Мстислав приблизился к зеркалу, чтобы получше рассмотреть своё лицо. Следы, оставленные альфой, ещё не сошли, но ослабли, отчего возможно стало их припрятать, замазать, прикрыть пластырями. Шею, которую не полностью прикрывал ворот белоснежной рубашки, Слава решил скрыть бинтами, чтобы работодатель не увидел отметин, кои могли его дискредитировать настолько, что работодатель мог бы принять его за человека распутного, безответственного и ветреного. И стал бы он тогда слушать спешные оправдания Славы, что около недели назад его похитили в период... в не самый приятный период, который бывает в жизни омег, а затем... Мстислав поморщился, не желая даже вспоминать случившееся. Жизнь ведь не кончается на этом, нет. И пусть остались синяки на теле, но они сойдут. Совсем скоро. Нужно просто подождать, а воспоминания... ведь это не более, чем тёмные фрагменты пазлов, которые вскоре забудутся, вытесняемыми воспоминаниями иными, приятными. Именно. Мстислав надеялся позабыть о случившимся, начать новую жизнь, практически с чистого листа, начать зарабатывать самостоятельно, чтобы более не зависеть ни от отца, ни от Винсента, альфы, который во многом ему помог, но всё же был человеком крайне сложного и порой тяжёлого характера. 
Слава завязал на шее галстук, поправил белый воротничок рубашки, надел чёрный пиджак. Этот костюм он всегда носил, когда шёл на встречу с отцом. Казалось, эта чёрно-белая классика, скрывающая за собой худобу юного тела, придавала ему сил выдержать напряжение и волнение, вызываемыми тяжёлым взглядом человека строго и жестокого, его речами, спокойными, негромкими, оттого более страшными. Слава прикрыл глаза, прогоняя прочь воспоминания о предыдущих встречах с отцом. О, как бы ему хотелось, чтобы работодатель оказался совершенно иным... совершенно не похожим на отца омеги.
Вложив в кейс свои аттестаты о получении среднего образования, два похвальных листа за успехи в учёбе, приложил несколько написанных им произведений и стихотворений в целях демонстрации своих навыков, Мстислав задумался о том, стоит ли ему вкладывать лист, подтверждающий факт его обучения в университете, ведь оное... сейчас находилось под вопросом. Слава был на грани исключения, вернее, практически преодолел эту грань. Через три дня ему нужно будет прийти к ректору, где ему отдадут документы. Что можно было исправить? Только если... Если только деньгами попытаться, но у Славы не было таких больших денег, а обращаться к Ворлогу он не хотел.
Мстислав поспешно выскочил из дома Винсента, в очередной раз не предупредив его о том, что уходит, зачем и куда. Наверное, будет злиться, но ведь Слава потом ему всё обязательно объяснит. Если он, конечно же, даст ему такую возможность. Лишь бы только не злился... сильно.
Путь до другого района Неополиса занял более двух часов. В течение всего времени, что Слава провёл в пути, он всё пытался отчеканить свою речь так, чтобы будущий работодатель(извечно это слово в его голове ассоциировалось с работорговцев. Забавная ассоциация, но не бессмысленная). В десятый раз перечитав адрес, Слава покинул транспорт на остановке и поторопился к улице Нео-Лаэн.
Омега остановился перед огромным зданием издательства, выдохнул, отгоняя прочь волнение. Превозмогая любопытство, направился прямо по коридору к лифту, стараясь не рассматривать стены, мебель, куда-то торопящихся людей. Ему было неловко. Будучи интровертом, серб всегда ощущал дискомфорт, попадая в людное место.
Слава остановился около кнопки вызова лифта, огляделся по сторонам, выражая явное недоумение. Так странно. Так много людей, а у лифта никто не стоит, не ждёт оного. Никому не надо на верх? И хорошо. Стевич уже обрадовался мысли, что ему не придётся ни с кем делить тесную кабину лифта (к слову, оная была весьма просторной, но тем не менее любой лифт казался Славе маленьким, а когда в поездке наверх ему кто-либо составлял компанию, то кабинка и вовсе казалось крохотной). Двери открылись со звонком и слава зашёл, поспешно нажал на нужную кнопку, моля том, чтобы никто не успел подбежать, пока двери закрываются.
-Хэй! Придержите лифт!
Слава нажал кнопку, что удерживает дверь открытыми, позволяя источнику голоса, мужчине со светлыми, практически серебряными волосами, успеть зайти внутрь.
- Этаж..., - Мстислав замялся, опустил голову, скрывая лицо. Хоть он и хорошо замазал синяки на коже, а к уголку губ даже приклеил пластырь, ему всё равно казалось, что эти следы незнакомец подметит. Бог весть, что и как он о нём тогда подумает.
- Я, право, запамятовал. Я... я бы хотел на работу устроиться. Я.. студент. Мне очень нужна работа. Я на многое согласен, - начал Слава, совершенно позабыв о том, что пред ним мужчина незнакомый ему, который, возможно, даже не работает в этом здании, а серб принялся разглогольствовать так, будто перед ним стоял человек, ответственный за приём новых сотрудников.
- Мне нужно на собеседование. Мстислав Стевич, - Слава запнулся, приподнял голову, вглядываясь в лицо собеседника, повторил, - Меня зовут Мстислав Стевич. Мне нужно к... мистеру Лорел...лейн, - запнувшись от волнения, не без труда проговорил фамилию работодателя Слава.
Второе, что подметил Слава, запах. От незнакомца не пахло так резко и сильно, как пахло обычно от альф, не так приторно сладко, как от омеги. Слабый, слишком слабый запах, значит... бета? Значит, можно не бояться. Беты спокойные, впрочем.. тот период закончился, а значит запах Славы должен был уже ослабнуть, дабы не быть таким вызывающим.
- Вы знаете, где я могу его найти?

-Ох, дорогой,
Слава вздрогнул и снова опустил голову. После случившегося он начинал опасаться любого пустяка: будь то неожиданная фамильярность или ласковое словцо, во всём видел Мстислав что-то подозрительное, пугающее. Впрочем, не дав продолжение своей настороженности, серб выдохнул, успокаиваясь. Он и сам прекрасно осознавал, что его страх (здесь и сейчас) возник без должного повода. Осуждая себя за собственное малодушие, Стевич приподнял голову, снова прямо смотря в глаза незнакомцу.
- Нет, назначено мне не было, - начал серб, - но я нашёл объявление о том, что издательский дом ищет работников, потому поспешил прийти. У меня не было возможности позвонить, - и омега не врал. Альфа отобрал у него телефон. Своим чрезмерным беспокойством и бесконечным надзором Ворлог успел измучить своего юного подопечного. Происходящее в доме Винсента стало напоминать ему то, что творилось в семейном особняке, когда прислуга и учителя в восемь пар глаз следили за мальчиком, за Славиком, лишь бы тот только не сделал ничего дурного. И вот, практически дойдя до двадцатого десятка своей жизни, он снова столкнулся с некогда пережитым, неприятным и отнюдь не необходимым.
- А... вот как. Я подожду. Я не учёл. Я пришёл поздновато, да? - негромко спросил Мстислав у мужчины.
- Зачем? - Слава приподнял брови в удивлении тогда, когда мужчина вложил в его руку чашку с кофе. К слову, человек, назвавший себя Крисом, выглядел достаточно молодо. Ему было, вероятно, чуть более двадцати, а значит, он не на много был старше Стевича, но оный, привыкший обращаться с людьми на "вы", всё же не смел допустить себе фамильярное обращение на "ты". Вежливость. Но не только в ней заключалась причина. На самом деле, "вы"-кание являло собой своего рода барьер, который Слава пытался возвести между собой и собеседником. будучи интровертом, Мстислав создавал вокруг себя сферу, шар (представьте прогулочный шар для хомяка), дабы не подпускать к себе близко никого. Те, с кем Слава общался на "ты", преодолевали этот шар. Но оных было мало. К сожалению.
- Должность? - Мстислав несколько смешался, снова позволив себе отвести взгляд в сторону, - Я бы хотел ознакомиться с необходимым вакансиями. Я гуманитарий, - осмелев, позволил себе так выразиться Слава, - то есть могу справиться с письменной деятельностью, но, полагаю, и деятельность по подготовке книг к печати не составит большого труда. Право, я не знаю... Я хотел бы рассказать о своих способностях и узнать мнение работодателя о том, нуждается ли он в таком человеке и в качестве кого. Я быстро учусь, быстро! Я буду стараться, - увлёкшись, продолжал Слава, - Мне... просто мне очень нужны деньги. Очень-очень.
Мстислав присел на чёрный диван. К слову, после... случая известного, чёрные кожаные диваны навевали воспоминания, болезненные, неприятные, но Слава поспешил отвлечься от несчастного дивана и перевести взгляд на собеседника. Кивнув в ответ, дабы показать, что всё сказанное было усвоено им, Мстислав негромко проговорил:
- Спасибо, - Стевич поставил кофе на тумбу, что стояла подле дивана, - Полчаса?, - переспросил Слава, закатив немного рукав, чтобы открыть часы. Он совершенно запамятовал о том, что ему ни в коем случае не стоило открывать части своего тела. На запястьях виднелись ещё не сошедшие следы от верёвки, чуть выше синяки такие, какие остаются от пальцев, плотно впившихся в кожу, сдавливающих. Опомнившись, серб поспешил скрыть кожу тканью. Собеседник только хотел уйти, но Слава, сгорая от стыда, успел схватить его за руку, вынуждая посмотреть на себя,
- Это... это не то, что вы подумали, - в страхе поспешно проговорил Слава, - Вовсе не это. Я упал. Просто упал. Я очень неосторожный. Случайно. Пожалуйста, не говорите никому. Вы мне верите? - как важно было для Славы, чтобы его собеседник ответил, что верит, хотя бы кивнул, и пусть они оба, и Крис и Слава, отлично понимали, что омега лжёт, но... но ведь есть такая ложь, которая необходима, которую все понимают, но всё равно делают вид, что веруют. Потому что нужно. Правда порой очень и очень больно ранит.
- Скажите, а тот, с кем моё собеседование, не альфа? Или... Скажите, у меня не резкий запах? У меня всё хорошо с лицом? - понимая, что мужчина торопиться, Мстислав говорил быстро, не успевая набрать достаточно воздуха для слов, задыхаясь, сбиваясь, не в силах справиться с волнением.
- Я упал и ударился. Он увидит это и подумает, что я... подрался. Тогда это меня несколько дискредитирует. Прошу вас, скажите, не заметно ничего? Я подожду. Подожду... - несколько успокоясь, проговорил Слава, - Я запомнил, что сорок второй. Идите...

Стевич улыбнулся собеседнику, пытаясь как-то разрядить накалившуюся обстановку. Конечно, ему было неловко за то, что молодой человек отдал ему свой кофе. Он даже хотел было предложить заплатить за напиток, но предположил, что это ещё глупее с его стороны, оттого просто смолчал, взял кружку и принялся маленькими глотками вливать в горло горечь напитка.
- Спасибо вам, спасибо, - на мгновение прервав своё занятие, проговорил Слава, затем снова принялся попивать кофий.
Ответив кивком, Мстислав улыбнулся, отпуская молодого человека. Он, видимо, очень торопился и без того слишком много времени потратил на нерадивого недоработника.
Оставшись один в комнате, Слава прикрыл глаза, грея руки о чашку. Отчего-то всегда, даже когда было очень тепло в помещении, у него мерзли пальцы. Сердце сорвалось на бешеный темп. Отчего это волнение? Оттого, что кто-то увидел следы. Его следы. Может догадаться. Всё, что было так или иначе связано с Александером, пугало его. Но свою тайну юный омега хранил. Разве нужно знать чужому человеку о произошедшем? Так, удовлетворить своё любопытство, но что останется после такого разговора Славе? Ничего, кроме осознание того, что эта правда, неприятная едкая правда, известна теперь не только ему, но ещё и кому-то ещё. Тому, кто навряд ли забудет. Зачем...
Хотя, откровенно говоря, в глубине души Слава ощущал острую потребность высказать, рассказать о случившимся, выплакаться в "жилетку", чтобы стало как-то легче, а если бы ещё эта "жилетка" могла согреть, обнять и успокоить... Мстислав покачал головой, отгоняя прочь эти излишние мысли. Нет! Он неслабый, ему не нужны ни помощь, ни поддержка, он в силах справиться со своими проблемами и сам. Он - Стевич, а Стевичи никогда не выказывают слабину.  Пустяк. Случившееся с ним - совершенный пустяк, и только излишняя жалость к себе его тяготит и мешает жить. Нужно избавиться от нее.
Мстислав допил кофе и поставил на тумбу. Он не знал, куда деть чашку. Необходимо было передать её хозяину, но... как он теперь сможет найти Криса? Он не знает о нём практически ничего. Только имя. Только внешность. Слава нервно выдохнул, сетуя на себя за то, что не удосужился задать столь важные вопросы, увлёкшись в очередной раз собой и своими проблемами. Как эгоистично с его стороны.
Омега поднялся, снова поглядел на часы. Нужно было выждать ещё пятнадцать минут, но серб и не знал, чем себя занять, оттого решил направиться на сорок второй этаж. Лучше придти пораньше и немного подождать, возможно, это, пусть и немногим, но всё же отличит его перед начальством... возможным начальством.
Мстиславу на этот раз повезло. В лифте он ехал один, снова прокручивая в голове слова, которые он скажет, когда увидит будущего работодателя. Мстислав тихонько прошёл мимо девушек, которые должны были его проводить. Ему очень хотелось избежать их компании. К счастью, оные были так заняты сплетнями, что и не заметили крадущегося на цыпочках омегу. Остановившись посередине коридора, Слава затянул галстук на шее чуть потуже, пытаясь вспомнить, не называл ли Крис номер кабинета. Впрочем... ему казалось, что кабинет должен быть там, в самом конце. Доверившись интуиции, Мстислав достиг нужной двери, постучал три раза, а затем вошёл внутрь.
- Здравствуйте, меня зовут Мстислав Стевич, я бы хотел устроиться на работу к вам. - громко и как-то слишком спешно произнёс серб.

Слава вздрогнул, шмыгнул за дверь. Нервно выдохнув, Стевич прислонился спиной к стене, прикрыв глаза. Ему нужно было сейчас успокоиться, более не впадать в слабость, смущение, отбросить прочь зажатость и неуверенность в себе. Однако следует отметить, что в одном серб был абсолютно уверен - в том, что ему придётся очень много лгать, когда его начнут спрашивать. Омега сознательно готовился к этой лжи, даже не рассматривая правду как один из допустимых вариантов. К чему нужна была эта пресловутая правда? Узнав о нём истину, они... или он... вряд ли бы взяли такого сотрудника, поэтому Мстислав уже сочинял для себя историю, которую изложит в самых ярких подробностях, если понадобится. Догадается ли кто-нибудь? Неважно, нужно хотя бы попытаться.
В назначенное время к кабинету стали подходить люди. Мстислав вежливо здоровался с оными, но не смел задержать на них взгляда, доверяясь более своему обонянию. Запустив сотрудников, только затем и сам Слава посмел войти в кабинет. Заняв пустующее место, серб раскрыл кейс и выложил документы, подготовленные им для этого собеседование. Мстислав представился, а затем неспешно и спокойно принялся рассказывать о своих достижениях, не задерживаясь взглядом ни на ком из сотрудников более, чем трёх секунд. Да и сам взгляд был весьма поверхностным, будто он смотрел не на них, а сквозь, пытаясь и не замечать их выражения лиц.
А затем и посыпались вопросы. Мстислав старался дать на каждый из них ответ, чёткий, ясный, однако краткий:
- Сколько лет?
- Мне 19 лет.
- Каким видишь себя через год?
- Я вижу себя через год примерным семьянином и успешным человеком.
- А через пять?
- Через пять я вижу себя отцом двоих детей, писателем и организатором благотворительных акций.
- Десять?
- Я намерен заняться частным предпринимательством, а именно открыть собственное издательство.
- Почем наша компания?
- Потому что ваша компания обеспечивает комфортабельными условиями работы, стабильный карьерный рост и хорошую заработную плату.
Причём карьерный рост из этого перечня меня интересует более других.
- Считаете, что сможете быть полезным?
- Считаю, что могу стать хорошим сотрудником.
- Что можете привнести в компанию?
- Это зависит от сферы моей деятельности. Однако хочу отметить, что, будучи творческим человеком, я постараюсь искать новые пути и подходы к осуществлению той или иной деятельности.
-  Цели?
- Самые благие.
- Средства?
- Происхожу из семьи Стевичей. Мой отец - частный предприниматель. Моя семья весьма обеспечена, однако я не хочу осуществлять свои мечты с помощью отца. Мне хочется добиться успеха в жизни самостоятельно. Более того, чтобы стать руководителем компании, я должен понять, как работают те или иные отдельные механизмы. Если я хочу открыть собственное издательство, то мне было бы крайне полезно проработать сначала в качестве рядового работника, а не метить в верха без должного знания дела.
- Желание прогрессировать?
- Желаю.
И снова череда вопросов, которые Стевич стоически терпел, отбиваясь краткими ответами, стараясь избежать вдачи в подробности, однако он всё же упомянул один интересный псевдофакт, придуманный им давеча.
- Я говорил о семье. Да, у меня есть такая амбиция. Я влюблён в замечательную девушку, с которой нас совсем скоро свяжут узы брака. Я хочу быть главой и кормильцем семьи.
И только внезапное появление Криса сбило его. Мстислав запнулся, перевёл взгляд на молодого человека, однако, опомнившись, вернулся к ответам на, казалось бы, бесконечный поток вопросов.
- Я представлял её как хобби. То есть то, что мне нравится делать. Что касается детской мечты, так у меня её не было. В моей семье мечты не расцениваются как нечто правильное.
Мстислав снова перевёл взгляд на Криса, не зная, как ему и намекнуть, что желал бы ещё раз поговорить с ним наедине, что ему тошно и страшно среди этих людей.

Слава придвинул к себе поближе листок бумаги и проскользнул взглядом по написанным Крисом строчкам.
"Лекс вздохнул, возводя свои глаза к небу, затем опустил руку в свой карман, нашаривая внутри него сигареты. Мысли Лекса были спутаны, Лекс просто не понимал происходящего. Птицы разлетались, оставив его одного, он ощущал одиночество."
Покачав головой, Мстислав перевернул листок бумаги, достал из кармана ручку и стал писать левой рукой свой вариант данного отрывка:
- Первое, что мне бросилось в глаза, это частый повтор имени. Смотрите, первые два предложения и трижды Лекс - этого не должно быть, затем... Сказать честно, это топорный текст, лишённый изящного слога. Если автор добивался этого нарочно, то надо было поступить несколько иначе. Давайте я напишу свой вариант. Итак, - Мстислав принялся спешно записывать диктуемые им вслух слова, - Лекс вздохнул и возвёл глаза к нему. (Знаете, мне не нравится, как звучит деепричастие после глагола. Вздохнуть и возвести - действия краткие, потому их лучше и оставить краткими, а не растягивать при помочи деепричастия). Грязно-серые тучи заволакивали небо, предвещая страшную грозу и проливной дождь, который обернётся на завтрашний день широкие лужи - непреодолимые преграды на пути к его дому. Грязь скроет жёлтую пелену опавших листьев, озолотивших небольшой сквер, который был дорог сердцу Александра. Осень - меланхоличная дама, влюблённая в него, вернётся, прогнав веселое ветреное Лето, присядет рядом с ним здесь, на скамье в сквере и будет долго молчать, не отводя своих изумрудных очей. Она не предаст и не оставит его более. Совсем скоро всё закончится. Лекс вытащил из кармана полупустую пачку сигарет, закурил. Мысли, едкие, словно щёлочь, вязкие, будто патока, наполняли его сознание. Мертвенно спокойное одиночество и ядовитый дым в лёгких. Он слишком привык, чтобы сетовать на своё несчастье. Но здесь, сокрытый в пожелтевшей листве от шумного города, он чувствовал желанный покой. Совсем скоро всё закончится.
Слава протянул листок Крису, слабо улыбнулся, вновь перевёл взгляд на даму в очках, которая, видимо, невзлюбила его и теперь сверлила пронзительным ненавистным взглядом.
Знакомый незнакомец вероятно внял немой просьбе омеги и решил положить конец этому допросу. Мстислава удивило то, как тихо вели себя при нём его сотрудники. Сей факт наталкивал на мысль, что Крис - владелец данной организации, но... не слишком ли он был молод для этого? Если сделать допущение, что издательский дом достался ему от отца, то вполне возможно. Однако всё равно... он выглядел так молодо и безобидно... обычно над такими "владельцами" брали шефство самые опытные и властные сотрудники, желающие поучить уму-разуму младую кровь. Отогнав прочь эти мысли, омега вышел из кабинета вслед за молодым человеком. Присев подле него на диванчик, Слава отвёл взгляд в сторону, не желая сталкиваться с Крисом взглядом, опасаясь смутиться. Смущение могло бы дискредитировать его в глазах возможного сотрудника.
- Нет, отвечал нечестно, я растерялся и много наврал. Скажите, вы... вы ведь там главный, да? Я видел, как они смотрели на вас. Это странно. Вы так молоды..., - Слава взглянул на молодого человека и улыбнулся, - Но с вами мне говорить намного легче. Позволите ли вы мне быть с вами откровенным? Если вы думаете, что я мог бы работать с произведениями для детей, то я бы мог взяться за это. Но... Крис... прошу, выслушайте меня...
Мстислав опустил голову, - Мне нужны деньги на... аборт, потому... имею ли я возможность взять аванс? На аборт и на съёмное жильё. Боюсь, что я не смогу заполучить такую сумму, но... Я пережил большое несчастье, мне неловко вам говорить об этом. Но... я готов работать у вас практически круглосуточно. Умоляю, дайте мне и дополнительные задания, - голос дрожал. Казалось, что Слава вот-вот сорвётся на истерику, - Уборка, курьерские поручения... всё... всё, что угодно, всё, что вы только можете мне доверить. Я оставлю вам в залог всё что пожелаете. Мне... мне нужно. И я... я просто не знаю, где мне взять такую сумму, - Слава опустил голову ещё ниже, скрывая лицо руками, - Простите... за то, что рассказал вам об этом... Простите!

Стоило только Славе спешно раскрыть все карты, рассказать о своей жизненной драме, так ему стало так тяжело на душе, невыносимо тяжело, словно он раскрыл душу человеку чужому, коему была абсолютна безразлична его судьба. А разве это было не так? Разве он хорошо знал Криса? Возможно, он мог бы оказаться таким, как Александр, а его доброта и забота  - не более чем маска, ослабляющая блительность таких несмышлёных и жизненным опытом не умудрённых омег? Нужно было быть осторожным, тем более учитывая недавние события. А Слава... Не выдержал, нажаловался, вынес сор из избы, выказал свою слабость, что было не достойно его как Стевича. О, если бы только это слышал отец... Наверное, он бы никогда не простил сыну такой глупый и опрометчивый поступок. Мстислав понурил голову, нервно закусив губу.
- Замечал, - ответил на вопрос молодого человека Мстислав, так и не поднимая на него взгляда, - Общежитие, - повторил Слава, погружённый в свои мысли. Ему ещё никогда не приходилось жить в местах сродни общежитиям, даже более, ему никогда не приходилось жить с кем-то, разделяя с этим кем-то какие-либо вещи. В семейном особняке у него была своя комната, даже более того - небольшая часть здания, которая принадлежала ему. Своя комната, своя уборная, своя небольшая библиотека и комната для игр. Комната для занятий и несколько комнат для прислуги, приближённой к нему и напрямую отвечающей за здоровье и состояние наследника. Решение, пожалуй, было весьма трудным. С одной стороны, помощь и щадящая цена жилья, с другой стороны... назойливые контакты со стороны сожителей. И страх... кто знает, какие могут встретиться омеги. Ведь существуют омеги, которые хуже альф в своём поведении и жизнедеятельности... Нужно ли ему было это? Сможет ли он привыкнуть? Слава подумал, что ему стоит ещё на досуге поразмыслить над этими вопросами и принять решение. Но не сейчас, когда он так подавлен. Никогда не стоит принимать решения, будучи в объятиях отчаяния и горести.
- Хорошо, я вас понял, мистер Лореллейн, - впервые Слава назвал Криса так. Почему? Потому что догадывался, что перед ним владелец данного издательства. Безусловно, он мог ошибаться. Но если да, то Крис поправит его, если же нет, то Слава окажется в весьма забавной, даже нелепой ситуации, ведь он рассказал всю правду начальнику, а этого, как известно, делать не стоило, если он действительно желал получить работу в данном месте. Что ж, будет что будет. Сделанного не воротишь. С такими мыслями, Слава вздохнул, решая отбросить излишнюю осторожность. Теперь нужно было говорить прямо, без утаек и лжи. Разве может он потерять что-то? Более ужасающих подробностей о нём Лореллейн не узнает более за их отсутствием.
- Прошу вас, дайте мне время подумать насчёт вашего предложения, связанного с общежитием. Доселе я никогда не жил в подобных местах. Честно вам скажу, что моя семья (я не соврал) - люди состоятельные, оттого я привык.... А впрочем, позвольте мне подумать о вашем предложении. Нужно подумать... 
Слава улыбнулся, поднял голову,
- Спасибо, мне греет душу ваша забота, но ведь вы понимаете, что я молод. Я не закончил университет, не имею своей крыши над головой. Что я могу дать ребёнку? Я могу лишь обречь его на нищее сосуществование с больным и слабым родителем, который будет нести крохи в гнездо... Если гнездо и будет. И видеть, подумайте только, видеть извечно детские слёзы и глаза, большие ясные глаза, в которых так явно отражается укор. Ведь именно я буду виноват в его судьбе, в его голоде и холоде. А подумать только... елси он спросит меня о том, где его папа... Что я ему отвечу? Ничего. Право, это всё такие глупости, Крис Лореллейн. Я не могу вечно цепляться за чью-то руку и вымаливать помощи. Нет, жалость ещё никогда и никого не спасала. Я должен сам встать на ноги. И встану. Скажите, вам нужен такой работник, как я? Ответьте мне честно, прямо. Я приму ваш ответ, каким бы он ни был.
Мстислав приподнялся и вперил взгляд в собеседника, ожидая его ответа. И на сей раз омега не соврал. Он действительно был готов принять любой ответ беты, даже более - был готов к категорическому отказу. К оным он уже успел привыкнуть.
- Спасибо, что уделили мне своё время.... Спасибо вам, Крис... , - понурив голову, негромко произнёс Слава.
- Не жалейте меня. Я заслужил свои беды. Я справлюсь с ними...

Стевич улыбнулся. Непонимание, нависшее над ними, медленно, но верно вырывало яму, разделяя их, дабы более не позволить сойтись близко. Серб склонил голову вбок, всматриваясь в лицо Криса. Нет, он, мистер Лореллейн, не понимал его, да и навряд ли поймёт. А желает ли? К чему было омеге раскрывать перед ним уязвлённую душу? Чего искал, чего хотел? Глупости. Просто лишь глупости. Секундная блажь, обернувшаяся для него гневной ответной тирадой.
Серб слушал Криса, опустив голову, словно сын, которого отчитывает отец, грозный, властный, но неспособный ни проявить сострадания, ни возыметь желание понять, направить, научить отрока своего решать возникшие на пути его трудности, преодолевать препятствия, не впадать ни в уныние, ни в отчаянье, отравляющие душу, подобно цианиду калия.
- Решаю, - сухо и грубо ответил серб, подняв голову, устремив взгляд мертвенно-серых глаз на светловолосого юношу. Это всё более и более походило на противостояние, на испытание, которое он должен был выдержать. Злоба закипала внутри, а уязвлённая Гордость, возымевшая власть над сознанием, требовала реванша, желая расплатиться с обидчиком. Нужно делать так, как учил отец, нужно проявить настойчивость, скрывая мягкое, уязвимое глубоко внутри, под слоем льда, под каменной крошкой, чтобы оппонент более и не притронулся.
- Право имею, - серб более не опускал головы, не стремился сбежать от прямого взгляда собеседника. Не боялся, напротив, желал выказать свою силу, обращённую в настойчивость.
"Я же Стевич... я сын своего отца. Я... я не позволю!" - пронеслось в голове юного омеги.
- Не унижение, а лишь истина. Я не стремлюсь утаить от вас правду, я откровенен с вами. Как жаль, что люди не ценят откровенности. Как жаль, что слабость всегда стремятся задавить и задушить упрёками, мистер Лореллейн. 
Серб сделал шаг назад, набирая необходимо расстояние между ним и его собеседником. Он не доверял ему, более того ожидал нового удара, нового ножа, вонзённого между рёбер, едкого упрёка. Пусть. Надо выстоять, надо вытерпеть, как всякий раз приходилось терпеть, когда отец отчитывал, с единственной разницей в том, что мистер Лореллейн не позволит себе рукоприкладства, а значит, и опасаться нечего. Но соблюдать необходимое расстояние с оппонентом уже настолько плотно вошло в привычку серба, что он всякий раз стремился набрать эти необходимые три шага, чтобы в случае опасности успеть среагировать.
И снова мистер Лореллейн заговорил. Серб сжал руки в кулаки, притупляя порыв своей злобы, приглушая его, не позволяя вырваться, обратиться в гневные долгие речи громким голосом. Нет, сейчас не это нужно было. Однако... необходимо было дать ответ. Стевич едко усмехнулся, покачал головой.
- Вы правы, - проговорил серб, признавая правоту светловолосого юноши но лишь в том, что... - что у меня никогда не будет никого ближе ребёнка. Но нуждаюсь ли я в существовании близкого? О, мистер Лореллейн, вы распыляетесь длинными витиеватыми речами, хотя при этом не осведомлены в достаточной мере о ситуации, в которую я попал. Вам ничего неизвестно ни обо мне, ни о моей семье, ни о моём положении. Однако вы руководствуетесь лишь своей этикой и нравственными принципами, в правильности которых ни на мгновение не смеете сомневаться. Но... скажите мне вот что.... как часто вы попрекали собственными нравственными принципами? Как часто перешагивали через них ради того, что хотелось свершить? Вы так молоды, мистер Лореллейн, а молодость - крепкий алкоголь, пьянящий наше сознание, развязывающий руки, пробуждающий желание свершать поступки далёкие от нравственных, - перевести обвинение в сторону оппонента - любимая тактика, ставшая уже отличительной чертой семьи Стевичей, которые, сохраняя видимое спокойствие, вливали яд в своих собеседником, жаля их упрёками, вынуждая повернуть голову и взглянуть на свою жизнь. За подобную привычку их и прозвали змеями другие члены диаспоры.
- У меня заберут ребёнка, если у меня не будет ни средств, ни условий. Оных у меня нет, - коротко отрезал серб, всматриваясь в лицо Лореллейна, - Этот человек... человек... заберёт у меня всё, - защита серба дала трещину. Руки вздрогнули, опустились на грудь. Стевич принялся расстёгивать спешно пуговицы на своей рубашке, демонстрируя отметины на теле, оставленные его мучителем. Выждав пару секунд, Слава снова застегнул пуговицы,  едко усмехнулся, стыдясь собственной выказанной слабости.
- Полно? Мистер Лореллейн, давно ли вы были в детских домах? - усмешка просияла на губах серба. Он уцепился за ошибку Криса, как гадюка за незащищённое, неприкрытое тканью место на теле неосторожного человека, стремясь вонзить глубоко в кожу клыки, влить яд.
- О, видимо, давно не были. В детдоме слишком много детей, слишком. И что-то не вижу я, чтобы люди рвались спешно усыновить. А знаете, что становится с этими детьми? С детьми в нашем, в Лондонском, половина из них выливаются в каналы трущоб мусором, что перебивается мелкими кражами, преступлениями. Боже мой, да что и говорить. Спуститесь с небес на землю, идеал застлал пеленой ваши глаза. Избавьтесь от оного.
- О, нечестно! - Стевич разразился болезненным громким смехом, словно сумасшедший, теряющий последний капли рассудка, прислонился к стене спиной, ощущая невыносимую дрожь в коленях, которая могла обратиться в бессилие.
- О, вы не против абортов, вы против нечестности. Мистер Лореллейн, скажите, а где честность? Вы уже взрослый мальчик, чтобы верить в сказки о справедливости. Не правда ли? Забудьте об оной, не существует её. Моя семья решает мою судьбу, всё думают, вышвырнуть ли меня на улицу или положить на операционный стол, изрезать и превратить в то, что они хотят видеть. Мой ректор жаждет вышвырнуть меня из университета, ибо... ибо посмел не смолчать, а заявить об одном инциденте. О, справедливость. Честность! Что за глупые слова! А честно ли сильным ломать слабых? А честно ли в обществе так притеснять омег? Честность!
Болезненная улыбка искривила губы серба. Головная боль сдавила виски. Слишком много душевных сил он истратил, чтобы выдержать нападки, слишком много едкой злобы пропустил через себя, выплеснул. Он ощущал себя грязным, надломанным... практически так же, как и тогда, после встречи с... Хотелось сбежать, спрятаться. Но нельзя, надо довести до конца эту словесную дуэль. Серб приоткрыл глаза, устремляя взор на Криса.
- Потому что я слабое ничтожество, Крис. Я не смог защитить себя, не смогу защитить близких мне. Не смогу. А насчёт жалости к себе. О, пощадите, я слишком ненавижу, чтобы жалеть. Доказать ли вам?
Стевич приоткрыл дверь, что была рядом. Как хорошо, что ты была не заперта! Протолкнув пальцы, он с силой захлопнул дверь. Придушив в себе болезненный крик, он развернулся лицом к Крису, вытаскивая повреждённые пальцы, улыбнулся, скрестив руки на груди. Пальцы на руке посинели, едкая боль точила, но злоба не позволила сдаться, вынуждая сосредоточиться на собеседнике. И какое счастье, что не было подле режущих предметов! Стевич наверняка бы кинулся резать себе руку, лишь бы только показать, насколько ему не жалко себя.
- Спасибо, мистер Лореллейн. Я могу брать работу на дом? Что я должен выполнить...а впрочем, вы можете мне всё сообщить по телефону. Нам обоим необходимо остыть, мистер Лореллейн.