Ни для кого из обитателей Юмэ не было секретом, где проводил почти половину своего времени новый член семейства Гуттенберг. Библиотека. Место, которое захватывало все его внимание с одиннадцати до часу дня, и далее - после обеда до самого прихода Анкеля. Конечно, порой находились более важные дела, чем чтение книг, или кому-то из близких требовалась помощь - тогда, естественно, омега отрывался от своего занятия и вставал на великий путь свершений. Но по большей части же жизнь замужем протекала безмятежно и не выбивала из колеи обилием непредсказуемых событий. Почти не выбивала.

Уходящий месяц был не в пример насыщенным. И если его начало обещало приятные волнения в ближайшем будущем, то середина - напрочь стерла предвкушение как таковое. Все началось, когда Элайя уловил некую нервозность Анкеля, что ощущалась привкусом, совсем на грани чувств. А продолжилось - буквально в тот же день, когда омега ненамеренно, случайно, вошел в библиотеку и прервал общение супруга и его отца. Стыдно было жутко, но поторопиться закрыть двери, к сожалению, тогда заставило совсем не то.

Господин Аосикая. Всегда доброжелательный, с легкой улыбкой, в момент вторжения он излучал такие беспокойство и серьезность, что Элайя, с извинением покинув помещение, сам невольно взволновался. А после - стал внимательнее присматриваться к вновь спрятавшему с тщанием свои истинные чувства свекру. До тех самых пор, пока на глаза не попало первое сообщение СМИ, и Анкель, в ответ на недоумение, вручил супругу книгу, из-за которой все и началось.

Ошеломляющая информация крепко засела в сознании, но задав несколько вопросов альфе, Элайя замолчал. И только чаще, но все так же ненавязчиво стал заваривать для старшего омеги его любимый, успокаивающий душу чай. А еще согревающий - для более приятного вечера, и расслабляющий - для более легкого сна, надеясь скрасить переживания господина Аосикаи хотя бы в стенах дома.

С тех пор, как Элайя прервал тот диалог, он стал в куда большем внимании подходить к дверям, и в частности - к библиотеке. Даже сейчас, держа руку на рукояти, он на мгновение прислушался и только потом позволил себе действовать дальше и войти. Внутри было пусто и тихо, и омега невольно улыбнулся, радуясь что своим присутствием никому не помешает. Ноги понесли вперед, к высоким полкам, откуда манил запах книжных переплетов и типографской краски. А глаза, тем временем, высматривали среди корешков изданий те, которые были знакомы не так сильно. Авторы старого мира, нового, их произведения, порой отмеченные на обложках яркой краской, - в разнообразии выбора можно было потеряться в один миг. И Элайя, это именно и сделав, не придумал ничего лучше, как... закрыть глаза и взять книгу наугад. Пара шагов в сторону, протягивание руки вперед - и вот уже пальцы нащупывают корешок, смутно напоминающий таковой из кожи, а потом и вовсе тянут его в свои теплые объятия...

Книга, как оказалось, "жила" у края полки и была ничем иным, как альбомом с фотографиями семьи. По крайней мере, надпись, изящным узором украшавшая обложку, наводила на мысли именно о нем. Элайя стоял, в сомнениях сведя брови, и никак не решался на следующий шаг. Открыть? Скорее всего, нет. Можно ли без спросу раскрывать страницы другой жизни, пусть эта семья и была теперь его?

Отредактировано Elaya Weidenfeld (28 ноября, 2016г. 00:25:20)

Элайя подобрался, напуганный нежданным звуком в тот момент, когда уже собирался ставить найденный альбом на место. Пальцы в напряжении вцепились в плотную обложку, да так сильно, что костяшки побелели, и омега быстро повернул голову туда, откуда исходил тот самый шелест, а затем... в мгновение расслабился, опустил плечи, выдыхая, и покачал с виноватой улыбкой головой.

- Простите, Юмэми-сан, - тихий смех под предположение о том, что друг друга умудрились напугать, наверное, два самых неустрашающих обитателя поместья. - Я и не думал подкрадываться, честно. - И брови "домиком" как знак абсолютной искренности. Но хороший настрой вмиг вытеснился отголоском беспокойства, когда Элайя понял, на что смотрят синие глаза. Неясное чувство, что сотворил непоправимое, начало медленно возиться глубоко внутри. Неужели все из-за альбома? Так он с радостью поставит все на место, лишь бы не видеть той тревоги, что промелькнула на ставшем дорогим лице.

- Простите, я не знал, что это, когда брал с полки...

За время пребывания в поместье Элайя немало привязался к свекру, опровергая мнение, что разным поколениям ужиться вместе не дано. И потому обидеть, даже ненамеренно, старшего омегу не хотелось совершенно. Совесть в этом случае грозила устроить каторгу на славу, и потому Элайя особенно внимательно следил за тем, как действует, стараясь сделать период межличностной притирки как можно приятнее и легче. Вот только сейчас он прокололся, да так, что этот случай, видимо, войдет в анналы памяти навеки... Омега уже ставил увесистый альбом на место, когда господин Аосикая спокойным жестом попросил этого не делать.

- Юмэми-сан... - голова чуть наклонилась в сторону, и взгляд ярких глаз остановился на лице. Боги, да что же он за демонов разбередил, взяв эту книгу? - Хотите, я сделаю для Вас чай сам? Ваш любимый. Или как вчера - с ромашкой...

Наверное, это был один из тех редких дней, когда Элайя хотел повернуть вспять время, лишь бы не доставлять беспокойства тем, кого на самом деле любит.

Отредактировано Elaya Weidenfeld (29 ноября, 2016г. 10:16:38)

Элайя кивнул, молчаливо соглашаясь с волей свекра и проследовал за ним, туда, где своими теплом и мягкостью манили уютные диваны. То, что с ним решили поговорить, внушало надежду и грело проявляемым доверием, а посему чувство, будто совершено что-то ужасное и непоправимое, потихоньку, неуверенными шажками, но все же отступало назад.

Усаживаясь рядом с господином Аосикаей, молодой мужчина бегло кинул взгляд на чудесный в своей гармонии вид за окном, и почувствовал, как внутренние метания на мгновение окутало тепло, словно мягкий невесомый пух. В последнее время Элайя становился все рассеяннее, все чаще витал в собственных мыслях и приходил в восторг от обыкновенных, в общем-то, вещей. А еще неумышленно переключался с одного на другое, ровно как сейчас, всего на мгновение, переживая эмоции от того, что видит, куда острее, чем когда-либо еще. Естественно, для всего были свои причины, и кое-какие из них грозили изменить жизнь в самом ближайшем будущем. Но вспомнить о них сейчас не давало еще бившееся, живое беспокойство, что без труда cдавило хваткой попытавшуюся было заглянуть в душу хрупкую гармонию.

Пока господин Аосикая говорил с прислугой, Элайя молчал, внимательно слушая голос и чувствуя, как сердце в груди начинает ускорять свой темп. Ощущение скорого прикосновения к некой тайне нарастало в ритме этой неустающей мышцы, и разлилось по телу, обжигая, как ледяная вода, от одного только произнесенного вслух имени. Герхард.

До вхождения в семью Гуттенберг знания Элайи об этом человеке были общими и довольно поверхностными - омега был в курсе только той информации, которую лишь изредка раскрывал отец, или в которую посвящали открытые общественности архивы СМИ и слухи. Выйдя же замуж... бывший Вайденфельд стал знать не намного больше. Анкель ракрывал эту тему неохотно, и Элайя попросту старался не затрагивать нежеланные воспоминания, и уж тем более не собирался бередить таковые господина Аосикаи, опасаясь одним упоминанием имени нанести любимым людям непоправимый вред.

Потому он сидел сейчас и внимательно смотрел на свекра рядом, на то, как проявляется из глубин души его тревога, и впитывал информацию, как губка, меж тем пребывая в готовности в любой момент омегу поддержать. Даже если он захочет прекратить рассказ - значит, такова его воля, Элайя переживет без желанного продолжения, лишь бы не случилось никакой беды. Впрочем, в том, что продолжение так уж желанно, молодой омега засомневался в следующий же момент. Как... Анкель убил отца? Как Юмэми Аосикая был в коме из-за Герхарда??

По голове словно ударили тяжелым - в ушах зашумело, к щекам прилила кровь. Яркие глаза на мгновение раскрылись шире, выдавая немой ужас, а рука, сжимая пальцы, легла на губы, сдержав едва вырвавшийся на волю "ох".

- Вы были в коме... Получается, он Вас... Господи, - информация, приведшая в шок, вылилась в сбивчивые предположения, и Элайя в сочувствии, смешанном с тревожным восхищением, смотрел на омегу, чьи плечи подняли неприподъемный груз. Дни допроса, казавшиеся до этого самой жуткой пыткой, внезапно стали мелочью и навсегда померкли в сравнении с тем, что пережил господин Аосикая. Вот где настоящий ад, и длиною не в два дня... Как вообще такое можно пережить хрупкому омеге?!

Мужчина коснулся плеча своего свекра, искренне стараясь поддержать: я здесь, я с Вами, былое позади. И тем временем пытался усвоить эту непростую, но очень важную информацию. Юмэми-сан страдал от рук собственного мужа... Анкель убил отца...

Конечно, Элайя знал, за кого выходит замуж. Но одно дело догадываться о способности супруга убить теоретически, и другое - столкнуться с состоявшимся когда-то фактом. Анкель убил отца...

Свободная рука в неосознанном жесте коснулась пуговицы на поясе темных брюк. А в библиотеке, тем временем, появился кто-то еще...

Отредактировано Elaya Weidenfeld (3 декабря, 2016г. 20:07:58)

Элайя поморгал, выныривая из переживаемого, и даже не сразу догадался, почему господин Аосикая, хрупкий и в то же время такой сильный духом омега, сейчас успокаивает его, хотя должно быть наоборот. Но когда правильная догадка пришла в голову, пришлось оставить ее там же, не давая попыток выбраться на волю, - молодой мужчина слушал своего дорогого родственника и перебивать не собирался ни под каким предлогом. Раз свекор решительно настроен продолжить рассказ, то Элайя его поддержит обеими руками, независимо от того, что дальше будет. А оправдаться, что испугался не за себя, а из-за подтвердившейся способности Анкеля убить, он сможет как-нибудь потом.

Омега ловил слова, отныне стараясь держать плеск эмоций в узде, и только сильнее хмурил красивые брови, пытаясь уложить в голове открывающуюся правду. Супруг-садист. Сильный жестокий зверь, от которого не укроешься ни в собственных стенах, ни где-либо еще. Сколько шансов было бы у господина Аосикаи выжить, попытайся он спрятаться с детьми от избивающего мужа? Может и появился б хоть один, будь Герхард не Главой Берлинского Синдиката. Да и то, как далеко и незаметно сумеет сбежать омега с двумя любимыми детьми?

Невыносимо жутко, страшно до седеющих волос. Жить в ожидании ужаса, прикрываемого красивой маской счастья. Такое горе невозможно до конца понять, ведь в точности из жизни в жизнь оно не повторимо, и все, что остается - только сопереживать, лишь отдаленно представляя, как доброму и заботливому омеге был тяжек упавший сверху груз. Как выдерживали хрупкие плечи, как появлялись силы на улыбку, как получилось остаться после пережитого самим собой и, возможно, стать даже лучше? Слишком много "как"...

Элайя держал сжимающую его руку и тепло, успокаивающе провел вдоль сухожилий второй, свободной. И вдруг замер с широко раскрытыми глазами, когда услышал о последнем избиении в жизни Герхарда.

- Господи... - потребовалось несколько секунд, чтобы шок от услышанного отпустил и вновь позволил заговорить. В ушах зашумело сильнее. - Так жестоки не бывают даже животные. Простите... я даже приблизительно не предполагал, что Вам довелось пережить... И как вообще такое пережить? - Элайя тревожно потер лоб, осмысливая услышанное, и вновь поднял взгляд на господина Аосикаю. Теперь он смотрел на него совсем другими глазами, и если раньше в них было восхищение, то ныне видимое чувство звалось благоговением. Испытывать меньшее к этому человеку сейчас Элайя просто не мог. Он покачал головой и коснулся плеча свекра, тем временем стараясь вглядеться в эмоции на его лице. - Вы невероятный человек, Юмэми-сан. Один такой на целый огромный мир, - проникаясь любовью синих глаз, он улыбнулся, и в его собственных показалось особое, мягкое тепло. - И Вы воспитали самого лучшего альфу на свете, - может, конечно, с Элайей бы кто не согласился, но ему на это было глубоко плевать. Интуиция и инстинкты говорили, что Анкель - идеальный, и омега слушался их безоговорочно. - Просто некоторые вещи очень неожиданны для меня... Простите, пожалуйста, Юмэми-сан, я Вас перебил.

Элайя слушал, тихо перебирая пальцами по пуговице на поясе брюк. Бессознательный жест позволял направлять волнение из растревоженной души куда-то еще и помогал омеге крепче держать эмоции в невидимой узде. Говорят, нельзя волноваться, беспокойство - вред в большинстве его проявлений, а сейчас так вообще необходимы живительные тишина и покой. Но как, как, скажите, оставаться безучастным, когда слышишь такое?

Один неширокий шаг - и в этом мире могло не стать двоих, кто теперь так дорог сердцу. Один шаг - и хрупкий телом, но необычайно мощный духом омега взял бы с собой за карниз самую большую любовь - ребенка - и будущее собственного рода. Один шаг - и не было бы тех вечеров за чаем, неспешных бесед и тихо льющегося смеха. Не было бы Элайи, смягчившегося и чувственного, такого, каким он стал теперь. И все потому, что не стало бы его...

Подобное отсутствие выбора пугало до мурашек, и Элайя мысленно ужаснулся способностью судьбы порой ставить на колени так, как сделала это с господином, сидящим рядом с ним. Решился бы он на то же, что и Юмэми-сан, окажись в схожей ситуации? Сложный, очень сложный вопрос. Элайе казалось, что в нем нет того омеги, что был в уважаемом свекре - готового без раздумий броситься в полымя, терпеть любую боль, переступить свой страх ради заветной цели. Или этот омега очень крепко спал, ожидая особого, рокового момента для собственного появления. Впрочем, сейчас это было неважно.

Слова об Анкеле отозвались приятным теплом глубоко в груди, и спустя секунды, тягуче разлившись, словно подогретое масло, оно мягко осело где-то в животе. На лице на короткое мгновение показалась невольная улыбка, наверное, такая глупая сейчас, влюбленная, и Элайя бережно сжал руку свекра, вновь заглядываясь на его черты.

- Юмэми-сан... Вы говорите, Анкель был на заданиях? - чуть сведенные брови и немигающий взгляд, выдающий любопытство. И одновременно с тем - беспокойство, даже за то, что уже случилось. Он ничего не мог поделать - речь шла о родных.

Отредактировано Elaya Weidenfeld (14 декабря, 2016г. 09:47:59)

Брови дрогнули, сходясь ближе к переносице, и между ними легла непривычная глубокая морщина. Сердце забилось чаще, а рука, что касалась уважаемого свекра, в мгновение полоходела, выдавая с новой силой нахлынувшую волну беспокойства.

Имя Герхарда в устах господина Аосикаи преобретало новые краски - вязкие, мрачные - и с каждой секундой наделялось силой приводить в ужас куда больший, чем первоначальный инстинктивный страх. Пытки. Водить на пытки собственного неокрепшего сына. Как это, Боги? Что у человека должно происходить в душе, раз в голове созревают такие решения? Что довелось пережить отцу, скольких слез и седых волос стоил каждый поступок бессердечного альфы?

Элайя сглотнул, зажмурился на мгновение, пытаясь унять водоворот жутких мыслей, поднял взгляд на свекра, а потом... обнял его за плечи, любяще и тепло, стараясь мягко укрыть от коварного омута неугасших переживаний, от горьких слез, от того, что так и не излечило время. Элайя не был спасителем, он не надеялся, что заставит исчезнуть тревожащие тени прошлого или забыть все то, что было много лет назад. Но подарить немного своего света, своего тепла истерзанной муками душе - это было ему под силу. И потому он мягко обнимал этого сильного и такого дорогого сердцу человека, неторопливо поглаживал по руке и делился тем, что хранил в себе, как великое сокровище, - своей любовью. Взрощенная заботливой рукой Анкеля, она согревала, дарила умиротворение, и Элайя был готов окутать этим чувством того, к кому испытывал светлую, невероятно сильную привязанность.

- Ваша близость и защита позволили Анкелю остаться человеком. А то, что он видел... Наверное, отчасти это сделало его со временем невероятно сильным. Ведь так?

Он мягко делился своим теплом и слушал свекра, впитывая его беспокойство, стремясь разделить боль. Там, где сложно одному, - вдвоем будет обязательно проще, и Элайя готов был стать тем самым вторым, лишь бы старшему омеге, их семье, стало хорошо. Он согласно кивнул, когда тот пожелал прекратить теребящий душу разговор, и легонько улыбнулся, чуть склонив голову и рассматривая знакомые черты.

Здесь, находясь в этой светлой библиотеке в этот самый момент, они пребывали где-то между жутким пугающим прошлым и обещающим свет будущим, и сердце билось все чаще от того, чем наполнялись отмеряющие ход времени секунды. То, что довелось пережить Гуттенбергам: что читалось во взгляде Юмэми-сан, что ощущалось самой кожей в присутствии супруга, - неизбежно беспокоило, заставляло расстраиваться. Но время заливало мрачное прошлое яркими красками настоящего, а совсем скоро гнетущие события и вовсе должны были на время отступить в тень под силой грядущих перемен. Во всяком случае, так думал Элайя. Начал думать, буквально сегодня, получив в распоряжение новость, уже начавшую стремительно менять его собственную жизнь.

Мельком омега посмотрел на альбом, все еще находившийся у свекра, но вскоре вновь вернул взгляд на его лицо.

- Вы правы. Сейчас семья счастлива, и это - бесценно, - Элайя мягко погладил его по плечу. - А дальше... Дальше, думаю, будет еще лучше. Как минимум - интереснее. Взять хотя бы Хану - какой замечательный период наступает в ее жизни...

Легкая улыбка потянула уголки губ вверх, будто одним своим присутствием пытаясь доказать счастье настоящего времени. И омега готов был говорить, хоть о важностях, хоть о сущей ерунде, лишь бы вновь увидеть добрую искорку в глубине синих глаз.

Элайя с затаенной тревогой в глазах поглядывал на свекра, но когда понял, что с разговором о Хане в душу взрослого омеги стало возвращаться спокойствие - расслабился сам. Не до конца, конечно. Но умиротворенность упрямо отвоевывала мужчину у всего гнетущего и неприятного и в скором времени обещала привести к ощущению теплого домашнего счастья.

- Он славный, - Элайя кивнул, соглашаясь, и мыслями на короткое мгновение унесся в день их с Анкелем свадьбы, когда увидел Мадару впервые в жизни. Помнится, поначалу он принял этого альфу за некого исполнителя темных дел - охотника, дознавателя (брр, до сих пор пробирают мурашки от этого слова), еще кого-то такого же мрачного и загадочного. И был очень удивлен, когда увидел рядом с ним нежную хрупкую Хану. Конечно же, разъяснения Анкеля, а после - представление и личное общение с господином Мураками, пролили свет на правду и развеяли все заблуждения. Но сам факт первого впечатления сыграл злую шутку, и Элайя до сих пор стыдился того, что умудрился подумать о хорошем, в общем-то человеке. - И он любит Хану. На фоне этого качества все остальное просто меркнет.

Омега выдохнул, улыбаясь, и обратил взор туда же, куда и Юмэми-сан, - за огромное окно, где в суете льющейся жизни были дорогие сердцу люди. Там папа, наверное, что-то неспешно готовил на просторной кухне, дожидаясь возвращения семейства. Тихо ворчал отец-альфа, что как всегда, заработавшись, пропустил обед. А еще там был Анкель, его безумно любимый Анкель, просматривающий в смартфоне переписку и наверняка недоумевающий, почему его по обыкновению логичный супруг без уточнений причин сообщил в СМС, что им нужна комната побольше.

В груди начало что-то стремительно, волнующе разливаться, и Элайя по-доброму усмехнулся, дивясь (непривычным уже) услышанным словам и тому, как внезапно сменил свое русло диалог.

- Ну, думаю, что при удачном стечении обстоятельств... если и дальше все будет так же безмятежно, как сейчас... - омега покачал головой, мысленно что-то взвешивая. - ..Вы совсем скоро будете держать в руках маленького внука.

Взгляд янтарных глаз, все еще выглядывающий что-то в прекрасной заоконной дали, наполнился такой теплотой, какую омега еще ни разу в жизни своей не ощущал, а после - обратился к Юмэми-сан вместе с еле удерживаемой улыбкой подрагивающих губ.

"Он поймет".