От вспышки раздражения альфы у него расширились бы глаза, если бы он в общем и целом не был готов к чему-то подобному. Годы жизни с Герхардом научили его быть готовым ко всему, стоило лишь намеку на напряжение проскочить в воздухе — и вот теперь выработавшиеся когда-то рефлексы снова вышли на поверхность, заставляя омегу пассивно защищаться, защищаться незаметно для всех, но ощутимо для себя самого. Опыт жизни с мужем говорил, что совершать какие-то телодвижения бесполезно — альфы крупнее, сильнее, и как ни защищайся, это не поможет. Единственное, что действительно имело толк, защита внутренняя. Собраться, закрыться морально и пережить все, что с ним делал Герхард. Это помогало — помогало в течение двадцати лет! И он не знал и не имел другого способа защиты. Кроме...
Широкая спина телохранителя заслонила собою Абигайл Алиис. Научившись полагаться только на себя, в моменты пикового душевного напряжения он все время забывал о том, что теперь ему есть за кого спрятаться. Теперь-то у него были те, кто мог встать между — между ним и тем, что ему угрожало. Но раз за разом он глупо, даже тупо полагался только на свои омежьи силенки, пытаясь выдержать удар волны, пока какому-то из телохранителей наконец не приходило в голову, что омеге, может быть, нужна помощь со стороны. Их мерки — альф и омег — были такими несоизмеримо разными, что это могло бы показаться смешным, если бы не было так грустно. Но Кан привыкал и научался — и вот сейчас, только лишь уловив напор со стороны женщины, молча, без лишних эмоций, движений и агрессии встал между хозяином и его собеседницей.
Юмэми выдохнул, вдруг понимая, насколько же он напрягся. Захотелось прижаться лбом к широкой спине и в полной мере ощутить защиту, что все время, оказывается, была в его распоряжении. Но естественно, позволить себе подобного он не мог. Кан, быть может, и стал намного ближе многих и прочих, Кан стал псом, сидящим у ног и ни за что никогда не укусящим, но это не давало прав переступать границы и откидывать элементарные рамки здравого смысла — особенно в условиях выходящего за рамки разумного пиетета, испытываемого Псом перед Аосикаей.
— Кан, — негромко, но достаточно твердо попросил он, чтобы альфа понял: омега не настолько выбит из колеи. Больше Юмэми ничего не сказал, не коснулся спины или плеча, но мужчине хватило, чтобы сделать шаг в сторону, снова открывая обзор.
— Фрау Алиис, — за несколько секунд, проведенных за спиной альфы, он достаточно пришел в себя, чтобы выстроить в голове ответ женщине и дальнейшую линию поведения. Развернуться и уйти без объяснений было, несомненно, невежливо. Впрочем, невежливым было с ее стороны напускаться подобным образом на человека, которого видишь впервые в жизни, который старше тебя на приличное количество лет, который, в конце концов, пытался тебе помочь. Но это "невежливо" он оставил на ее совести, отвечая лишь за себя и тех, кого он воспитал, — я прошу прощения за прерванный разговор. Полагаю, с моей стороны действительно будет невежливым не пояснить причин, заставивших меня вести себя подобным образом. — Голос его звучал мягко, быть может, даже участливо, но хотел ли он что-то пояснять? Отнюдь. Ему хотелось развернуться и уйти, как успела понять Абигайл Алиис, но приличия требовали — а он, он был глупым их заложником. Впрочем, он был и мастером деликатных, дипломатичных формулировок. — Ваши слова о неком, абстрактном знакомом, настолько близком мне, чтобы рассказывать вам о моих отношениях с детьми, — вы же не можете не понимать, что после того, что случилось в апреле,.. после того, как в меня стреляли, подобный уход от ответа не может меня не пугать? — Юмэми перекинул ей в руки мячик с обвинениям. — Я надеюсь, я не слишком оскорбил вас своим поведением. Я надеюсь, вы простите мне, если я сейчас позволю себе уйти. Всего хорошего, фрау Алиис. Я желаю вам найти для племянницы подарок, который она искренне полюбит.
И развернувшись, он пошел между стеллажей. Альфа последовал за ним.
