Намеренья и пожелания Лореллейна оказались даже более ясными и серьезными, чем предполагал брокер. Раз уж Крис так быстро утих (что давалось ему, обычно, с огромным трудом), то вполне ясно на какие огромные жертвы он готов был идти для того лишь, чтоб заполучить вожделенное тело.
С одной стороны, такое отношение очень льстило, с другой же вновь закрадывались подозрения, относительно того, что возможно один только секс издателя и интересует. Подобный вопрос уже давно травил Томасу все удовольствие, но его натура не могла обойти без подозрений.
Но коли все и так, как опасался брокер, жизнь не теряла свой смысл, как и их с Лореллейном отношения. Это, конечно же, было немного грустно, но в целом, Крис стал первым, кто смог подарить любовнику долгосрочные связи, даже если все это было для постели. Особенно красил это осознание факт того, что спать с блондином было в высшей степени потрясающе.
Томас совсем позабыл о фильме, что продолжал воспроизводиться где-то на заднем плане, за его спиной. А вот мордашка изголодавшего и примлевшего Криса – зрелище как раз по вкусу. Удовольствие визуальное дополнялось счастьем тактильного характера. Брюнет обожал ласки и все эти почти невинные прикосновения. Хотя как они могли быть невинными, если с тебя уже тихой спой стащили халат до пояса? Такое возможно лишь, если сравнивать с тем, что обычно идет дальше. А дальше… Дальше Маклейн вдруг понял, что сам себя загнал в угол. Забравшись на колени к любовнику, он лишил себя всякого выбора и возможности бегства, ведь Крис уже не единожды вспоминал, как бы желал получить своего любовника вот в такой позе.
Если раньше Том считал, что и так смущен больше нужного, то теперь и вовсе пошел красными пятнышками, когда с него так трогательно сняли очки, а по телу прошлась мелкая дрожь – стоило лишь Лореллейну припасть губами к незащищенной шее.
Его неподражаемый любовник был нежен до дрожи в коленях. У Маклейна даже не хватило смелости на то, чтоб признаться в своем страхе. Будь что будет, он сам спровоцировал Криса, сам позволил теперь собой распоряжаться. А нечеловечески притягательный писатель, в свою очередь, был прекрасным любовником, вниманием которого побрезговал бы только идиот. Внимание к себе же, стоило поощрять.
Тяжело задышав, Том решился на еще один для себя трудный шаг: ухватил лицо любовника руками, настойчиво отклеил от себя, а после уж сам вновь припал к чуть покрасневшим губам блондина. Чуть прикусывая нижнюю губу Криса, он легонько поглаживал одной ладонью щеку парня, а второй его шею, постепенно спускаясь лапкой все ниже, вместе с тем стягивая с плеча Лореллейна халат. При всем этом, лицо Томаса оставалось непроницаемо серьезным, выдавал лишь красный цвет кожи в пятнышко.
- Боюсь, фильм будет попозже, - выдохнул молодой человек запыхавшимся голосом.

Томас заулыбался, позволил серьезной маске, наконец, уступить место откровенной гордости за себя любимого и неотразимого. Лореллейна, кроме того, что удалось заставить говорить без пошлостей и улюлюканий, получилось таки привязать к себе, хотя бы не на долго, хотя бы на эти два дня. Два дня неимоверного сумасшествия, ведь еще не доводилось Маклейну ездить в гости с ночевкой к любовникам, тем более, к тем, с кем встречался он чуть больше, чем один вечер.
Нос его так же улавливал знакомые, ставшие совсем привычными, но сейчас более акцентированные, нотки аромата леса, леса и дождя. Трудно было как-то одним словом охарактеризовать запах издателя, поэтому у Тома всякий раз получалось новое определение.
Пока он млел, Крис вернул его же жест с поцелуем в раскрытую ладонь. Томас не ошибся, когда предлагал любовнику такую скромную ласку – это, в самом деле, оказалось очень приятно и тепло, не отнимало ощущения близости, но и не перебарщивало с откровенностью. Идеальное сочетание для зажатого брокера. Жаль такими жестами нельзя злоупотреблять.
Справившись, наконец, с толпой мурашек между лопаток, Маклейн хотел вновь припасть губами к губам любовника, но был остановлен немного внезапным прикосновением к ногам. А вот здесь попахивало потерей контроля, что чуточку пугало, особенно на моменте, когда ладони издателя поползли вверх, добравшись до бедер. Парень рефлекторно сжал ноги, насколько это могла позволить его поза. Он не столько боялся, сколько просто опасался таких резких смен, ведь вроде и хотелось, и зудело все от вожделения, но при этом спешить казалось недопустимым.
И только поцелуй в шею. Том мало в голос не выдохнул с облегчением. При этом, серьезно следовало задуматься о том, чтоб проявлять инициативы немного больше, ведь миловаться друг дружкой они могли бы и без всех этих ритуалом со взаимным раздеванием. В такие моменты Маклейн где-то, пусть даже на подсознательном уровне, хотел, чтоб Крис брал ситуацию в свои руки, даже если это значит валить и… Ну, в общем, все понятно. Однако, это он не делал, лишь ласкал очкарика, но дальше того рук не распускал. От Томаса однозначно желали полноценного перфоменса в сольной партии. Что же оставалось делать? Только одно – перебаривать себя и делать хоть что-то не столько для себя любимого, сколько для единственного человека, который к нему оказался добр и приветлив, который спал с ним и дарил невинные подарки, а еще готовил вкуснейшую еду.
Решение, как всегда требовало уйму сил, но должно было сделать Лореллейну приятно. До этого безвольно прижатая к боку любовника ладонь, вновь заскользила вниз по жилистому привлекательному телу, пока не добралась до пояса на халате. Ах, Крис, Крис! А поясок-то был завязан для отвода глаз лишь! Готовился сученыш! Знал, что у брокера не хватит терпения! В общем, узелок на поясе разошелся при легчайшем воздействии, и пальцы брокера дорвались до самого сокровенного. Немного подразнив щекочущими движениями в самом низу живота, Том, задыхаясь от стыда, добрался о уж точно самого сокровенного, для начала лишь поглаживая, дабы через несколько мгновений серьезно заняться вопросом возбуждения партнера путем тактильного воздействия на половые органы.

По коже брокера бегали уже далеко не мурашки, а целые стаи термитов. Перерослых и перекормленных. Боясь слишком увлечься ласками некоторых непристойных частей тела своего любовника, парень автоматически уделял больше внимания тому, что творили с ним самим. Было ли это хорошим решением, или нет – сказать трудно, ведь Тому было так хорошо, что даже немного плохо. Может, конечно, и не плохо, но чувствовал он себя растеряно, словно каждое прикосновение губ Лореллейна разбивало его собственное естество на мелкие атомы. Это было столь же прекрасно, сколь и пугающе.
Маклейн прикрыл глаза и, сам того не ведая, немного запрокинул голову, немного прогибаясь в пояснице для пущего удобства любовника. Сам же старался не отступать и продолжал активно работать над вопросом возбуждения партнера, хотя вот с этим у него проблем не наблюдалось – под тонкими пальцами Томаса плоть была горячей и твердой. Ох, как же финансист покраснел, когда осознал это и мысленно озвучил свои наблюдения! Посмотреть было на что! С другой стороны.. буквально с другой стороны, это могло быть вызвано и тем, что сам Крис взялся активно работать над ненаглядным, трудясь обеими ручками. Под знающими свое дело ладонями и пальцами Томас весь напрягся и подобрался и вытянулся стрункой, прикусив нижнюю губу, почти незаметно, но все же.
Стыд и срам. Маклейн это осознавал настолько четко, что готов был провалиться под землю, но мешало ему в этом тело любовника, на котором он все так же постыдно и вульгарно восседал. Но был ли уже смысл играть в недотрогу, сидя верхом на партнере и активно двигая рукой, плотно сжатой вокруг возбужденной плоти? Смысл ожидаемо не нашелся. Так что Том решил, что хуже уже не будет, а сегодня он в любом случае переспит с Лореллейном, следовательно, поводов корчить из себя незнамо что – нет. Сие умозаключение и решение было подтверждено и иллюстрировано тем, что Томас внезапно прильнул всем телом к блондину, впился в его губы привычно агрессивным поцелуем и задом вильнул навстречу руке, что уже массировала заветное кольцо мышц. Со стороны это выглядело в высшей степени по-блядски, но именно так себя Том сейчас и чувствовал, стыдился, но убегать уже не собирался. Да и что уже убегать, если добровольно и сознательно мало не насаживаешься на пальцы любовника или еще что поинтересней.

Фильм еще продолжался? А уж черт его знает, кровь слишком шумела в ушах, чтоб разобрать какие-то отдельные звуки извне. Томасу казалось, что он помещен в некий вакуум вместе со своим любовником. В каком-то роде, это было приятно, но с другой стороны – пугало. Вместе со звуками окружающего мира потихоньку пропадало и чувство осязание, словно, тело помещали в абсолютно неконтролируемую среду, где Маклейн не властен над ситуацией даже на сотые доли процента. Реальности происходящему придало только то, что любовник проник в тело своей пассии. Это было и пошло и невинно одновременно. Но вне зависимости от точки зрения и мироощущения, брюнет дернулся, весь подобрался, сжался и прилип к груди Лореллейна даже плотнее, чем раньше, крепко обнял того обеими руками за шею и намертво сомкнул тонкие губы, лишь бы не подавать никаких неприличных звуков, в частности матерных эпитетов Крису, который так и не сдержал обет молчания.
Но стоило издателю предпринять первую же попытку поцеловать, как Томас сдался и позволил чужим губам и языку над собой властвовать. Спустя еще мгновение он уже активно отвечал, перебирал себе инициативу, порой рвался укусить блондина то за язык, то за нижнюю губу, пока сам давил в себе всякий стыд и вилял бедрами навстречу руке Лореллейна, который, несомненно, только этого и ждал.
В процессе, Маклейн таки снизошел к тому, чтоб развязать на себе халат и открыть полный доступ к бледноватому поджарому тельцу, да и самому без лишних преград льнуть к несомненно теплому любовнику.

Пытаться Крис мог хоть до потери пульса, но развести очкарика на неприличные звуки у него не получалось. Конечно же, все, так или иначе, выходило, но тогда уже состояние Тома сложно было бы назвать вменяемым, следовательно, такая победа – вовсе не победа. К тому же, те звуки, который любовнику таки удавалось вырвать из Маклейна, редко напоминали именно стоны, как объект их жаркого спора, где Томас пока держался.
И все же было бы непростительной ошибкой допускать возможность того, что брокер не получал удовольствия, что все происходящее не приносило наслаждения.  Но в тишине все чувствовалось острее и явственнее, без лишнего фонового шума, коим был вовсе не звук собственного голоса, или пошлые комментарии Криса, а то смущение, которое они вызывали.
О да, шлюхой он себя считать отказывался, но порой сам пугался того, как должно быть выглядит со стороны. Комплименты Лореллейна, обычно, только подстегивали фантазию в этом направлении, автоматически повышая и градус стыда. К примеру, сейчас Том всеми силами старался не думать о том, как он сидит на бедрах любовника, прогибается в пояснице, льнет к тому, подвиливает выпяченным задом и сознательно дает себя иметь пока лишь пальцами, еще прекрасней сознавая, что этим дело просто не может окончиться. А хуже всего – он этого хотел. Хотел столь сильно и страстно, что сердце готово было выпрыгнуть из груди, а в паху, словно стая чертей отрывалась.
В конце концов, брюнет прекратил ласки рукой, только в последний раз с особенным нажимом прошелся по всей длине чужой плоти и, наверное-таки случайно чуть царапнул ногтем. За тем  Том обеими руками обвил шею любовника, плотно сомкнул веки, еще сильнее закусил нижнюю губу и, все так же подвиливая ловким пальцам блондина, вжался пахом и своим достоинством в куда более веское достоинство Лореллейна. Вольно или невольно, плавно двигаясь, парень продолжал процедуру возбуждения партнера тактильными ласками.
По правде сказать, Маклейн от всей души желал, чтоб его ненаглядный благоверный, наконец, бросил дразнить его пальцами, взял инициативу и самого Тома в свои руки, а далее история уже знает нужную последовательность действий, что привела бы к обоюдному удовлетворению. Однако, Лореллейн не спешил, очевидно ожидая активности от очкастого, которому такое давалось с диким трудом.
Все на что хватило инициативности брюнета – это глухо выдохнуть о том, что бы Крис прекратил его изводить, сам немного подобрался, привстал на коленях, резко получившись малость повыше своего избранника. Бледная ладонь зачарованно прошлась по мягким седым прядкам. Выглядело, словно Томас гладит кошку, а, следовательно, куда больше являлось примером самоуспокоения, нежели новой ласки, хотя и не без этого.

Извращенец же! Еще и кусается! – кажется, Томас нашел новый повод повозмущаться. Если до этого проблемой было изобилие пошлых комплиментов, то за их неимением брокер вцепился в развязное поведение партнера. Причем не было важно, что таким уж развязным издатель вовсе не был, лишь старался проявить максимально ласку и ту хлещущую из него любовь. Любовь ведь? В кои-то веки брюнету это было важно. Конечно, до любви он еще не дослужился, но все же хотел верить, что на сексе их взаимоотношения вовсе не заканчиваются. Это было бы уж слишком для него. И вовсе не через напыщенную и самодовольную потребность Маклейна в признании. Для Томаса все происходящее было наиболее длительной интимной связью и потому не могло быть пустым и бессмысленным согреванием ложа любовника. Пусть наивно, пусть эгоистично, но Том так считал и к тому стремился. Потому позволял собой манипулировать, потому простил длительную разлуку, потому согласился приехать в чужой квартал и чужой дом, потому сейчас делал то, на что ни за что раньше не собрал бы смелости.
Но не мог молодой финансист сказать в голос чего хочет.  Мог только намекать и уступать со светлой надеждой, что все это расценят правильно.
С трудом давя в себе все сомнения и страхи, Маклейн позволил себе принимать ласки любовника, запрокинул голову и подставил абсолютно беззащитную шею, пока сам лишь удобней обхватил руками шею Криса, добавляя себе устойчивости и опоры. Но храбрости все равно не прибавилось. Те же таки руки и ноги позорно дрожали, а взволнованное сердце колотилось в груди, как запуганная птица. О, если б только руки Лореллейн не были такими теплыми, то ладонь, медленно, но уверенно ползущую по спине, Том принял бы за змею, которая, в конце концов, впилась зубами в плечо у самой шеи. Впрочем, это было приятно, потому что это был Крис, ставший таким привычным и родным, Лореллейн не терял образа змея искусителя, но при этом оставался таким горячим и даже крепкая, вполне однозначная хватка на плече оставляла впечатлением чего-то хоть и твердого в своем намерении, но надежного и любимого.
С такими сумбурными мыслями и под страшный вой внутренних сирен, брокер сделал глубокий вдох, плотно сжал губы и закрыл глаза, после чего позволил коленям разъехаться, тем самым опуская хозяина. Милостивые Боги, до чего же было стыдно, как же это должно быть пошло и по-блядски выглядело, но отступать было поздно. Со слышным скрежетом  зубов и сдавленным подскуливанием Томас пустил в себя любовника. Привычно, первые минуты не отличались приятными ощущениями, Маклейн только больше трясся и судорожно втягивал носом воздух. Но все же не остановился, и как бы ему сейчас паршиво не было, с истинным мазохистским рвением опустился до самого конца, пока не смог просто усесться на бедра партнера, дав своим ногам и пояснице хоть немного отдыха, при этом продолжая задавливать в себе ощущение острого ножа там, где ему быть совсем не позволено и не положено.
Маклейн вжался подбородком в макушку блондина и тихо-тихо прошептал просьбу не двигаться. Ему нужно было немножко времени, чтоб освоиться и привыкнуть. О том и шла речь. А еще хотелось ласки и немного сочувствия к своей изнеженной персоне.

Тома трясло, словно в лихорадке, он цеплялся за любовника, льнул к нему, поглощал все доступное тепло, но никак не мог успокоиться. Очевидным было то, что он все же переволновался. От того же было так…ам, некомфортно. Да, назовем это так, что бы окончательно не омрачать столь прелестный вечер.
По правде, Томас, конечно же, каждой клеточкой своего тела желал быстренько отстраниться и сбежать, малодушно себя проклиная за такую поспешность. Плюнул бы даже на то, что для такого побега уже поздно. Но Крис, казалось, кожей чуял что и когда нужно делать. Хоть Маклейн и ненавидел разговорчики во время секса, но на этот раз спокойный тембр любовника заставил бурю внутри утихнуть, а немного пошловатый жест с поглаживанием копчика, в кои-то веки, возымел совершенно непредсказуемый эффект – с каждым витком прикосновения, пульсирующие искорки боли угасали, а голое тело согревалось.
Еще крепче обнять издателя за шею, закопаться лицом в его волосы, вдыхать аромат леса и просто таять, усиленно пропуская мимо ушей комплименты, которые тоже не любил. То есть, конечно же, любил, но страшно их стыдился, как чего-то порочного, а главное, ему не подходящего.
А потому Крис пошел дальше. Финансист грешным делом подумывал, что им нафиг не нужно само совокупление, одними только поглаживаниями и поцелуями Лореллейну удавалось возносить неопытного любовника куда-то высоко на небеса, даже если при этом он истерически цеплялся за плечи блондина, опасаясь, что иначе случиться что-то страшное и непоправимое. Вот только Крис хотел больше. Крис этого большего еще и заслуживал. Так что для начала, Том решил поощрить наблюдательность и обходительность блондина желанным поцелуем, немного нервным, как всегда, неумелым, зато явно отчаянным в желании доставить любовнику удовольствие.

Воистину, Томасу уже не нужно было ничего кроме этих теплых поглаживаний. Парень млел, словно домашний пес от ласки хорошего хозяина. И была бы картина вполне логичной, если б он не был человеком, тем более мужчиной, занимавшимся сексом с другим мужчиной.
Том тряхнул головой, отгоняя совсем уж неправильные мысли, когда те печальным образом укатились в сторону зоофилии, словно в его жизни не хватало извращений!
Постыдные мысли брокера сильно смутили, но, кроме того, отвлекли от дел насущных. Заодно отвлеченность Маклейна на себя позволила издателю улизнуть от праведного гнева любовника, который сейчас просто не был в состоянии воспринимать и трезво усваивать все то, что срывалось с уст блондина. Повезло – не иначе.
Тем временем, дрожь немного унялась, Томас совсем расслабился и буквально растаял, равномерным слоем растекшись по любовнику. Кажется, молодой человек и вовсе позабыл цель всей этой эпопеи и щекотливые подробности своего положения.
В реальность вернул голос Криса, предложившего…лечь. Стоп! Лечь?
И после всего этого он еще смеет мне такое предлагать!
Том мигом отлип от груди Лореллейна, резко выпрямился, заглядывая искрящимся от негодования взглядом прямо в глаза этому белобрысому черту.
- Да ты издеваешься! – возопило прищуренное, оскаленное, взъерошенное создание. И ради такого заявления его мало не заставили оседлать любовника, сделать то, чего парень действительно боялся, что стоило ему немалых стараний и усилий. Кроме того, да, ему, черт подери, было больно! И нет, Том теперь и не думал идти на попятную, облегчать себе жизнь или любым иным способом следователь предложению издателя. Скрипнув зубами, он с силой вцепился в губу любовника, до крови не прокусил, но клацнул ощутимо. Укус, привычно рывком трансформировался в поцелуй, не столько алчный сколько злой.
А дальше он прекратил истязать любовника ожиданием и воздержанием. Конечно, в делах постельных, Маклейн был профаном, вряд ли смог доставить Крису хоть долю полагающегося удовольствия, но таки начал двигаться, как-то больше взад-вперед раскачиваясь. Так называемый, поцелуй он специально не разрывал, чтоб не выдавать себя, а глухой скулеж сразу трансформировать в рычание и более злобные укусы в губы или даже язык.

Отредактировано Thomas Macleane (3 января, 2016г. 01:09:51)

У Криса был еще один очень полезный и, в тоже время, поражающий талант: всякий раз он давал возможность любовнику руководить ситуацией, якобы все брать в свои руки - целовать, как очкарику захочется, *баться, как тому вздумается, и все же каждый раз он столь ненавязчиво все подстраивал под себя, что даже чертовски подозрительный и во многом параноидальный Томас не сразу соображал, что им вертят. Если б только он быстрее распознавал бы подвох! Но что о таком тревожиться, если не распознавал, не перечил сразу? К тому же, очень часто предлагаемый Лореллейном характер ласк самому же финансисту оказывался по вкусу ближе и слаще. Наверное, из-за того он сам себя часто заставлял делать вид, что ничего не понял и не уловил, и просто поддавался и подстраивался, якобы так и должно было бы быть.
Уже не кусаем? Стоп! Хотя нет…давай дальше…
Дальше. Дальше, кажется, Тома ткнули носом в то, чего от него ожидают. Казавшийся издателю легкий толчок, на самом деле, был столь неожиданным, что вышиб из бледной груди почти весь воздух. Маклейн чуть слышно ахнул, царапнул ногтями плечо любовника и повторил предложенное движение, но притом сжался настолько, насколько только у него могло хватить сил и терпения, а все для того, чтоб сделать любимому блондину больно, пусть и на какую-то жалкую секунду. Чтоб даже не вздумал помыслить, что все ему будет даваться так легко и без жертв.
И все же, весь такой строптивый, вечно себя противопоставляющий, независимый брокер еле слышно скулил, мусолил одной рукой волосы Криса, второй царапал его плечо, и послушно давал собой руководить, даже особо не упираясь наводящим движениям чужих рук.
В конечном итоге, молодой человек опять прилип к груди Лореллейна, нервно. Рвано дыша, крупно вздрагивая всем телом, словно от судорог, но все продолжал по инерции двигать бедрами, пока не достиг своей кульминации. Особой выносливостью, Томас, увы, не отличался. Вышло, как вышло, а очкастый уже спрятал раскрасневшееся лицо на все том же, им самим расцарапанном плече.
Короткий поцелуй в одну из царапин. Тепло и чуть солоновато на губах. Это медленно приводит в сознание: спина ноет, ноги страшно дрожат, он оказывается до сих пор напряженно стоит на коленях, не позволяя себе расслабленно опустится на бедра любовника. А еще он не чувствует поясницы – очевидно переусердствовал. Зато между ног липко и Криса вот прямо здесь и сейчас чешутся руки задушить. Вместо этого Маклейн находит в себе сил лишь на то, чтоб коротко, но цепко укусить того за шею возле кадыка.

Как всегда, все шло не так, как то планировалось и как того хотелось. Ако Томасу не забывали напоминать, контроль ситуации – не его стезя. Радовался ли такому раскладу Маклейн? Могли ли его умаслить поцелую?
Ничего подобного! Он разозлился и даже попытался куда-то брыкаться, но не успел он ничего толкового сделать, как уже оказался опрокинут на диван и подмят под любовника. При чем в процессе таких весьма замысловатых телодвижений нельзя было ручаться за комфорт и счастье пятой точки. Все как всегда.
С другой стороны… А с другой стороны при всем том рокочущем в груди вулкане гнева, он не мог отказать Крису. Не мог решиться хотя бы из-за того, что никого другого у него не было, потому что никому другому он нафиг не упал. Но хуже всего – он его, кажется, любил. Этого самого несносного, альфообразного бету, хоть и с альфаненавистническими возгласами и мыслями.
Белобрысая голова, тем не менее, грозила когда-нибудь быть зверски избитой за все то непотребство, что с такой легкостью и непринужденностью выдумывала, более того – воплощала.
Шутки? Да о чем речь? По коже тщедушного ущерба в два захода пронеслась волна мурашек. Все-то он понимал и вполне верил в угрозу издателя. Только угрозой ли сие обещание считали? В прочем, какая к чертям разница? Поцелуя Томас, правда, так и не дождался, то ли слишком страшно сейчас выглядел, толи дальнейшее развитие событий Лореллейна волновало куда больше. Новых попыток к бегству, Маклейн не предпринимал, но решил встретить опасность лицом к лицу, в самом буквальном из всех возможных смысле. Обеими руками он обнял любовника за шею, не позволяя тому отстраниться на положенную для доминантов дистанцию. Хочешь трахать? Изволь сие делать как влюбленный трубадур восемнадцатой весны от роду, а не как положено знавшему немало юбок и задниц богачу.
Что-то подсказывало Томасу, что его нынешнее резко споганившееся настроение – вовсе не вина издателя, а последствие того, что он решил какое-то время ограничивать себе доступ к седативным и прочим психотропным препаратам. Посему уставшему мозгу хватило одной маленькой искры, чтоб загореться и нарисовать проблему там, где ею и не пахло. Однако, в половом акте парень находил какое-то умиротворение, как бы это парадоксально и противоречиво не звучало. Прижимать любовника вот прямо за шею к себе, сжимать коленями его бока, порой даже похабно подвиливать – пошло, но лучше, чем ничего. И да, не смотря на свой гнев и пуританские замашки, Маклейн позволял себя брать столько долго, сколь блондину этого хотелось бы. Толи такой мазохизм извращенный, толи садизм, особенно учитывая, новую парочку красных следов от зубов на шее и плече издателя.
И он так и не застонал. Вот ни разу. Только подвывал, рычал и бранился благим матом, а между непечатными словами порой вставлял требования себе таблеток с трудно выговариваемыми названиями.