Он помнил. Он тоже всё прекрасно помнил, хоть и уехал из этого города, — даже городка, если брать по меркам Неополиса — существенно раньше, чем Мишель. Дэйм привык к Неополису — если не вспомнить отдельной строкой, что он определенно не был тем человеком, который часто смотрит по сторонам и привязывается к местам и пейзажам, — но в этом городе он родился и вырос, в этом городе он познакомился с Мишелем и шел с ним восемь долгих, прекрасных лет. Теперь им предстояло так идти и дальше — уже не как соседям по улице и парте, не как лучшим друзьям, но как законным супругам, альфе и омеге, связанным красной нитью судьбы. И хотя с момента помолвки прошло уже больше трёх месяцев — больше ста дней и особенно ста ночей, проведённых вместе, до сих пор от этой мысли и осознания что-то странно подрагивало под рёбрами, заставляя смотреть на Мишеля рядом с собой совсем иным взглядом, поневоле полнящимся трепетного любования и бережливости, как на совершенно хрупкий и совершенно же прекрасный цветок. А ведь, казалось бы, с этим цветком, поутру взлохмаченным и заспанным, он уже совершенно привык просыпаться в одной постели и сталкиваться в дверях ванной комнаты... И, наверное, Мишель мог бы с чистой совестью стукнуть его, ворча и протестуя такому бессовестно влюблённому в себя взгляду, который Дамиан не мог (и не хотел) никуда спрятать — если бы сам не был настолько на нервах, что едва ли замечал этот ванильный беспредел, в которой порой заносило его альфу. Пальцы Хартелла, тем не менее, крепко и уверенно сжимались на ладони Ниве, а сам он мягко улыбался омеге — подбадривая и внушая тёплую, надёжно подпирающую спину уверенность в себе. Альфа не сомневался, не метался и не терзался — он этого, кажется, с детства и вовсе не умел — и потому рядом с альфой было легко.

Они шли неспешным прогулочным шагом по знакомому насквозь пейзажу узких уютных улочек и плотно стоящих домов, окунувшись с головой в приятную зимнюю тишину: от небольшой гостиницы на четыре звезды до родного дома было всего минут пятнадцать пройтись, даже ехать без толку. Гостиница стояла как раз на границе их маленькой ойкумены — и когда-то была уже тем местом, где "начинается цивилизация", в которую, полную чужих, шумящих и спешащих взрослых, юные школьники не без тщательно скрываемой за дерзостью опаски выбирались плечом к плечу, чтобы посетить кинотеатр или зал с игровыми автоматами. А здесь, внутри, казалось, и вовсе ничего не изменилось за эти десять лет — только забор вот этот, кажется, был когда-то зеленым, а теперь стальной серый. Дамиан чуть рассеяно улыбался: что действительно другое, так это масштабы — ему, выросшему, всё было куда как ниже и уже, чем раньше, и Хартелл отчего-то казался себе совсем гигантским, идя по этим улочкам сейчас. Да и на памятник тот он теперь мог забраться в два шага, даже, кажется, примерялся сделать это... а когда-то — ещё едва доставая головой отметки на кухонном косяке в сто пятьдесят сантиметров — действительно приходилось карабкаться. И с победным видом закидывать портфель на самый верх, подавая руку Мишелю — чтобы и его тоже приобщить к этой триумфальной высоте, пока не хватится уличный дозорный и не спугнёт "проказников" из режущего уши свистка...

Наверное, много где здесь, в этих знакомых домах, уже живут другие люди — как давно уже жили в доме Хартеллов, расположенном по ту сторону автострады, в черте "престижа". Но дом Ниве оставался прежним: вот он, показался впереди, укутанный снегом и полускрытый сугробами у дороги, сияющий нежно-голубым цветом стен. Казалось бы, в зимнем облачении дом такого цвета должен казаться холодным и пустым — но Дамиан видел на этих стенах лишь летнее голубое небо, обещающее тепло и уют. И почти что смутился того, как невольно рванулось и ёкнуло сердце, а губы сама собой растянула широкая улыбка. Как же давно это было... очень давно — теперь этот дом его, когда-то бессовестно забывшего и бросившего здесь всё, своё всё, уже и не помнит. Он вырос, раздался в плечах и амбициях — и домик теперь казался таким маленьким, словно можно взять его да поставить себе на ладонь. Впрочем, чем ближе они подходили, тем уверенней вставало впереди крыльцо с тонкими белыми колоннами террасы — и дерево с бугристой облупленной корой, до которого они когда-то бежали со школы наперегонки, а после стояли, вцепившись каждый со своей стороны и пытаясь отдышаться от рывка. Теперь они — Дамиан в плотной чёрной куртке с густым меховым воротником и Мишель в привычно строгом чёрном пальто на шерстяной подкладке, до кончика носа замотанный в шарф, — спокойным шагом рука об руку завернули на протянутую в снегу, расчищенную с утра и к полудню снова на пол-пальца заметенную мелким снегом тропинку, обрамлённую торчащими из-под белых обочин вершками низких кустов. Поднялись по гулким от пустот под крыльцом ступенькам — и остановились напротив двери. Дамиан, вынув из кармана свободную руку, медленно протянул её — и, с улыбкой кивнув Мишелю, нажал на кнопку дверного звонка.

В ворохе восторга, вылетевшего из двери, стоило той открыться на стук, Дамиан с некоторым запозданием признал Аннэ — и брови альфы стремительно уползли наверх. Конечно, Мишель показывал ему фотографии брата, но увидеть того, запомнившегося мальчишкой, а теперь почти догнавшего старшего в росте — было совсем другое дело. От рывка этого навстречу Дэйм на полшага посторонился, повернувшись боком и в некоторой растерянности улыбнулся. Да, многое изменилось... очень многое.

— Рад тебя видеть, Аннэ, — ответил он, крепко пожимая протянутую руку. Аннэ, конечно, вырос, но образ его — мягкого домашнего мальчика, любимого младшего брата — не изменился ни на йоту. Кто ещё из них омега, можно было бы подумать... Хотя Дамиан, конечно, знал, что не ошибся бы, даже не чувствуя запахов — была в лицах братьев какая-то такая своя разница, которую легко улавливала интуиция альфы. — А ты словно совсем и не вырос! — благодушно смеясь, заметил Хартелл: ведь и в самом деле — как был он младшего на добрую голову выше, так и остался, вымахав до своих альфийских метра девяносто с лишним.

Мягко приобняв Мишеля за талию, Дамиан направил его перешагнуть порог и сам зашел следом, едва не обтерев плечами дверной проём. Быстро скинув с плеч свою куртку, Хартелл придержал пальто Ниве и поискал взглядом вешалки. В общение братьев он не вмешивался и гнал от себя лёгкую тревогу перед перспективой встречи лицом к лицу с миссис Ниве. Конечно, денег на её лечение он им от имени Мишеля перечислил достаточно, и вряд ли будущая тёща теперь в чём-то сколь-либо остро нуждалась — ну, разве что во внимании обоих своих сыновей, — но что можно исправить даже самым качественным лечением за три месяца из того, что было упущено за столько лет...

- Прямо уж таки и не вырос, - рассмеялся Аннэ на шутку Дамиана. - Я тоже рад тебя видеть. Как ты все эти годы? Не скучал по нам?

В доме, со дня ухода Мишеля, изменилось немногое. Лекарств на разных плоскостях стало больше, да беспорядка прибавилось, потому как Аннэ не в пример меньше заботился о порядке, чем Мари Ниве в былые годы. В остальном же все оставалось на своих местах, включая и тапки. Гостевые сразу достались Хартеллу, и Аннэ, закрыв дверь, вслед за всеми прошел в гостиную и, прислонившись к косяку, наблюдал воссоединение семьи с затаенной грустинкой. Вот уже не он самый главный для мамы, не на нем клином сходится белый свет, когда Аннэ и приготовь, Аннэ и постирай, Аннэ и пол помой. Теперь в фокусе внимания Мишель и его жизнь.

- Ну что, может, расскажешь нам, как ты жил эти два года? - наконец, младший подал голос, когда все наобнимались и навосклицались всласть. - Куда делся альфа, который тебе помогал? Или это с самого начала был все же Дами?

И понятно, что если Мишель лгал до сих пор, то он снова начнет лгать и бесполезно спрашивать и увещевать - не расскажет же, как ни проси. Поэтому Франсуа тут же сбросил накал ситуации, предложив:

- Или сначала пообедаем? У меня все готово.

Отредактировано Annet-Francois Nivet (12 августа, 2015г. 16:25:47)

Дамиан негромко рассмеялся.

— Наверное, потому, что ваш Дами и директор Хартелл — это один и тот же человек, нет? — на губах его расплылась улыбка, а ладонь скользнула Мишелю дальше на талию, ненадолго прижав его к теплому боку альфы — прежде чем омега ускользнул из-под этой руки к брату. С усмешкой уперев руку в бок, альфа проводил его тёплым, чуть прищуренным взглядом, оставшись стоять подле кресла Мари Ниве — и со всем вниманием склонив голову, когда она снова заговорила, обращаясь к нему. Да, в самом деле, разница теперь чувствовалась отлично — что Дамиан тогда, хоть и альфа, но всё равно ребёнок, и что теперь — широкоплечий молодой мужчина, одним своим присутствием занимающий половину комнаты. Пусть и одет он сегодня был совсем неофициально — удобный кремовый свитер из плотного кашемира да тёмные в красноватый отлив джинсы на ремне — но это, пожалуй, только усугубляло ситуацию: Хартелл был расслаблен и оттого лишь более всеобъемлющ. Теперь власть Мари Ниве не усмиряла его, как прежде — но цепкостью тонкой руки заставляла учтиво наклониться и выслушать женщину.

— Почти шесть часов, — ответил он. Чтобы быть в гостинице утром и успеть перевести дух, выехать пришлось поздно ночью — впрочем, комфортабельный поезд с вагоном первого класса позволил достаточно подремать в пути, хоть и нормального сна так и не получилось. Разве что рядом с Мишелем даже такое бестолковое полубодрствование не было чем-то по-настоящему напрягающим — просто потому, что его омега, его без пяти минут законный супруг был рядом, и его тихое дыхание под боком сглаживало на корню любое недовольство ситуацией. — Вечером отдохнём, не тревожьтесь. Но пообедать, и в самом деле — давайте в гостиной!

Потому что кухня в доме Ниве, как и все остальное, наверняка ни на йоту не изменилась. Конечно, всем вчетвером уместиться там за столиком в тесноте да не в обиде было можно — но зачем заставлять миссис Ниве куда-то перебираться, если в гостиной места больше, чем достаточно?

— Аннэ, тебе помочь перенести стол? Давай, показывай, куда и откуда, — добродушно улыбнулся Хартелл, глядя на двух братьев рядом. И в самом деле, похожи, вот только кто бета, а кто омега — даже на нетрезвую голову не перепутаешь. Так ему, во всяком случае, казалось — а сердце, когда альфа ненароком сцепился взглядом с улыбающимся Мишелем, благополучно капитулировало в очередной раз и сладко замерло, словно и в самом деле пропустив несколько ударов в груди. Подумать только, всего через несколько дней!..

- Идем, - кивнул Аннэ на предложение Дамиана помочь со столом, и вскоре они уже в две пары рук обустраивали в гостиной кухонный стол, который пришлось для этого разложить, чтобы выглядел он не слишком сиротливо в более просторной, чем кухня, гостиной. Пока остальные обменивались впечатлениями, Аннэ быстро разложил тарелки, время от времени подключая к процессу Мишеля - подавая ему то нарезанный в корзинке хлеб, то пару приборов, но в общем и целом хлопоты младший взял на себя. По старой привычке, укоренившейся с тринадцати лет - все делать самому, не рассчитывая ни на Мишеля, ни, тем более, на Дами.

- Готовлю я обыкновенно, на ресторанное качество прошу не рассчитывать. Пусть меня учила мама, но она до сих пор даст мне фору по всем статьям. Так что прошу к столу -  и не жаловаться! Я предупредил.

Качество еды было вполне сносным. Не дорогой ресторан, но и не забегаловка на вокзале, где страшно засунуть в рот ложку. Аннэ, разумеется, старался, но будучи бетой, к тому же мужчиной, не придавал значения очень и очень многому. Например, какого цвета должна быть пассированная морковь? У Аннэ кое-где виднелись коричневатые точки в супе - та самая морковь, пусть и взбитая блендером в подобие сливок.

Фата вызвала у Аннэ прилив недоверия. Мишель и в фате?! Небо, куда катится мир! Ему захотелось сказать, что Дами, должно быть, очень постарался, если Ми-Ми оказалось возможным засунуть в фату, но вслух ничего не сказал, потому что очередная итерация на тему "я не девочка" казалась сейчас неуместной.