И вновь этот белый потолок перед глазами. Бездумно расфокусированно рассматривая швы плиток на потолке, ощущая звенящую тяжелую пустоту в голове, Хистиар неосознанно пытался найти хотя бы отголосок мысли, хотя бы намек на желание вспомнить и обдумать произошедшее. Шевелиться не хотелось. Кажется, медсестра сказала, что его привезли вчера. И обмолвилась о двух внушительного вида мужчинах, что постоянно дежурят о его палаты, невзначай поинтересовавшись, что за важную персону им доставили. Кажется, Хис смог лишь кривой усмешкой на непослушных губах выразить все свое недоумение по поводу важности собственной персоны. Кажется, его поддерживали под руки, помогая перемещаться из машины в светлый слишком яркий для привыкших к полумраку подвала глаз холл, а затем – помогли улечься на что-то мягкое и ощутить тонкий укус очередного укола, обрывая сдавленный саднящий смех о неуместности подобной заботы после пережитого в подвале. И лишь мимолетно удивившись, что все еще жив, Моро позволил лекарственному сну забрать его в свои объятья. И сейчас, ощущая, как чувство дежа вю затапливает до самой макушки, парень чуть приподнялся на кровати, сдавленно зашипев на боль, прошившую все тело.

Как бы не хотел он вспоминать о произошедшем, но избавиться от воспоминаний, четкими яркими картинками впечатавшимися в сознание, он уже не сможет. С трудом опершись спиной о подушку, рассматривая стену напротив, Кот до боли в желваках стиснул зубы, чувствуя, как удушливая волна воспоминаний тугим комком застревает в горле, мешая нормально дышать, распирая изнутри. Вот Анкель Гуттенберг выходит из палаты. И Хистиар тихо облегченно выдыхает, потому что никто не заходит потом, чтобы увести его. Только вечером, когда двое дюжих альф молча подняли его на ноги и вывели из палаты, бета в полной мере осознал, что слишком рано выдохнул и подумал, что его словам поверили. Нет, будь он на месте Ледяного человека, он поступил бы так же – у любого киллера должна быть прочная легенда, которая при проверке окажется правдой. И, при условии, в кого стреляли, он бы тоже сдирал шкуру с каждого, кто имел хотя бы примерное отношение к произошедшему. Но знание собственной непричастности, понимание, что просто последовал своим инстинктам и что это сейчас вменялось ему в вину, оставляли в душе Хистиара гадкий след, что никак не давал покоя. Не смотря на все мастерство человека, в чьи руки его отдали.

Ощутив ледяное дуновение, приласкавшее линию позвоночника, бета коротко передернул плечами, застонав от боли в лопатке – подвешивание за крюк связанными руками было удобно для человека, что проверил все болевые возможности его тела, но вот для парня, чью раздробленную лопаткой пулю собирали по кусочкам, это было сравни раскаленному пруту, воткнутому в спину. Впрочем, и раскаленными прутьями этот человек не побрезговал. Сдавленно рвано выдыхая, пытаясь подавить волну отвращения, поднимающуюся из глубины души, Хис прикрыл глаза, стараясь дышать медленно и глубоко. С него было достаточно перепуганной медсестры, что разбудила его ночью, прибежав на его крики. Как бы не хотел Кот признавать это, но проведенная в подвале ночь сказалась на нем. И собственное безрассудное поведение. Что и кому он пытался доказать своим смехом, перемежающимся со стонами и вскриками? Что из него пытались выбить, какую информацию, прикладывая раскаленное железо к коже? С трудом сглатывая комок горечи, прочно засевший в горле, Моро зажмурился, пытаясь хоть немного примириться с отвратительным чувством гадливости, что прочно въелось в душу. Он не просил наград и почестей за спасенную жизнь. Слова благодарности, внимание, услуга – все это было не нужно. Всего лишь сработавший вовремя инстинкт и ничего более. Но понимание, что его подозревают в причастности к этому выстрелу, едким комком ворочалось в душе. И даже знание его личности, пристальное внимание сейчас не играло никакой роли. Не сумев сдержать нервный смех, Моро наконец смог дать имя этому чувству – он ощущал себя преданным.

Задыхаясь в буре эмоций и воспоминаниях о боли, Хистиар сжал виски кончиками пальцев, уже не обращая внимания на ломоту, разлившуюся по всему телу. Абсурдная комичность сложившейся ситуации доводила практически до истерики, перемежаясь с яркими вспышками о ночи в подвале. Чувствуя, как начинает захлебываться в этом водовороте, Кот нажал кнопку вызова медсестры, коротко попросив у зашедшей девушки успокоительное – ему срочно требовалось взять себя в руки. Отказавшись от еды и выпив таблетку, подавив спазм, сжавший желудок, не готовый сейчас ничего переваривать, бета откинулся на подушку, крепко зажмуриваясь и моля лекарство подействовать побыстрее.

Отредактировано Histiar Moreau (6 апреля, 2015г. 21:11:30)

Ощущая, как пальцы непроизвольно сильнее сжимают тонкий корпус телефона, Хистиар бездумно рассматривал стену напротив, ощущая, как мир сужается до точки здесь и сейчас. Уставший, но по-прежнему немного теплый голос на том конце электронной связи задал вопрос, а бета не мог выдавить из себя ни слова. Вдохнув и замирая, не в силах выдавить из себя ни звука, Хис крепко зажмурился, с трудом подавив желание сбросить вызов и раздробить телефон об стену на мелкие кусочки. Удушливая волна иррациональной обиды, поднимающаяся изнутри, не позволяла толком дышать, добавляя в каждый вдох нотку едва слышного хрипа. Хотелось орать во весь голос, в тщетной попытке выплеснуть изъедающие изнутри эмоции, сводящие с ума воспоминания, содрать с себя кожу, лишь бы избавиться от въевшегося в разум ощущения чужих прикосновений, несущих боль раз за разом.

Он успел задремать, после того, как принял принесенное медсестрой успокоительное. И, кажется, в этот раз не кричал, когда во сне вновь ощутил удушающую боль от вгоняемых под ногти игл. Только сердце сорвалось в безумный ритм страстного зажигательного танца, да сбилось напрочь дыхание, вынуждая рвано глотать ставший отвратительно вязким воздух в палате. Пытаясь восстановить дыхание, выкинуть прочь из головы навязчивые картинки, Хистиар рассматривал свои пальцы, с тонкими полосками синяков под ногтями, ощущая, как отдающая безумием улыбка растягивает уголки губ. И непроизвольно вздрогнул всем телом, когда в палату вошел незнакомый альфа сурового вышколенного вида, вызывая в замершем сознании беты только одну связную мысль-слово – опять?

И этот телефонный звонок от Аосикаии. Открывая и закрывая рот, все не в силах выдавить из себя ни слова, Хистиар судорожно сжал пальцами покрывало, надеясь, что боль в ногтях поможет хотя бы немного сосредоточиться. Настойчивый взгляд альфы, что, кажется, был готов уже вырвать из его рук телефон и дать самостоятельный ответ, но сдерживался благодаря вышколенности, полностью игнорировался Моро – ощущая, как вновь начинает задыхаться под гнетом воспоминаний, Кот глухо рвано выдохнул. Не смотря ни на что, он должен был ответить – голос Юмэми, уставший, вымученный, говорил о том, что омеге пришлось несладко.

- Все в порядке, господин Аосикая, не беспокойтесь обо мне, - и торопливо судорожно нажать кнопку сброса вызова, позволяя телефону выскользнуть на покрывало и зажимая рот ладонью, сгибаясь пополам, пытаясь подавить подкатывающий к горлу тошнотворный комок. Когда ты слышишь о подобном, всегда считаешь, что это легко перенести. Но вот столкнувшись лицом к лицу, сполна ощутив чужое умение причинять боль, начинаешь понимать, что даже близко не был к реальности в своих представлениях. И как бы сильно не готовил его когда-то учитель, порой доходя и до физических тренировок болевого порога Моро, он ни в какое сравнение не шел с мастерством того человека.

Краем сознания отметив, что альфа вышел, забрав телефон, Хис закрыл лицо ладонями, остро ощущая потребность услышать голос отца, учителя, хотя бы кого-нибудь достаточно близкого, чтобы понять, что в этом медленно поглощающем его безумии он не один. И столь же сильно не желая сейчас видеть кого-либо, позволить увидеть себя таким – захлебывающимся, тонущем в собственных мыслях и воспоминаниях. Кажется, наблюдательность и память сыграли с ним злую шутку, четко запечатлев каждое мгновение, каждую минуту той ночи.

Думай о ком-нибудь, думай! Ты не можешь сейчас расползтись на кусочки из-за собственной глупости! О том, что по этой глупости спас жизнь, Хис не думал – свернувшись в клубок на кровати, игнорируя боль во всем теле, в заживающих ожогах, в лопатке, в руках, он старался глубоко медленно дышать, вызывая воспоминания, что своим присутствием вызывали у него всегда улыбку. Вот его знакомство с Ромео Веррони в ночном клубе, с омегой, что умудрился стать его другом, постоянными подколами и прикосновениями не позволяя укутаться с собственный холодный цинизм. Вот они сидят дома у Кота, играя в приставку, и вот он отбивается от омеги, который решил, что тот сжульничал и выиграл нечестно. Вот вместе удирают от разъяренного альфы, которого решил раздразнить и бросить шкодливый Ромео. Вот сидят на кухне дома у Хиса, бурно обсуждая премьеру только что просмотренного в кинотеатре фильма. Закрыв глаза ладонью, Кот медленно глубоко выдыхал, ощущая, как постепенно ослабевает тугой тошнотворный узел, прочно обосновавшийся в горле. И не заметил, как воспоминания о терпко пахнущем друге постепенно уступили место мягкой улыбке Юмэми Аосикаи, спокойному выражению синих глаз напротив и солнечному лучу, что так настойчиво следовал за лицом омеги. Ощущая, как из горла рвется нервный смех, Моро обхватил голову руками – предстояли нелегкие дни, наполненные сражениями с собственной памятью в полном одиночестве, столь желанном и столь же ненавистном.

Отредактировано Histiar Moreau (10 апреля, 2015г. 17:42:03)

Он ненавидел чужие прикосновения. Каждая процедура – перебинтовка, обработка ожогов, осмотр лечащего врача или же медсестры, все это превращалось в кошмар, во время которого Хису приходилось до боли в желваках стискивать челюсти, давя в себе желание заорать и начать отбиваться. Если тело постепенно заживало, слава современной медицине, то вот разум никак не желал забывать о чужих руках, что столь умело и тщательно изучали болевые пороги беты. Порой Коту начинало казаться, что он медленно, но верно сходит с ума. Особенно по ночам, просыпаясь в холодном поту, с заходящимся сердцем, он был готов разбить голову об стену, проклиная себя, собственную память, свои же инстинкты. За все в этой жизни необходимо было нести ответственность. И Хистиар молчал, игнорируя вопросы все чаще заглядывающего к нему в палату психотерапевта. Игнорировал Анну, упорно пытающуюся накормить его – сил и желания затолкнуть в себя хотя бы кусочек еды у парня не было, желудок сворачивало в тугой узел при одном только упоминании об обеде или завтраке. Игнорировал любого, кто пытался разговорить его. И молча сражался с собственной памятью, кошмарами, отвращением к самому себе, все сильнее, глубже погружаясь в эту темноту борьбы с самим собой. Только иногда, на самом краю сознания Кот изумлялся и радовался, что его пальцы остались целы и практически невредимы – переломать пальцы киллеру и навсегда лишить его возможности прикасаться к оружию. Что может быть лучшим наказанием?

Изумленно моргая, пытаясь прогнать остатки сна, Хистиар бездумно рассматривал записку с чуть неровным нервным почерком. Он задремал после очередного мучительного витка процедур и сейчас, поднеся листок бумаги к лицу и медленно вдыхая слабый горько-свежий такой знакомый запах, даже не пытался понять, продолжение ли это сна или же все же реальность решила подкинуть ему новую проверку умения держать себя в руках. Медленно садясь на постели, свешивая ноги на пол, бета поднялся, чуть покачнувшись, предупреждающе покачал головой на кинувшуюся помогать медсестру. Одернув легкий свитер с длинными рукавами, Кот направился к выходу из палаты, остро желая сейчас выйти прочь из этих четырех стен, что стали невольными свидетелями его ночных кошмаров. И мимолетно порадовался, что свободные брюки и просторный свитер скрывают сказавшийся на теле отказ от еды и еще не до конца зажившие следы «разговора».

В коридоре, наполненном обычным для больницы шумом, Хис остановился, ощущая, как внутри все замерло – рассматривая присевшего на диванчик для посетителей  Юмэми, Кот чувствовал, как затапливает облегчение от вида невредимого омеги. Не отдавая себе отчета в собственных действиях, медленно подходя к мужчине, Моро слабо улыбнулся, протягивая руку и аккуратно отводя прядь волос от лица Аосикаи, выбившуюся из его прически. Чувствуя, как странно замерло сердце, с необъяснимой нежностью глядя в синие глаза мужчины, отмечая и общую бледность, и залегшие под глазами тени, Хистиар мягко заправил непокорную прядку за ухо мужчины, чувствуя, как на несколько мгновений мир вновь замер, оставляя их наедине друг с другом. Минутное наваждение, мираж, попытка зацепиться за кого-то знакомого в собственной буре эмоций – бета не пытался проанализировать сложившееся мгновение, подушечками пальцев проводя по скуле омеги, переводя взгляд на собственную руку и ощущая, как с тихим звоном рушится все необъяснимое волшебство этого мгновения. Тонкие, еще не до конца сошедшие следы от игл, загнанных под ногти, яркой мощной оплеухой вернули Хистиара в реальность, стирая улыбку с его губ. Опуская руку, непроизвольно отступая на шаг назад, чувствуя, как неловкость, смятение, злость на самого себя затапливают изнутри, бета закусил нижнюю губу, упорно стараясь не встречаться взглядом с омегой. Какого дьявола ты творишь? Жить надоело? Сжимая зубы, ощущая, как подкашиваются ноги от накатившей слабости, Моро медленно опустился на диванчик у противоположной стены, не находя в себе силы встретить взгляд Юмэми, проклиная собственный непонятный порыв.

- Как вы, господин Аосикая? Выглядите не очень. Вам не стоило приезжать сюда, - рассматривая пол под ногами, сцепив пальцы в замок, Кот ощущал, как медленно гулко бьется сердце о клетку из ребер. Давящие на виски воспоминания вновь удушливой волной начали подниматься изнутри. Вскидывая взгляд на омегу, пытаясь удержаться в данном моменте реальности, Хис даже не пытался улыбнуться – не было смысла претворяться, делать вид, что все хорошо.

Непроизвольно вздрагивая всем телом от ощущения чужого прикосновения, Хистиар до боли в желваках стиснул зубы, пытаясь подавить  в себе желание отдернуть руки. Стискивая ладонь омеги, чувствуя, как пальцы сводит судорогой, убийца на несколько мгновений прикрыл глаза, пытаясь убедить себя в том, что этот человек не причинит вреда. Медленно восстанавливая сбившееся дыхание, Моро заставил себя ослабить хватку, аккуратно поглаживая холодную ладонь мужчины кончиками пальцев. Он не пытался приласкать, скорее, отчаянно старался убедить себя не отодвигаться как можно дальше от Аосикаи, разрывая прикосновение, затрудненными толчками впихивая воздух в легкие. Слабый отголосок понимания, что омега выглядит не самым лучшим образом и подобное поведение может не особо приятно на нем сказаться, заставлял Кота не двигаться, только чуть дрожащими пальцами выводя замысловатые узоры на холодной коже чужих рук.

- Все же, вы выглядите неважно, несмотря на все ваши слова об обратном. Простите, я не хотел вас обидеть, - запнувшись, ощущая неприятную неловкость за собственные слова, собственное состояние, собственные проваливающиеся раз за разом попытки взять себя в руки, Хистиар закусил нижнюю губу, просто накрывая ладонь мужчины своей. Отчаянно цепляясь за данный момент времени и реальности, бета чувствовал, как виски сжимает пока еще легкий обруч надвигающегося приступа головной боли. И старался дышать глубоко, втягивая в легкие свеже горький аромат сидящего рядом омеги, удерживаясь от воспоминаний, что отвратительной горечью осели на корне языка. С трудом подавив нервный смех, так и рвущийся из горла, Хис постарался отогнать всплывшие в сознании воспоминания об их первой встрече, свои слова об океане – непроизвольно зажимая рот ладонью, бета крепко зажмурился, стараясь найти во внутренней темной буре точку опоры.

И ощутил, как вновь сбивается дыхание, а внутри покрывается все ледяной корочкой – в сознании всплыл главный, вопрос, что задавал ему человек берлинского синдиката на протяжении всей той безумно нереально долгой ночи. Переводя взгляд на Юмэми, пристально внимательно вглядываясь в беспокойную синеву глаз мужчины, Кот не смог сдержать кривой усмешки, чуть прищуриваясь. – Вы тоже считаете, что я спас вас нарочно? – он понимал, что не имеет права задавать подобный вопрос этому человеку, вгоняя еще один болезненный гвоздь в картину общего самочувствия омеги. Вопрос на столько сложный в своем ответе, на  столько неправомерный в своем наличии, но необходимый так же сильно, как и воздух, что, кажется, сгустился вокруг после его слов.

Хистиар понимал, кому он обязан жизнью. Бессонные ночи давали достаточно времени на размышления и анализ собственного положения, позволяя порой ненадолго отвлечься от удушающих воспоминаний. И тот факт, что его отвезли в больницу вместо того, чтобы просто оборвать существование такого человека как Хистиар Моро, тоже говорил о том, что у него появился защитник могущественный на столько, чтобы противостоять Ледяному человеку. Кандидатура была одна и сидела сейчас рядом. Бета не мог понять, почему Аосикая приехал – они были квиты, спасли друг другу жизни и ничего омега сейчас не был должен ему, а уж тем более сидеть здесь в таком состоянии. Собственная наблюдательность отмечала и присутствие постороннего мужчины, совершенно не похожего на вышколенного охранника, и ледяные руки Юмэми, и бледность лица, и залегшие под глазами круги. Но не мог не задать этот вопрос, словно собравшись окончательно добить собственные остатки душевного призрачного равновесия. Потому что ответить на этот вопрос отрицательно было нереально.

- Вам не следует приезжать ко мне, господин Аосикая, со мной все будет в порядке, - отпустив ладони мужчины, Хистиар отвернулся, бездумно рассматривая снующих по коридору медсестер. Следовало подняться на ноги и уйти обратно в палату, чтобы вновь начать пока еще бесполезные попытки по восстановлению собственного равновесия, но Кот не мог заставить себя подняться на ноги, безотчетно пытаясь вдоволь надышаться ароматом омеги, ощущая, как внутри противно ворочается беспокойство за мужчину. О себе подумать надо, о нем есть кому позаботиться. Тоже мне, герой-спаситель нашелся. Давай, еще влюбись в него для полного счастья и останется только в океане утопиться. Едкий, пропитанный горечью внутренний голос отвесил хорошую ментальную оплеуху, возвращая в реальность, наполненную острым желанием избавления от собственной кожи, кажется, впитавшей чужие болезненные прикосновения.

Отредактировано Histiar Moreau (22 апреля, 2015г. 21:27:48)

Ему как никогда в жизни нужна была точка опоры. Хотя бы что-то, за что можно было зацепиться в этом океане воспоминаний и боли, что раздирал его мельчайшие кусочки каждую секунду мучительно медленно проходящей минуты.  Привычные, так сильно въевшиеся в кожу едкость и рациональность сейчас не находили для себя место, погребенные под тошнотворным неприятием чужих прикосновений – глубоко внутри своего сознания Хистиар мог сознаться себе, с каким облегчением он отпустил руку омеги, каких усилий воли ему стоило не отпрянуть в сторону. И как остро сейчас хотелось содрать с пальцев ногти, лишь бы не видеть тонкие синие ручейки синяков. Он был готов к подобному исходу. Когда работаешь киллером, без сомнений отнимающим чьи-то жизни, необходимо быть готовым к тому, что однажды столкнешься лицом к лицу с реальностью, окружающей мафию, сполна ощутишь ледяное прикосновение жестокости и беспощадности людей, что живут в этой реальности. Но никак не мог заставить себя перестать рассыпаться на части, каждое мгновение подавляя в сознании всплывающие картинки воспоминаний.

Удивленно моргнув, фокусируя взгляд на занятой бумагами медсестре, Кот медленно повернулся к мужчине, внимательно вглядываясь в синие глаза. Что-то в голосе Аосикаи настораживало, выдергивало из водоворота собственных эмоций и заставляло сосредоточиться на собеседнике. Не пытаясь начать анализировать мельчайшие интонации мужчины, подмечать оттенки эмоций, что тот, судя по всему, тщательно скрывал внутри, Хис слабо усмехнулся. Закусив щеку изнутри, бета протянул руку, аккуратно накрывая ладонь мужчины, едва ощутимо сжимая. Он не мог пока понять истинных причин появления омеги здесь, в больнице, не понимал, почему тот, в таком состоянии, сидит рядом, пытаясь шутить и даже задавать вопросы, словно беспокоится о состоянии киллера, хотя сам выглядит подавленным и уставшим. Короткий порыв, беззвучная поддержка от человека, который сам находился в мощнейшем эмоциональном и психологическом раздрае.

- Спасибо вам за честность, господин Аосикая, - тихо глубоко выдыхая, Хис аккуратно убрал ладонь, переплетая пальцы в замок, до побелевших костяшек сжимая. – Я понимаю, насколько сложным и неправомерным был мой вопрос. И знаю, что у вас нет ни одного основания верить мне, но, даю вам слово – это был просто сработавший вовремя инстинкт. Когда господин Гуттенберг докопается до правды, я прошу вас, пожалуйста, не вздумайте изводить себя «а если бы». В конце концов, я сижу здесь только благодаря вам, я уверен в этом.

Пусть часть его слов была некорректной – не так хорошо он знал Юмэми Аосикаю, сейчас основываясь на собственных выводах и ощущениях от прошлых трех встреч. И тот факт, что омега приехал в больницу, уже говорил в его пользу как о человеке чутком и совестливом. У тебя разыгралось воображение, очнись уже. А ты не подумал своей головешкой, что его мог послать его же сыночка, в надежде на то, что ты расколешься милому омежке, на радостях выболтав планы по убийству и захвату мировой власти? С трудом подвив нервный смешок, Кот легко потер переносицу кончиками пальцев – давление на виски начинало усиливаться, создавая впечатление тугого тонкого обруча, что неумолимо крепко обхватывает всю голову.

- Я рад вас видеть, господин Аосикая, - тщательно подбирая слова, Моро перевел взгляд на стену напротив, мимолетно отметив, что было бы неплохо вновь попросить снотворного. – Но я не понимаю, зачем вам это? Мы ничем друг другу не обязаны, мое положение не самое завидное, да и у вас полно дел, я уверен в этом. Так зачем вам мотаться в больницу к киллеру конкурирующей с организацией вашего сына структуры?

Разговор помогал, спасал от безумия и чехарды, что бушевали в сознании Хистиара. Сосредоточившись на Юмэми, он отодвинул подальше воспоминания, отвращение, брезгливость, сомнения, что съедали его изнутри, медленно подталкивая к темной пропасти безумия. Хрупкий, длинноволосый омега стал его кратковременной точкой опоры, позволяя на небольшое количество минут забыть о ночи в подвале, разрешая игнорировать едкий голос разума.

Прикрыв глаза, Хистиар откинул голову назад, затылком вжимаясь в прохладу стены позади себя. Тугой обруч, плотно опоясавший голову, все сильнее сжимал свои объятья, легкой острой пульсацией отдаваясь в глазницах над веками. Короткая передышка, несколько десятков минут для того, чтобы отвлечься от собственного безумия, что мучительно медленно на мягких лапах неторопливо приближалось вновь, обещая неспокойную ночь, напоенную отголосками собственных криков. Как бы сильно Кот сейчас не желал забыть, в глубине сознания он четко понимал, что что-то навсегда останется в нем, въевшись в кожу, короткими проблесками напоминая о себе на протяжении всей его оставшейся жизни.

- Кажется, я могу бесконечно долго спорить с вами о том, кто из нас должен приносить кому благодарности. Чтобы больше не возвращаться к этой теме, дабы избежать возможных недопониманий, предлагаю принять за факт, что каждый из нас благодарен друг другу. Правда, я пока все равно не понимаю, за что вы благодарите меня, но просто приму это как данность, - опираясь ладонями о прохладную кожу диванчика под собой, Хис чуть склонил голову, медленно тихо выдыхая. С этим человеком впредь он не мог претворяться – Юмэми Аосикая не заслуживал подобного. Но как он воспримет циничного насмешливого убийцу, Моро не знал. Впрочем, это не имело значения. Как только Гуттенберг выяснит, кто решился покуситься на его отца, Хистиар исчезнет из Берлинского квартала, лишь мимолетным призрачным воспоминанием оставшись в сознании людей, с которыми его так прихотливо столкнула судьба. Все, на что оставалось надеяться Моро, так это на расторопность людей главы синдиката.

- Как бы мы не хотели обманывать себя, но мы никогда не будем просто людьми, вам ли это не знать, господин Юмэми, - слабо усмехнувшись, Кот коротко покачал головой. Он мог бы просто согласиться с омегой, согласно кивнуть и поддакнуть, но внутренние демоны собственного цинизма, воспитания, воспоминаний о прожитой ночи не позволяли сейчас так просто согласиться, являя омеге слабый отголосок натуры Хистиара Моро. – Вы хороший человек, господин Аосикая. Все же, подумайте, стоит ли вам приезжать ко мне, - поморщившись, потерев ноющие виски кончиками пальцев, Кот поднялся на ноги, на несколько мгновений прикрывая глаза, справляясь с накатившей волной тошноты и слабости. Кажется, все же придется заставить себя поесть.  Иначе отец будет безумно рад видеть, как расклеился его сын всего лишь после ночи в обществе мастера боли – ерунда, не заслуживающая пристального внимания. Чуть тряхнув головой, прогоняя собственные жалкие попытки уцепиться за необоснованный цинизм по отношению к отцу, Хис перевел взгляд на дверь палаты, ощущая, как к горлу подступает тошнота.

Четыре стены, очередная клетка, свидетель его криков, отвращения, острого желания содрать с себя кожу, сгореть до тла и вновь восстать живым, сбросив груз воспоминаний. Помещение, где каждый угол стал невольным напоминанием о пережитом. Кажется, он стал остро сильно ассоциировать собственные воспоминания с помещениями. Ощущая, как кривая усмешка приподнимает уголки губ, Моро на несколько мгновений замер перед дверью, ладонью проводя по прохладной древесине. Остро хотелось обернуться, попросить Аосикаю зайти вместе с ним, посидеть рядом, пока он не уснет, остаться на столько, чтобы, проснувшись, Кот мог увидеть теплые глаза омеги, но не белый бездушный потолок. Попросить стать тем якорем, что сможет помочь удержаться, устоять перед бурей эмоций, выворачивающих наизнанку каждую минуту этого проклятого одиночества.

- Отдохните как следует, господин Аосикая, - на несколько мгновений обернувшись к мужчине, Хис коротко натянуто улыбнулся – единственное, что он мог позволить себе сказать омеге. – Вы нужны вашим детям. И что толку будет от моих инстинктов, если самая прекрасная модель Неополиса сляжет с переутомлением и нервным срывом? Тут уж словами «модель нынче не та» вам не отделаться, - слабая попытка разрядить обстановку. – До встречи, господин Аосикая, - короткий кивок, и Хистиар толкнул дверь палаты, устало прижимаясь спиной к дереву, отрезавшего его от шума больницы. Маленькая личная преисподняя, с демонами которой ему предстоит справиться. И как можно скорее, заставляя себя отвлечься от собственных воспоминаний, уподобив их черной шкатулке, что он спрячет в самой глубине своего сознания.

Еще немного и он начнет ненавидеть белые потолки. Медленно глубоко втягивая тяжелый воздух в легкие, Хистиар бездумно рассматривал верх палаты, стараясь унять прошивающую периодически все тело дрожь отвращения. Ежеутренние процедуры сейчас были для него самым сложным испытанием, не отдав пальму первенства даже ночным кошмарам – аккуратные прикосновения врача, медсестры заставляли Кота до боли стискивать зубы, подавляя острое желание применить пару защитных приемов, но только избавиться от ощущения чужих касаний, липких, отвратительных, словно прилипшая паутина. И только предостерегающий взгляд беты сдерживал лечащего врача, так и порывавшегося предложить помощь психиатра юноше, что вздрагивал всем телом при каждом случайном и нарочитом прикосновении. Еще пара дней здесь и я начну сходить с ума. Глоток морского воздуха. Голос отца. Смех Ромео. Хоть что-нибудь, чтобы выбраться из этого ада.

Мысленно  крепко выругавшись, Хис сел на кровати, легко поднимая и опуская левую руку. После пули мышцы слушались плохо, ныли, тянули и это заставляло брови киллера сойтись у переносицы, образуя небольшую глубокую морщинку. Хоть что-то, лишь бы не начать скатываться в темноту безумия. Короткое нажатие кнопки вызова медсестры, и через пару минут бета сжимал в ладони упругий мячик, медленно неторопливо сжимая его до упора, ощущая, как легкая неуловимая дрожь прошивает ладонь и пальцы. Неприятное ощущение собственной беспомощности, подкрепленное воспоминаниями, сомнениями, сотнями тысяч мыслей, вихрем вьющихся в голове. И полное, абсолютное незнание и неспособность выяснить детали сложившейся ситуации – чем больше Хистиар думал, тем сильнее внутри разгорался огонек холодного бешенства. Ощущая, как злость постепенно начинает перерастать в бешенство, Моро тихо выдохнул. Соберись. Займись собой. Лишние телодвижения ни к чему хорошему не приведут.

Стараясь отвлечься, Кот задумчиво улыбнулся – воспоминания о вчерашнем визите Юмэми Аосикаи позволяли абстрагироваться, направляя се свои способности к анализу на короткий разговор с мужчиной, завершившийся, кажется, не совсем ясным пониманием слов беты. Мягкий, но четкий выговор от омеги ясно говорил о том, что тот несколько иначе воспринял слова Моро о хорошем человеке. Впрочем, это не имело значения. Объяснять мужчине, что имел в виду несколько иное и говорил искренне, скрыто благодаря за визит, а не подразумевая свое влияние, Хис не собирался. Не та тема, не тот человек. В конце концов, они знали друг друга от силы пять дней. Не самый долгий срок для откровенного разговора, объясняющего собственное мнение. А вот воспоминания об упоминании мужа Аосикаи заострили внимание беты. О слухах, что ходили когда-то в обществе о том, что в этой паре далеко не все так гладко, знали все. Они киллера не интересовали.

Как ты остался таким чутким человеком? Почему не сломался? Ведь детей вы завели не сразу же. Задумчиво закусив нижнюю губу, Хистиар машинально продолжал сжимать упругий мячик, пытаясь хоть немного выстроить цепочку предположений о причинах, позволивших Юмэми остаться человеком, найти что-то хоть немного подходящее для себя, точку опоры, чтобы не захлебнуться в собственном безумии. Ему были чужды сострадание, доброта, участие, которыми так полон был омега, но столь остро требовался якорь, что он хватался за любую мелочь, за любое воспоминание о вчерашнем визите, лишь бы не возвращаться к собственным сомнениям и кошмарам.

- Доброго и вам, - выныривая из водоворота собственных мыслей, Моро чуть улыбнулся вошедшему в палату мужчине, ощущая легкое удивление. И тепло от встречи с омегой. Но в этом он не признался бы себе даже в глубине души. Он ожидал, что Юмэми приедет вновь, но так рано… - Как вы? – чуть прищурившись, внимательно рассматривая мужчину, Хистиар удивленно моргнул, переводя взгляд на тонкую книжицу, что протягивал ему омега. Аккуратно беря издание, пробегаясь взглядом по названию и имени автора, бета непроизвольно передернул плечами, ощущая, как прохлада касается линии позвоночника.

- Мама читала мне ее в детстве, - открыв первую страничку, пробегаясь взглядом по строкам, Хис задумчиво усмехнулся – не самый идеальный вариант для чтения маленькому ребенку на ночь, но почему выбор матери пал именно на эту книгу Моро так и не довелось узнать. – Впрочем, мои воспоминания о содержании столь отрывочны, что, пожалуй, я буду рад их освежить, - хоть какое-то занятие, крупинка, помогающая отвлечься. Подняв взгляд на мужчину, Кот едва уловимо благодарно улыбнулся.

Специально или же из простого желания подбодрить – Хис не знал, но упоминание о доме, о том, что его ждут, всколыхнуло в душе беты то, что он неосознанно старался не обдумывать. Ощущая, как внутренности царапает ледяной болезненный комок, Моро криво усмехнулся, бездумно бессмысленно глядя на стену напротив. Ждут, домой, вернуться. Хистиар не знал и старался не думать о будущем, упорно и по-детски наивно цепляясь за воспоминания о произошедшем в подвале, лишь бы не допустить даже зачатка мыслей о своем возможном будущем. Убийца, ставший известным противоборствующей группировке. Тень, которую собственные инстинкты вывели на ярчайший свет, навсегда запечатлев его лицо в памяти невольных зрителей и участников. Опустив взгляд на собственные руки, что прошивающая их мелкая безотчетная дрожь заставляла тонкую книжицу в руках едва уловимо для взгляда приплясывать, Кот с трудом сглотнул вставший в горле комок. Кто он теперь для Коза Ностры? Отработанный материал? Бесполезная единица, ненужная, теперь уже слишком известная для отведенной ей роли?

- Думаю, что отец волнуется и ждет, - ложь, прикрытая тенью улыбки. Хотелось орать, обхватив голову руками, выдирая волосы из собственного скальпа, лишь бы только избавиться от шквала мыслей и сомнений, что выворачивали наизнанку, заставляя окружающую реальность плыть перед глазами. Первобытный страх перед неизвестностью – ощущая, как начинает задыхаться, Хис обхватил себя руками, стараясь сдержать неконтролируемую дрожь, прошивающую все тело. Как маленький ребенок он старался не думать о возвращении в свой квартал, упорно избегая размышлений о последствиях своих действий. И сейчас, столкнувшись лицом к лицу с надвигающимся будущим, он не знал, как не захлебнуться в этом водовороте. 

Это было отвратительно – задыхаться от подступающей истерики и не быть в силах справиться с ней. И от невозможности выплеснуть раздирающие изнутри чувства, Кот ощущал, что не так далеко от точки невозврата. Крупинка, самая малость, чтобы сейчас не утонуть в собственных чувствах. Только не при постороннем человеке.

Запах. Тепло-горький, чуть осенний, свежий и ласкающий. Вскинувшись всем телом, Хистиар жадно глубоко вдыхал запах мужчины, сидящего неподалеку, расчленяя на составляющие, выделяя хрусткий запах яблок и горчащий на корне языка аромат полыни. Пусть его молчание затягивалось, пусть могло показаться омеге тревожащим, как и поведение беты, но Моро сейчас отчаянно цеплялся за запах того, как за единственную точку опоры, что смог найти в медленно затягивающем водовороте безумия. Сколько он так просидел, Хис не мог с точностью сказать, но был благодарен Аосикае за молчание. И только ощутив, как дрожь начала медленно отпускать, горькой тяжестью обосновавшись в животе, бета слабо улыбнулся мужчине, пытаясь подобрать слова извинения за эту сцену.

- Простите меня, - собственный голос, хриплый, сбивающийся, заставил Моро поморщиться, - Кажется, как бы я не храбрился и не пытался казаться сильным, некоторые события сказались на мне сильнее, чем бы я того хотел, - с трудом заставив себя опустить руки, Хистиар потер кончиками пальцев виски. – В свете сложившейся ситуации, довольно ироничным теперь кажется выбор книги. Сейчас мне остро необходимо превзойти пределы собственных возможностей – возможно, я найду в ней вдохновение для себя, - он не стал продолжать. Ни к чему говорить в слух обо всех возможных вариантах последствий для убийцы по возвращению обратно в семью. Да и не касается подобное отца главы Берлинского синдиката.

- За окном чудесная погода, - переведя взгляд за окно, прекрасно осознавая, что это всего лишь слабая попытка переменить тему разговора, Хис криво улыбнулся  - ему остро хотелось оказаться вне этих четырех стен, где, кажется, уже даже воздух пропитан едкостью собственных мыслей. – Мама любила водить меня в парк. Кажется, там было большое раскидистое дерево. Она читала мне книгу и перебирала волосы – я до сих пор помню то ощущение мурашек от ее прикосновений, - медленно выдохнув, бета перевел взгляд на Юмэми. – Как иногда причудливо вьются дороги судьбы, не правда ли, господин Аосикая? – он ощущал себя стариком, сгорбившись под гнетом собственной сути, рациональной, едкой, ледяной, упорно подсовывающей мысли о собственном будущем. – Боюсь, что я не лучший собеседник, господин Аосикая. В ближайшее время точно, - мысли сбивались, путались, заставляя Хиса хмуриться, ощущая остаточные волны дрожи во всем теле. Хотелось выпить как можно больше снотворного в бесполезной попытке бегства от окружающей реальности.

Время лечит все. Хис отчетливо понимал, что его разбитое состояние постепенно сменится привычным ироничным холодом по отношению к окружающему миру, лишь иногда в редкие моменты всполохами напоминая о прошлом. Тяжело только первые три дня. В запасе у беты был еще один тяжелый день, затем, если верить словам отца, должно было стать легче. Коротко усмехнувшись на жесткую правдивость слов омеги, Моро сел на край постели, опуская ноги на пол, ощущая противную слабость пережитого приступа паники.

- Ох, вы хотите лишний раз напомнить мне, в каком плачевном состоянии я нахожусь? Думаю, что я в состоянии идти, – неуловимо усмехнувшись, стараясь за насмешкой над собой скрыть остатки бушующих внутри эмоций, Хистиар легко потер лицо ладонями. Мысль о свежем воздухе, о возможности оказаться вне четырех стен палаты придавала ему сил, помогая сосредоточиться на настоящем, но не на туманном будущем, в котором ему, возможно, и не будет места. Он был благодарен Юмэми за поддержку, что тот оказывал, хотя и до сих пор своими появлениями вызывал вопрос у убийцы, но, не смотря на всю рациональность слов омеги, ясно понимал, что кроме него самого никто ему помочь не сможет. И кто бы что сейчас не говорил, какие бы слова ободрения и утешения ни звучали, только время и сила воли позволят справиться.

Впрочем, в чем-то мужчина был прав. Если бы только у Кота была возможность действовать и хоть что-то выяснить или же связаться с отцом. Но, все, что ему оставалось, это терпеливо ждать, упорно пытаясь не захлебнуться в волнах собственной памяти.

- Единственное, боюсь, что быстро идти не смогу, - коротко улыбнувшись мужчине, поднимаясь на ноги, Хис медленно выдохнул – легкая слабость в теле неприятным фактором собственной расслабленности напоминала о себе. – Человек такое существо, что привыкает ко всему. Иногда на самые страшные вещи начинаешь смотреть как на рутину, не задумываясь об их моральных характеристиках, - рассказывать о давно прошедших муках совести не было смысла. Выйдя из палаты, медленно направляясь к выходу во внутренний дворик больницы, Хистиар краем глаза следил за рядом идущим омегой. Обсуждать свою жизнь, выбор так называемой профессии, периодические сны об убитых людях – этого он не делал даже с Ромео, которого мог назвать своим другом, что уж говорить о незнакомом мужчине, отце главы синдиката. Зачем знать омеге, у которого и без того нелегко жизнь сложилась, о мыслях малознакомого мальчишки-убийцы? 

- Спасибо вам, - присев на одну из скамеек под сенью дерева во внутреннем дворике больницы, Хис чуть поморщился, ощущая, как мелко подрагивают ноги после, по сути, недолгой прогулки от палаты до лавочки. Ему пора было всерьез задуматься о собственном состоянии и хотя бы начать что-то есть, иначе на восстановление понадобиться куда больше времени, чем он рассчитывал. С наслаждением подставив лицо теплым лучам солнца, Кот жадно голодно впитывал звуки дворика, ощущая едва уловимые прикосновения ветерка. Кажется, именно этого ему так остро не хватало эти два дня – возможности отвлечься, выбраться из капкана четырех стен, впитавших его воспоминания и ночные крики. Пусть внутри все еще царил хаос, но эти минуты голодного спокойствия стоили слабости во всем теле.

- Как вы держались, когда жили со своим супругом? Ведь дети появились не сразу, - вопрос, мучивший Хистиара, сорвался  с губ раньше прежде чем он смог проконтролировать себя. В досаде закусив нижнюю губу зубам, Кот тихо вздохнул, переводя взгляд на мужчину. – Если не желаете, то не отвечайте, господин Аосикая. Вопрос нетактичный и неправомерный, - чуть улыбнувшись омеге, бета отвесил себе мысленную затрещину. Да, ему остро хотелось знать, что стало той точкой опоры, не позволившей омеге когда-то сломаться, но, увы, они не были друзьями, приятелями, даже хорошими знакомыми, чтобы обсуждать подобные вещи.

- Возможно, может быть, вы что-то знаете о человеке, что тогда в вас стрелял? – второй вопрос, интересующий Кота. И если первый был необходим для внутренней опоры, то вот этот напрямую влиял на жизнь и существование Моро. Кто знает, возможно, что Анкель Гуттенберг не найдет никого и решит наказать человека, оказавшегося не в том месте и не в то время. Просто для наглядного примера и устрашения. Упорные попытки думать о чем угодно, но только не о собственном возвращении домой.

Неприятный осадок от присутствия четырех охранников, собственные размышления о прошлом омеги, наслаждение теплыми солнечными лучами, легкое недовольство слабостью в теле – все испарилось без следа, оставив лишь бешено бьющуюся в голове мысль о том, что Ромео Веррони приезжает в качестве гаранта. До боли в скулах стиснув зубы, с трудом проглотив несколько крепких выражений, Кот стиснул пальцами край скамейки, невидяще рассматривая зелень травы под ногами. Одно дело рисковать самому, не знать, выживешь ли, вернувшись домой, и совсем другое – знать о том, что один из твоих немногочисленных друзей из-за тебя становится заложником, человеком, чья жизнь при малейшем неверном движении легко оборвется. У Моро в принципе не было друзей, от того он ценил присутствие в своей жизни младшего Веррони. И осознание собственной вины, не соглашающееся прислушиваться к голосу разума, сейчас тяжелым грузом легло на сердце беты.

- Доброго расположения? Из-за меня Ромео стал страховкой, лишенной особых прав и привилегий, - зло усмехнувшись, Хис покачал головой, с трудом проталкивая воздух в легкие сквозь плотно сжатые зубы. Будь Ромео просто младшим братом Дона, Кот бы только пожал плечами – он не лез в высшую политику, довольствуясь ролью серой смертоносной тени. Но младший Веррони умудрился стать для Кота другом, что сейчас почти до головокружения бесило Моро из-за собственной беспомощности. Остро хотелось прокричаться, выплеснуть все бешенство, всю усталость, все воспоминания, выдохнуть и начать анализировать и пытаться найти выход из сложившегося положения. Слишком большая роскошь сейчас для Хистиара. Да и что он мог сделать? Слишком незаметная, легко устраняемая фигура в криминальной жизни Неополиса, замеченная только благодаря отцу и небольшому таланту в меткости.

- Не самая радостная новость… Уж лучше бы меня в подвале держали и считали виноватым, чем вот так вот отправили Ромео сюда в качестве добровольного заложника, - коротко стукнув кулаком по скамейке, Хистиар поднял взгляд на сидящего рядом мужчину, едва уловимо улыбнувшись – со стороны его поведение, наверняка, могло показаться странным. – Ромео мой друг. И понимать, что из-за меня он становится заложником вашего сына – не самое приятное занятие на свете, - медленно глухо выдохнув, Кот скользнул взглядом по приставленным к нему охранникам, - Я понимаю, что моя просьба странна, но, пожалуйста, присмотрите за Ромео. Хоть он и сто раз говорил и доказывал, что взрослый самостоятельный мальчик, некоторых вещей ему лучше не знать в принципе. И о моем состоянии прошу ему не говорить, - переплетя пальцы, сжимая до побелевших костяшек, Моро поднял взгляд на омегу, твердо спокойно глядя в глаза. И удивленно моргнул, ощущая, как небо щекочет свеже-горький аромат яблок и полыни, безмолвным напоминанием о том, что этот омега не заслужил подобного ультимативного тона просьб.

- Пожалуйста, господин Аосикая, - слабо улыбнувшись, Хис с трудом расцепил пальцы, протягивая руку и на краткое мгновение в безмолвном извинении сжимая ладонь мужчины, - А я обещаю начать нормально питаться, - пытаясь хоть немного разрядить собственноручно нагнетенную атмосферу, Кот коротко улыбнулся омеге, с трудом давя бушующий внутри ураган эмоций. И мимолетно поймал себя на мысли, что медленно тщательно вдыхает аромат Юмэми, постепенно, шаг за шагом успокаиваясь. Замечательно. Синдрома героя  и жертвы тебе еще не хватало для полного комплекта.

- А вы сами кушаете нормально? – чуть склонив голову на бок, легко прищурившись, Хистиар внимательно пристально смотрел в глаза омеги, - Ох, боюсь, если вы будете мотаться сюда по три раза в день, ваши дети меня проклянут. Не стоит лишать их вашего внимания и общества, - слабо усмехнувшись, Кот чуть покачал головой, закусывая нижнюю губу. Тревога за друга упорно неутомимо грызла изнутри, заставляя бету непроизвольно переплетать пальцы, ощущая тяжело осевшее на душе чувство вины.

Омега был целиком и полностью прав и логичен. Чуть запрокинув голову назад, подставив лицо теплым лучам солнца, Хистиар позволил себе прикрыть глаза, обдумывая каждое слово, сказанное мужчиной. Любая мелочь, лишь бы как можно дольше не возвращаться к хаосу, что упорно устанавливал порядок в привыкшем к прохладе логики и цинизма рассудке Кота. Логичен и в то же время нелогичен до безрассудства.

- Ваш сын – глава Берлинского синдиката. Взрослый альфа, который, я уверен, способен постоять за себя. Но, тем не менее, вы беспокоитесь о нем и бережете его, - открыв глаза, чуть склонив голову на бок, Хис слабо улыбнулся, спокойно рассматривая сидящего рядом мужчину. – И не смотря на его положение и силу, хотите защитить от всей грязи тех дел, которыми он занимается, разве не так? – легкий прищур голубых глаз. – Друзей у меня нет, кроме Ромео Веррони, так уж сложилось. Поэтому, не смотря на то, что я прекрасно знаю, как Ромео силен и способен постоять за себя, я не могу не волноваться о нем и винить себя в его положении.

Легко нахмурившись, Моро досадливо сморщил нос. Не смотря на логику рассуждений Юмэми, меньше всего на свете он хотел, чтобы его друг узнал о моральном состоянии Кота, о неприятии прикосновений и отказе от еды. Были вещи, с которыми Хис не желал делиться ни с кем, включая даже теплого яблочного омегу, чей мягкий взгляд ободрял. Будь его воля, он бы стер из памяти Аосикаии несколько сцен, невольным свидетелем которых тот стал. Слабость – непозволительная роскошь, которой не стоит делиться ни с кем.

- Простите меня, но я вынужден настаивать, - спокойно цепко глядя в глаза омеги, Кот едва уловимо улыбнулся, - Я не хочу, чтобы Ромео знал о моем нынешнем неприятии прикосновений и прочих мелочах. Достаточно того, что вы приезжаете ко мне. И, заканчивая этот спор, с нежеланием, но все же говорю вам о том, что у вас нет права рассказывать Ромео Веррони о положении моих дел. К тому же, зная своего друга, я больше чем уверен, что он вызнает все, что ему необходимо. Но некоторые мелочи должны остаться между нами, - грубо, невоспитанно, совершенно незаслуженно по отношению к Юмэми. Ощущая, как внутри неприятно царапает чувство, напоминающее вину, Хистиар протянул руку, легко накрывая ладонь омеги своей, едва ощутимо сжимая тонкие пальцы. – Простите мой тон и такие слова, господин Аосикая, но есть вещи, которые я предпочел бы не разглашать, - подавляя острое желание отдернуть руку, Моро слабо коротко улыбнулся, ненастойчиво продолжая сжимать пальцы мужчины, оставляя безмолвный выбор за ним – убрать руку или же остаться в таком положении.

Неловкость неприятно царапала изнутри. Переведя взгляд на одного из пациентов клиники, что неторопливо прогуливался по мощеным камнями дорожкам, Хис досадливо нахмурился. Этот омега вызывал в нем слишком много неправильных эмоций, заставляя прохладный цинизм Кота уступать место непривычным чувствам неловкости, стыда, бережного отношения к чужим чувствам. Чувство, что кто-то проникает сквозь прохладный панцирь, в который успел себя заковать, не слишком приятными ощущениями отзывалось внутри. И если Ромео Веррони был первым, кому это удалось, его оправданием служил тот факт, что он был своим, то вот Юмэми Аосикая был птицей совершенно другого полета и такое его влияние на состояние Кота настораживало. Необходимо было это прекращать. И чем скорее, тем лучше.

- Вам бы тоже не мешало как следует отдохнуть, господин Аосикая, - не вытерпев, аккуратно убрав ладонь  и освободив пальцы омеги от плена собственных, Хистиар с неохотой поднялся на ноги. Как бы остро он не хотел еще немного насладиться свежим воздухом, как бы сильно не хотел возвращаться в четыре стены палаты, несколько утомленный вид омеги ясно говорил о том, что тому не меньше убийцы необходимо восстановить силы и душевное равновесие.

- Приезжайте через пару дней, чтобы у меня было время прочесть книгу и составить свое мнение о ней, - заставив уголки губ приподняться в подобии теплой улыбки, Моро подал руку мужчине, предлагая свою помощь. Легкий огонек стыда за сказанные ранее грубые слова все еще теплился в душе беты. И лишь в глубине сознания, наедине с собственным я, Хистиар мог себе признаться, что боится реакции на те свои слова. Вдруг омега рассердится и больше не приедет?