Козлиный характер, когда в общественном сознании каждая омега должна знать свое место, варить борщи и вязать носки, — вообще сплошные проблемы. Это сейчас, каждую отдельно взятую победу он позволяет торжествовать — и губы Мишеля на реакцию Хартелла лишь скривились в победной усмешке, — а среднее арифметическое во всей временной протяженности получается очень печальным. И теперь, когда жизнь сыграла с Ниве такую козлиную шутку, травили и издевались над ним с удвоенной, а то и утроенной силой именно в отместку за поганый его характер, острый ум и не менее острый язык. Низвергнуть козла-отличничка, который еще и в морду может при желании дать, было кайфом высшего качества, особой тонкой очистки и тройной фильтрации.
Но рядом почти всегда не вовремя оказывался Хартелл и кидался без разбору в бой. Тягаться с капитаном сборной по легкой атлетике ста восьмидесяти шести сантиметров росту рисковал не всякий. А кто рисковал, тот возвращался восвояси несолоно хлебавши и с разбитым носом. В общем, достать Ниве с таких условиях становилось делом особой важности, гордости и чести.
А время между тем шло, и конец ноября как-то незаметно сменился началом декабря. Темнело теперь неприлично рано, и с балета и работы возвращался Миши уже затемно, да и просто поздно — часам к десяти. Ему подработки ради — надо ведь отдавать Хартеллу долг за сопроводителя — разрешили проводить разминку и растяжку у младших групп, даже показывать и отрабатывать с ними движения попроще. Вследствие этого свои занятия пришлось перенести на более позднее время со старшими учениками. Да и, по правде сказать, балетная школа — то место, где он ощущал себя в покое и безопасности, где моральный комфорт не рухнул карточным домиком, даже несмотря на такие радикальные перемены в жизни. Ему больше не светили мужские партии в дуэтах, где надо поднимать и поддерживать партнершу, но права исполнять мужские сольники у него никто не отобрал. Потому возвращаться домой, в свою покореженную реальность, ему совершенно порой не хотелось. Свет фонарей отражался в мокром асфальте, изо рта вырывались облачка пара.
— Хэй, Ниве, пойдем потрахаемся? — раздался знакомый голос в самое ухо, из которого мгновение ранее вынули наушник.
Он дернулся в сторону как ошпаренный, спиной налетая на кого-то.
— Да ну брось ты, чего ты так реагируешь? — со слащавой издевочкой продолжил Лэмм. — Пойдем, ты ж омега, ты ж при виде члена течешь — разве нет?
Мишеля сорвало тут же и качественно. Голова Лемма дернулась в сторону от удара, Карпентеру он до хруста заехал кулаком в нос, а вот дальше уже сам согнулся от удара в живот, выплевывая из легких весь воздух.
К моменту, как Мишель пришел домой, лицо его порядком опухло. Левый глаз заплыл полностью и даже не открывался, губы были разбиты, нос — только каким-то чудом не сломан, но изрядно распух. Очки бесславно сгинули под чьим-то ботинком, куртка — вся испачкалась, пока он скрюченным валялся под ударами на асфальте.
— О боги, Мишель! — кинулась к нему Мари Ниве.
— Все в порядке, — отстранил он от себя мать.
— Да какое в порядке, ты весь в крови!
— Да брось, будто я никогда раньше не дрался, — Мишель разулся, повесил куртку и, согнувшись от боли в ребрах, медленно двинулся в сторону лестницы.
— Так? Ты это называешь подрался? — Мари шла за ним следом. — Тебя просто избили!
— Не преувеличивай, хорошо? Не будь как те истеричные мамаши, ладно? — и он закрыл за собой дверь их с Анне комнаты. — Ну что вылупился? Леща хочешь? — огрызнулся он брату, выглянувшему с верхнего яруса. — Спи давай, детское время вышло.
— Козел! — буркнул Анне и отвернулся к стенке.
— Миши, ты как хочешь, а я вызываю скорую! — донеслось из-за двери.
— О боже, мама! Не смей!
— Тебя, Мишель Ниве, никто не спрашивает!
И она спустилась вниз, села за стол на кухне и в самом деле вызвала скорую. Потом с минуту или две сидела, закрыв лицо ладонями, прислушиваясь к звукам открывшейся и закрывшейся двери ванной, к звукам побежавшей воды. Снова взяла телефон и набрала номер Дами.
[AVA]http://savepic.ru/9477210.png[/AVA]
Отредактировано Michel Nivet (26 декабря, 2016г. 23:04:37)