— Ох, спасибо вам, мсье Ларош, — что исправляете ошибку, — Юмэми улыбнулся. Вот так вот, от своего незнания он точно попал бы впросак. Все-таки, пусть модельный мир, мир моды и фотографии тоже относился к искусству, но, как ни крути, материальная составляющая тут все же зачастую преобладала над духовной. У художников... Нет, именно здесь, в этой галерее, среди людей, собранных под крылом такого юного "опекуна", все было иначе. И надо об этом помнить, сделал себе мысленную пометку Юмэми, и больше не ошибаться. — А насчет летней школы и ее благотворительного проекта мы с вами поговорим, — улыбнулся мужчина, убирая за ухо выбившуюся прядку волос.
Мастерская не вызвала у Юмэми "ах" только потому, что в жизни бывшей модели был богатый опыт посещения различных интересных и странных мест. Но на красивом с азиатскими чертами лице читалось удивление — изумление даже, — когда взгляд скользил по помещению. Столько всего и сразу — невозможно было даже охватить это умом, сознанием и вниманием за несколько секунд. Глаза разбегались, и Юмэми чуть растерянно и восхищенно улыбался. И запах, запах карамели совершенно сбивал с толку, ярким своим ароматом раздражая рецепторы и настоятельно заставляя мозг думать о кондитерской — и только во вторую, в третью очередь о художественной мастерской.
— О, здравствуй, — улыбнулся он мальчику и качнул рукой в рефлекторном желании потрепать сорванца по каштановой макушке, как делал это с Анкелем или Ханой в далеком их детстве, но тот уже умчался. И он опустил руку, следом сплетая пальцы обеих в замок.
И снова глянул вверх, где над головами кружили рыбы. Это добавляло помещению, что и без того казалось местом из иного мира, совершенного сюрреализма. Голограмма, вернул он себя в здесь и сейчас. И тут же на него нахлынули воспоминания. В основном о показах. Сколько раз доводилось ему ходить по подиуму среди голографических декораций, что создавали атмосферу, подчеркивали цвета и фасон одежды, в то же время создавая вот такой эффект ирреальности и эфемерности, благодаря чему показы Haute Couture со временем превратились из простой демонстрации одежды в чуть ли не в театральные постановки, зрители которых потом еще долгое время оставались под впечатлением — а уж как это сказывалось на популярности того или иного дома моды, и говорить не приходится. И в противовес этому фотосеты тем ценились дороже, чем "натуральней" они были. Съемки среди настоящей природы, в Садах, выезд на острова Малого барьерного рифа — только так и никак иначе, только так считалось элитным. Да и самому Юмэми это нравилось куда больше голограмм, потому что несло в себе ощущение настоящести. Но эти рыбы...
— Очень приятно. — Юмэми не знал, расслышал ли его слова стоящий в другом конце помещения Антонио Верди — а фамилия, как у композитора, подумалось ему вдруг, и имя, как у другого, — потому он улыбнулся и вежливо кивнул в знак знакомства. И снова взглянул на рыбок под потолком. — Это же голограмма? — на всякий случай уточнил он у хозяина мастерской, а то мало ли до чего нынче прогресс дошел, а он не в курсе — и уж тем более он не в курсе художественных и прочих изобразительных техник.
— Благодарю, — Юмэми еще раз окинул взглядом мастерскую, которая своим духом свободы и гармонии все больше напоминала ему ringo, и кивнул Элиану в знак того, что готов остаться самостоятельно в этой святая святых. Наедине с людьми, некоторые из которых, судя по всему, его узнали. — Мне будет приятно пообщаться с новыми людьми.
И оставшись один на один с атмосферой творчества и индивидуальной свободы, он сделал знак охране стоять там, где стоят — еще не хватало, чтобы эти два хоть и не особо шкафа, но люди слишком уж резко контрастирующие с этим местом самой своей сутью, распугали детишек, — неспешно двинулся вдоль столов и рабочих зон, рассматривая этот дивный беспорядок. О боги, он так привык пустоте и простой строгости дома, в котором прожил последние девять лет, что вот это нагромождение одной чудной вещи на другую, их внезапное, ситуативное соседство, не подчиненное взвешенной мысли дизайнера, виделось ему диковинной сокровищницей — словно он попал в пещеру сорока разбойников.
А детишки напоминали ему пиратов. Освоившись с гостем и чужими дядьками, послушно стоящими в стороне, они выглядывали из-за столов и рассматривали Юмэми, пока тот не заговорил с ними. Благо, опыта общения с детьми у него хватало, хоть Хана и была в их возрасте лет десять назад. Они о-о-очень мило побеседовали, и Аосикая узнал много нового, а также получил приглашение приходить на следующее занятие, на котором они будут лепить из глины плошки. Чудесно, если у него получится, он обязательно заглянет сюда и постарается вылепить самую красивую плошку из всех существующих. Дать еще обещаний в таком же духе ему не позволили, попросив рассудить спор об изяществе концепций. Собственно, когда хозяин галереи вернулся в мастерскую, Юмэми рассматривал картины на мольбертах, негромко беседуя с художниками, а на тонком его запястье под приподнятым до локтя рукавом виднелся браслет из полупрозрачных капель.
Отредактировано Yumemi Aoshikaya (30 мая, 2015г. 00:22:56)
