• ВНЕШНОСТЬ •
› рост/вес: 199/100
› цвет волос: серый, под седину
› цвет глаз: темно-карий
› особые приметы: старый белесый шрам над левой бровью, тонкий шрам на подбородке, особенно заметный при улыбке, вселенская тоска в глазах, ухоженные руки

Лерой - орясина, привычно собирающая лбом все притолоки, пригибайся - не пригибайся. Смуглый, жилистый, долговязый, чуть сутулый, с крепкими мышцами-жгутами, с длинными руками и широкими ладонями, с ярко выраженным кадыком - в мрачном состоянии духа он производит внушительное впечатление. В отсутствие укладки модная стрижка превращается в обросшие патлы, лезущие в глаза - и взгляд из-под них покажется дружелюбным в последнюю очередь.
У Лероя крупный, выдающийся вперед нос с впадинкой у переносицы, глубоко посаженные глаза с нависающей линией бровей, широкие скулы и выступающий, упертый подбородок бунтаря. Широкий, хорошо очерченный рот - и ровная линия крупных, белых зубов, без следа налета. Брови тонкие, прямые, темные, как и ресницы. На переносице вечная страдальческая складка - привычка хмуриться вросла намертво. Улыбается сдержанно, выказывая одобрение чаще похабной ухмылкой или нейтрально дергая краем рта, смеется и того реже - сдавленно, всхлипывая, скалясь и озорно блестя глазами. Руки ухоженные, с чистыми, коротко подсриженными ногтями, с длинными узловатыми пальцами с опухшими, белесыми костяшками под туго натянутой кожей, со вздутой сеткой вен на запястье и тыльной стороне ладоней. Кожа хоть и смуглая, но тонкая, и в определенных местах кровеносная сетка уверенно просматривается.
В помещении двигается скованно и сутулится чуть больше, чем на открытом воздухе, однако склонен к эмоциональной жестикуляции. При разговоре часто наклоняется в сторону собеседника, и очень характерно вскидывает голову, услышав вопрос. Говорит глухо, неторопливо и крайне не любит повышать голос - никогда не кричит, от злости начинает басить, срываясь на рык.

• ХАРАКТЕР •

Если жизнь чему-то и научила Лероя, то это сдержанности. Импульсивность, веселая игра-агрессия, желание чесать клыки о каждого встречного, напористо проламывая границы, эмоциональность, увлеченность - до одержимости - все это осталось в прошлом, Моро крепко закрутил самому себе гайки, игнорируя растущее давление. В нем все еще осталась некая спонтанность, способность неожиданно менять решение - как запасной клапан, чуть спускающий пар.
Он живет минутным, проходящим, не задумываясь о том, что будет делать после - вечером, завтра, через неделю, через десять лет. Будущего не существует, будущее может не наступить - он давно привык походя разделываться с чувством тревоги, как с паразитом. Человек сильной воли, но с ощущением неподъемной усталости, надлома, несвойственного его возрасту, бесполезной бессмысленности всего, что его окружает - абсолютной беспросветности, разбавляемой угаром развлечений и алкоголя. Его можно сравнить с бонсаем, искореженным вросшим корсетом. Горячность и вспыльчивость вырождаются в глухое, перманентное раздражение, рождающее непроходящее чувство тошноты - от мира в целом и от себя самого в частности. Он может казаться довольным жизнью, но все чаще ощущает, будто движется по инерции, будто отупляющее действие привычных алгоритмов, запрограммированных ожидаемых "запрос-отклик" превращает его не то в машину, не то в дрессированное животное. Он утратил стимул, целеустремленность, умение формулировать собственные желания, умение видеть в перспективе - и вроде бы не смирился, но даже не проверяет поводок на прочность. Это же его выбор. Его решение. И последствия. А Лерой никогда не бегал от последствий, в этом выражалась своеобразная гордость - поступать так, чтобы никогда не жалеть об этом, задавая вопрос, быть готовым услышать любой ответ, идти до конца, если уж взялся - и обязательно вытянуть, потому что уважительных причин не бывает. И нежелание выглядеть слабаком загоняет его в угол, принуждая самого себя перемалывать в крошку.

• БИОГРАФИЯ •

Отца Лерой не помнит. Знает, что тот дорожил отпрыском -  мать забрала сына в отместку. После очередной ссоры она уехала к сестре, в другой мегаполис. Желание сделать гадость обернулось боком самой Селене - её не ждали. Ни она, ни довесок особенно ко двору не пришлись, будь Селена три раза чудо как хороша и обаятельна. И даже именно по этой причине. Крохотная квартирка, низкоквалифицированная работа и хамоватые клиенты, скорый необдуманный брак - и вот она замужем за быстро спивающимся инженером, в картонной коробке едва не в трущобах. И это только начало. Пасынок ведет развязный образ жизни, сын быстро отбивается от рук, растет напористым, агрессивным и без капли почтения к чему-либо, да и сама Селена не молодеет, теряет прежнюю привлекательность, начинает все чаще засиживаться с мужем, погружаясь в алкогольный дурман. Теряет работу, затем хоронит супруга и фактически остается без средств к существованию. Она больше не может работать хостесс - вышла в тираж, да и роды сказались на фигуре, лицо пропито, навык потерян... Остается банальная панель, за мизерную таксу, с риском нарваться. Поначалу ей просто достаточно плохо, чтобы убедить себя, будто один раз ничего не значит, да и второй, да и третий, а ведь если подумать - ну, что тут такого? Доза, разделенная с пасынком, немного примиряет с действительностью - и если подумать, мальчишка давно подрос и так похож на отца...
Лерой, ворочаясь под скрип соседней кровати, сразу так не разобрался, чего ему от жизни надо, но чего ему не нужно совершенно точно - догнал моментально. Его видели редко что в школе, что дома - и если первая была полезна хотя бы компанией и минимальным разнообразием (включая преподаванием уроков жизни лохам позорным), то домой он приходил в основном погреться - и в основном зимой. Теплые лежки оказались прочно заняты, отвоевать место, где можно было не околеть на зимней ночевке удалось лишь сильно позднее, с возрастом и сбившейся стаей.
Все это время Лерой растет задирой без царя в голове - он всегда впереди, на острие, он зачинщик, смутьян, подстрекатель и запевала, он словно сорвавшийся с цепи щенок - пробует на зуб все, до чего дотянется и творит все, что взбредет в голову, походя гася всех, кто не согласен. Он пугал способностью рвать противника зубами или ломать собственные кости, выворачиваясь из захвата. Словно не ощущал никакой боли, словно вообще представления не имел о "самосохранении", "табу" или, там, "цивилизованности". Одержимый, Бешеный, и, наконец, Пес с Монтрессора, пасуя перед старшими, не поджимал хвост, как подзаборная шавка, а мрачно щерился, отступая к стене. Случалось, естественно, всякое - в очередной раз нарвавшись на трепку, Лерой задыхался от вони в  мусорном баке, поскуливая от боли - и надо было такому случиться, чтобы тот бак открыл один из "лохов позорных". Юкимура, едва ли не любимая жертва шайки-лейки, имел прекрасную возможность воздать за все разом - вместо этого шизанутый ромашка затрясся, всплакнул и потащил Лероя из бака, поминутно извиняясь за свою неловкость и хилость. Лерой таких психов раньше не встречал - и даже вообразить не мог, что такие бывают. Пока Юкимура его выхаживал, Моро тщательно и вдумчиво изучал экземпляр. Простой и понятный мотив использовать Лероя как заступника был понятен любому - но не Юкимуре. "Этот" руководствовался строго религиозными принципами - жалел ближнего своего. Жалел. "Это" жалело Лероя, подумать только! Столкнувшись с неразрешимым противоречием, Лерой не сочинил ничего лучше, чем надоедливое преследование. Итог предсказуем - едва учуяв намек на приближающуюся у Юкимуры течку, Моро сорвался с катушек. "Так все и завертелось", -оправдывался он впоследствии. - "Ну, в смысле, что за фигня? Я не нарочно, но кто отказался бы?.." Родители Юкимуры не обрадовались, но что им оставалось делать? Ребенок уперся, самостоятельно решив, что нашел большую и чистую, мыть мозги Лерою в принципе бесполезно - он уже успел продавить по волевой отца-бету за эпизод силового воспитания Юкимуры. Дальше покатилось - Лерой таскал пацана за собой в режиме 24/7, словно ребенок любимую игрушку. Юкимура терпел. И унизительное обращение, и откровенное положение "подстилки", высказываемое в лицо, и, временами, нрав Моро. Его идиллические мечты подпитывались одним простым фактом: не раз и не два звучали осторожные перешептывания о том, что Пес с Монтрессора не то сдал, не то просто поумнел, сбавив обороты. По факту же, Лерой чутка поостыл на голову и начал понимать, что он теперь не сам по себе и всю дорогу так жить не выйдет - нужно либо становиться серьезнее и ввязываться в большой бизнес, либо бросать все и выкарабкиваться в люди. Однако весной 2006 все резко изменилось. Отощавший Юкимура, который еще с осени стал все чаще жаловаться на плохое самочувствие, слабость и температуру, неожиданно рухнул в обморок прямо на уроке (он все-таки пробился в старшую школу, несмотря на то, что привычки Моро крайне осложняли ему учебу). Ему поставили лейкемию. Дальше - больше. Ни денег, ни средств на лечение - и никаких положительных прогнозов. Юкимура сгорал как спичка, мучаясь усиливающимися болями, а Лерой сбивал костяшки о людей и о стены. В день катарсиса у Юкимуры отобрали бритву, заменив убойной дозой снотворного. А пообтершийся у церкви Чио, шестерка-информатор, подробно разъяснил Лерою значение самоубийства в христианстве. А затем последовательно изложил варианты. Ощущая себя загнанным в ловушку, Лерой еще сутки бессмысленно слонялся по улицам. К следующей ночи решение все-таки принял. Юкимура стал первым человеком, которого альфа убил совершенно сознательно, не в угаре драки, без алкогольно-наркотического допинга. Всё это оказалось как-то чересчур. Лерой словно онемел. Он существовал по инерции, на автопилоте. Реагировал заторможено и не всегда последовательно, едва замечал происходящее, пропускал мимо ушей чужие слова, забывал, о чем говорил, посреди предложения, а то мог встать и уйти без объяснений - словом, постоянно находился где угодно, кроме реального мира. Начавшиеся в стае конфликты хоть как-то встряхивали его, но ненадолго - стоило адреналину схлынуть и он снова "зависал". Долго так продолжаться не могло. Через три месяца стая перестала считать его за своего и оставила в покое, обходя десятой дорогой - некогда, грызлись за первенство. Зато повылезали "старые приятели", почуяв хороший шанс свести счеты.
Моро все еще был хорош, но без прежнего огонька уже не внушал почтения, медленно превращаясь даже не в одиночку, а в дичь.
Ощущение сродни дыханию в затылок - после очередной драки, потрепанный, с расквашенной в хлам бровью, он брел по окраине трущоб, когда рядом с ним начал тормозить автомобиль - очень дорогая игрушка, "вездеход" с тонированными стеклами. Ему бы дернуться с дороги, с обочины - в любой узкий переулок, но Лерой уже не уверен, что ему так уж дорога собственная шкура. Что она вообще может понадобиться кому-то с такими вот игрушками. Однако он ошибся. Хозяйкой игрушки оказалась "леди Элис". Элис было глубоко за тридцать, она была все еще хороша собой, неприлично богата и отличалась определенно нестандартным подходом к отношениям полов. Очередным героем своей сказки она выбрала Лероя, профессионально спев свой хит о том, как она понимает, насколько тяжело молодому альфе с амбициями, когда не хватает возможностей их воплотить, об одинокой женщине в огромном пустом доме, которую так утомляют дела и нужно просто надежное крепкое плечо, на которое можно преклонить голову... Чистый дом, мягкие простыни, завтрак в постель и запах леса, мешающийся с ароматом сахарной ваты. Лерою было семнадцать лет, он не хотел ни о чем думать, не хотел ничего помнить, не хотел ничего - но перед ощущением собственной необходимости устоять не имел ни одного шанса. Так началась его карьера содержанки - длинной в восемь лет. Поначалу все шло хорошо - Элис занялась обтесыванием своего "одичавшего принца" с изрядной сноровкой и даже некоторой долей тактичности. Подарила машину, коллекцию часов, дизайнерские шмотки, научила - и настояла - на тщательном уходе за внешностью, на посещении уроков танцев, этикета и некоторых курсов лекций в гуманитарном университете - вольным слушателем. Таскала в музеи, галереи и на "модные ивенты", авторизовала доступ к некоторым своим счетам и внесла в клубные списки. Таким образом, у него осталась изрядная доля свободы.. Как он поначалу полагал. Элис действительно не мешала ему жить в свое удовольствие, пока он соблюдал несколько разумных пунктов - возвращался до рассвета, предупреждал об отсутствии, следил за своим видом и приезжал всегда, когда ей была необходима его помощь. Ну, а безусловную верность она почитала само собой разумеющейся. Правда, постепенно картина менялась - не в лучшую сторону. Песни Элис оставались песнями. Дом и дела она держала стальной хваткой, лишь артистично разыгрывая хрупкую усталую женщину. Вскоре стало ясно, что круг ее общения составляют, в основном, "коллеги по интересам". Сами "интересы" обычно оказывались в положении экспонатов, чьи "владелицы" периодически напрочь теряли чувство такта и обсуждали "приобретения" в том же тоне, в каком разговаривали о предстоящих скачках, к примеру. Снисходительная нежность то и дело мешалась с унизительными "просьбами", сменяясь истериками и приступами депрессии. То и дело ловя то понимающие, то жалостливо-презрительные взгляды, Лерой постепенно начал задыхаться, смутно понимая, во что ввязался. Границы его свободы вырисовывались все яснее с течением времени. Все вокруг подчинялось желаниям Элис и никого другого. Все, что не вписывалось в ее картину мира, Элис тщательно игнорировала или переделывала немыслимым образом. Очень быстро Лерой понял, что или научится воспринимать ее монологи как белый шум, или сойдет с ума. Все чаще Элис стала нуждаться в непосредственном подтверждении своей привлекательности, доходило до смешного: взгляд влево, взгляд вправо - попытка измены, невнимательность к новой прическе - никто ее не любит. 
Лерой рано или поздно вырабатывал способы предупреждать щекотливые ситуации и замечать детали: даты в ежедневнике, приезд стилиста, бирки от нового пеньюара... Правильные ответы, приемлемость желаний, ожидаемое поведение - все сценарии ее игр были просты, до тошноты рафинированны и не менялись годами. Почти не менялась и сама Элис - спустя пять лет, когда ей исполнилось сорок, она все еще играла в юную инженю, старательно затирая следы времени пластикой, закрытыми фасонами и все учащающимися посещениями врача-эндокринолога. Участились ее капризы, скачки настроения, ужесточились требования. На любые попытки сопротивления, слишком заметные, чтобы игнорировать, она разражалась потоком слез. Контроль усиливался, Элис умудрилась даже присутствовать в рядах зрителей в клубе, который легально предоставлял пространство для практики боевых искусств, а нелегально - представал обыкновенной ареной для сорвиголов. Стоя на ринге, Моро, поймав ее взгляд сквозь решетку, отчетливо ощутил сжимающую на горле удавку. Он все меньше понимал, что происходит и все чаще мысленно задавался вопросом в тон истерик Элис - ну, что ж еще ему не хватает? У него есть все, что только можно пожелать, включая вещи, которые он раньше даже представить не мог, он ведет праздную жизнь без каких-либо забот, он шатается в свое удовольствие по самым фешенебельным или злачным местам Неополиса, на выбор, его окружает ревнивым вниманием женщина, которую он все еще считает привлекательной..  Тонкая, образованная, умелая женщина, которую он хочет спустя все эти годы, невзирая на возраст и характер - так  действительно, какого рожна, спрашивается, ему еще надо? Почему все отчетливее с каждым днем  он ощущает навязчивое желание удавиться? Почему его тошнит каждый раз от ее призывной улыбки, от ее умопомрачительного запаха, сводящего с ума?
"Послушай, бармен.. Бармен, повтори... Повтори и скажи мне - ну, какого, мать его, ляда... На кой черт мне все это? На кой черт..."

СВЯЗЬ С ВАМИ:

*я позволил себе вольность предположить что в Римско-Парижском квартале могло сохраниться подобное название как дань ностальгии переселенцев

Отредактировано Leroi Moreau (5 марта, 2015г. 00:59:57)