Вечер обещал быть одним из лучших. А для кого-то, вполне возможно, что и самым лучшим. И уже подготовленное в честь Хэллоуина — праздника всех святых, как это было когда-то модно на Земле, — эротическое шоу.
Темно-фиолетовые стены тонули во мраке, в тени кладбищенских деревьев, сгорбившихся под натиском времени. Ухмылки с кровью на клыках, отчаянные взгляды желтых глаз и тонкие, белые тела, мелькающие между надгробных крестов — все это сегодня можно было увидеть вместо привычного дорогого и пафосного антуража. Как словно вся нечисть, обитавшая ранее на Земле, и нажитая уже на Деметре объединилась и мощным потом пронеслась сквозь цитадель разврата, переделывая ту в свои краски, наиболее подходящие для такого места. Все казалось лишком мистическим, слишком нереальным, и ни один бы художник не расписал все так, как это сделала голограмма. Удовольствие данного дизайна обошлось недешево, но «Терра Сиеста» была тем редким местом, которое позволяло себе на одну ночь ради статуса использовать лучшие технологии и неадекватных дизайнеров. Впрочем, они, быть может, были и адекватные, но дело здесь совсем не в этом.
Вместо привычных неоновых огней в зале горели темно-красные, почти бордовые фонари, создавая имитацию кровавой атмосферы. Из гримерок иногда высовывали нос любопытные стриптизерши, в промежутках между макияжем и костюмом любующиеся сегодняшним клубом. Молодые омеги — инкубы и суккубы, в зависимости от своего пола — демонстрировали свой внешний вид, изящество и пластику официантам, продолжавшим обставлять столики необходимым. Были среди них и ангелы, которые не менее настойчиво провоцировали работников. Однако в «Терре Сиесте» не держат слабохарактерных и озабоченных официантов: каждый из них не реагировал на стриптизеров, а некоторые демонстративно игнорировали и вовсе.
— Добрый вечер, синьор Бонасера! — с вежливыми (а порой и кокетливыми) улыбками здоровались с альфой в его же клубе. В котором он любил проводить свободное время, а вот заниматься непосредственным руководством... это все он переложил на хрупкие плечи Бьянки, которая уже вышла ему навстречу. Она нахмурилась, незаметно для всех постучав пальцем по циферблату наручных часов, смерила Наполеона недовольным взглядом и только потом бросила холодное, но учтивое: «Добрый вечер».
Пожалуй, она была единственная в клубе, кто даже намека на хеллоуинский костюм не сделала. И чувствовал Нап, что не будет вешать на себя всю эту «мишуру». Впрочем, уже представляя себе, как его будут линчевать, Бонасера с непосредственной улыбкой подошел к Бьянке.
— Я вижу, ты по мне соскучилась, — рассмеялся он, вместе с бетой направляясь в ее кабинет, чтобы там, вдали от посторонних глаз и ушей, выслушать, какой же он безответственный и непунктуальный.
— Когда б успела? — хмыкнула женщина, опустившись в свое кресло. — Ты тут ошиваешься так часто, что у меня складывается впечатление, будто у тебя других дел нет.
— Я просто все везде успеваю. Ты распределила моих VIP-персон? Особенно тех троих, что я тебе смс-кой выслал.
Женщина кивнула, не отрывая взгляда от бумаг.
— Отлично! Я знал, что на тебя можно положиться.
— Но если ты еще раз пришлешь мне за полчаса до бронирования мест, я тебя убью, — меланхолично заявила Бьянка, поднимая таки взгляд на собеседника. И тут же ее лицо изменилось: взгляд стал ярче, брови взлетели, а уголки губ приподнялись в усмешке. — Кстати, кстати! Сегодня сын твой заходил, представляешь?
Бьянка хохотнула весело, а вот Наполеон сильно изменился лицом, недоуменно уставившись на женщину.
— Миленький омега, лет двадцати. Кстати, вы даже похожи, Нап, — продолжала Сартори с явной издевкой в голосе. — Рыженький такой, с веснушками, глаза только карие — видать, от жены?
Наполеон натянуто улыбнулся. Он уже понял, о ком идет речь — их любимые конкуренты, которые все пытаются обойти «Терру Сиесту» по рейтингу и популярности, сманивая постоянных посетителей, да вот только из-за неудачи на поле боя они стали использовать нечестные уловки. Недавно их сайты и счета подверглись атаке, которую система безопасности отвела с трудом, что уж скрывать. Так что теперь, когда Наполеону предоставили список всех владельцев и работников конкурирующего (вообще, и рядом-то не стоявшего) клуба, охране и администрации было наказано ни одного из них не пускать. Однако за ребятами нужен глаз да глаз.
Шутки шутками, но махинации с сыном и колкое замечание про жену снова окунули Наполеона мордой в воспоминания, неприятные. Зеленые. У Майи глаза были зеленые.
— И что ты сделала?
— Оставила на тебя, — небрежно. — Сегодня он придет. Я даже приглашение ему выписала, — она взглядом указала на красочный флаер на столе.
— Надо же, — криво усмехнулся альфа, хмурясь. — Сегодня я встречу своего сына. Какая прелесть.
Дверь подозрительно скрипнула — в проеме показался бармен. Растерянно поздоровавшись с Наполеоном, он неуверенно обратился к Бьянке:
— Синьора... там... небольшие проблемы... вы не могли бы?
— Иду, — прервала его женщина, повелительно махнув рукой. Бармен вышел. — Так что готовься, папаша.
— Вот же наглые мрази. Отлично, встречу его в самом начале. Пусть охрана сообщит мне, как только он объявится.
Бьянка кивнула.
Молодые люди вышли из кабинета, направляясь по своим делам — женщина в бар, чтобы выяснить, что там случилась за проблема. А Наполеон домой, чтобы вздремнуть час-другой. По правде говоря, у него сегодня был насыщенный день, и вырубиться в самом разгаре шоу очень не хотелось. Да еще и этот неприятный «сын». А ведь Раджи сейчас было бы восемнадцать лет.
Именно в этот момент тот самый бармен делился с официантами услышанным «секретом». Разумеется, поверили не все, или хотя бы не до конца. Тогда одна, самая смелая официантка, пробралась в кабинет управляющей, пока та разбиралась с проблемами, возникшими в баре. И правда. На столе лежало приглашение на имя Вико Бонасеры.
— Он будет сегодня?
— Да! Среди гостей!
— Ого...
— Как он выглядит?
— Они, наверно, похожи.
— Хотела бы я глянуть на этого сынишку.
— Тебе явно ничего не светит, он омега!
— Ха-ха.

А вечером, когда клуб уже открывался для дорогих гостей, Наполеон тихо, без шума и жертв решил проблему с назойливым омегой, который, как выяснилось, был внештатным хакером того самого клуба, что стремиться занять место и положение Терры. Это раздражало, это веселило. Впрочем, вечер начинался, гости ждали шоу, а работники все еще ждали «сына» Бонасеры...

— Маловероятно? Почему?
Средних лет мужчина расстроенно поджал губы, всем видом показывая разочарование и даже обиду. Слишком откровенно.
— Я говорю — маловероятно, только дабы в лоб вам не сказать, что это невозможно. Иначе, поди, вы тут слезами обольетесь, — Наполеон криво усмехнулся, задумчиво глядя на свои руки. Не нравилось ему предложение гостей. Он четко знал, в рамках чего ему можно допускать те или иные варианты бизнеса очередных энтузиастов.
— Почему?
— От вашей синтетики люди дохнут, как мухи. Это все банально пойдет в убыль, вы не сможете даже оплатить положенный процент, — акцентируя на этом слове особое внимание, капо отрицательно мотнул головой. — Нет, это все не годится.
— Мы можем рассмотреть второй вариант...
— Чтоб дохли проститутки? Не напасешься тогда девиц. Да и это будут дополнительные траты, то есть, вы вообще утоните.
— Н-но...
— Господа, — решительно хлопнув ладонями по своим коленям, капо обратился к собеседникам, — я предлагаю вам все-таки остановится на том уровне, на котором вы сейчас. Не перспективные у вас предложения.
Наполеон поднялся на ноги, поправил перчатки на своих ладонях и по-хозяйски добродушно улыбнулся.
— А пока что наслаждайтесь вечером — шоу обещает быть прекрасным.
И с этими словами Бонасера направился восвояси, оставив не состоявшихся партнеров только лишь тяжело вздыхать и наблюдать за прекрасными телами.
Вечер был в самом его начале, когда возле пилона для разогрева публики крутились молодые и стройные омежки, выгибаясь в таких позах, о которых некоторые даже в книгах-то не читали. Да и описать, в общем-то, подобные эротические «па» было сложновато, учитывая молниеносные сцены продолжения в мозгу, явно отвлекающие от самой сути.
Где-то там на красном кожаном диванчике в дальнем углу, из которого предоставлялся самый хороший обзор, с бокалом виски в изящной ладони вальяжно сидела Бьянка, орлиным взором следя за гостями и подчиненными. Подле нее, подобно скалистой горе, пышущей отцовской заботой и ревностью, устроился Лука, хмуро следя за сестрой, чтобы ни одна особь мужского пола в этот вечер не протянула к ней свои достоинства. Он по-прежнему видел в сестре маленькую девочку, отказываясь замечать, что она давно уже взрослая женщина. А Бьянке, впрочем, сегодня это было на руку — мужчины не должны были отвлекать ее от работы, это у них выходной, а не у нее.
Она также наблюдала за новым менеджером, принятым на испытательный срок и то благодаря решению Напа, ибо сама Сартори была яро против. Почему? Черт ее знает, она дама весьма принципиальная, однако понятно было только то, что не из простых прихотей Бьянка была против. Что-то, видимо, ее не устраивало в профессиональном плане.
А он, однако же, всячески пытался угодить, делал все, чтобы соответствовать своему статусу, и, к сожалению, немного промахнулся. Впрочем, так подумают все, и только Бьянка позже оценит его поступок.
Заприметив слишком молодого посетителя и, одетого хоть и вполне прилично, но не слишком похоже на остальных гостей, менеджер буквально заострился на этой цели. Инфракрасное самонаведение активировалось, процесс захвата теплового объекта запустился. Не замечая никого в округе, по прямой траектории, как словно робот со встроенной системой обнаружения, мужчина шел к тому самому гостю у барной стойки.
— Добрый вечер, — сухо. — Позвольте взглянуть на ваш пригласительный флаер?
Получив из рук омеги цветную бюллетень, менеджер непроизвольно поджал губы. Очень уж ему не нравилось присутствие этого парня, он был обязан просто к чему-либо, да придраться.
— Хорошие связи?
Да, он превышал свои полномочия, и это было видно невооруженным взглядом любому. Как, кстати, и двум милым официанткам с барменом, что смотрели на происходящее с подозрением и смутной догадкой.
— Больше рыжих омег подходящего возраста из наших гостей нет, — шепнула бармену юная бета. — Как пить дать, он! Смотри, они ж даже похожи!
— И точно, — в тон первой кивнула вторая девица, близоруко щурясь. — Прям одно лицо. Нас же синьор Бонасера потом прибьет!
— Ну, не преувеличивай... — пробормотал бармен. — Хотя парнишку и правда нужно срочно вызволять, пока еще все в порядке.
Официантка обогнула барную стойку и подбежала к менеджеру, дернув того тихо за рукав и что-то шепнув на ухо. Бармен же, словив растерянный взгляд менеджера, утвердительно кивнул, а затем с виноватой улыбкой обратился к юноше:
— Комплимент от заведения, — протянув экзотический коктейль омеге, бета тут же принялся крутиться в зоне видимости того. — Вам нравится наш клуб? Сегодня потрясающий вечер.
Менеджер недовольно что-то промычал себе под нос, уходя. Скрылись и официантки. Бьянка, заметив эту сцену, лишь издали продолжила наблюдать, не спуская зоркого и холодного взгляда с гостя.
А Наполеон кутался в черное боа танцующей перед ним стриптизерши.

— Кошелек или жизнь?
Такая древняя фраза, несколькими веками используемая в обиходе на той, другой планете, практически эхом раздалось в зале, когда музыка вдруг стихла и резко погас свет. Гости замолчали почти одновременно, только в отдельных углах еще с несколько секунд тянулись голоса, становившиеся все тише и тише, пока и не пропали вовсе. Однако после прозвучавшей в динамиках фразы ничего не последовало, и посетители начали недоумевать. Организаторы продолжали держать их в напряжении, не меняя хода игры.
Первым, под громкий звук хлыста, загорелся красным пламенем правый дальний угол, где на невысоком пьедестале возле пилона замерла изящная фигурка черта. Затем, с интервалом в две секунды точно так же зажглись левый дальний, и оба передних угла, освещая неподвижных омег — кого с белоснежными крыльями, а кого с черными рогами. Наконец, самой последней осветили сцену, на которой в закрытых позах полукругом сидели танцовщики, загораживая собой звезду номера, хрупкую девочку-омегу, сегодняшним вечером принявшую роль падшего ангела.
— А вы, дорогие наши и хорошо обеспеченные гости, знаете ли, что бывает, если поверить черту? А вы бы ему поверили?
Насмешливый змеиный голос почти что шипел в микрофон, противным эхом вливая в уши присутствующих свой философский яд. Разве сейчас им было до того? Но ведущий сделал свое дело: гости заметно напряглись от неприятных слуховых ощущений и с интересом, полным плохо скрываемой жадности, обратили свой взор к сцене.
Сюжет эротического шоу основывался на одной из старых не то легенд, не то сказок. О том, как ангел-хранитель, впервые взявший на себя ответственность за жизнь и душу человека, потерял подопечного на Земле. Ему ничего не оставалось, как принять человеческий облик юной девушки, спуститься на грешную планету и отправиться на поиски пропавшего ребенка. В ночь дня всех святых он повстречал ведьму, которая пообещала ему помочь, и вот ангел, окрыленный верой, уже самостоятельно пустился в ее лживые сети. Ведьма указала, где искать подопечного, но разглядела, что на пути к нему ангел окажется на развилке двух дорог, одна из которых приведет его к любви. Хранитель отмахнулся, мол, куда ему, и отправился. Но за дни скитания очеловечился и... на распутье выбрал дорогу к любви, к пропасти. Черт, принявший образ земного юноши, опоил любовью и совратил ангела. Так свершилось грехопадение, и хранитель, узнавший всю правду, был свергнут навечно в чистилище, забрав с собой всех тех, кто нес за него ответственность.
Рыжая фигуристая бета была той самой ведьмой — и, пожалуй, самой яркой танцовщицей шоу. На сцене разгоралась трагедия, в которой неотъемлемыми частями являлись ужас и разврат. Имитация совокупления происходила под грубые удары барабанов и пронзительный вой скрипки, и несла скорее насильственный характер, нежели любовный. Под громкий лязг тяжелых цепей ангел прогибался и выворачивался, стараясь вырваться на свободу, когда черные бесы сковывали его и тянули в бездну.

— Он дурной, на самом деле, — охотно делился своими мыслями бармен, все время перегибаясь через барную стойку к юноше. — Без году неделя здесь, сует свой нос в чужие дела!
Шоу подходило к концу, драматичный эпилог исполнялся над распластавшейся девицей с вырванными крыльями и в одной лишь набедренной ткани, просвечивающей белую кожу.
— Но его можно простить — он же не знал, что вы сын Бонасеры! — вздохнул парнишка, закатив глаза.
Поразительно и смешно видеть, с каким упрямством сплетники готовы были отрицать все противоречивые факты, лишь чтобы те не нарушили их собственные вымыслы. Как легко они сами решили и поверили в свои же домыслы.
— Да ну? Прям-таки сынок Наполеона? — рядом с юношей вновь возник мужчина, уже встретивший гостя взглядом в самом начале (к слову сказать, завсегдатай бара, знакомый с владельцем лично). Вот только теперь он поумерил пыл, и движело им лишь неподдельное любопытство. Впрочем, во взгляде читалось некое разочарование. — Однако...
Мужчина задумался, оценивающе взглянув на юнца.
— Ох, мистер Шарп, не смущайте юного синьора!
— Я любопытствую! А отец ваш, юноша, так спокойно разрешает вам быть в таких... местах?
— А почему нет? Он ведь уже совершеннолетний.
— Но все равно ребенок для отца.
— Вот именно, и синьор Бонасера вряд ли одобрит ваш интерес к сыну... — улыбался бармен.
— Бросьте, не нужно опошлять мой интерес.
— Но, видите ли,..
Вслушиваться в разговор, на самом деле, было занятием бессмысленным и беспощадным, потому что собеседники не давали юноше и слова вставить, уже нацепив на него родственный ярлык и борясь за него в своих же диалогах. Было ли им дело до того, кем на самом деле являлся гость? И что он чувствовал?
— Господа.
Внезапное появление Наполеона, незаметно подошедшего к молодым и не очень людям, заставило бармена подпрыгнуть, а мистера Шарпа довольно ухмыльнуться. Никто не назвал его имени, никто не заикнулся о родстве, и правда все еще не была вскрыта. Оттого нелепей казалась ситуация.
— Как вам шоу?

Наполеон улыбался — сдержанно, невозмутимо — и все никак не мог понять, с каких пор в его клуб ходят студенты. Если это какая-то благотворительная акция со стороны Беатрис, то она бы прежде всего поставила в известность самого Бонасеру, да и не к лицу этой циничной женщине такие сердечные поступки. Впрочем, очень скоро шоу подошло к своему логическому завершению, и тогда Наполеон продолжил беседу с того места, откуда начал. Человеком он был все-таки порядочным, знающим и иногда использующим правила хорошего тона. Но только иногда.
— Вот как? Отвлекают? — альфа взглянул на Шарпа и бармена, легко ухмыльнувшись. - Что ж вы, господа, мешаете юным посетителям? Опять пытаетесь привлечь молодого человека к своим грязным извращениям!
Альфа шутил — это поняли оба, однако бармен стушевался. Шарп, наоборот, лишь пожал плечами:
— Будь то возможным, я бы не отказался.
— Мистер Шарп, ну вы-то куда! — хохотнул Наполеон. — В ваши-то годы. Завязывайте.
— Так дело только в возрасте? А я-то думал, что для сына владельца этого ч-чудного бара я по статусу не подхожу! — Шарп саркастично ухмыльнулся. — Эх, где мои двадцать лет...
— Сына? — уточнил альфа, взглянув на молодого человека и сузив глаза. Постепенно он начал понимать и возню бармена, которую заприметил с самого начала, и реакцию менеджера, тоже не ускользнувшую от его внимания, и уважительное — насколько это можно было — отношение Шарпа к юнцу.
— Да, мы с ваш...
— Достаточно, я понял, — прервал он бармена, широко улыбнувшись.
Последовательность хода мыслей уже четко выстроилась в рыжей голове, и Наполеон решил, что из этого можно выгадать веселое времяпрепровождения на ближайшие пару часов. Раз уж все равно все его воспоминания и без того были ничтожно растоптаны, то почему бы не поболтать со своим повзрослевшим, а, главное, внезапно воскресшим сыном.
— В таком случае, — обратившись к юноше, по-отечески добро улыбнувшись, продолжил Нап, — пойдем-ка лучше за мной столик. Во-первых, там нет этих болтунов, — он кивнул на Шарпа и бармена, — во-вторых, там ближе к танцовщицам и танцовщикам. Могу, кстати, организовать тебе с кем-нибудь из них приват-танец.
Бонасера называл логичные и весомые причины, на которые уже можно было повестись, однако вдобавок словам он использовал доверительный спокойный тон и ясный, абсолютно трезвый взгляд.
— Да и безопасней там, — заметил альфа, шлепнув по барной стойке и отстранившись от нее, — поверь мне, еще полчаса-час, и все подвыпившие пузатые дяди придут первым делам сюда... верно?
Бармен устало вздохнул и кивнул, готовясь к своей участи.
— Пошли, — задорно подмигнув и улыбнувшись, Бонасера направился в обход чужих столиков к своему, убедившись, что юный гость идет за ним. Иначе не могло быть — мистер Шарп слыл человеком надоедливым, да и бармен сегодня заболтался. А уж от танцовщиков обычно никогда никто не отказывался.
Дойдя до дальнего столика, из которого был видел весь зал и сцена, Наполеон небрежно упал на диван, откинувшись на мягкую спинку.
— Присаживайся.
Он продолжал улыбаться и не сводил взгляда со своего визави. Однако это было всего лишь любопытство и сдержанное веселье, которые обуяли альфу в ходе развития всей этой наиглупейшей интриги.
— Ты знаешь, очень редко здесь можно увидеть кого-то, подобного тебе. Обычно в клубе одни и те же лица, которых уже ничем не удивишь, — неопределенный жест раскрытой ладони в сторону зала. — Так что вряд ли это шоу произвело на них должное впечатление, что весьма досадно. Тебе же, судя по всему, оно понравилось?
Мужчину отвлекла молоденькая официантка, подошедшая с подносом к их столику: она вежливо улыбнулась, забрала пустой стакан виски, заменив его новым, поставила напротив юноши очередной крепкий «подарок от заведения» и осторожно, в центр стола, выставила фруктовую тарелку. И так же уверенно, не растеряв даже на работе свой грациозной походки, удалилась.
— Хотел бы я пить коктейли — да видимо уже не судьба, моя голова их очень не любит.
Наполеон рассмеялся, невозмутимо поправил белые перчатки прежде, чем взять стакан виски, однако пить не торопился. Он сидел, широко разведя колени, опустив на них сцепленные вокруг стакана руки, и разглядывал кубики льда в янтарной жидкости, будто что-то важное принимая для себя. Но, видимо, ничего не приняв, исподлобья взглянул на собеседника, легко улыбнувшись уголком губ:
— Так чей ты родственник? Я краем уха слышал.

Наполеон сдержал улыбку. Это же надо — врет и не краснеет! Да с таким талантом он и вправду мог бы быть сыном капо. Юноша достаточно ловко влился в роль и не растерялся, за что альфа ему мысленно поставил плюс, однако не стал возводить это в ранг достижений. Было ясно, что этот парнишка — не засланник конкурентов, а просто попавшийся в сети клубных сплетен юный гость.
— Знаком мельком, — не поведя и бровью, согласился Наполеон, подав голос только после всех полученных ответов, которые, в целом, его не интересовали — именно поэтому их он оставил без комментариев. Его интересовало основное.
Виски постепенно заканчивались еще до того, как в них успевали раствориться кубики льда, однако Нап не замечал этого, внимательно изучая юношу. Ну да, внешне, благодаря цвету своих волос, он мог бы сойти за сына альфы — разумеется, при воспаленных фантазиях подчиненных. Правда, это больше напоминало какой-то испорченный телефон, и Бонасера начал задумываться, что же за люди у него работают. И куда смотрит Бьянка.
— Как сестра поживает? — широко улыбнувшись, Бонасера с неподдельным интересом подался вперед, чтобы лучше слышать слова его юного собеседника. — Ходят слухи, что она внезапно объявилась из ниоткуда — для него это был шок. И как, вы уживаетесь вместе?
В общем-то, терпению Наполеона завидовать не стоило — его у мужчины попросту не было. Поэтому, не смотря на только что начавшуюся игру, ему было непросто сохранять обычное и честное лицо, когда речь шла о такой забавной штуке. Хотелось скорее увидеть выражение лица мальчишки, когда карты вскроются, вот только... не полетит ли чего в рыжую альфову морду, когда такая шутка придет к своему логическому финалу.
Однако случай и тут все решил за мужчину: очень ловко и очень быстро свернув все его идеи на полпути под веселый и звонкий смех молодой беты. К столику «отца и сына» с грацией уверенной в себе женщины и едва ли не хозяйки положения, легко покачивая округлыми бедрами, бесцеремонно подошла женщина. Можно было бы сказать «очередная», если бы она вписывалась в разряд обычных девочек на раз. Но нет — бета, по-хорошему говоря, даже не собиралась останавливаться возле альфы и его визави. Это было заметно по тому, как она замерла на полпути, вскинула свои выразительные брови и очертила пухлыми губами удивленный немок восклик. Изящной кистью махнула небрежно своей спутнице, очевидно отгоняя ее от себя к их столику, перестала смеяться и с лукавой улыбкой, без приглашения, подсела к мужчинам.
— Напушка, душа моя, я р'ада тебя видеть, — с очевидным и очень жестким произношением буквы «р», начала женщина, глядя на рыжего мужчину. — Ты даже тр'езв... — это было добавлено скорее в шутку: во всяком случае, Наполеон хотел в это верить. В конце концов, он с ней был в пьяном бреду лишь один раз. Правда, это была их первая встреча.
Женщина завела локоть за спину, опустив его на спинку стула и расслабленно свесив тонкую ладонь, длинными пальцами второй руки она подцепила дольку апельсина с тарелки. Всем своим видом бета демонстрировала сильный, волевой и крайне сексуальный характер, не говоря уже о внешности, весьма необычной. Смуглая от рождения кожа очень экзотично контрастировала седым, но густым, волнистым, длинною до самых лопаток волосам — этот генетический коллапс стал для женщины ее визитной карточкой. Вдобавок ко всему у нее были лазурные глаза и нарушение речи, что придавало ей еще больше шарма.
— Марта, я просил тебя так меня не называть.
— Напушка, — не обращая внимания, — кто это?
Без особых церемоний, но с интересом Марта указала тонким пальчиком на юношу и уставилась на него, оценивая: в какой-то момент ее глаза загорелись азартом и еще большим интересом.
— О... он же еще маленький, а ты уже стар'! — внезапно сделав выводы, она поморщила свой аккуратный носик, недовольно взглянув на альфу. — Бонасер'а, я была о тебе лучшего мнения!
Бинго. Мужчина едва заметно улыбнулся, скосив спокойный взгляд на юношу, однако ничем не выдал своего веселья.
— Познакомься, Марта, — не отводя взгляда и не меняя мимики, продолжил Наполеон, — мой сын.

Вот он — момент истины! Момент феерии, удивления, вот сейчас страх, испуг, удивление, все оно подобно фейерверку взорвется под громкие звуки залпов и растворится в воздухе, будто рассыпавшееся пшено по ламинату. Неловкое молчание, изумленные взгляды, бегающие по глазам собеседника в поисах безмолвной подсказки, смущение, отливающее краской на щеках, виноватое бормотание обсохших от волнения губ...
Коллапс.
Такой подставы Бонасера не ожидал и, пожалуй, даже онемел: мальчишка перед ним поколебался лишь с долю секунд, но так и не взглянул, не пискнул, не умер со стыда, а просто продолжил игру. Вот так вот легко, заверив свою «подлинность» едва ли не наповской повадкой!
Надо было видеть выражение лица Наполеона, когда его желваки заходили, а глаза налились кровью —  запах костра внезапно резко усилился, предвещая неминуемую агрессию, и в радиусе нескольких метров ощутимо запахло гарью, так, что люди невольно оборачивались, кося взгляд. Разумеется, это почувствовала и Марта, но она была так увлечена и заинтересована новоиспеченным сынишкой капо, что привычном жестом отмахнулась, будто бы прогоняя навязчивый запах.
Впрочем, он поспешил взять себя в руки, и это получилось у него почти что сразу. В конце концов, ему как никак уже под сорок, зрелый мужчина, которому не пристало плясать под дудку какого-то сопляка с его шилом в заднице!
Тише. Вдох-выдох. А вот от тяжелого медленного выдоха слегка приподнялась салфетка на столе, отодвинувшись.
— Правда, сын, — глухо ответил альфа, изобразив оскал. Но лишь на мгновение, после чего подался вперед, обворожительно улыбнувшись. — Вот как раз сейчас шел разговор о том, чтобы устроить его работать в мой клуб.
— Р'аботать? Кем?
— Уборщиком, — невозмутимо.
Немая пауза. Наполеон не взглянул даже на своего сына, он лишь с теплой улыбкой смотрел в глаза Марты, уставившейся в немом удивлении на капо. Она долго молчала — непривычно, во всяком случае, — и только потом моргнула, как бы приходя в себя:
— Рardonne...?
Альфа невозмутимо отмахнулся, оставляя без пояснения ее ответ. Ну а на кой черт? Сейчас Бонасеру больше волновал нахальный мальчишка, и он едва сдерживался, чтобы не выдать своего негодования от слова «охренеть».
В этот момент кто-то отвлек Марту, и она, легко скользнув ладошкой по плечу юноши — мол, я на секундочку, неторопливо, без слов, встала из-за столика, отходя к своей знакомой на приличное расстояние. Это оказалось очень вовремя, что дало Напу возможность прорваться:
— Да ты охуел, — хохотнул мужчина, не теряя лица, не убирая улыбки. — В каком актерском ты учился? Я тебя поздравляю, артист, ты себе подписал смертную казнь.
Больше он опять сказать не успел — Марта вновь замаячила на горизонте, все с той же дружелюбной и кокетливой улыбкой на пухлых губах. Однако на сей раз она была не с пустыми руками: тонкими пальчиками молодая бета сжимала красочный буклет. Присев на стул, она вновь обратилась к юноше и как бы не проявила внимание к альфе.
— У меня скор'о день р'ождения, и твой отец, Р'ик, любезно пр'едложил мне свой клуб под сие мер'опр'иятие, — медленно, растягивая слова, продолжала женщина, — и я буду р'ада тебя там видеть! — она протянула юноше пригласительный билет в цветном конверте. — Тогда, надеюсь, мне удастся узнать тебя получше. Увы, сейчас не совсем для этого удачное вр'емя, вер'но? — она подмигнула Рику, после чего вновь поднялась из-за стола. — А ты, — обернувшись к альфе, — гнусный обманщик! Семьи у него нет, надо же.
Однако она все же оставила на его губах короткий, невесомый поцелуй, и только после этого ушла, попрощавшись взмахом ладони.
Наполеон буквально немигающим взглядом уставился на своего «сына». Приехали. То никого, то два ребенка разом.