Большая рождественская ярмарка оправдывала своё название. Море огней прямо в центре Берлина, пёстрые крытые павильоны и люди – разноцветное человеческое море, говорливое, суетливое, громкое. Солнце давно слилось с горизонтом. Всё кругом утопало в вечере: мелкий снег, фонари, запахи и звуки – всё в сине-сиреневом мареве вечернего сумрака. На лёгком хрустящем морозце краснеют носы, уши и пальцы, расцветают алые улыбки, громче звучат голоса, словно звон хрусталя. Повсюду – яркие флажки праздничного настроения. Большая рождественская ярмарка.
Большое, мать его, рождественское столпотворение. Не вдохнуть, не выдохнуть – в нос забиваются самые причудливые смешения ароматов. Большое, мать его, гигантское стадо праздничных придурков. Федерико раздражен. Ему кажется, что он – сердце толпы, пульсирующее око вечернего холода. Ему кажется, что время на исходе: уже 23-е, а у него всё ещё нет подарка!
Раскрашенные торговые лотки дробятся во взгляде – великое множество всякой чепухи и ничего, чёрт возьми, ничего подходящего. Шелест упаковочной фольги, пышный бантик атласной ленты: вот он – идеальный подарок. Ботинки Федерико отмеряют метры мокрого асфальта. Кто-то задевает его плечом – он рычит хриплое «извините». Кто-то улыбается ему в лицо – он нервно грызёт губы. Двадцать третье декабря, повсюду сосновые ветки и красные ёлочные шары. Полосатые леденцы, розовый лик Санта-Клауса, как икона, посвящённая счастью. Рико злится. Он кружит здесь с трёх часов, а в руках у него – только кулёк рождественского печенья, давно остывшего, но всё ещё чертовски хрустящего, в розовой блестящей глазури. Хоу-хоу-хоу.
Что же подарить Кирану?
Подарок – знак внимания. Я здесь, я помню о тебе. Помню, что тебе нравится, знаю, о чём мечтаешь. Подарок – маленькое рождественское чудо: я всегда буду с тобой. Люди дарят подарки, чтобы напомнить о себе, чтобы рассказать о чувствах, чтобы хоть раз в году быть так близко – прижаться к сердцу, поймать чужой вдох, чужую улыбку, блеск чужих глаз. Подарок – поцелуй в душу. Рождество – время, когда ничего не требуют взамен, желают счастья и выглядят до одури счастливыми, до отвала. Об этом поют на каждом углу, об этом вещают с экранов телевизоров, об этом плачут скрипки в людных переходах – прислушайся, и всё поймёшь. Большой розовый пряник – вот что такое Рождество.
Здесь насыщенно-сладко пахнет сахарной ватой, горячей карамелью и кофе. Рико останавливается и берёт себе чашечку крепкого и чёрного, вдыхая всем существом. Обжигающий глоток – так-то лучше. Ещё один – давай, старина, соберись. До дна картонного стаканчика – проникнись этой атмосферой. Рико проникается и кивает сам себе: ну, вот, теперь совсем славно. Когда стаканчик отправляется в мусорку, на глаза попадается то, что нужно – перчатки под стеклом витрины. Самые разные. Какие хочешь. Но он уже понял, какие хочет его друг, Каро.
Киран всё время ходит в этих дурацких перчатках: прячет белые пальцы, прячет бледные руки, умелые, шустрые, ловкие. Ободок кольца на безымянном – тоже прячет. Ткань при прикосновении тихо шуршит. Совсем не то, что касаться голой кожи. Совсем не то. Но это ещё один элемент мозаики: безукоризненно-белый паззл, попробуй-ка собрать всё вместе, правильная картинка, беспощадная правда.
Всего лишь перчатки.
Хорошая идея, – хвалит себя Федерико. Отгоняет все прочие мысли. Всего лишь перчатки. Ещё одна пара – в подарок.
С Рождеством, Каро.
Когда он подлетает к прилавку, его снова кто-то толкает плечом. Брысь!
– Извините.
И кто-то одновременно с Федерико указывает на перчатки продавцу:
– Вот эти, пожалуйста, – два голоса сливаются в один.
Два покупателя на один товар. На прекрасную пару белых тканевых перчаток. С чудесными блестящими пуговичками.
– Они последние, – бойко отвечает дядечка в очках, переводя взгляд с одного на другого. Вся ситуация доставляла ему удовольствие, сегодня он неплохо заработал. Дядечка, смакуя, повторяет:
– Последняя пара, больше нет.
Федерико закусывает губу и быстро поворачивается к своему сопернику. Глядя на него, Лоретти забывает, что сначала стоило бы спросить о цене. Перед ним – рыжеволосый парнишка, мята и апельсин, мордаха хитрая, как у лисицы, стоит, глазеет и явно собирается что-то сказать.