[AVA]http://i11.pixs.ru/storage/3/6/9/000jpg_5909237_21744369.jpg[/AVA]
Забыть, забыться и не помнить
Все пережить под лязг и визг -
Сценарий скучный, но довольно!..
Злорадствует на небе диск.

Головная боль уже не беспокоила, не стачивала ножовкой виски; казалось, что всё пережитое: дурные мысли-змеи, чёрная слизь воспоминаний - канули в небытие, растворившись в терпком алкоголе, подарившем сознанию желанное успокоение. Стало так легко, так хорошо. Тяжёлые оковы стыда, что сковали его ещё тогда, когда Слава тихо, почти крадучись, зашёл в помещение, словно опасаясь, что его в любой момент выгонят либо по причине его гендерной принадлежности, либо по причине несоответствия дресс-кода, либо ещё по бесконечному множеств причин, каждая из которых могла быть вполне вероятной. Перебирая оные в мыслях, Мстислав опасливо поглядывал по сторонам, слыша целый букет разнообразных ароматов, настолько смешавшихся, слившихся воедино, что было сложно и отличить, кого в этом месте больше - альф, омег, бет. Неважно.
Когда Слава протиснулся к барной стойке, минуя незнакомых ему людей, вовлекших свои тела в танцы под опьяняющие дурманящие ноты музыки,  он устроился на высоком стуле, заказав напиток. Стевич опустил голову, стараясь привыкнуть к этому обилию запахов, звуков, людей, голосов. Всё казалось таким диким, будто бы он попал в первобытный мир во время исполнения очередного обряда восхваления жестоких карающих языческих божеств: шаман, испивший смесь трав и наркотических веществ, одержимый галлюцинациями, воодушевляет соплеменников, призывает их почтить духов предков, божеств священных; и тысячи голосов сливаются в один громкий звук, и тысячи тел соединяются в одно тело, единый организм, жадно поглощающий лёгкими-мехами воздух, нагревающий его в своём ненасытном жерле, поддерживающем неугасаемый ненасытный огонь спиртами разной крепости и едой в мизерном количестве и сомнительном качестве; шаман - ди-джей, погружённый в свой собственный мир бесконечных звуков, вовлекает в него толпу, направляет их, ощущая оную как свои пальцы. А люди, в коих увидел Слава языческое племя, одетое в тонкие одёжи, едва скрывающие наготу, покоряются.  Разгорячены тела, отдавшиеся на волю первобытному инстинкту, направляющему их, затуманившему едкой плотной дымкой сознание: простые движения - язык тела, язык прикосновений, и быстрее, быстрее, быстрее. Мстислав наблюдал глазами в цвет ртути за ненасытным диким зверем с глазами цвета пёстрой толпы, искрившемся в свете искусственного освещения, переливающегося цветами от алого до синего. Жарко, невыносимо жарко.
Стевич уже не в первый раз посещал подобные места, но до сих пор не мог привыкнуть к ним, вернее сказать, никак не мог преодолеть стыд и смущение, цепями окутывающим его тело и разум, но ровно до тех пор, пока на язык не попадал яд зелёного змия. Тот, скрутившись плотно клубком в стакане, шипит, искрится своей чешуёй, искушая заветным спасение от гнетущих дум и переживаний, первородным грехом и свободой. Сорвать оковы, разверзая изъевшую душу пелену повседневности, отдаться всецело во власть рептилии, судорожно глотать его язык, касаясь языком острых клыков. Ещё… больше и больше, нещадно обжигая горло расплавленным янтарём, наслаждаясь его особым терпким ароматом. И только тогда, когда в мыслях будет чисто-чисто, а тело покажется легче пушинки, только тогда в мутных серых очах отразится лицо сидящего рядом, угощавшего и так щедро подливавшего. Пустые разговоры – нелепая формальность с одной единственной целью. Кто ты, что ты, зачем, почему. Череда вопросов-ответов, тесно переплетающихся, словно гремучие змеи. Больше яда…
Чьи-то руки на плечах. Привлекают ближе. Серб улыбнулся, придвигаясь ближе к альфе, прижимаясь щекой к чужой широкой груди, пытаясь во всём этом хаосе услышать его запах. Шёпот на ухо. Возмутиться? Уйти?.. Ещё бы выпить, ощущая, как плотно затягивается на шее никотиновая удавка. Следующее серое кольцо дыма поймать губами, чтобы затем получить желанное вознаграждение – таблетку.
- Слава?
Стевич запрокинул голову, ощущая прикосновение чужих губ к шее. Неправильно, всё это так неправильно. Гадко, так гадко… и мерзко.
- Назло ему. Назло. Ещё ниже. Ниже и ниже.
Мстислав закрыл глаза, подаваясь воли чужих рук, увлекающих его за собой, уводящих от бара. Толчок, и резкая вспышка боли от встречи со стеной лицом. Мстислав спешно оттёр кровь с лица ладонью, повернулся к мужчине, впиваясь в него ртутной мутью глаз.
- Помоги мне.
И снова чужие руки на теле, блуждают, приподнимают ткань белой футболки, оголяя. А там, за его спиной, свирепствует в диком исступлении толпа. Серб прикрыл глаза, растворяясь в атмосфере содомии, отравляющей каждую клеточку тела. И в венах не кровь, а алкоголь. А в мыслях порошком цианистый калий. Мало.
- Не хочу, не хочу…

Отредактировано Mstislav Stevich (29 апреля, 2016г. 21:17:34)

[AVA]http://i11.pixs.ru/storage/3/6/9/000jpg_5909237_21744369.jpg[/AVA]

К чему клонилась эта ночь? К чужим прикосновения. К чему приводили эти прикосновения? К едкому всепоглощающему стыду и раскаянию, которые вместе с похмельем приходили на утро. Неважно, это всё настолько неважно, ибо тогда не пленит желанное наслаждение, не запечатлеет свой пошлый поцелуй на губах, не огладит когтистыми пальцами тонкие бледные плечи. Пусть приходит и... берёт без остатка, впиваясь своими зубами в его кожу, оставляя следы.
Серб вздрогнул, прогибая спину, ощущая чужие пальцы, скользящие по спине, оглаживающие тело, изучая. Нечто новое, не правда ли? Стевич приоткрыл глаза, прислушиваясь к усиливающему запаху. Это в их природе: брать, подчинять, ломать, унижать. А что должен он? Подчиниться, сдаться. Так нужно. Только так. Как было наивно полагать, что отношение к нему изменится, что всё будет иначе. Глупость, наивные сказки. Пиши сказки детям, а сам не создавай себя оных, не живи глупыми надеждами на любовь, семью. Глупый искалеченный мальчишка. Мстислав усмехнулся, наслаждаясь этим самобичеванием. Так было нужно: когда втаптываешь в грязь Гордость, она сломается, не восстанет более, не примется мехами раздувать в сердце слабый огонь надежды. Это больно - надеяться, ждать. Лучше отказаться от этого, отказаться от чувств. Просто... жить? И всё как прежде. Сгорают тонкие крылья от пламени свечи. Больно, потерпи. Ни к чему оные.
Мстислав улыбнулся, запрокинув голову, открывая свою шею для альфы. Безумие. Это бесконечное падение в бездну.
— Так вот значит для каких целей вам нужен был отпуск, мистер Стевич,
Серб вздрогнул, словно его кто-то схватил за руку, вытащил из ненасытной бездны, заставил вернуться в реальность и вспомнить: кто он и где он. Приоткрыв глаза, Мстислав перевёл взгляд мутных серых глаз на человека, чьей голос нарушил его наслаждение, смешанного со страхом и стыдом. Всего лишь мгновение понадобилось, чтобы  сладостный дурман, окутавший его доселе, растворился; перед ним стоял начальник, Ной Грэхем, его страшный кошмар. Пожалуй, хуже мог быть только отец... Если бы отец увидел бы его таким: пьяным, пропитанным едким запахом никотина и неизвестного альфы, что бы сделал он? Он... убил бы, наверное. А Ной? Что сделает Ной? Какое ему дело вообще?! Убьёт...
— Он занят. Или хочешь оспорить?
Мстислав прижался к стене, вздрагивая. Мужчина после непродолжительного диалога с Грэхемом, поспешил ретироваться, оставив Мстислав один на один с этим уксусным монстром (именно так между собой на работе они называли зловещего неврастеника Ноя).
- Пустите, - чуть слышно проговорил Слава, так что вряд ли Ной из-за громкой музыки услышал его. Слава дёрнулся, пытаясь вырваться из рук поймавшего его начальника, спешно скрыться в толпе, а затем тихонько покинуть клуб. Знакомый запах... ненавистный знакомый запах.
- Ной... - громче проговорил Слава, поднимая голову, устремляя на него ртутную муть глаза, - Ной... Прошу вас. Прошу... - Мстислав поднял руки, протянул их к альфе, приподнявшись на носочки, чтобы обнять его и прижаться к нему, прячась за ним.
"Убьёт... Всё равно... Абсолютно всё равно"
Странное желание. Желание... только оное руководило им сейчас, а смелости придало всё выпитое им и та чудо-таблетка. Легко... слишком легко и лишь чуть-чуть страшно.
Стевич ощущал, как постепенно страх разжимает свои тиски на сердце, отчего дышать стало свободнее. Тепло чужого тела, его запах. Мстислав слабо улыбнулся, вплетая тонкие холодные пальцы в волосы Ноя, чтобы немного надавить на затылок, вынуждая наклониться к себе. Прочь сомнения, прочь прошлое. Забыть, забыться и не помнить. Прильнув к губам Ноя лёгким поцелуем, неуверенно, осторожно, словно совершая пробу, словно пробуя кипящую воду кончиками пальцев, чтобы узнать: не слишком ли горяча температура, серб прижал ладоши к его щекам, прикрыв глаза.

Отредактировано Mstislav Stevich (4 мая, 2016г. 17:20:36)

[AVA]http://s017.radikal.ru/i438/1607/f3/3714c7e4d98a.jpg[/AVA]
Мстислав прикрыл глаза, покорно выгнув спину, подчиняясь рукам Грэхема. Он надеялся успокоить альфу, чтобы обезопасить себя. Как говорится, лежачего не бьют, в данном случае корректнее было бы несколько видоизменить эту фразу: несопротивляющемуся не делают больно. Этого правила решил придерживаться Стевич, раздумывая о том, как нужно вести себя с Ноем: если прекратить оказываться ему сопротивление, сдаться, отдавая себя в его руки, то, возможно, его вспышка злости утихнет. Ведь он так часто проворачивал эту стратегию, когда его вызывал Ной "на ковёр", чтобы в очередной раз отчитать. Постепенно злоба и раздражение альфы стихало, когда он замечал, что омега дрожит, жмётся, топчась на одном месте, не прекословя. Что ещё можно было с ним делать? Покричать - покричал, пригрозить - пригрозил, а значит, самое время отпустить. Но сейчас... никогда ранее Ной не позволял себе прикоснуться к Славе, теперь же его руки касались его тела; разрушены границы-рамки, удерживающие их в хорошо известных привычных ролях "начальник" и "подчинённый". Кто он теперь для него? Сейчас, здесь, далеко от редакции, вне стен ненавистного кабинета. Мужчина, альфа. Жгучее желание расшатывало самообладание, искушая сладостью поражения. Зачем бороться, нужно просто отдаться, чтобы удовлетворить свою похоть. Его запах. Всё, что мог омега сейчас слышать, это запах мужчины, на котором замкнулся его мир.
— Я таких как ты насквозь вижу,
Из этого пленительного дурмана забвения его вновь вытащили, словно облили холодной водой, вынуждая цепляться за рассудок. Стевич вздрогнул, до боли закусив губу, пытаясь приглушить боль. Почему у него так хорошо получается жалить словами?
— Шлюха, которой наплевать кто, лишь бы поскорей ноги раздвинуть.
Мстислав дёрнулся, пытаясь отстраниться от Ноя, ощущая, как злость, смешавшись с обидой, ошпарила сознание, обратившись в приглушённый болезненный стон от тисков чужих пальцев на тонкой шее омеги.
"Он убьёт меня, он убьёт меня" - искрой промелькнуло в голове Славы, отчего тот в очередной раз дёрнулся, пытаясь отстраниться и сбежать. Попался... Зажмурившись, Стевич приоткрыл рот, пытаясь сделать глубокий вдох, задыхаясь. Сил не было.
Когда хватка на его шее ослабла, омега приоткрыл глаза, намереваясь пригрозить Ною, но прикосновение чужих губ, впившихся в грубом нетерпеливом поцелуе, увлекая, вновь сбило дыхание. Мстислав поддался навстречу альфе, прикусив его  язык, пытаясь ограничить его власть, воспротивиться. Если он снова позволит себе слабость, то руки альфы вновь окажутся на его шее. Нет, нельзя. Получив возможность отомстить альфе за обидные жгучие слова, Мстислав прикусил нижнюю губу редактора, встречая его напор, заставляя тот разбиться. Как только альфа прервал поцелуй, омега потянулся к нему, проводя кончиком языка по прокушенной губе. Голова кружилось, а ноги не держали, омега навеняка бы повалился на пол, не прижимай его так плотно альфа.
- Пустите меня, - чуть слышно проговорил Слава, сам не веря в успех своей просьбы, предчувствуя, что теперь ему не выбраться из лап зверя, почуявшего вкус жертвы.
- Ной... Ной! - спешно проговорил студент, не сводя жалобного взгляда с Грэхма: - Пустите, я больше никогда не...
Но альфа, не стал слушать, а потащил омегу за собой. Цепляясь пальцами за попадающиеся на пути предметы, стены, Стевич пытался вырваться из рук редактора вплоть до того момента, когда оказался в туалете клуба. Повернув голову сначала влево, потом вправо, Стевич пытливо выискивал людей, к которым можно было обратиться за помощью. Он сам вручил себя этому монстру, а теперь не знал, как сбежать от него, как сохранить себя. Если не убьёт, то покалечит. Тогда? Что тогда? Тогда можно распрощаться с перспективой наконец-то вырваться из душного так ненавистного ему издательства. Лицо. Ему нужно было хотя бы сохранить лицо, если он надеялся сменить сферу деятельности. Хорошие внешние данные... хорошие. Но... если Ной испортит. Стевич поднял голову, впиваясь острым взглядом в лицо альфы:
— Только не оставляйте отметин,- процедил омега, в очередной раз пытаясь оттолкнуть от себя альфу, цепляясь тонкими пальцами за его широкие плечи, - Ненавижу... Грэхем Ной... я вас ненавижу. Вы ужасный человек, - негромко проговорил Мстислав, осознавая тщетность своих попыток.
Мог ли он ожидать, что его слова приведут к совершенно противоположным ожидаемым последствиям? Но что ещё оставалось делать? Сдаться - Ной бы продолжал злиться. Оказать сопротивление - также. С Ноем, казалось, что бы ты не делал, он всё равно остался бы недоволен, всё равно бы злился. Вероятно, он был из тех людей, что получают наслаждение от собственной злости, граничащей с безумием. Вероятно, именной в такой форме выплескиваются его инстинкты, которые, слившись воедино с вожделением, сносят рамки, что сдерживают порывы агрессии. Громкий звук удара. Дрожа от страха, серб поднял голову:
- Ной...
Однако фразу оборвал громкий болезненный крик. Вспышка боли коснулась спины, облизывая её своим колючим языком. Выгнувшись, в попытке уйти от источника болезненных ощущений, Стевич прижался плотнее к телу Ноя, вздрагивая, цепляясь за него пальцами, сминая одежду. Снова... снова ему причиняют боль. Снова альфа... снова этот резкий запах, заставляющий задыхаться, судорожно хватая губами воздух, омега приоткрыл глаза:
- Мне больно.. Хватит... Хватит!
— Презираю,
Стевич запрокинул голову, жмурясь, вплетая свои тонкие пальцы в волосы Ноя, сжимая между ними тёмные пряди волос. Как только альфа оторвался от его плеча, оставив след от зубов, серб повернул голову, встречаясь с ним взглядом:
- Нет... не презираешь, - негромко проговорил Стевич, прижимая ладони к щекам альфы.  Нужно было перенаправить его злобу, иначе он снова причинит боль... Нужно было. Это ли причина? Нет, причина в том, что внизу живота томительная тяжесть, от которой хотелось скулить. Похоть приглушала боль, требуя, подчиняя себе рассудок.
- Я хочу тебя, - едва слышно проговорил омега.
Серб коснулся губами щеки альфы, оставляя лёгкий поцелуй, сглаживая его агрессию своей лаской, чтобы затем снова впиться зубами в ране на губе, разделяя с ним свою боль:
- Ной! Дай мне... - повысив голос, требовательно проговорил Стевич, затем, прищурившись, добавил: -  я хочу вас, мистер Грэхем...
Наклонив голову, омега прошептал на ухо редактору: - Я... ваш.

Отредактировано Mstislav Stevich (23 июля, 2016г. 19:19:17)

[AVA]http://s017.radikal.ru/i438/1607/f3/3714c7e4d98a.jpg[/AVA]

— Вот так. Сопротивляйся, вырывайся, хватайся за свою никчемную жизнь.
Серб вздрогнул, цепляясь серой мутью глаз за альфу.
"Никчёмную?!"
Слова Ноя вечно были переполнены яда, но сегодня он явно не скупился ни на унижения, ни на оскорбления. Сказалось ли на нём то, что он увидел не самого трудолюбивого сотрудника в таком месте и в такой компании, или же инстинкты требовали? ва. Похоть у Ноя смешивалась с желанием подавить, сломать, чтобы партнёр не мог более противиться. Походило на укус змеи: Ной вонзал длинные клыки в тело, отравляя ядом, чтобы затем поглотить обездвиженную жертву. Жертву... Стевич зажмурился, судорожно хватая губами воздух, пытаясь восстановить дыхание. Нет, он не станет его очередной жертвой... не станет. 
Странный, острый и едкий коктейль чувств. Он ненавидел этого человека, боялся его и безумно желал, и чем сильнее становился запах альфы, плотно прижимающего к себе юношу, тем больше было желание, вытесняющее иные примеси чувств. От прежних мыслей не осталось и следа. Всё смешалось, переплелось, спуталось, что невозможно было и разобрать, о чём он думал ранее, чего желал. Сбежать? Нет, не сейчас, не от него. Больше его рук, больше его запаха. Это его альфа. Только его.
Стевич повернулся спиной к Ною, прогнувшись в пояснице, открывая для него свою спину, задирая футболку.
- Ной...
Мстислав приоткрыл рот, принимая пальцы Грэхема. Дернувшись в сторону, чтобы немного отодвинуться от разбитого зеркала, Стевич сжал зубы на пальцах в очередной попытке напомнить Ною о том, что его власть не абсолютна. Но стоило ли обманывать себя? Он ведь хотел его, желал его власти. Кончик языка коснулся пальцев альфы, смачивая слюной. Но Ной и не думал наградить Славу за старательность, протолкнув пальцы глубже, срывая приглушённый стон.
Запах малины становился всё сильнее, переплетаясь с нотами фиалки и личи, выдающее желание омеги почти так же, как и возбуждённая плоть. Серб прижался плотнее щекой к зеркалу, жмурясь, ощущая, как горят щеки.
— Так ты выглядишь отлично. Смотри, твое истинное лицо — лицо шлюхи, умоляющей ее поиметь
Серб запрокинул голову, всматриваясь в своё отражение. Неприятно, больно, и всё нутро восстаёт против этого слова, которое так часто использует Ной в его адрес, стремясь не оскорбить, а заставить признать и принять его, как данность, как неоспоримый факт. Серб цеплялся взглядом за своё отражение. И ведь он прав, чёрт побери, прав. Где же его гордость, когда он позволил Ною утащить его за собой? Где была его гордость, когда руки Ноя оголяли его тела, прижимая к зеркалу. Стевич зажмурился, не желая больше видеть своего лица,  отдаваясь во власть ощущениям:
- Не шлюха, - негромко проговорил Мстислав, не принимая своего поражения - Твой омега... - немного громе, - Ной, я твой омега. Не шлюха...
Слава предполагал, что Ной испытывает странную неприязнь к омегам. На подобные догадки натолкнула манера поведения Ноя в издательстве: он вечно раздражался, когда отчитывал омегу, когда представитель или представительница слабого пола совершал/ла какую-либо ошибку, в то время как с бетами Ной вёл себя спокойнее. Откуда же взялась эта неприязнь?
Сил для сопротивление не оставалось. Альфа стегал кнутом своих слов, заставляя жмуриться, глотать свои стоны с болью, вынуждая поддаться ему, раскрыться. И мало ему было только взять, ему хотелось сломать, даже отомстить? Но за что ему?  Слава покачал головой, стараясь отогнать прочь едкие мысли.
Слава дернулся, вжавшись в зеркало, когда альфа вытащил впившийся в спину осколок. Приглушенный болезненный стон должен был напомнить Ною, что в его руках хрупкое юное тело, с которым необходимо было обращаться осторожнее, однако альфа, казалось, и не слышал его. И ещё один осколок был вытащен и отброшен в сторону. Больно. Его запах. Его руку. Жарко и... больно, но похоть не отступает, не оставляет в покое, скручиваясь внизу живота томительной тяжестью. Слава опустил вниз руку, стремясь избавить себя от напряжения, но голос Ноя заставил вздрогнуть, убрать руку. И ещё  один осколок, и ещё.
Мстислав прикусил губу в страхе предположить, как выглядит его спина. Боль расползалась по ней, облизывая шершавым языком раны. --
Пожалуйста, не причиняй мне боли, - хотел проговорить омега, но с губ сорвался предательский стон, напоминающий о желании омеги.
Серб вздрогнул, как только пальцы мужчины коснулись кольца мышц. Несмотря на риск получить наказание за своевольный поступок, Стевич опустил руки на половинки ягодиц, чтобы показать альфе, что желает его. Резкое проникновение двух пальцев заставило омегу покорно выгнуть спину в попытке прижаться израненной спиной к альфе. Острая вспышка боли заставила омегу вздрогнуть, сжать в себе пальцы, к коим присоединился третий, растягивая горячее нутро, но боль от ран на спине не позволяла забыть о себе. Мало... Слава шумно выдохнул, поддаваясь бедрами навстречу, позволяя Грэхем втолкнуть пальцы глубже, убедиться в готовности омеги принять его.
- Нооой... -  Слава приоткрыл глаза, повернул голову к Грэхему. Заметив ненавистную резинку, Слава дернулся, протянув руку к ней в попытке отобрать.
- Не надо, не надо, - негромко проговорил Слава, надеясь, что Ной послушается, но вместо этого Грэхем только прижал омегу к зеркалу, проникая в него. Цепляясь тонкими пальцами за поверхность зеркала, Стевич прикусил нижнюю губу в бесполезной попытке расслабиться. Похоть требовала, а тело сковывала предательская дрожь.
- Прошу... - совсем тихо проговорил Стевич, вновь пытаясь прижаться спиной к альфе, чтобы быть к нему ближе, - Ной, прошу...

Отредактировано Mstislav Stevich (23 июля, 2016г. 19:17:34)

Ной не позволял Славе и дёрнуться, ломая его сопротивление, вынуждая подчиниться его воле. Видимо, именно в такой манере поведения вся суть альфы - подчинять себе, держать на грани боли и наслаждения, заставлять захлёбываться жгучим коктейлем похоти и унижения. А что оставалось омеге? Подчиниться, принять его власть.
Стевич зажмурился, судорожно хватая губами воздух, отчего на зеркале появилась тонкая вуаль пара: - Ной... осторожно... Ной!...
— Этого? -
Омега вздрогнул, тихо всхлипнув, сжимая внутри себя альфу, не в силах расслабиться. Как непривычно было слышать такой голос Ноя, как непривычно было ощущать близость начальника, когда ранее каждая их встреча сопровождалась холодными наставлениями редактора, его попытками научить уму-разуму дурного сотрудника, когда дистанция измерялась большим ковром, на одном конце которого стоял омега, на другом -  стол редактора. А сейчас... Можно ли назвать Ноя его альфой? Будет ли продолжение у них после этой встречи? А хочет ли он этого продолжения, которое плавно перетекает в отношения? Но снова вереница мыслей разбилась на сотни мелких кусочков, когда футболка, а вернее то, что от нее осталось, оголило тело.
- Ноо...аааахх, - реплика прервалась, обратившись в приглушённый стон.
— Говори четко и громко, иначе тебя никто и никогда не будет слушать, - слова Ноя в очередной раз коснулись сознания, подобно лезвию, оставляя глубокий порез, раня уязвлённую Гордость, задыхающуюся в собственном бессилии, пленённую Похотью. Говорить громче... нужно говорить громче, но как можно, когда так невыносимо жарко, что кажется, будто в венах кровь закипает; как можно, когда не хватает дыхания, когда воздух вырывается из лёгких резко, быстро в громком стоне, когда Грэхем резко проникает в нутро, вдавливая омегу в зеркало, не оставляя времени для глубоко вдоха, кои заменяются краткими, судорожными; как можно произнести что-то связанное, когда мысли смешались, переплелись, что и не могут вербализироваться.
— Хватит так меня сжимать,
Мстислав в ответ только дёрнулся, жалобно проскулив, желая донести до Ноя то, что он не может. Запрокинул голову, омега покорно выгнул спину, подаваясь навстречу к Грэхему, не слушая его и не слыша, желая лишь быть ближе к нему, ощущать жар его тела, его дыхание на своей шее. Но попытка была резко пресечена, напоминая Славе о том, что альфа решает, насколько близок будет к нему любовник. И любовник ли? Он брал его сзади, грубо, сильно, унижая и подчиняя, словно зверь, как шлюху, вгрызаясь в податливое юное тело, не позволяя прижаться, не заботясь об его удовольствии. "Ной, это подло".
Стевич прикусил нижнюю губу, всматриваясь в своё отражение.  Мысли снова смешиваются. Горячий воздух насквозь пропитан горьким запахом кофе, которые оседает на коже, пропитывая её. Возбуждение сильнее скручивается внизу живота, подталкивая к пропасти оргазма. Резкий сильный толчок, и тело омеги выгибается в руках Ноя, подаваясь навстречу острым зубам, что вновь впиваются в тонкую шею, рассыпая на ней алые пятна.
Когда эфемерное наслаждение отпустило, оставляя после себя лишь дрожь и сбитое дыхание, серб вздрогнул: острая боль пронзила живот.
— Мне больно! Больно! Отпусти меня!
Дёрнувшись в попытке отстраниться от альфы, Мстислав прижал руки к животу, вздрагивая, ощущая, как боль расползается от места, где был оставлен шрам, по всей брюшной полости, затем по телу, беря в свои тиски. Согнувшись, серб всхлипнул:
- Хватит! Ной! Шов... Болит, болит... - когда рука альфы коснулась живота, серб прошипел, словно раненая змея, впиваясь тонкими пальцами в его запястье, убирая от себя прочь.
- Не трогай, не трогай! Мне больно... - задыхаясь от всхлипов, проговорил Мстислав, вырываясь из рук альфы. Стоять было невыносимо. Как же хотелось рухнуть на пол, согнуться в позе эмбриона, искренне уповая на то, что боль отпустит. Плотнее прижимая руки к животу, Стевич покачал головой в ответ на вопрос альфы.
— Какой шов?
- Почему... Почему вы причиняете мне боль? Ты, отец, и... и... - и снова всхлипы, из-за которых ничего невозможно было разобрать.
— Отвечай - голос Ноя и вовсе заставил сорваться на истерику.
— Что я сделал? Что со мной не так?!
Боль точила, вгрызаясь острыми зубами в тело, не давая покоя ни на секунду. И вся причина этой мука локализовалась в одном единственном человеке - Ное, что не отпускал его, тянул к нему свои руки, повышая голос. Серб зажмурился, отвернувшись от альфы, пытаясь убедить того оставить его в покое, но Ной потащил его за собой, не подозревая, как больно было омеге двигаться. Цепляясь окровавленными пальцами за раковину, Стевич вскрикнул.
Пальцы альфы снова впились в волосы, подтаскивая голову к струе воды. Растолковав этот поступок альфы, как попытку заставить омегу замолчать, захлебнуться, серб снова дёрнулся; то ли его усилия окончились успехом, то ли мужчина отпустил его сам - серб не понял, но как только исчезли руки, его поддерживающие, он медленно сполз на пол, сжимаясь в комок, пытаясь спрятаться с головой в чужой рубашке.
— Скорую вызови. - последнее, что услышал Стевич, прежде чем мутная синева полубредового состояния окутала сознание. Чьи-то голоса слились в один неясный долгий звон.

Мстислав приоткрыл глаза, обнаруживая себя в лежачем положении внутри какого-то помещения, больше похожего на машину скорой помощи. Человек в белом халате, надавивший на его плечи в попытке снова уложить, подтвердил его предположения.
- Лежите, лежите, вам нельзя вставать, мистер Стевич.
Мстислав прикрыл глаза, цепляясь в сознании за разорванные мысли:
"Ной... Грэхем Ной. Клуб, больно. Очень больно. Что с ним? Что со мной? Я не хочу в больнице. В больнице... Белое. Как одежда на нём. Белое... бело с кроваво-красным. Больно. Больно..." - и вновь пелена тяжёлого свинцового сна.

Отредактировано Mstislav Stevich (22 июля, 2016г. 21:34:49)