Идти, вот так прижимая к себе Мишеля и прислонившись виском к его макушке, было тепло и щемяще-приятно, хоть и не слишком удобно из-за разницы в росте — и медленно, шаркая ногами в сухой листве. Шагов через тридцать ниже по улице Дамиан уловил краем глаза, как Ниве силится спрятать шею в воротнике пальто от прохладных порывов ветра — и придержал шаг, бескомпромиссно накинув тому на шею свой шарф и замотав в три витка. Усмехнулся, нажав кончиком пальца на острый нос, торчащий из этих витков, и поймал ладонь Мишеля — сплетя пальцы и утянув её греть в свой карман.

Ухаживать за Миши было чертовски приятно. Даже приятней, чем в детстве, когда это выходило как-то само по себе, рождаясь из какой-то глубинной, неосознаваемой им тогда потребности защищать и оберегать — потребности, которая теперь смело вышла на передний план, обнажённая измученной ранимостью Мишеля. Он нужен ему сейчас — особенно остро нужен. И от остроты этой приятно щемило под рёбрами.

Самое забавное, Джоанне он тоже был нужен. Несмотря на всё понимание ситуации и того, что Дамиан стал её мужем совсем не из чувственных причин, она продолжала полагаться и рассчитывать на него — как в мелочах вроде той, что требует подать и подержать пальто, так и в глобальных вопросах. Он отзывался и помогал — но никогда не делал этого с охотой и не пытался инициировать. Не хотелось. Только для одного человека его душа способна была так лететь, опережая события.

Они шли тихой улочкой, вдыхая осеннюю прохладу спокойствия, и Дамиан поднял голову выше, рассматривая облетевшие деревья и серо-синие небеса. Они были одни здесь, насколько хватало взгляда — от начала и до конца аллеи, разделённой узкой проездной дорогой в одну сторону. И эта тишина, этот удивительный, окутывающий уютом пустоты покой, полный мерного шуршания неубранных листьев под шагами, полный теплоты и такого бережного единства — возникшего самим по себе, словно и не было этих бесконечно долгих лет, словно не скрипело и не волочилось за спинами грузом кандалов тяжёлое прошлое, — эта тишина казалась такой упоительной и призрачной, что Дамиану на момент почудилось, что он спит, заставив с подозрением оглянуться на проплывшие мимо деревья — настолько это было непривычно до неверия и настолько сладко дышалось сейчас этой тишиной. Но нет, деревья эти оставались на своём месте, не спешили таять в тумане — живые, настоящие деревья, покрытые шершавой корой, и рука Мишеля, зажатая у него в кармане, тоже была живой и настоящей. Он глянул на идущего рядом друга и улыбнулся, ненавязчиво подавшись вперёд и боднув его носом в висок.

— Здесь так тихо, — заметил он вполголоса, снова оглядевшись по сторонам. — И так спокойно. Не думал, что такое место может быть в Нью-Йорке. Разве что только во сне.

А вместе с тем уже много лет сны ему заменяло в лучшем случае предсонное полумиражное терзание воспоминаний. Засыпая, Дамиан просто отключался — и не видел никаких снов.

Он поднялся за Мишелем на нужный этаж, втискиваясь следом в маленькую прихожую, рассчитанную действительно в лучшем случае на одного человека. Как, в общем-то, и вся квартира Ниве, которую из этого коридорчика легко было если не полностью обозреть, то представить в масштабе. Но аккуратный, скромный уют и смягчённый спокойствием порядок этого места пробуждал в душе доселе незнакомое, но невыносимо приятное чувство. Здесь было хорошо — ему здесь было хорошо, вот как, пожалуй, можно это описать. В одиночестве и просторе своего просторного, многокомнатного пентхауса с баснословно высокими купольными потолками Хартелл тоже чувствовал себя неплохо, приятно и спокойно — но в квартире Мишеля, помимо этого, было ещё и очень тепло, и тепло не столько физически. Как шалаш, который в детстве все любили строить из подушек, одеял и опрокинутых стульев. Как нора, в которую можно забиться на зиму и не вылезать до весны. И Дамиану тут же отчаянно захотелось это сделать — зашиться, занавесить шторы до полумрака и завалиться на диван, в тепле и покое, словно вспомнив те далёкие времена под конец университета, когда его на несколько лет накрыла тяжелая депрессия, и только необходимость сменить отца на посту директора заставила из этого угнетённого, периодически накатывающего рецидивами состояния выкарабкаться, вытащить себя, как пресловутый барон Мюнхгаузен, за собственные волосы. Так, кажется, до конца из того болота и не выбравшись — только сделав вид, что ему удобно идти над этой трясиной по карьерной лестнице. Боги, как же это всё ему осточертело, это стремление вникуда...  но тысяча и одна забота укором всплывали в памяти, тысяча и одна зависимость от него чего-то важного, слишком объёмного, чтобы перед ними можно было быть эгоистом — и вынуждали собраться с мыслями.

— А? — повернул он голову на заботливый вопрос Мишеля и как-то вдруг укоризненно-серьёзно добавил поперёк. — Тебя хочу. В смысле... с тобой побыть. Не уходи никуда, не надо чая. Сейчас, я только пиджак сниму... Ох, не майся ты этими глупостями. Босиком похожу. — Ну, как босиком — в чистых тёмно-серых носках, обнаруживших себя, когда Дамиан скинул ботинки. Не было причин сомневаться, что пол здесь так же чист, как и всё остальное — да даже не будь он, это не имело бы ровным счётом никакого значения.

Он скинул пиджак, вешая его поверх пальто за неимением другого крючка, и одёрнул рукава и воротник рубашки. В офисной одежде строгого стиля он чувствовал себя здесь скованно и странновато. Действительно, гостем из другого мира. Слишком сверкающего и собранного, слишком холодного и выдержанного, чтобы так сразу вписаться в пушистый уют жилья взрослого одинокого омеги. Пройдя в комнату, мельком огляделся, поводя головой — плечистый медногривый альфа под два метра ростом занимал здесь порядочно пространства, как-то разом и махом съедая его своей фигурой. И оттого, наверное, поспешил сесть, опустившись на прогнувшийся под его весом край кровати, не зная, куда ещё себя приткнуть. Хартелл вздохнул, опираясь на руки позади себя, пытаясь принять более-менее человечную позу и оглядывая комнату у потолка.

— У тебя и в самом деле очень уютно, — улыбнулся он Мишелю. — Расскажешь мне дальше? Что с тобой было. — Он подвинулся вбок и похлопал ладонью по покрывалу — только на ней и можно было сидеть бок о бок, — словно приглашая Ниве присесть на его же собственную кровать. — Или теперь мой черёд?..
[AVA]https://forumstatic.ru/files/0012/4f/d4/81313.png[/AVA]

Можно. Конечно, можно — не успел ответить Дамиан, притихнув под потянувшимися к его галстуку руками Мишеля, — потому что не было ничего такого, чего в его отношении Ниве было бы нельзя. Он с выжидательной внимательностью следил за пальцами друга, распутывающими узел, выдавливающими пуговицы из петель так, чтобы открылись ключицы — и ямочка меж них, где кровеносные сосуды ближе всего прилегали к коже. И только вздохнул прерывисто, когда Мишель приник к нему, чутко утыкаясь носом и вздрагивая в дыхании.

Хартелл обнял его одной рукой, загребая к себе теплее и ближе, побуждая совсем уж прильнуть к своему боку, опереться — и надёжно укрывая в объятиях. Широкая ладонь коснулась затылка Ниве, мягко и покровительственно поглаживая того по затылку, прижимая — и прижимаясь, носом зарывшись в его волосы и медленно, глубоко вдыхая запах бергамота, лимона и чего-то ещё такого неуловимо живого, человечного и близкого — помимо запаха омеги, совсем блёклого в этой гамме, слабо различимого. Истёршегося, изношенного запаха — запаха, который слишком долго пытались подавить. Неинтересный, слишком слабый для большинства альф — но такой бесконечно дорогой и нужный ему самому.

Он молчал, не нарушая тишины. Просто держал Мишеля в своих руках и ждал — нет, не столько ждал, сколько сам наслаждался каждой секундой, протекающей в подобной близости. Не нужно было никаких слов. Не было места ни для каких мыслей, дел и тревог. Им было просто слишком хорошо вместе — и это "хорошо" стоило всего остального, что только могла предложить жизнь...
[AVA]https://forumstatic.ru/files/0012/4f/d4/81313.png[/AVA]

— За что? — удивлённым эхом откликнулся альфа. Ладони его, поглаживая, коснулись висков, щёк, перетекая на плечи и снова — снова, но теперь уже сильнее смыкаясь за спиной, забирая Мишеля в крепкие, жадные объятия и охапкой прижимая к себе. Щекой прислонив голову к виску Ниве, Хартелл глубоко вздохнул — не то тягостно, не просто с таким умиротворённым спокойствием. — Сам же был против, когда я извинялся... Мишель, — Дамиан, заговорив, продолжил после некоторой паузы, явно собираясь с мыслями. — Я не смогу исправить всего того, чего не сделал за эти годы. За всё то время, пока был слишком далеко. Но продолжаться этому я не позволю, слышишь меня?

Руки его расплелись, выпуская омегу — только затем, чтобы ладони снова обняли лицо и заставили поднять то, так, чтобы Хартелл, пригнув плечи, мог внимательно вглядеться в его лицо.

— Слышишь? Всё хорошо. Я что-нибудь придумаю. Не знаю, как, но придумаю. Что угодно, но я тебя больше одного не оставлю. Куда мне двигаться дальше, если не к тебе, м? Ну куда? — он вздохнул и снова обнял Мишеля, баюкая в своих руках. Боги, как же давно он должен был это сделать. Чтобы вот так — чувствовать его, защищать его, беречь его от всех невзгод, какие бы только ни свалились. Он может это — теперь. И как бы не горчило в груди диким сожалением прошлое, упущенное время, тысячи ошибок, родившиеся из одной и самой грубой — расставания. Больше такого не будет. Мишель, Мишель... Счастье ты моё.

Единственное моё счастье.
[AVA]https://forumstatic.ru/files/0012/4f/d4/81313.png[/AVA]

А ведь когда-то он и в самом деле любил эту строптивую борзость Мишеля, эту вспыльчивость и броскую ранящую гордыню, способную отбить охоту у всякого, но не у Дамиана Хартелла. Но любил не только её — совсем не только; трепетно обожал каждую чёрточку, каждую лучинку его взгляда, каждое слово и каждый жест — считая эту близость и открытость за дружбу, настолько к ней привыкнув за года, что уже и не замечая вовсе. Любил, не зная, тогда — а сейчас вспоминал, понимая по-новому всю ту радость, что теплилась в груди рядом с Мишелем, всё то переживание, которое вызывал в нём друг детских лет. И горечь, обида, нервный смех от такой дурацкой шутки судьбы, отобравшей у него самое дорогое и чуть было вовсе его не лишившей, мешалась с тягучей нежностью и теплотой, тихим благоговением разгорающейся под рёбрами, когда Мишель вот так приникал к нему, когда прикасался, когда смотрел — глаза в глаза. И Дамиан не видел ни морщинок в углах глаз, ни ранней седины в чёрной чёлке, куда более заметной, чем у него самого — он видел того Мишеля, которого всегда хранил в сердце неизменным светлым образом, он видел душу — душу, до смешного точно и дерзко бывшей половиной от его собственной, половиной, без которой сложно дышать и жить.

Как же прав он был тогда, ребёнком, когда его без всякого сознательного отчёта потянуло пересечь улицу и протянуть руку споткнувшемуся мальчишке. И как глупо то, что в детстве мы, видя, ничего не понимаем — а обретя умение понимать, теряем способность видеть...

— Не оставлю, — вздохнул он, на самом деле, прекрасно понимая все опасения Мишеля. Слишком долго всё было наперекосяк, чтобы одна случайная встреча на улице огромного города! сердце заходилось и пропускало удары от мысли и понимания, насколько невозможно это было на самом деле — могла что-то сразу изменить. Ему и самому всё это ещё казалось немного нереальным, неловким оттого. И неясно, как это новое — связать и соотнести со всем тем старым, что у него было. Сразу и не выйдет. И чай, пожалуй, отличная возможность дать им обоим ещё немного времени — понять и почувствовать, поверить в происходящее. Хартелл охотно кивнул, улыбнувшись Мишелю и поднявшись с кровати следом за ним. И, идя в полушаге за плечом, с отстранённым любованием смотрел на эти покатые сухие плечи, наполовину скрытые свитером с широкой горловиной — и больше всего снова хотел их обнять, прижаться и молчать, никуда не отпуская. Но опасался не то спугнуть, не то смутить...

И потому просто стал у окна, опершись бёдрами на край подоконника, через плечо поглядывая на улочку за ним, где ветер тряс ветви деревьев и серость клубилась всё гуще, обещая скорый дождь — и переводя взгляд на хозяйничающего Мишеля, мягко обнимая его этим расслабившимся, в кои-то веки избавившимся от выражения упрямой загнанности взглядом, тая улыбку в уголках рта и молча слушая, как шумит, закипая, чайник, наполняющий кухню таким живым и чистым бытовым уютом, что и в самом деле — не верилось...
[AVA]https://forumstatic.ru/files/0012/4f/d4/81313.png[/AVA]

Дамиан, окинув взглядом все эти баночки и пачки, на момент посерьёзнел лицом и подавил вздох. Годы не щадят, это верно — ему и самому полагалось следить за здоровьем куда тщательнее, чем он это на самом деле делал, пользуясь тем, что врачи пока только пророчат и каркают, а предрасположенности никак не дают о себе знать. Разве что левое колено, вышибленное на тренировке, порой ноет на погоду, но и то — оно уже месяцев пять смирно не напоминало о себе. Хартелл пошевелил ногой, словно не доверяя примолкшим связкам — но ничего такого не почувствовал и уверенно успокоился. Ему ещё очень-очень много надо сделать, не время ничему болеть. Хватит уже того, что у Мишеля теперь слабое сердце и бог весть что ещё в анамнезе. Надо будет вытащить его к хорошему диагносту, решил про себя Дамиан — и усмехнулся тому, как исподволь и совершенно по привычке берёт в оборот ту жизнь, в которую вошёл буквально два часа назад...

— Я всё хотел спросить у тебя, что же с тобой было за всё это время, — заговорил Хартелл и чуть нахмурился, вспоминая сбивчивый шепот, рвавшийся с губ Мишеля в кафе. Шепот, в котором было столько боли, что лишний раз бередить её, касаясь темы, было совестно. — Но, знаешь... это ведь так неважно. Это всё прошлое, поэтому — неважно. Что бы там ни случилось с тобой, сейчас ты здесь, и мне этого достаточно. — Он скользнул взглядом по занавескам и снова остановился им на Мишеле. — Но если ты захочешь узнать что-то о моём прошлом — я отвечу, так что спрашивай. Если желаешь.

Дамиан уверенно и спокойно улыбнулся ему.[AVA]https://forumstatic.ru/files/0012/4f/d4/81313.png[/AVA]

— Ну что опять за прости? — чуть смеясь, спросил Дамиан в ответ. — Миши, я же всё понимаю. Об этом тяжело вспоминать, и я не хочу...  не хочу, чтобы моё любопытство причиняло тебе боль. — Всё же чуткости в Хартелле с годами действительно прибавилось, а если не именно её — то ума и понимания, куда стоит лезть, сминая все преграды, а где бы не мешало поостеречься и выждать, чтобы не сделать хуже. А что Мишелю было худо и без того, он видел — ясно ощутил по дрожи под своими руками. — Я пропустил в твоей жизни двадцать лет, и... — альфа вздохнул, мотнув головой. Совестно ему было и неловко перед Мишелем, перед его прошлым, и всегда, наверное, будет совестно за эти пропущенные годы, за этот недосмотр и упущение, которое не исправить уже — только дальше не усугублять. Мишель его, может, и простит — или уже простил — но сам он себя никогда не сможет. Дурак, что тут взять. И таким дураком ему жить дальше.

— Ничуть не против — мягко улыбнулся он и наклонился, доставая и раскладывая табуретки, пока Ниве расставлял чашки на столе-подоконнике. — Хотел бы я сказать"садись, рассказ будет долгим", — посмеялся он вполголоса, — но так подумать — что такого особенно было в эти годы...

На невысоком складном табурете крупный альфа в строгих брюках и рубашке, так и оставшейся расстёгнутой с полураспущенным галстуком, смотрелся немного несуразно. Когда Мишель разлил по чашкам чай, Дамиан, не боясь горячего, взял свою и аккуратно прихлебнул — судя по всему, раздумывал, как и с чего начать.

— Мы прожили в Берлине полтора года, я закончил там школу — но бизнес отца не развернулся так, как он рассчитывал, и он снова перенёс активы, на этот раз за океан. Уехал туда первым, а через полгода снова забрал нас с мамой... так что поступал я уже здесь. — Альфа посматривал за окно, судя по пространности взгляда, наблюдая за ним картины совсем не настоящего. — На факультет экономики и управления. Когда был на третьем курсе, отец стал серьёзно болеть — а к моему пятому здоровье у него стало совсем ни к чёрту. Так что я писал диплом, параллельно работая в компании — и, как только выпустился, принял у отца пост директора. В двадцать три года — генеральный директор, смешно звучит, да? К счастью, при отце работал надёжный заместитель, он быстро ввёл меня в курс дела и следил за тем, чтобы я из него не выпадал. Я точно знаю, что не справился бы, останься я сам по себе. Мне уже к середине обучения наскучило всё, что я здесь имел — люди, связи, занятия, всё. Я не знал, чего мне не хватает, — он поднял взгляд на Мишеля и улыбнулся.

За рёбрами от взгляда на это родное, уставшее лицо, хоть и посветлевшее в сравнении с утренним, тоскливо заныло. Если бы он тогда знал, если бы он только мог догадаться, что его мучило, отчего сосало под ложечкой пустотой и неприкаянностью...

— В убогом состоянии я тогда был, честно. Мне ничего не хотелось, а чего хотелось — понятия не имел. В итоге пришлось принимать крепкие антидепрессанты, — Хартелл поморщился мимолётно, — и как-то двигаться дальше, потому что другие цели в жизни никто не отменял. Я увлёкся работой — а что мне ещё оставалось, — он пожал плечами, снова делая глоток, — днём занимался компанией, вечерами — какой-то ерундой... лишь бы убить время. Корчить из себя успешного бизнесмена не хотелось, да и публику в те годы я особенно резко не любил, так что почти среди них не появлялся. Тем более что в двадцать шесть, холост, директор одной из крупнейших компаний города...

Дамиан тяжело вздохнул.

— Ну, ты можешь себе представить, какая на меня тогда велась охота в элитных кругах. Вот только мне был никто не нужен. До отвращения. Честно скажу, я вёл себя тогда, как последняя скотина, — он дёрнул губами, снова прикладываясь к чашке. — Короткие романы до первой ночи — и адью. Просыпаться с ними в одной постели было отвратительно, потому что к тому времени я трезвел, и уже ничего не пробирало. Некоторые были так отчаяны, что выдворять их приходилось при помощи охраны. Самое занятное, моя репутация от этого хуже не становилась, наоборот, — альфа фыркнул презрительно. — Всем было просто-таки кровь из носу узнать, кто же охмурит такого неприступного богатого мальчика.

— А я женился в двадцать семь по настоянию матери — и ещё потому, что чехарда и суета эта вокруг меня мне надоела. Уже было всё равно, на ком, так что Джоанна стала не худшим вариантом. Через полтора года родился мой сын, Фредерик, — статистически безразлично сообщил Хартелл, глядя в какую-то невнятную точку поверх кружки с чаем, прежде чем снова посмотреть на Мишеля, — но, как я тебе уже говорил, моя мать, ради которой это и затевалось, рождения внука не дождалась. А дальше как-то так и потянулось — стал семейным солидным человеком, как и положено директору, получил право не появляться на этих приёмах и корпоративах, потому что у меня семья... Никому не было дела до того, что я на самом деле об этом думаю и что по этому поводу чувствую — меня стандартизировали, вписали в норму и благополучно принимали в ней. И мне было всё равно даже больше, чем им. Я, наверное, ещё тогда устал — чувствовать в первую очередь. Искать. Метаться. Жил так, как жилось, как заведено. Так и живу, в общем-то, — он чуть улыбнулся. — Работаю, исполняю все долги. Долг отца, долг мужа...

Губы Хартелла как-то неприятно изогнулись, поджавшись на этих словах. Не было это той вещью, о которой он хотел бы рассказывать Мишелю, упоминать при нём, но от правды не сбежишь. Да, он женат, он связан законом с другой омегой. Но что это, чёрт побери, меняет!..

— Сегодня я оказался здесь потому, что на той улице находится ювелирный Харрисона, одного частного мастера. Джоанна захотела к годовщине весьма специфическое ожерелье с камнями сложной огранки, копию одного выставочного с некоторыми её дизайнерскими поправками — я договаривался с ним об исполнении. А вышло так, что встретил тебя, — Хартелл поставил почти пустую чашку и сплёл пальцы перед подбородком, тепло улыбнувшись. — Странно, да? Немного слишком удивительно, чтобы быть правдой, — он протянул руку и легко провёл кончиками пальцев по виску и щеке Мишеля, оглаживая тонкий контур лица и любующимся взглядом всматриваясь в него под этим прикосновением. Ненадолго в комнате, убаюканной медитативным рассказом альфы, повисла чистая, живая и обновлённая тишина...[AVA]https://forumstatic.ru/files/0012/4f/d4/81313.png[/AVA]

— Заказал, — тускло и смиренно улыбнулся Дамиан. — К февралю будет сделано.

Да, в феврале — восьмая годовщина свадьбы. Как заведено, пышный приём "для своих", довольная Джоанна в центре внимания, радостно бегающий по залу Фредерик, на котором смокинг в его годы смотрится смешно и "мило", и мать будет постоянно поправлять на нём одежду и говорить "не бегать", пытаясь совестью усмирить расцветающий нрав маленького альфы — куда более смирного, чем он сам когда-то был, но всё-таки альфы, — а Дамиан не будет вмешиваться: как воспитывает, так воспитывает. Годовщина свадьбы, которой он и так не был рад, а теперь совсем не знал, как относиться — мучительно не хотелось, чтобы всё это происходило в его жизни. Оно не сочеталось, не совмещалось, мешало ему быть рядом с Мишелем, и сильно хотелось, чтобы как раз-таки эта свадьба, эта чертова жизнь и оказались сном.

Но альфа, даже сжигаемый изнутри тоскливой тягостью, всё равно остаётся альфой — и знает, как поступит, знает, потому что ему и лишних двух минут не надо, чтобы решить, как быть и что делать. Ему останется только найти правильные слова и время, чтобы сделать то, что он не только должен — чего он искренне желает всем сердцем, пусть даже пока то желание придавлено привычкой, сковано обязательствами, понятиями о чести, и опасливо таится в глубине грудной клетки. Когда ты годами привычно запихивал собственное "хочу", теперь раненным зверем воющее под рукой, растравленное и обозлённое втрое больше прежнего, в самую бездну, игнорировал и забывал — шаг через себя, через рельсы привычек и заученной "правильности" даётся нелегко, словно сквозь густой кисель. Но он хочет, хочет, чёрт побери, хочет этого! И имеет на это право!..

Он проглотил ком в горле и нашёл в себе силы улыбнуться Мишелю — нет, даже не так: это взгляд на Мишеля снова дал ему сил улыбнуться, какой бы отягощённой эта улыбка ни была.

— Так не ходи никуда, — не сдержался Хартелл, и в торопливом этом полушепоте ясно чувствовалась давящая на него искренность желаний — вместе всё с тем же страхом разлуки. — Не ходи никуда, Мишель. Останься.

Он наклонился вперёд, снова накрывая его ладонь своею и сжимая в пальцах. Сигаретный дымок вился, застилая взор, но взгляд Дамиана в этот момент стал куда пронзительнее — даже пожалуй что и требовательней.

— Останься со мной. Я знаю, я многого прошу, у тебя работа, правила, ответственность перед нанимателем... Но хотя бы сегодня, хорошо? Хотя бы сегодня не уходи никуда. — Хартелл дёрнул уголками губ как-то неловко, почти жалостливо: нелегко ему давались признания в собственных слабостях, ой нелегко. — Я ведь тоже боюсь, что ты не вернёшься...
[AVA]https://forumstatic.ru/files/0012/4f/d4/81313.png[/AVA]

Дамиан держал его за руку, в знак поддержки сжимая и поглаживая пальцами кисть, пока Мишель говорил с кем-то на том конце линии. Когда до него снова долетели обрывки повышенного тона, импульс отобрать у Ниве трубку и рыкнуть пару хороших слов хамоватому мудаку на той стороне — должно быть, непосредственному начальнику Мишеля, — сдерживать удавалось с трудом, но Хартелл только хмурился и крепче сжимал ладонь Ниве.

— Вот и отлично, — фыркнул альфа неприязненно, взглядом явно адресуя этот фырк телефону. — Если тебе приходилось работать на того, кто считает нормой повышать голос на сотрудников... — он мрачно замолчал, оценивая в прошедшей перспективе, каково было Мишелю — уборщиком, простигосподи! — зарабатывать себе на еду и лечение, и строптиво мотнул головой. Перевел дыхание, подтянув к губам ладонь друга и прижавшись тёплыми губами к костяшкам. — Хорошо, что ты дождался меня... — тихо выговорил Дамиан, прикрыв глаза.

"Боги, как же хорошо, что так получилось. Хотя бы так. Что дожили... дотянули. Сквозь это всё." Уже одно только это — держать его сейчас за руку и понимать, что это всё не сон, что так действительно случилось — было счастьем.

— И, Мишель, — альфа открыл глаза, глянув на Ниве с серьёзным укором, проникновенно поинтересовавшись, придержав за запястье его потянувшуюся к пепельнице руку. — Ты уверен, что тебе нужна эта сигарета?..

[AVA]https://forumstatic.ru/files/0012/4f/d4/81313.png[/AVA]

Отредактировано Damian Hartell (2 июля, 2017г. 16:00:50)

Хартелл только вздохнул, проглотив замечание о корпоративной этике и деловом этикете. Ему доводилось косвенно общаться с такими дорвавшимися до "высот" — владельцами земель, складов, автомастерских, ресурсы и площади которых поглощала Хартелл Логистикс, договариваться с ними, вести себя с ними подобающим образом — чего они в ответ совсем не демонстрировали, вызывая тихое отвращение и позволяя с лёгким сердцем обвести вокруг пальца и забрать их владения под свою компанию. Юристы Хартелл Логистикс работали чётко и слаженно, комар носа не подточит.

— Ты пошёл на юриста? Вот как, — улыбнулся Дамиан вместо этого. — А где учился? В Манчестере? И как оказался здесь, в Нью-Йорке? Давай, садись, ты мне рассказ обещал.

И он потянулся к Ниве, аккуратно отнимая у него сигарету и надламывая палочку пополам. Да, Мишеля сейчас, прямо сейчас — уволили и, считай, оставили без средств к существованию, но что-то уверенно подсказывало — раз Дамиан здесь, беспокоится не стоит. Не о чем беспокоиться. Незачем. А нервы альфа найдёт, как успокоить ещё — не портя при этом лёгкие. Хартелл, конечно, и сам курил — но для Мишеля это была вторая сигарета за утро, не считая коньяка и хорошей дозы кофе — поэтому Дамиан лишь очень внимательно всмотрелся в лицо Мишеля, без слов, но предельно настойчиво утверждая над ним свою опеку.

Да, будет сложно менять устоявшиеся привычки, но с этим намерением альфы у Ниве просто не останется никаких вариантов, кроме как вдохнуть поглубже и смириться.

[AVA]https://forumstatic.ru/files/0012/4f/d4/81313.png[/AVA]

"Будто я позволю тебе и дальше работать уборщиком, — был ему ответный говорящий взгляд. — Право слово, как будто ты плохо меня знаешь, Мишель..."

А может, конечно, и плохо. Но не со знаниями плохо — что его, альфу, знать, всё просто как два цента, —  плохо с верой. В то, что этот двадцать лет где-то шлявшийся альфа вот так просто возьмёт и подставить плечо — и в то, что омега, двадцать лет справлявшийся самостоятельно и доверявший только себе, вот так сразу найдёт в себе способность и решимость на него опереться.

Он слушал его молча, внимательно, помрачнев взглядом и только неловко, поджав уголок рта, потупив глаза, когда Мишель упомянул про, что творилось с ним в течку. Да, — на минутку представил он, — осознать, что твой близкий и лучший друг не бета, а омега, было хлеще, чем просто странно. Прикасаться к нему... проводить с ним ночи. Дамиан внутренне вздрогнул. Это было слишком много, чтобы он был способен вот так сходу всё осознать. И потому он просто продолжил слушать — так и не отпустив руки Мишеля из своей.

— А сейчас ты снова пахнешь омегой, — констатировал он негромко, когда Мишель прервался после сообщения о "залёте". — Очень слабо, но всё равно пахнешь...

К своему удивлению, Хартелл ощутил лёгкое смущение при этих словах. Его лучший друг пахнет омегой. Омегой, его единственным, его истинным, которого он хочет оберегать и защищать... Чертовски приятно пахнет.

[AVA]https://forumstatic.ru/files/0012/4f/d4/81313.png[/AVA]

— Вот скотина, — не сдержал Дамиан тихого ругательство, цыкнув зубом, когда Мишель упомянул про испоганенную трудовую. В его понимании это было слишком низко — злоупотреблять властью подобным образом и отыгрываться за отказ подобной мерзостью. Ведь тот начальник прекрасно знал, что делает, какой жирный крест ставит на карьере молодого специалиста-омеги — их и так не слишком охотно берут на работу из-за высокой угрозы долгих декретных отпусков и дестабилизирующего влияния на мужчин, а тут... Свободный кулак Хартелла сжался чуть ли не до скрипа. Ничего, он найдёт человека, который заправлял юридическим отделом Лондон Пауэр в те годы — и тоже сделает ему что-нибудь очень приятное. Но выдохнуть, выдохнуть. И Мишелю об этом не говорить.

Он молчал несколько секунд, переваривая услышанное. И от этих слов в душе поднималась едкая ревнивая волна злости — но не к Мишелю, совсем не к нему; к тем, с кем он спал — нет, кто осмеливался покупать и прикасаться к нему, кто... Дамиан напряг ноздри, задерживая дыхание и не позволяя негодованию умчать себя слишком далеко. Не отдаст. Никому он больше его не отдаст.

Альфа протянул руки, обеими ладонями касаясь лица Мишеля и осторожно поглаживая по щекам, поворачивая к себе и с мягко проглянувшей на губах улыбкой вглядываясь в него — опять. 

— Очень привлекателен, — негромко сказал он, придвинувшись вперёд и уткнувшись своим лбом куда-то к виску Мишеля. Прижался, прикрыв глаза, чувствуя живое тепло и вдыхая мягкий, нежный его запах — и как-то порывисто, с сухой неловкостью прикасаясь губами к его щеке у самого уголка рта.

[AVA]https://forumstatic.ru/files/0012/4f/d4/81313.png[/AVA]