Сегодня трудно было переоценить уровень гнева в одном мелком финансисте. Очкастый брюнет излучал волны неконтролируемой злобы на километры вокруг. Могло даже показаться, что и снег этот валил, вызванный силой негодования Тома. И какой бы низкой не была температура на улице, Маклейна в его не застегнутом пальто сжигало изнутри пламенем праведной ярости. С каждым шагом, от прежних теплых чувств к некоему неверному белобрысому субъекту оставалось только выжженное поле и пепел. Или это все же был этот чертов снег?
А все ведь начиналось хорошо! Был отличный день, по традиции вкусный обед… Будь оно неладно, он даже успел за сегодня покувыркаться в постели. Увы, это воспоминание бесило только больше. Но все же тогда было ведь хорошо. Ключевое слово – «было».
А потом прозвучал тот злосчастный звонок. Святые создатели, да он теперь будет на любые звонки реагировать, словно на гром в солнечный день. А было ли оно иначе? Успевший поверить в свою исключительность брокер болезненно перенес такое подтверждение былых, почти позабытых подозрений, что за его блондином водится табун других любовников.
Разрыв светлых чаяний и уверенностей произошел настолько болезненно, что Том даже не помнил, как говорил по телефону с тем другим, даже умудряясь подыгрывать, притворяясь небезызвестным издателем. Словно кто-то живьем достал сердце из разбитой грудной клетки и теперь своими корявыми пальцами играл на натянутых сосудах, причиняя дикую тянущую боль. Заживать обещало долго. Мучительно. И даже превратившиеся в шрамы воспоминания будут предательски ныть всякий раз, когда подпортится погода: будет ли то жара, дождь или проблема на работе.
Но хуже всего было то, что Маклейн больше всего злился на себя. Стыдно было сознавать, что за год, он все же растерял свое здравомыслие и поверил в нереальные вещи, наивно предположил, что хоть сколько-то нужен тому человеку. Как же это было глупо… Растаял от малейшей крупицы тепла, совсем как этот бл**ский снег у него на лице.
Самонадеянный идиот… Никто ж в верности не клялся. Сам нафантазировал, сам теперь и мучайся.
И хоть все было понятно, успокоиться Томас не мог. В горле стоял ком, зубы скрипели, ныла челюсть и щипало в глазах. Благо, на улице было так холодно, что он попросту не смог бы заплакать, даже если бы захотел. Но хотел ли? Сомнительно. Просто добраться до какого-нибудь транспорта, доехать домой и заливать личностную трагедию убойными дозами спиртного. Только какого лешего его занесло в какие-то переулки? А черт с ним! Выберется. Теперь оно все было не к спеху, хоть это и не означало, что передвигаться он собирался спокойнее. При своих скромных габаритах, Томас мчался, словно бронепоезд, глядя лишь строго себе под ноги. Это помогало не поскользнуться, не споткнуться, но при этом пешеходам порой приходилось уворачиваться от бешеного парня. Да не все могли и не все хотели.
В один чудный момент, пространство впереди заградила крупная тень. Могло ли это хоть как-то остановить или хоть смутить разъяренного финансиста? Да ни капли! Как мчался напролом, так и делал это дальше. Вот и получилось так, что он практически врезался в крупных габаритов преграду. И нет же извиниться. В прохожем Том узрел, наконец, жертву для своего психоза.
- Что грабли расставил? – зашипело глупое очкастое создание. Дальше последовала череда заковыристых матов, достойных самого опытного сапожника. При этом, по-собачьи рычащего на первого попавшегося человека брокера, совсем не смущали габариты оппонента, которому он и до плеча, кажется, не дотягивал. Да только, кого оно волнует? Кто сказал, что приключений уже и так много? Ни сколечки! В самый раз глушить стресс в ссоре с незнакомцами.

Отредактировано Thomas Macleane (25 августа, 2015г. 00:00:36)

Томас был настолько поглощен собственной злостью, что степень опасности ситуации не оценил по достоинству, когда это еще было хоть сколько-то актуально. В результате, произошло то, что произошло.
Скажем прямо, Маклейна еще никто и никогда так не посылал. Как не странно, при своих скромных габаритах, основным источником яда в конфликтах с другими обычно был именно он. А тут появился этот бугай с не в меру взвинченным самомнением, как казалось Томасу. Оказалось, что здоровенный мужик, от которого разило алкоголем и альфой, тоже не промах на стезе вербальных и не только оскорблений.
Надо было видеть, как побагровел и без того взбешенный Маклейн.
- Я-то мразь мелкая? Шибко умным себя возомнил? – самым натуральным образом скалился Том. У него, казалось, даже грива дыбом встала. Собака. Пусть и мелкая, зато тявкающая громко.
Но, к сожалению, огромный незнакомец, лица которого в темноте переулка, Томас так и не рассмотрел, не делал ставку на одни только оскорбления.
Очкарик не успел и пискнуть, как оказался припечатан лбом в стену. Далеко не нежно. Голова тут же взорвалась яркими всполохами пульсирующей боли. Удивительно, но сразу же как-то позабылся и скандальный инцидент с издателем и жалость по неразделенным чувствам. Мир перед глазами поплыл, очки перекосились, а сам Том с перекошенным от боли лицом просто сполз на землю. Остаток воздуха с него вышибли ударом ноги в живот. 
Боги всемогущие, как же все вертелось! И до чего оно было, мать его, больно! Ну не был он привычен к дракам и избиениям, не был!
Возможно, Том даже смерил бы свой пыл, и как послушная побитая собака, забился в угол, свернулся там калачиком и более ничего не тявкал. Но не судьба. Не стоило обзывать его потаскухой и вообще хоть как-то напоминать о событиях дня прошедшего. Финансист и так был в курсе, так что нечего всяким тупомордым мордоворотам его в это тыкать.
Стиснув зубы, парень немного приподнялся, хоть это и стоило огромных усилий. Далеко он, конечно, не выполз, но это оказалось достаточно, чтоб окончательно потерявший страх очкарик со всей оставшейся в нем дури врезал кулаком в колено обидчика. Вряд ли ему удалось нанести серьезный урон, но боль здоровяк должен был почувствовать не детскую. По правде, от удара у него рука отнялась и, казалось, что он отбил себе костяшки, но некое внутреннее мазохистское удовольствие уже ликовало.
- Я тебе не потаскуха, у*бок ты убогий! – прохрипел Том, смутно догадываясь, что сейчас делает невообразимо серьезную ошибку.

Вот хоть бы раз жизнь не оправдала грустных ожиданий! А ничего подобного! Знал, что огребешь за свой не вовремя поданный голосок, вот и получай. Получать пришлось от души. Боевой дух Томаса резко ушел куда-то в минус, и даже не из-за того, что живот скрутило острой болью, будто острый камень размером с кулак проглотил, а из-за того, что его попытки к ответным действиям вообще никакого впечатления на высоченного бугая не произвели. Как-то вмиг брюнет прочувствовал на себе всю прелесть судьбы маленькой букашки, сравнимой больше, с материальной точкой, нежели с чем-то более явственным.
Но особо убиваться своим положением очкастому недоразумению не дали. Он даже не успел взбеситься на «грязную шлюху», как уже прицельно поймал чужой кулак своим носом. Вот это совсем выходило за все рамки. Том был сильном шоке. Еще ни разу в жизни никто его не бил вот так в лицо - прямой наводкой в острый нос. Во-первых, парня накрыла новая волна тупой боли, а во-вторых, от такой вопиющей жестокости он так и осел под кирпичной стеной, с которой уже раньше успел близко повидаться. Из разбитого носа обильно юшила кровь, живот сводило острой судорогой и желанием свернуться в калачик, от прилетевшего кулака в лицо, очки треснули, осколком стекла царапнули щеку, и теперь безвозвратно почили под ботинками садиста-мордоворота.
Но при всем плачевном состоянии, смирения Тому прибавилось не очень много. И если сам шокирующий факт, что его безнаказанно, открыто избили, оставлял неизгладимое впечатление и даже желание в самом деле спрятаться, сбежать от этого человека, то каждая новая порция унизительных фразочек от обидчика – поднимала целую бурю негодования и обиды.
- Пошел к черту! Урод недо***ханый! – глухо, сквозь зубы прорычал брюнет, предпринимаю очередную опрометчивую попытку подняться по стенке. Правда, земля уже солидно так пошатывалась. Но что делать? Маклейн даже соображал, что в какой-то степени сам спровоцировал обидчика. Другое дело, что реакция у того была очень далека от адекватной и соразмерной. Трудно было утверждать даже, что вина вообще была лишь на Томе. Это он, скорее сам себе выдумал, чтоб после было на кого еще беситься.
- Иди на ***, вот тебе мои извинения, - доцедил финансист. Наверное, поврежденный нос как-то общался с мозгом и заражал его своими повреждениями. С другой стороны, если посмотреть, то и в здравии унижаться перед каким-то боровом Томас не стал бы, даже если меньше того раза в два.
Как дело не крути, но брюнет волей или неволей усложнял свое положение. Ох, знал бы он о предположительных намерениях обидчика, то вполне возможно оправдал бы в своих глазах позорное бегство от этого недоноска.

Глупейшая, наидибильнейшая хрень, какая вообще только случалась в жизни Томаса. Еще по столь идиотской причине ему не приходилось так страдать. Увы, совсем без преувеличения, какие парень столь любил.
Конечно, всякое бывало, но чтоб вот так…
Парень не смог произвести никакого достойного сопротивления, не прикусил вовремя язык, не сумел быстро сбежать. Бестолковая гордость и хреновый характер сыграли с ним злую шутку. И теперь безуспешно пытался расцарапать обидчику голые бедра, как мог так сцепливал зубы, но все равно не выстоял. Саднили сбитые колени, живот до сих пор скручивало в острых спазмах, горела и ныла скула, по которой только-только заехали, кровил разбитый нос. До полного счастья, дезориентированного Томаса заставили открыть рот. Отчаянная попытка спастись результат не принесла и следующие несколько минут молодому финансисту показались худшими и длиннейшими в его дрянной жизни. Еще ни разу он не испытывал такого унижения и острого омерзения. Том давился, выл, даже пытался укусить, но все по-прежнему без толку. Из глаз уже катились слезы, а желудок сворачивало в трубочку в рвотных позывах.
Казалось, что вот, все…это крайняя черта  и хуже в этот блядский день уже не будет, да вообще уже хуже не может стать, ибо так быстро сломленный дух обещал в ближайшее время покинуть оскверненное, испачканное тело.
Другое дело, что это самое грязное, глупое тело, все еще надеялось на спасение. Так что стоило обидчику кончить, как финансист из последних сил рванулся куда-то в сторону, на ходу опять валясь на колени и в весьма неприглядной форме возвращая наружу семя насильника. Если б можно было, то Томас вырвал бы все вместе с внутренностями для пущей надежности и чистоты. Увы, не все не могло превратиться в быль, но текущая действительность с неотвратимым роковым упрямством скатывалась в еще большее отчаянье.
Еще один удар под ребра. Ёй-богу там что-то хрустнуло! Следующего удара Том как-то не запомнил, потому как куда сильнее прочувствовал очередную встречу кирпичной стены с разбитым носом. Страшно было представить как сейчас вообще выглядит его лицо.
Но дальше – больше. Казалось бы, куда уж там? Ан, нет, у борова была богатая и пошлая фантазия.
Маклейн опять весь похолодел, когда с него стащили брюки и до синяков вцепились в зад. Даже не слушая трепа агрессора, Том уже знал к чему это все. И, кажется, у парня проснулось какое-то десятое дыхание. Ну, уж нет, отдаться этому уроду полностью?! Да ни за что, пусть лучше прибьет здесь. К сожалению, саднящее горло от недавнего орального изнасилования не располагало к воплям, но хоть уже и порядочно помятый, брокер разбрыкался не на шутку. В своих отчаянных попытках освободиться, он яростно размахивал локтями, царапался, пытался кусаться, и, кажется, даже пару раз попал острым локтем то в бок, то в скулу высоченному мужику. Шипел, рычал и скалился, слабо веря, что сможет вырваться, но от того стараясь отнюдь не меньше.
- Сдохни, сука! Гори в аду, тварь!

Как же страшно было осознавать, что твой лимит, твой максимум для кого-то – совсем мелочь. То, на что финансист истратил последние силы, оказалось сущим пустяком для насильника.
Не сказать, что с Томом подобного уже не было, но совсем разные вещи, кода отдаешься, даже против воли, человеку, к которому испытываешь какие-то возвышенные чувства, другое  - когда тебя насилует незнакомец в вонючей подворотне под аккомпанемент унизительных оскорблений.
Маклейн со всех сил старался вырвать руки из захвата, но запястья держали слишком сильно. Задыхаясь от бессилия, Том готов был волком выть, и грызть эту проклятую кирпичную стену, лишь бы все прекратилось. Но становилось лишь хуже. Насильник что-то там рычал над ухом, но ум финансиста более не распознавал его речи, как нечто вменяемое и различимое для понимания. К огромезнейшему сожалению, глупое тело и еще более глупый мозг сосредоточились на ощущениях тактильных. Градус омерзения от чего возрос просто до невозможных высот. И без того побитый живот опять свело судорогой и если б обидчик вдруг не оттянул Томаса от стены, то тот вновь зашелся бы рвотой, раз уж более ничего поделать он не мог. А так действительно пришлось упереться резко освободившимися руками в ненавистную стену.
Если б только этим все могло закончиться! Но нет, это было б слишком просто…
Слишком зажатый от страха и злобы парень, даже не сразу понял, что им пытаются так настоятельно овладеть. Но насельник был толи слишком опытен в этом деле, либо достаточно умен, чтоб сыграть на слабостях человеческого тела.
Стоило кислороду перестать поступать в организм хозяина, как ноги Тома подкосились, и сам он чуть не рухнул. Зря устоял.
Да уж, если бы была возможность орать, брюнет, пожалуй, орал бы на весь Римский квартал. Но широкая ладонь надежно закрывала рот. Маклейн даже не смог извернуться, чтоб укусить руку обидчика, да и больших сил ан это не осталось. Перед глазами плясали черные пятна, голова жутко кружилась, но как, черт подери, болел зад, будто ножом режут. Совсем не удивило бы то, что мышцы не выдержали и порвались. Как минимум, они не были рассчитаны на такие габариты, такие нравы и отсутствие смазки.
Уже в который раз за сегодня Том обливался слезами, позорно ревел и выл в ладонь агрессора. В конце концов, на сильные проявления эмоций энергии уже не осталось. Парень ослаб, через что получалось им вертеть, как насильнику было угодно, и лишь еле слышно скулил. А в памяти проносились отрывками воспоминания то о недавней ссоре с законным любовником. До всего букета прекрасных ощущений добавилась досадливая горечь за то, что теперь казалось таким малозначительным. Все можно ведь было простить, попытаться понять, остаться у Криса дома и сейчас не молить вышних создателей о том, чтоб все это, наконец, закончилось, пусть даже смертью, но главное – закончилось.
Режущая боль мигрировала все глубже и, достигнув своего апогея, где Том уже начал терять сознание, взорвалась яркой вспышкой и…все прекратилось. Увы, было уже как-то все равно.
Маклейн глухо всхлипнул, потянул ртом воздух и уже оседал на землю, как начал бессвязно рычать:
- Сдохни…сдохни, сука… Убью…

Черт, именно попользованной подстилкой Том себя и чувствовал. Еще и пнули сапогом прямо в подтаявший снег. Удивительно романтично. Нет, на самом деле, чудовищно ужасно.
Внутри даже не осталось никаких сил сопротивляться, или мстить, только в голове и на языке вертелись ядовитые угрозы. Может и не угрозы вовсе, а мантры для успокоения внутреннего горя. Но что в действительности он мог сделать? А ничего. Вообще. Это было хуже и страшнее всего. Абсолютное и всепоглощающее бессилие, словно внутри что-то безвозвратно было сломано. А в перепачканной душонке новоиспеченной попользованной шлюхи что-то омерзительное скреблось своими костлявыми грязными пальцами, накручивало на кулак жилы и тренькало безобразными ногтями по оголенным нервам.
Томас был готов признать, что рассудок его помутился. Парня повело и он как-то неловко завалился прямо в жижу из подтаявшего снега. Но карлику с уродливыми конечностями внутри это совсем не мешало играть на податливых нервишках финансиста.
Но вот он все же набрался необдуманной наглости и поднял преисполненный живой ненависти взгляд на обидчика. Как жаль, что желание стирать в порошок не помогает в зоркости. Все, что Маклейн смог рассмотреть и внять, это то, что его насильник был огромен…черты лица того терялись где-то в ночных потьмах безлюдного переулка.
Вот и как вершить месть? Если все конечности мелко дрожат, живот и ребра, наверное, в синяках, лицо разбито, а тело в высшей степени омерзительности обесчещено? А еще…еще было правда, страшно. Малодушный страх овладевал всем естеством Тома, стоило ему лишь подумать о том, что б сейчас подняться и хотя бы попытаться сопротивляться. Все равно исход такого опрометчивого поступка был бы ясен, аки Божий день. Поэтому Маклейн пока молчал, только скалился, да сверкал злыми, обиженными глазами собаки, которая еще укусит, потом, когда никто не будет видеть и мешать.
И все же терпение не было железным. Шмыгнув разбитым носом, брюнет прохрипел очередную глупость:
- Не странно, что по подворотням ищешь себе шлюх… По-другому даже за деньги проститутки не отдаются? Какая жалость…