Эрсину казалось, что сердце уже бухает о стол, причем громко, четко, но со сбитым ритмом. Но чуть не больше всего бесило, что он сейчас так боялся того, к чему давно следовало привыкнуть. Но этот человек… Кроме того, что полицейский его на каждом слове осыпал ругательствами и презрительными эпитетами, так еще и сам себе противоречил – вроде весь такой чистенький, ручки беленькие, язык черненький, но таки до проститутки лапы распускать не прочь. Таких клиентов в профессиональной деятельности надо было больше всего бояться – они ненавидят и искренне считают таких, как он отбросами недостойными стандартного набора человеческих прав и свобод. Следовательно, из-за такого отношения, зачастую они становятся причинами «производственных» травм бордельных шлюх. Как бы в подтверждение паршивого впечатление и пессимистической статистики, неуравновешенный коп треснул кулаком прямо у носа паренька. Сердце ухнуло куда-то в живот, а самого канну передернуло, он резко побледнел и прикусил язык. На щеке, которой он был прижат к столешнице, все еще чувствовалась вибрация от удара по деревянной поверхности. Он ничего не видел, конечно же, но чувствовал, что рука обидчика буквально в миллиметрах от него. О да, теперь он будет помалкивать, хоть сказать хотелось и очень многое. Но что тут сделают слова? Что вообще он сделает?
Так как сердце из области желудка не желало возвращаться на свое анатомически верное место, Эрсину было дурно, начало подташнивать, ад и от дальнейших оскорблений только сильнее закручивало невидимую пружинку в животе. И да, он сам это сказал, и да, он надеялся, что детектив не ответит подтверждением, или хотя бы просто не ответит. Этого было бы достаточно, чтоб не осложнять ситуацию хоть в этом. Но спорить с правдой было бы глупо, тем более, что ты о ней в курсе и сам же ее в массы и несешь. С другой стороны, проклятый полицейский очень расходился в словах и действиях: распинаясь о грязи, он увлеченно сжимал зад задержанного. Не последовательно. Канна сделал об этом зарубочку во все еще захваченном сковывающим страхом мозгу.
Пусть в том и не было нужды, Эрсин зажмурился, предполагая, что его действительно здесь и изнасилуют. Мальчик-потаскуха мысленно прокрутил в голове тот сценарий, что ему вот сейчас, через мгновение будет больно и до одури мерзко. Но дождался он лишь звонкого шлепка по заду, после чего следователь куда-то исчез. Больше его ничто не держало и паренек мало не стек по столешнице на пол. Удержался, пожалуй, лишь чудом и божьим провидением. Он совсем не верил, что все прекратилось и было уверен, что на него опять наорут, предъявят непослушание, таки съездят кулаком по морде и обратно разложат раком для вполне понятных целей. Ничего из этого, Эрсин, тем не менее, не дождался, но слова полицейского не дали уверовать в светлое будущее, или хотя бы его малейшую возможность.
Канна и не думал забывать. Даже сомнению не поддавал тот факт, что его судьба в руках вспыльчивого следователя. Дальше было больше – парню в руки вложили что-то из ткани с очередной фразой, похоронившей самые слабые зачатки надежды. Сглотнув горький ком, так не вовремя подступивший к горлу, Эрсин облапал тряпки и, наконец, идентифицировал их, как одежду: брюки, да рубашка. Долго уговаривать себя не пришлось, правда процесс одевания выглядел страшно, опасно, казалось, что вот-вот и худой задохлик запутается в штанинах и разобьет себе нос, да парочку косточек в придачу. Заняла все эта потешная сцена минут пять, не меньше, но в результате, парень был одет и выглядел куда приличней прежнего. И раз уж он справился с тряпками, то самоуверенно решил, что таки может подать голос, ибо ситуацию нужно было как-то разрешать. Он слишком задержался в этом кабинете, следователь куда больше внимания уделял оскорблением и унижениям, чем допросу и предъявлению обвинений. Не сложно было догадаться, что все эти раскладывания проститутки на столе, болезненные жамканья ягодиц, угрозы и поминутные упоминания грубого секса, имели под собой основание, имя которой «похоть», самая обычная, тривиальная и избитая до рвотных позывов. Воспользоваться ли? А почему нет? В конце концов, детектив сам дал понять, что до этого дело дойдет, в любом случае, просто не здесь, или как-то не так. В целом, если уж судить по самоощущениям, следователь не был плохим вариантом: недавние обжимания дали понять, что собой он не дурен, хорошо сложен, следовательно секс с таким индивидом хотя бы с эстетической точки зрения не столь уж отвратителен. Грубиян так же в обмен на везение обещал условный строк. Не сложно было предположить, что за «везение» имелось в виду.
Словом, канна сам себя прежде накрутил, а теперь таким же образом пытался успокоить и уговорить на то, что ужасно не любил и редко умел делать – обольщать. Почему-то он не верил в успех своего предприятия, но все равно делал.
- В обезьяннике или тюремной камере, делать это будет еще неудобней… - тихо заметил он, опустив бесполезные глаза в пол. Последовала неловкая пауза, что вылилась в конкретный дефект речи на фоне обострившегося приступа волнения, почти паники.
- Если… Если Вам… ам, хочется, то… Ну… Я могу… - и куда только подевалась вся спесь? Весь тот яд? Наверное, унесло вместе с тем ударом кулака о стол, - Только отпустите. Мне нужно, как-то зарабатывать. Я…я постараюсь сделать так, как Вам хочется.
[AVA]http://s7.uploads.ru/53oaw.jpg[/AVA]
