Сёрен снова витал в облаках, и выбить из него информацию было не легче, чем баночку с газировкой из заевшего автомата. Чем дальше, тем больше у Сэма складывалось чувство, что он тычет в друга пластинкой паспорта, а тот надсадно хрипит и подмигивает лампочками табло: невозможно считать информацию, пожалуйста, подождите. Раздражало, во всяком случае, ровно так же.

— Сёрен, — позвал он в сотый раз. Они сидели в кофейне: Сэму чудом уговорил приятеля выбраться из дома, они дошли до одного местечка, которое Сэм открыл для себя недавно, всё — ради чудесных кексов с мороженым, Сэм платил, в качестве благодарности за быстро и без проволочек закрытое дело (и за то, что имя матери не упоминалось ни в одном отчёте и ей не пришлось таскаться по инстанциям). Если бы Сёрен ещё как-то реагировал на угощение — пока что он с отсутствующим видом размазывал по тарелке белую жижу подтаявшего сливочного шарика и украдкой бросал косые взгляды Сэму за спину. Сэм уже трижды оборачивался, пытаясь проверить, нет ли там какого-нибудь общего знакомого, но в такой час в будний день в кофейне в принципе сидело всего два человека, не считая их самих.

— Сёрен, — на повышение тона тот среагировал, наконец: выронил вилку, моргнул, будто проснулся, и улыбнулся. Сэм ненавидел эту его улыбку всей душой, она была такая потерянная и нездешняя, как если бы замаскированный под человека пришелец пытался спасти себя от раскрытия, мимикрируя под пьяного весельчака. Ничего в этой улыбке не было от нормальной человеческой радости, только слабо прикрытое «пожалуйста, не дави на меня, давай сделаем вид, что всё нормально».

Сёрену — и это было хуже всего — эта улыбка шла безумно, превращая немаленького, сильного бету в очаровательного почти-мальчишку, почти-омегу, и даже у Сэма внутри что-то ёкало немедленным желанием отступить на шаг и добавить ему на тарелку лишний кекс.

— Другие жертвы секты Аида, — напомнил Сэм, чувствуя, как тает глухое раздражение, сменяясь тёплым комком в груди. — Ты обещал мне рассказать, что с ними стало.

Сёрен отодвинул тарелку — еда осталась не тронутой, но он старательно развалил кекс, чтобы казалось, что он его попробовал. Сэм недовольно поджал губы; комментировать, впрочем, не стал — ещё не хватало начать кормить Сёрена с ложечки, тому и так хватало вторжений в личную жизнь с его стороны.

Рассказ был таким же, как всегда, когда Сёрен касался в их беседах чего-то, связанного с работой. Короткий, ёмкий, сухой, всегда оставляющий слабое ощущение, что Сёрену неловко делиться с ним деталями; он складывал из салфетки что-то, слабо похожее то ли на птичку, то ли на цветочек, смотрел в стол и с отсутствующим видом перечислял: в деятельности секты было задействовано около двадцати мошенников, каждый из которых уже имеет приводы за эту деятельность, пострадавшие были в основном омегами и бетами из нижней прослойки среднего класса, в возрасте от сорока пяти и выше, с маленьким социальным кругом, без работы и хобби — удобные жертвы, не обременённые лишними связями вне секты. Схема была стара, как мир: от месяца до полугода жертве пудрили мозги, по итогам предлагали последний решительный шаг — отказаться от всех материальных привязанностей этого мира, в том числе, конечно, от квартиры, а чтобы добро не пропадало, уплывала квартира прямо в руки святых настоятелей или как их там. В сектах более продвинутых этот процесс выглядел тоньше, люди, лишившись жилья, переезжали в приюты у храмов и продолжали вкалывать на благо религии, но эти мошенники действовали быстрее и топорнее: как только квартира набиралось достаточное количество, мошенники их продавали, срывались с места и исчезали, попробуй найти в огромном Неополисе.

— Ребята из отдела по преступлениям белых воротничков говорят, что эти типы орудуют в городе уже лет десять, и каждый раз их деятельность замечали только после того, как секта уже растворялась в воздухе, — увлечённо расписывал Сёрен. — Нам повезло.

— А жертвам? — уточнил Сэм, вклинившись в поток мыслей друга. — Им-то насколько повезло?

— Могло быть хуже, — Сёрен пожал плечами. — На данный момент выявлено шесть человек, квартиры которых уже пропали, и ещё около десятка тех, чьи застряли на стадии реализации. Вторые получат своё жильё назад через месяц, когда пройдёт слушание дела. С первыми... сложнее. Тех, кто соответствует возрасту, определили в дома престарелых. Предложили свою помощь некоторые религиозные общины — настоящие, не сектанты. Остальным обещают выделить комнаты в общежитиях.

— Обещают? — Сэм скривился, ибо государственные обещания... ну... все знают, как это работает, верно? — А где живут эти люди сейчас?

— В гостиницах. У родственников... не знаю, это не мой отдел, да и полиция всё-таки не социальный центр. Мы не отслеживаем судьбу каждой жертвы.

Они помолчали немного, думая каждый о своём.

— А Кэлпи? — спросил Сэм. — Такая... девочка-альфа, бледная, как моль? Вы же с ней знакомы? — Сёрен сосредоточенно кивнул. — У неё же нет родственников, только опекун.

— Я знаю, — Сёрен задумчиво потёр подбородок. — Хм... у меня есть только адрес её работы, ни телефон, ни новое место жительство она не оставила.

... Не то что бы Сэм был особо к этой девчонке привязан. Они поговорили-то два раза, но чем-то её неуклюжий, неустроенный вид запал ему в память, да и мысль о том, что человек лишился своей единственной поддержки в лице религии — пусть фальшивой, но всё же — в общем-то по его вине, Сэма не радовала. Он должен был как-то успокоить свою совесть — например, навестив Кэлпи и убедившись, что у неё всё в порядке. Благо, обстановка складывалась самая подходящая: Кэлпи работала совсем недалеко от Руки Помощи, «случайно» заглянуть в магазин и «удивиться» знакомому лицу — проще простого. В порыве какой-то дурацкой щедрости Сэм прихватил из кофейни бумажный пакет с булочками и стаканчик кофе на вынос, и только потом понял, что, во-первых, это будет смотреться странно, если он попытается всучить и то, и другое кассиру — и, во-вторых, кофе безнадёжно остынет за время поездки в монорельсе.

Сэм Келли: мастер непродуманных решений.

«Радуга» ничем не отличалась от сотни магазинов того же типа. Маленькое помещение, светлое настолько, что режет глаза, ровные глянцевые ряды, заставленные бутылочками и коробочками, стойкий запах бытовой химии, от которого Сэму захотелось расчихаться и закрыть нос воротником. В этот час в магазине было пусто, его шаги отдавались эхом от стен, и чем дальше Сэм пробирался между стеллажами с товаром, пытаясь найти кого-то живого, тем более глупо он себя чувствовал. Он уже почти решил развернуться и уйти, и больше не выставлять себя болваном — но вместо этого прокашлялся и неловко крикнул:

— Эй? Есть тут кто? Мне бы... стиральный порошок? — ляпнул он, назвав первое, что бросилось в глаза.

Отредактировано Samuel Kelly (22 сентября, 2015г. 05:55:04)

— Эй, кого я вижу! — девушка, как и ожидалось, выплыла из-за стеллажей, ещё более худая и сутуля в казённой форме, которая, как известно, декларирует всеобщее равенство, уродуя всех в равной степени. Сэм не очень натурально изобразил удивление и даже помахал рукой. — Кэлпи, неужто правда ты? Ха-ха, вот уж не ждал, сколько раз мимо этого магазина проходил, и даже не думал...

Попытка завязать разговор как-то сама собой медленно угасла, Сэм прокашлялся и замолчал, и с минуту было слышно, как гудят у них с Кэлпи над головой лампы дневного света, заливающие торговый зал нездоровым желтоватым светом, неприятно щекочущим глаза. Сэм всю дорогу боялся, что в магазине будет толпа клиентов, из-за которой с Кэлпи будет не поговорить — но вот они оказались наедине, и ему хотелось медленно умереть, только бы не продолжать это неловкое молчание.

— Я слышал про... то, что случилось с церковью. Жаль, что так вышло, — неловко пробормотал Сэм. Вряд ли это самая приятная тема сейчас, раны ещё слишком свежи; в принципе, он не удивился бы, если бы оказалось, что Кэлпи всей душой теперь ненавидит Сёрена как человека, который привёл туда полицию.

Или его — как человека, который привёл Сёрена. Об этом варианте он почему то не подумал, а теперь захотелось нервно рассмеяться и вытереть об одежду взмокшие ладони.

Снова стало тихо. Сэм украдкой разглядывал Кэлпи, надеясь, что это не выглядит так, будто он неприлично пялится. Прошло всего-то две недели, люди за такой короткий срок резко не меняются. У Кэлпи чуть отросли волосы, если раньше это был равномерный короткий ёжик, почти прозрачный, словно лысина чуть прикрыта пушком, то теперь ёжик отрос и огрубел, и наверняка если провести по нему рукой, ладони будет немного щекотно; под глазами залегли круги, и взгляд казался немного — отсутствующим, что ли, как у человека, не уверенного, на каком свете он находится, как после наркоза или серьёзного недосыпа. Но она была опрятно одета, вкусно пахла мылом поверх родного запаха хлеба, и впечатление в целом оставляла... ну, как почти развалившийся, но старательно ремонтируемый дом в трущобах.

Если продолжать аналогию, то Сэма интересовало, ремонт запланирован капитальный, или это косметические усилия по поддержанию фасада, пока внутри искрит проводка и маршируют стройными рядами тараканы?

Сэм поёжился и перехватил пакет поудобнее. Он ведь ради этого и пришёл — посмотреть, как она тут, ничего более? Жива вот, на вид вполне здорова, теперь можно и уйти. Прихватив стиральный порошок, раз уж такая легенда, и плевать, что стиральной машины у него нет и никогда не было. Маме вон передарит.

— Если ты не не сильно занята — может, я допью у тебя свой кофе, и мы поболтаем? — он продемонстрировал стаканчик, содержимое которого уже остыло до температуры луж на улице и на вкус наверняка было примерно таким же приятным, но ради сохранения хотя бы видимости непосредственности можно было пойти на жертвы. — Расплачусь за твоё время булочками. Или я пойду, если не хочешь, — совсем путано закончил он, потому что со стороны это наверняка выглядело странно: незнакомый человек, предлагающий продавщице выпить кофе прямо на рабочем месте, в более приличном заведении его бы уже вывела охрана. Меньше всего ему хотелось, чтобы у Кэлпи сложилось неправильное впечатление о его мотивах.

Отредактировано Samuel Kelly (25 сентября, 2015г. 19:30:57)

— Эм... — Сэм снова неловко замялся, и с каждым проходящим моментом это чувство становилось всё сильнее. Вообще-то, ему и порошок-то был не нужен: стиральной машины в его квартире не было, он спускался в подвал, в общественную прачечную, и доплачивал там пару кредитов за чистяще-моюще-ароматизирующие вещества, которые всыпал, не глядя, в нужные отсеки, потому что какая к чёрту разница, чем смывать грязь с одежды, если через пару минут носки она снова будет пахнуть табаком и свежей краской? — Может, мыло? И ещё такую штуку... — он пошевелил пальцами, пытаясь вспомнить название, — знаешь, которая сводит с одежды пятна крови? Не мне, — быстро добавил он на всякий случай. На его одежды кровь оказывалась довольно редко, а вот Сёрен... у Сэма лежало как минимум три его безнадёжно испорченные рубашки. Может, получится сотворить магию, как у мамы, и избавить их от следов бурной рабочей деятельности.

В марках Сэм не разбирался и потому просто ткнул наугад в то, что выглядело разумным по цене. Товары отправились в корзинку, корзинка — на прилавок, чтобы пробить потом, когда кончится перерыв. Сэм послушно занял место перед прилавком — со стороны было похоже на то, что он в баре, а Кэлпи тогда очень странный, очень неловкий бармен.

Несколько секунд они оба задумчиво разглядывали содержимое пакета. Булочки остыли и помялись, сладкая глазурь облупилась целыми хлопьями, и в целом выглядело угощение не слишком презентабельно, но Сэм храбро взялся за одну булочку и протянул вторую Кэлпи, и даже сделал мужественную попытку хлебнуть содержимое своей чашки. Холодный кофе прошёлся по языку наждачкой и упал в желудок железнобетонным нерастворимым комом; Сэм решил больше таких экспериментов не ставить, отставил стаканчик и принялся ломать булочку на кусочки поменьше. Запахло выпечкой, и Сэму вспомнилось, как пахло от Кэлпи, когда они встречались в церкви. Сейчас этот запах был еле ощутим, задавленный поверх многочисленными ароматами моющих средств.

— Самое смешное, — протянул Сэм когда тишина снова нехорошо зависла над их головами, — думаешь, маму это чему-то научило? У неё там новая церковь, теперь это почитатели огня, и она свято уверена, что полиция накрыла предыдущую лавочку по велению высших сил, чтобы она попала в правильный, теперь-то уж точно последний приход. Видеть уже не могу эти церкви, — он возвёл глаза к потолку, выражая всю свою скорбь, но жест этот был скорее комическим, чем искренним. Сэм давно привык относиться к материнским заскокам как к чему-то неизбежному и даже забавному по своей природе. Кто-то мог бы сказать, что такое её поведение глупое, грубое и опасное, что она ничему не учится и непременно влипнет в неприятности снова. Сэм бы согласился с этим без раздумий; но он сам испытывал только веселье и толику умиления, и готов был поспорить, что в глубине души мать сама относится с долей юмора к своим новым поискам пути, бога и смысла жизни, и это странное взаимопонимание их объединяло. Даже если таскаться каждую субботу в какие-то дебри было порой уныло до зубовного скрежета. Сэм усмехнулся своим мыслям и поделился по секрету: — Я наушниками обзавёлся — которые беспроводные. Прячу под шапкой и включаю себе аудиокниги вместо проповедей.

Собственно, кроме этого Сэму похвастаться было нечем — в такие моменты он как-то очень остро понимал, насколько его жизнь скучная и монотонная с точки зрения любого более-менее активного человека. Но и приставать к Кэлпи с расспросами казалось... лишним, что ли. Он и так заявился к ней на работу, вторгся в личное пространство; вот так с ходу выпытывать детали личной жизни будет совсем уж невежливо. Тут нужно действовать тоньше, сказал бы, наверное, Барни. А потом устроил бы бедной девочке допрос, потому что Барни и тонкость — или Барни и последовательность, если уж на то пошло, — это понятия очень разного порядка.