• ВНЕШНОСТЬ •
› 192 \ 90 кг.
› Холодный темно-каштановый.
› Темно-карие, почти черные.
› Ожог (видно, что кожа пересажена) справа на шее протяженностью почти до запястья.

Альфа, каким он должен быть. Мужчина, рекламирующий дезодорант и восседающий при этом на коне. Величественный, безусловно. Пафосный - еще как. От других альф Эриза отличает то, что он склонен иногда делать глупости, которые скрашивают его жизнь. Однако это не делает его похожим на деревенского дурачка: выражение лица мужчины чаще всего источает уверенность в себе и серьезность. Взгляда Израэля можно испугаться: он невероятно "тяжелый". Мужчина обладает атлетическим телосложением, держит свое тело в форме. Выглядит немного моложе своих лет. Крупный, жилистый. Счастливый обладатель идеальной осанки и слишком броской жестикуляции. В моменты гнева способен размахивать руками как потерпевший. Изнеженный одеждой стоимостью в зарплату официанта аккуратист. Всегда ухожен. Волосы средней длины не будут зачесаны назад только во время судного дня, и то вряд ли. Любит, когда на руках что-то надето: часы, цепочки, кольца, перстни. В повседневной жизни строг, сдержан, немногословен. Однако его легко вывести из себя. В такие моменты Эриз почти теряет рассудок. Повышает голос, кидает вещи, ломает лица и потом с небольшой вероятностью об этом жалеет. Голос у Израэля низкий, прокуренный. Речь хорошо поставлена. В ней практически отсутствуют слова-паразиты (хотя мат ему не то, что не чужд, но даже близок) и оговорки.

• ХАРАКТЕР •

«Мало кто может с раннего детства наверняка знать, кем он станет в будущем. Я был из тех, кто знал. Я должен был стать мужчиной. Одно из моих первых детских воспоминаний - это как я испугался грозы и прибежал к маме, чтобы она меня успокоила. Они с бабушкой сидели на кухне. Я бросился маме в ноги. Глядя на мое заплаканное лицо, она с нежностью улыбнулась. Бабушка же строго нахмурилась. И я до сих пор дословно помню, что она мне тогда сказала. "Это не мама должна тебя защищать. Это ты должен защищать маму. Ты мужчина, Эриз. Как тебе не стыдно?". И еще лучше, чем эти слова, я помню то, как мне тогда стало стыдно. Кажется, с того момента иного пути для себя я не видел.
То, каким именно должен быть мужчина, бабушка оставила на мое усмотрение, скоропостижно скончавшись. Вырастить из меня самца своей мечты также не бралась и мама. Она просто меня любила, не считая нужным высекать из меня малахитовое изваяние для украшения интерьера. Я был лишен ориентира и даже пытался из-за этого страдать. Возможно страдал бы и дальше, если бы как-то раз не подумал: "разве тот, кто становится ползучим червем, может потом жаловаться на то, что его раздавили?". Когда ты жалуешься на какой-то свой недостаток или неразвитость, ты, считай, жалуешься на то, что не смог это исправить или развить. Все, чего ты не умеешь и в чем ты слаб - это твоя же, по сути, лень. Об этом стоит чаще помнить.
Мы все в какой-то момент становимся заложниками собственных детских ожиданий. Придумываем свое идеализированное альтер-эго и вопрошаем иногда: как бы он поступил? Что бы он сказал? Наше альтер-эго со временем обретает голос. В нашем воображении он - этот персонаж - всегда знает, что сказать. Он самый остроумный, самый сильный и самый выносливый. Самый уважаемый. Рыцарь без страха и упрека. Таким я себя придумал и таким стал. Я воплотил в реальность того, кто был выкован из стали и кто уж точно не сломался бы под ударами судьбы, что бы та ни преподнесла. Я не знал, будучи мальчишкой, что быть стальным не исключает быть человеком. Запретил себе показывать любые слабости и научился также грызть себя за то, что время от времени был менее черств, чем надо. Не знал еще, что тот, кто кричит и гневается - не страшный. Он, как раз-таки, слабый. Любые неконтролируемые эмоции ставят тебя под удар. Пока их не контролируешь ты, их контролирует кто-то другой. Мой гнев - моя самая большая слабость. Огонь, с которым можно играть. И, что самое главное - я почему-то не думал о том, что помимо смелости, силы и власти человеку необходимо кое-что еще. Быть счастливым.
Даже самый чистый логик, если никакое солнце не тянет его к себе, увязнет в путанице проблем. Если бы я, щурясь как слепой, не увидел бы однажды вдалеке свет как от фонаря, может до сих пор путался бы, называя существование жизнью. Я как кровью харкаю, когда говорю такие слова, но я хотел бы быть кому-то нужным. Подобрать другие, более громкие слова для меня и вовсе будет невыносимо. Любой сторонний слушатель сказал бы, что все, что мне нужно - это простое человеческое счастье. И я тогда поправил бы его. Простое человеческое счастье с тем, кто проигнорировал бы светлое будущее, даже если то вложили бы ему в открытые ладони. С тем, кому я не доверяю не потому, что не люблю, а потому что он не стесняется врать мне даже по мелочам. Сначала я думал, что Шейн меня чертовски раздражает. Что-то в моей голове встало на другое место, когда меня осенило: это я бешу себя, когда я рядом с ним. Я ненавижу свои приступы ревности, ненавижу избивать его в порыве гнева. Еще ненавижу то, какой я стал уязвимый, когда начал влюбляться в него. Я никогда еще так не злился, когда у меня пытались что-то отобрать. И Шейн, по сути, первая моя собственность, которая лично пытается от меня уйти. К такому я не был готов и возвращать его силой - первое, что пришло мне на ум.
Я не умею извиняться. Мне трудно быть искренним в такие моменты. Я могу под видом одолжения сделать что-то, чтобы загладить свою вину, но на большее от меня рассчитывать просто глупо. Слова о чувствах и проявление этих самых чувств - не самая сильная моя сторона. Я привык держать все под контролем, оценивать каждый свой шаг и того же требовать от других. Легко добиться подобной дисциплины, если речь идет о работе. Поэтому в ней я преуспел. С чувствами такой подход неэффективен. Попытка контролировать свои может закончиться самокопанием. Контролировать чужие - сопротивлением. Если тебе сопротивляются, значит в тебе видят врага. Я привык быть врагом кому-то. Строгим начальником, беспристрастным специалистом, жестокой сволочью. Не могу только привыкнуть к тому, что есть кто-то, перед кем мне за это стыдно.
Впрочем, наличие у меня совести было и остается большой тайной. Я редко объясняю людям мотивы своих действий. Кто доверяет мне - поймет, что так было надо. Кто не доверяет, может сделать из меня препятствие и ополчиться против меня. Я даже над этим посмеюсь. Но смехом все и закончится. Я думаю, что, если человек в один момент перестал доверять мне, то он не сможет сделать этого снова. А тех, кто мне не доверят, я предпочитаю держать на расстоянии вытянутой руки. В целях собственной безопасности. Тех же, кто пережил все мои выпады и истерики, я не обделю доверием. Я в порошок себя сотру, но не позволю этим людям пропасть. Преданность - это как раз то качество, которому людям стоило бы поучиться у животных. Преданность может подставить тебя под удар, но я к этим ударам готов. Кому надо, тот об этом знает.
Я готов быть преданным и нести ответственность, сколько бы ее ни было. Терпеть боль, переступать через себя и поступать правильно. Как это было в случае с моей матерью. Я понимал свою роль в ее жизни и считал нужным довести дело до конца. Она вверила мне свою жизнь. Осознавая это, я решил, что ее смерть тоже ложится на мои плечи. Прогнать мысли о том, что случившееся - моя вина, было не так просто. Я повторял себе одну прописную истину, которая со временем улеглась в голове: "Так было надо".
»

• БИОГРАФИЯ •

«- Сволочь твой отец, - сказала бабушка и поправила свалившийся с плеч кардиган. - Сволочь и пьяница.
Я закурил. Мне было девять.
- Не ругайся, - попросил я ее. - О мертвых либо хорошо, либо никак.
- Тьфу на тебя, - рявкнула бабушка и испытала непреодолимое желание посмотреть в окно. - Вот станешь как он, поймешь, о чем я говорила.
Хотя вряд ли я стал сволочью и пьяницей именно поэтому.

Мама никогда не говорила об отце плохо. Не то, что о себе. Я с детства умею убеждать женщин в том, что не так уж они дурны, как им кажется. Только в том случае, конечно, если это правда. Когда я был совсем маленьким, мама случайно облила меня кипятком, оставив уродливый шрам на всю жизнь. Когда она пыталась в последствии просить у меня за это прощения и начинала унижаться, я говорил: "Ты была дурой. Давай закончим на этом".
Мама, сколько я помню, всегда носила в глазах светлую грусть и как будто извинялась передо мной за что-то. Она не умела успокаивать. Ее нежная улыбка, добрый взгляд и слова "все будет хорошо" сопровождались таящейся глубоко во взгляде ремаркой: "но я-то знаю, что это не так". Мне настолько было невыносимо смотреть на ее тоску, что я постоянно делал что-то, чтобы доказать, что не все еще потеряно.
На похоронах бабушки я посадил в землю клен и сказал маме, что ушла одна жизнь, но вскоре тут будет другая. Когда меня побили во дворе, с гордостью сообщил ей, что впредь научусь закрывать лицо руками. Когда учился в школе, рано пошел работать и покупал ей подарки, чтобы как-то порадовать. Я взрослел, подарков было больше, но мамину падучую депрессию это не лечило. Со временем я понял, что единственным ее солнцем в этой жизни был я. Ее больше ничто здесь не держало. Она улыбалась не потому, что я приносил подарок, а потому что я приходил домой.
Мы рано поменялись с ней местами. Я даже начал курить и пить за нее. В восемь я поджег сигарету, чтобы она понимала, когда я волнуюсь. В двенадцать налил себе выпить, туша сигарету и говоря ей тем самым: теперь я хочу побыть один. Следуя завету бабушки, я защищал маму. В первую очередь от самой себя. Она много боялась, много расстраивалась и много плакала. Она была из тех людей, которым необходим был рядом кто-то, на чье плечо можно опереться. И я старался поскорее взрастить плечи, чтобы она всегда могла за них спрятаться.
Никогда не любил маргиналов. Плохих парней с их юношеским максимализмом, завышенным чувством собственной важности и тягой к разрушениям. Я не любил их потому, что знал, какой ценой строилось то, что они так рьяно ломали. Мне не жалко было усилий, если я получал результат. Но я никому бы не позволил его отобрать.
Психологических кризисов в жизни человека на самом деле намного больше, чем два. Один из них относят к периоду 18-20 лет. Он обусловлен переходом от молодости к ранней зрелости, когда человек начинает предпочитать знания, достижение собственных целей и самосовершенствование общению со сверстниками и завоеванию авторитета среди них. Если бы мои сверстники знали об этом кризисе, они, возможно, относились бы ко мне менее критично. Но в четырнадцать лет об этом не думают.
Я побеждал в олимпиадах, окончил школу с золотой медалью, получил бюджетное место в университете. Работе тоже отдавался целиком, какой бы она ни была. Я не позволял себе что-либо делать плохо. Усталость, сопровождавшая меня по возвращению домой, стала спутником моей жизни. Приятным спутником. Я засыпал, и разбудить меня не мог выстрел артиллерийского разряда, раздавшийся над ухом. Хороший бонус.
К первому своему гону я не был готов. Погрузившись в учебу, совсем забыл об этом аспекте своей жизни. Выпало из головы. Тянущее ощущение внизу живота было мне в новинку. Тяга к мастурбации сначала казалась унизительной, но потом стала привычной. Так я какое-то время существовал, успешно подавляя свои гормональные всплески. Но со временем этого стало недостаточно. Я решил эту проблему, изнасиловав одногруппницу. Чувство было странное: я как будто был серьезно пьян, но как-то по-другому. Ее изначальный отказ будто сорвал с меня все цепи: я избил ее, выебал и чуть не задушил. Напиши она на меня заявление - разрушила бы мне карьеру. Но она не стала по неизвестной мне причине. Чувствовал я себя после этого донельзя погано. С тех пор пригоршня таблеток-ослабителей  - еще один мой вечный спутник.
Не в моих правилах было носить шляпу: я ни перед кем не хотел ее снимать. Расстаться с этим убеждением было для меня весьма болезненно. Мне трудно было смириться с тем, что все мои принципы чего-то стоят, а вопрос - цена. Приходилось скрипеть зубами и продолжать идти вперед. Так я закончил университет, нашел престижную работу и написал одну за другой две диссертации. Кажется, тогда жизнь дала мне слишком много и решила, что самое время отбирать.
Сначала я лишился покоя. Я присутствовал на опознании тела отца Шейна Вино. "Вино" - подумал я - "Как "алкоголик" на одном из жаргонов. Как я". Я разрешил ему присутствовать на вскрытии. Разрешил курить в анатомичке. "А не прихуел ли ты?" - спросил я, чувствуя не то злость, не то, что не могу на него злиться. "Ну так-то да," - ответил он, затягиваясь - "Прихуел". Его улыбка сводила меня с ума.
Когда ссорился с Шейном, я был сам не свой. Не понимая, на что конкретно злюсь, я избивал его и уходил, оставляя парня зализывать раны. Я не хотел, чтобы он попадался мне на глаза и в те моменты испытывал резкое желание навестить мать. Как-то пьяный и злой как черт я пришел к ней и сорвался. Не мог выкинуть Шейна из головы. Схватил мать за волосы и ударил ее о край подоконника. Ее теменная кость дала трещину.
Врачи диагностировали прогрессирующий паралич мозга. Сначала повысились сухожильные рефлексы, потом появилась гипертония мышц и далее по наклонной. Моя мать умирала. Умирала медленно, теряя день за днем частичку своего мозга. Окончательная смерть наступит только после длительного заточения в недвижимом теле. Я не мог позволить ей умереть вот так. Когда нижняя часть ее тела уже была полностью парализована, а верхняя еще изо всех сил боролась; когда я начал наблюдать у нее расстройство речи и миоклонию век; я снова сорвался. Я опрокинул аппарат жизнеобеспечения, смахнул со стола все таблетки, что должны были поддерживать ее жизнь, разломал на части стул. Я пришел в себя, когда почувствовал на себе жалостливый взгляд матери. Она смотрела на сжирающий меня гнев, стоивший ей жизни. Она сказала: "Милый, наш Бог жесток. Иногда он заставляет нас жить". В ее глазах заблестели слезы. Я понял, что надо было сделать.
Когда мама засыпала под воздействием наркоза, что я ей ввел, она начала спрашивать меня о смерти. Каждое ее слово больно било по мне, но она этого не видела. "Как думаешь, я попаду в рай?". "Умирать - это больно?". "Что я почувствую?". Я понял: сколько бы ты ни говорил, что готов к смерти, ты никогда не будешь к ней готов. Никто не будет. Это всегда страшно - умирать. Я сказал ей: "Ты просто уснешь". "Когда я проснусь, ты будешь рядом?". Я кивнул. Она уснула. Я ввел адреналин. Она умерла. »

СВЯЗЬ С ВАМИ:

Отредактировано Erise Izrael (4 февраля, 2015г. 02:00:28)