• ВНЕШНОСТЬ •
› рост/вес: 1.97/90
› цвет волос: смоль
› цвет глаз: янтарный
› особые приметы: косая повязка на лице скрывает один глаз, который, в самом деле, не видит, и пересекающий этот глаз шрам

Дикарь с повадками аристократа - вот самое ёмкое описание этой личности.
Клауса видать издалека, он не затеряется в толпе при всем желании. Как у не особо примечательного отца с немецкими корнями и крошечной матери-латинос могла получиться эдакая махина, непонятно, возможно, именно смешение кровей дало своего рода экзотичную внешность: массивные плечи, заостренные скулы, чуть смуглая кожа, волчий взгляд. У Клауса видит только правый глаз, но назвать второго человека в Берлинском синдикате калекой не додумается даже слабоумный: отсутствие глаза не мешает ему оставаться одной из самых опасных рыбок среди акул Неополиса. Где и когда он потерял второй, знает лишь один человек, остальные строят догадки, больше похожие на сюжет дешевого фильма, чем на правду.
Впрочем, и гигантом его не назовешь: рост обычный для высокого альфы, да и перекачивать мускулы Клаус никогда не видел смысла, и все же вкупе с массивной, ширококостной фигурой и холеной, мрачной физиономией метр девяносто создают удручающее впечатление.
Одевается дорого, чтобы соответствовать статусу, но не броско. Всегда выбрит, свеж и отвратительно бодр даже после нескольких бессонных ночей: выносливая и крепкая здоровьем сволочь.
Мексиканские черты в его внешности кого-то пугают, кого-то притягивают. Пожалуй, полноватые губы и жесткие, до середины шеи, смоляные волосы, многие омеги нашли бы привлекательными, если бы не отталкивающее чувство страха, которое возникает в общении с Ланге. Независимо от того, учтив он с собеседником или груб.
Его аура давит, как бетонная плита, и кажется, что из этого добротного костюмчика в любой момент вырвется дикий зверь, не подчиняющийся никаким правилам, но своего зверя альфа держит на коротком поводке. И повадками, и качествами дипломата полностью оправдывая свою принадлежность к особым слоям общества.

• ХАРАКТЕР •

Клаус Ланге никогда не получает удовольствия от чужой боли и унижения; он получает удовольствие, ощущая власть над униженным, от собственной силы, которая заставляет слабого подчиниться. Если вы не видите разницы, то вы в числе тех, кого он раздавит.
Его проклинали и называли сотней нелестных прозвищ, из которых «хладнокровный ублюдок» - самое мягкое выражение; пусть он их все заслужил, это всего лишь эмоции. Ланге никогда не был подонком «из любви к искусству». Его отношение к людям, то, какими способами он привык добиваться цели или удовольствия, может казаться извращенным, бездушным, но сам альфа на это скажет: таков закон выживания. Если ты хочешь чего-то стоить в этом мире, должен идти по головам. Хочешь добиться денег, влияния, внедрить все свои задумки, не танцуя под чужую дудку - ты должен стать самым опасным хищником в джунглях мегаполиса. У него была слишком хорошая и наглядная школа жизни, чтобы усвоить этот урок на отлично. Свой нынешний статус альфа заработал сам кровью и потом, и ему откровенно плевать, идут ли его действия вразрез с моралью, законом или интересами тех, кто его самого не интересует. «Закон и Мораль меняются, сила влияния всегда остается в цене» - девиз, под которым он стал тем, кем является. Таков характер этого человека. Клаус - хваткий предприниматель и политик по складу ума, в первую очередь его интересует собственный бизнес (владелец нескольких энергетических станций де юре, де факто и через мафию он контролирует всю энергетику Неополиса), и, конечно же, дела «семьи» - Берлинского синдиката. Если временами он ведет себя, как варвар, то только потому, что может себе это позволить: для этого у него достаточно кредитов, власти и самоуверенности.
Несмотря на горячий нрав, самоконтроль альфы впечатляет: он всегда знает, где остановиться, всегда трезво смотрит на вещи. Взбудоражить его настолько, чтобы он потерял голову и допустил ошибку, может... ну, уж точно не феромоны омеги и даже не деньги. Омеги, по его мнению - всего лишь удовольствие, деньги - не более, чем средство достижения цели. Пожалуй, особое, волнующее удовольствие он находит только в реализации собственных проектов и амбиций, в основном это поиск новых ресурсов планеты через личный инвестиционный фонд Magnum Capital.
И только Нейтан, его дерзкий муж-омега, выбивается из этой стройной картины, умудряясь удивлять альфу, который, казалось бы, видел все, и расшатывать его каменное самообладание.

• БИОГРАФИЯ •

Человек, который на сегодняшний день подмял под себя добрую часть Неополиса, в буквальном смысле родился в грязи.
Его отец, мелкий торгаш синтетическим деревом, даже не знал, что сделал любовнице из лондонских трущоб ребенка, пока не наведался к ней с одним из редких визитов поразвлечься. Младенец плакал на полу, замотанный в тряпки, как помоечный котенок, у Франца Ланге не было ни малейшего желания его признавать, но омега жаловалась на пустые от голода груди и требовала денег, пригрозив какими-то там социальными службами. Был сделан тест ДНК. Убедившись, что сын его, мужчина проникся к вопящему комочку плоти интересом, даже некими теплыми чувствами и забрал к себе, откупившись ответными угрозами и Н-ной суммой денег. Торговец деревом получил себе наследника.
После оформления должных бумаг матери запретили даже приближаться к маленькому Клаусу, но где-то под конец младшей школы он сам отыскал ее: спер фотокарточку и адрес из той самой папки с тестом на ДНК, не желая верить рассказам отца об ушедшей от них ветреной шлюхе. Даже ребенком Клаус предпочитал сам докапываться до правды. Была ли его мать в самом деле ветреной шлюхой, или одной из сотен омег, ставших жертвой бедности и обстоятельств, история умалчивает. Но Клаус ее простил и поставил отцу ультиматум: видеться с ней, когда пожелает.
Уже в голоштанном возрасте никто не сомневался, что из него растет альфа.

Почти все детство мальчик провел, шастая по лондонским подворотням, его, воспитываемого в чистоте и безбедности, совершенно не пугала местная помойка. Клаус любил играть с тамошними детишками, хоть сам же частенько от них получал. Он был бесстрашным, диким, упертым, как твердолобый щенок, которого жизнь раз за разом возит мордой в грязи, а он все равно лезет за новыми приключениями. Отец бывал жёсток на руку и порой пытался воспитывать, отвадить от опасных мест, но в целом у Франца был вялый характер, с сыном он просто не справлялся.
При этом фирмочку папаша тянул с упорством ползущего в гору жука и однажды, замахнувшись на элитный сегмент натурального дерева, встретил Кларенс Штоц.
Клаусу стукнуло двенадцать.
«Клара», как велела она звать себя мальчику, была довольно некрасивой, грубо слепленной женщиной-альфой в возрасте, но, как говорится, в полном расцвете сил. Она заправляла двумя богатейшими фирмами по производству натуральной мебели в Неополисе и лелеяла проект века: полунатуральное, полуискусственное сырье, которое могли бы позволить себе люди среднего достатка. За ним Кларенс видела будущее и горы денег. Для его создания ей требовались действующая лаборатория плюс завод, на которые не надо тратиться и строить с нуля - всего лишь модернизировать.
Франц Ланге любезно предоставил свой.
Взяв в оборот отца, Клара принялась и за сына. О нет, юные прелести мальчика такую же, как он, альфу, мало интересовали, тетка трахалась исключительно со своим бизнесом и изредка - с папаней. В Клаусе цепким предпринимательским взглядом она узрела некий потенциал. Мальчик на тот момент был абсолютно дик и неуправляем, что в придачу к смуглой «латинской» внешности и гормонам, которые начинали бушевать раньше срока, представляло посмешище для того общества, в котором вертелась мадам Штоц. И все же она его туда впихнула, соблазняя тем, что для только входящего в зрелость альфы могло иметь вес: дорогие машины, компьютерные игрушки, вещи, которых он не мог себе позволить. Чуть позже это стали омеги - изысканные, другого поля ягоды. В отличие от папаши, который давал ему денег просто так, Кларенс показала, что в жизни ничего «просто так» не дается. Она не подарила ему ни сантикредита, только размахивала перед носом приманкой, словно говоря: а хватит ли тебе силенок допрыгнуть? Стать умнее, отесаннее, хитрее, богаче, не держась за папочкину штанину?

Клаус дураком не был и понимал, что его берут на слабо, но неожиданно игра его увлекла. Потребовались годы, что заткнуть приклеившуюся к нему кличку «Деревенщина» (от профессии отца и низкого происхождения, конечно же) в глотку тем, кто его так называл. А позже, связавшись с мафией, и отомстить. С таким цинизмом и жестокостью, что даже мадам Штоц испугалась чудовища, которое вырастила. Клаус не действовал грубой силой, если это нельзя было должным образом скрыть. Он стал неплохим дипломатом, бескомпромиссным игроком, прущим к своей цели любыми методами.
Специально мозолил глаза всем, кого раздражал, не убегая - отвечая на насмешку наглым взглядом. Его глаза, желтые, как у дикой собаки, и загорелая кожа на любом приеме, который устраивала мачеха, вызывали такую же реакцию, как если бы она привела обезьянку. Брак Кларенс с герром Ланге никто не смел осуждать - любые сплетни альфа давила на корню, к тому же все понимали, что это очередная выгодная сделка. А вот мальчика, который к этому браку прилагался, попытались сожрать, да не вышло. Он копил злобу на своих обидчиков и опыт общения с ними, как шпион в стане врага копит улики, чтобы однажды нанести удар.
Да, в юности им руководили в основном озлобленность и тщеславие. В 21 с лишком, когда связь с мафиозной структурой развязала Клаусу руки, первое, что он сделал - наказал унизивших его. Всех до единого.
Сейчас, если кто-то упомянет об убийстве трех сынков богатых родителей пятнадцатилетней давности, виновного в котором так и не нашли, или об актрисе Скарлетт Лей, которая с поехавшей крышей провела остаток дней в психушке, Клаус не испытает ни удовольствия, ни сожаления. Пожалуй, месть была слишком жестокой, но они сами в этом виноваты.

В двадцать один он бросил вуз, посчитав большую часть предметов бессмысленными, и добился кредита на собственный старт-ап. Не важно, что это бы за бизнес, так как очень скоро жизнь Клауса круто изменилась: он умудрился привлечь внимание дальнего родственника мачехи, переспав с его мужем. Альфа оказался членом Синдиката - увы, не торгового объединения, а того самого, Берлинского, после встречи с которым выносят в плотно закупоренном ящике. Но вместо того, чтобы отрезать горе-трахалю яйца, мужик, спокойно выкурив сигару (это были три самых страшных минуты в жизни Клауса), попросил о помощи в одном дельце. Мол, раз уж Клаус сам влез к нему в дом и даже воспользовался мужем, он не откажет в ответной услуге.
Конечно же, это была грязная работа, которую мафиози не хотел выполнять сам; конечно же, не ожидалось, что парень после нее выживет.
Но он выжил. Очень уж не хотелось плавать в Тамезис, закатанным в бетон.
Такая увертливость бандиту приглянулось, и он показал свою находку боссу.
Босс произвел на Ланге неизгладимое впечатление. Его запах был резким и неприятным, аура давила. И все же, пока он сам сидел в уголке, пытаясь не привлекать лишнего внимания, этот человек листал бумаги, голограмма на которых была знакома: правительственные документы особой важности. В таком дерьме Клаус уже разбирался, его взяла оторопь - какое же влияние должно быть у этой группировки! То есть, он и так понимал, что под крылом мафии находится многое в этом городе, но осознание их мощи пришло только сейчас. Вот, где настоящие деньги. Вот, где настоящие возможности!
Поэтому, когда ему сделали очередное предложение, от которого нельзя отказаться - пройти испытание, чтобы присоединиться к Синдикату, или проваливать к такой-то матери (с порцией свинца в лоб за первой же дверью, Клаус не был идиотом) - он согласился на испытание. В комнате на тот момент был только босс, который представился как Герхард Гуттенберг, и тоненький парнишка с бесстрастным, почти мертвым, как показалось Клаусу, взглядом. Босс звал его Анкелем и сыном. Ему очень шло это имя: «ангел». Именно такие, бледные и отстраненные, лица рисуют у этих существ на церковных фресках.

Вскоре среди людей Синдиката стал мелькать новенький, один глаз которого прикрывала повязка. Какое-то время она кровила, но кровью здесь никого не удивишь.
Чем больше Клаус погружался в местные делишки, тем больше понимал, что скачет на спине бешеной кобылы, которая либо приведет его к финишу, богатству и славе, либо втопчет в грязь, стоит на секунду ослабить вожжи. Чтобы выжить здесь, нужно было стать таким же бешеным и непредсказуемым, заставить других бояться его. И заслужить уважение нужных людей.
Что ж, дьявол свидетель, в умении прогрызать себе путь клыками ему не было равных, спасибо драгоценной мачехе.
Которая, кстати, скончалась от сердечного приступа, накрыв его папашу на крупную сумму и оставив в бесконечных долгах. Скончалась не от угрызений совести, а оттого, что в свои шестьдесят с лишком рьяно скакала на молодой любовнице. Достойная кончина.
Отцу Клаус помог деньгами, и на этом оборвал все с ним отношения. Мужчина, приползший к отпрыску едва ли не на коленях просить кредитов, чтобы рассчитаться с долгами, в которые влез по собственной глупости, не вызвал ничего, кроме волны отвращения. В таком отце он больше не нуждался.
Его привлекали только сильные люди.
Видимо, поэтому с первых дней в Синдикате между ним и сыном босса завязалось нечто вроде дружбы - если дружба возможна в средоточии грызни и разврата. Сам босс большую часть времени занимался тем, что удовлетворял свою похоть и амбиции, издеваясь над подчиненными или собственным мужем, и Клаус понимал, что, какой бы могущественной ни была организация, такими темпами он ее развалит. С годами самодурство Герхарда только усилиось. При этом к Клаусу он питал привязанность как к единственному человеку в клане, помимо сына, способному с каменным лицом выносить все выверты его характера, а также достать звезду с неба и выполнить самую грязную работу - в зависимости от того, что требовалось. Клаус был неприхотлив, почти ничего не просил в обмен на преданность, кроме льгот и крыши для энергетического бизнеса, которым занялся сразу же после вступления в Синдикат. К тому же, Клауса боялись, как черта - и Чертом же за глаза прозвали. Такие люди нравились Гуттенбергу.
Жаль, сам он не нравился таким людям.
Когда в очередном приступе истерики босса сын безжалостно воткнул в него катану, Клаус Ланге первым встал на защиту Анкеля. И сделал все, чтобы сын занял место отца, придушив каждого из попробовавших что-то вякнуть конкурентов: кого обходными методами, а кого и собственноручно. Впрочем, Гуттенберг-младший и сам мог неплохо за себя постоять, однако же в союзе с Клаусом выигрывали оба. У них всегда были странные отношения: казавшаяся почти теплой и доверительной дружба порой уступала холодному расчету, и даже соперничеству, когда каждый норовил грызнуть другого, поддеть и посмотреть, как тот отреагирует. Не говоря уже о том, что пару раз альфы оказывались в одной постели. Но кто разберет игры сильных мира сего!

После смерти прежнего босса клан расцвел. Клаус занялся несколькими проектами по освоению новых земель и ресурсов, за которыми он видел будущее. Это было ему интересно, он этим горел и теперь, когда через Анкеля в его руках оказалась почти неограниченная власть, мог позволить себе всерьез заняться их продвижением - посредством инвестиционного фонда, которым владел. Но даже на пике успеха в какой-то момент все потеряло перчинку. Альфа получил то, к чему стремился: широчайшие возможности, и мог делать, что заблагорассудится. Ни одна живая душа кроме Анкеля не смела ему перечить. Такая жизнь была райской.
Такая жизнь стала, наконец, казаться скучной.
Пока, выбивая долг из очередного несчастного кредитора, Клаус не получил неожиданный откуп: омегу, двадцатилетнего мальчишку по имени Нейтан.
К его удивлению, забавная игрушка с упорством загнанного в угол зверька доказывала, что она вовсе не игрушка, а, господи прости, личность, с которой надо считаться. Ему, Черту во плоти, считаться с омегой! С количеством синяков на атласной коже и наказаний наглость только росла. Клаус мог выдавить из него слезы и любые слова, которые хотел услышать - для этого он знал хорошие методы, мог унизить гордость, но не мог подчинить, и это неожиданно распалило интерес, которого альфа давно уже так остро не испытывал.
Было сплошным удовольствием наблюдать, как мальчишка ломается в его руках, а на следующий день гордо светит оставленными на теле отметинами, дерзит и зыркает своими красивыми глазищами так, что Клауса снова тянет на какое-нибудь безрассудство, словно ему не тридцать шесть, а шестнадцать. Такой омега был достоин стать его мужем, и он им стал - самого Нейтана, естественно, никто об этом не спрашивал. Клаус же наслаждался, порой даже злился, когда омега позволял себе слишком многое (под аплодисменты Анкеля - по-настоящему разозлить Клауса до сих пор мог только он)... И не замечал, что рядом со своенравным мужем что-то неуловимо меняется в нем самом.

СВЯЗЬ С ВАМИ: