаешь, пусть он сюрпризом и останется — до какого-нибудь следующего раза, когда мне снова удастся вырвать тебя из круговорота дел, — назидательно и с отцовской непоколебимостью ответил он. Омега омегой, но будь он кашей-размазней, вряд ли бы сумел прожить рядом с Герхардом столько лет ради одной только цели — защищать сына — и вряд ли вообще смог бы хоть чего-нибудь добиться от покойного мужа. Потому он и сейчас мобилизовал всю свою омежью непробиваемость и напустил загадошшшности на ситуацию. Нет, ну в самом деле, не говорить же Анкелю сейчас, что он собирался познакомить его с одной премилой особой, а "сюрприз" — это лишь повод вытащить сына из дел. На данный момент премилая особа откладывалась на неопределенный срок.

Он еще раз как бы между делом, но очень внимательно присматривался к Анкелю, пока пахнущий левкое омега расставлял на столе заказ. Ну да, как всегда отстраненный вид, будто все вокруг происходящее его совершенно не касается. Ну уж нет, мальчик мой, отец-то тебя знает, как облупленного. Однако официанта он более не трогал, дав юноше спокойно обслужить их столик и скрыться без лишних краснений, бледнений и смущений. Только лишь, уходя, он оставил девушке, что обслуживала охрану, как и обещал, немалые чаевые в знак благодарности. Что там оставил Анкель, оплачивавший уже их заказ, Юмэми не знал.

Несомненно, с сыном потом надо будет серьезно поговорить — вечером, когда все дела останутся за спиной, сидя в удобных креслах, потягивая из бокалов красное сухое и заедая его голубым сыром.

И они поговорили. Знаете, никогда еще Юмэми не ощущал себя таким сапером, как в этот вечер, пытаясь вытянуть сына на разговор о сокровенном. Конечно, откуда у Анкеля сокровенное? Он ведь герр Айсберг, как зовут его подчиненные, — и этот образ сын старательно поддерживал, полагая, что меньше чувствуешь — спокойней живешь. И не сказать, чтобы Юмэми полагал сына неправым. Но лично он считал, что лучше знать, как это — больно, и вместе с тем мочь испытывать радость. И вот эту мысль ему надо было донести до расчетливого, выверенного, взвешенного и бездушного главы Берлинского синдиката. Да, он по праву может собой гордиться.

И гордясь, он выходил из автомобиля, чтобы вместе с сыном попить утренний кофе в "Эстерхази". Расписание юного омеги уже было известно — собственно, оно было известно уже достаточно давно, потому что... Потому что. А выяснить его тому, для кого выяснять частности чужих жизней было хлебом насущным, не составило труда. Потому сейчас, усевшись на удобных стульях за столик, что из окна не особо просматривался, оставив охрану за столиком соседним и снаружи, Юмэми сложил аккуратные кисти на столе и, закинув ногу на ногу, с любопытством ждал официанта, который возьмется обслуживать их столик. Будете ли это вы, Илай Кравиц?

Не то, чтоб Анкель был недоволен. Он априори не мог быть недоволен поступками Юмэ, который имел своё понятие обо всем на свете. И особенно, о том должен ли его сын что-то чувствовать или не должен. То, что порой считали летаргией или льдом, сам Анкель воспринимал исключительно как покой душевный, и покой этот с годами все труднее было нарушить даже самым близким, которые точно знали карту брешей и уязвимых точек в его броне. Однако, Юмэми не нравилось,что он замыкается. Отец считал, что должен вести войну за его чувства, которых он лишился из-за Герхарда. Хотя Анкель так и не мог понять, что такого в том, что он не мечется в эмоциональных вспышках, словно маятник, а вполне твердо стоит на своем. Тем более, добрать недостающего он всегда может у самого Юмэ, у Ханы или того же Ланге, с которым их связывало многое и которого порой Анкель доволил до бешенства, как и он его. Просто потому что иногда не хватало остроты в жизни. И подобный ритм его абсолютно удовлетворял. Хотя бы потому, что был полностью под его контролем.

А теперь Юмэ просит ввести в этот ритм неизвестную переменную. Нет, за прошедшее время он приказал себе не думать о левкое и о темных, даже на вид шелковистых тяжелых прядях, в которые хотелось запустить обе ладони и пропускать их как песок сквозь пальцы, проверяя, настолько ли они шелковисты в действительности или ему просто кажется. Он приказал себе и успешно не думал. Вплоть до вчерашнего вечера, когда Юмэми отцовской рукой не вытащил из него подробности. От кого-либо другого Анкелю удалось бы отделаться, но с синеглазым омегой его связывали слишком крепкие, пусть и незримые узы. Слишком хорошо он знал сына. Наверное, лучше, чем даже сам Анкель знал себя...

И потому сейчас он с непроницаемым видом сидел напротив Юмэ в кафе-кондитерской и старался дышать как можно незаметнее и при том не показывать это даже отцу. Потому что так и тянуло вдохнуть полной грудью, вычленяя запах левкое среди запахов прочих сладостей.

И когда мальчишка, что почему-то его зацепил, подошел к столику, Анкель посмотрел ему в глаза, скрытые стеклами очков. Спокойно так, словно удав на мышонка, неосторожно попавшегося на пути. Смотрел и думал - что же в нём такого? Что такого, что даже опытные и трижды проверенные дамы полусвета его не увлекали так, как этот хрупкий официант. Та же утонченная до кончиков ногтей, степенно-основательная и баснословно дорогая Инара. Или жаркий как знойная полночь Тайрэ, что становился украшением любого вечера, на котором появлялся.

Что в нём такого?

Так и не придя ни к какому определенному выводу, Анкель для приличия открыл книжицу, пролистав несколько страниц, даже не особо интересуясь содержимым и скорее ожидая, пока Юмэ выберет что-то себе.

- Кофе с коньяком, будьте любезны, - заказал, когда Илай подошел снова. Тонкие ноздри альфы едва заметно дрогнули. Он уже распорядился выяснить о юноше все, что можно. И что нельзя - тоже. Вряд ли за ним что-то кроется или кто-либо стоит, однако проверить не мешало бы. Слишком остро он среагировал на этого омегу. Да и сейчас запах левкое щекотал гортань...

Может, это гон? До него оставалось меньше месяца и такую вероятность не следовало списывать со счетов.

Однако, в любом случае следовало присмотреться. Тут Юмэми был прав.