Когда чёрный длинный магнитокар представительского класса плавно притормозил, останавливаясь перед входом в здание, Дамиан выбрался из него первым и дополнительно придержал дверь, со сдержанно обеспокоенным, заботливым вниманием наблюдая за выглянувшим следом Мишелем — готовый, чуть что, тут же предложить опереться на руку, если после поездки ему снова станет дурно. Организм омеги, доведённый до предела безжалостным и несбалансированным приёмом подавителей, был сейчас чутким, как истончившаяся, рискующая вот-вот лопнуть струна гитары — и реагировал на всё вокруг значительно острее, чем следовало бы. По прошествии недели с лишним ему, конечно, было уже получше, да и врачи сделали всё возможное, чтобы в кратчайшие сроки привести Ниве в чувства и поставить на ноги после той ночи, когда они — и хотя вопрос этот касался, по сути, только лишь лично Мишеля и не был в ведении Дамиана, Хартелл никак не мог думать о нём отдельно от себя, — опять забыли о таблетках, что спровоцировало гормональный срыв; и не меньше невозможного сделал сам Мишель, наотрез отказавшийся провести ещё хотя бы несколько дней в постели. Да что там ужин! Он и на собеседование-то, волей необходимости перенесённое на четверг, припёрся сам — зеленым, шатающимся, обмазанным с ног до головы баснословно дорогим маскировочным средством, чтобы хоть на два часа скрыть ещё толком не выветрившийся запах послетечного омеги, но припёрся. Больше того: он это собеседование успешно прошёл и был официально принят на должность — и в понедельник уже, как и положено, выйдет на работу младшим юристом. И это тоже был один из поводов торжественно выпить сегодня вечером — отмечая не только совершившуюся десять дней назад помолвку (теперь этот день казался странно далёким, а положение дел — таким удивительно привычным...), но и новое назначение, первый шаг Мишеля к собственной успешной карьере.

Ещё и поэтому Хартелл предпочёл сегодня взять водителя, а не вести самому — хотя первоочередной причиной для него лично была необходимость находиться рядом с Мишелем, сидеть бок о бок с ним и смотреть за ним, а не за дорогой. Хотя, казалось бы, уж за эти-то десять дней, пока его мысли и время были заняты лишь Мишелем, Мишелем и только им одним... Но нет. И Дамиан никак не реагировал на милую болтовню сиделки-медсестры, принимавшей Ниве под свою заботу в те недолгие часы, когда его хоть на два, на три часа, но "отпускало" под действием медикаментов или близости альфы, и этот самый альфа мог вздремнуть — здесь же, далеко не уходя, чтобы омега мог держаться за его руку, пока в другую ему ставят катетер и втирают в поясницу какую-то мазь, чтобы дополнительно облегчить мышечные спазмы. Их повышенный ввиду спортивной балетной подготовки Ниве тонус совсем не играл на пользу, и от этих нервных судорог омега, пожалуй, страдал больше всего — если не считать головных болей. Его, впрочем, обнадёживали: не о чем беспокоиться, ведь его альфа рядом, и как же ему повезло с этим, на самом-то деле, ведь большинству омег, переживающих подобный срыв, приходится справляться в одиночку, и хорошо, невероятно здорово, что его альфа такой ответственный и ни на шаг не отходит — значит, точно судьбой вам начертано, уж сколько повидала... Что ещё она там болтала, Дамиан не слушал — но терпел фоновый шум, понимая, что причина этой болтовни вовсе не в трепливости опытной сиделки, а в необходимости отвлечь, развеять клин мыслей Мишеля, хоть бы и даже задурив ему голову пустопорожней ерундой. И, просыпаясь среди ночи из обрывочного сна от того, что омега под боком опять начинает ворочаться и всхлипывать не то от боли, не то от раздирающего нутро желания, не испытывал ни малейшего раздражения — только сердце сжималось мучительно от понимания того, насколько плохо сейчас его единственному; и если альфа просто не высыпался, то омега не только не спал, но и терзался чуть ли не каждую минуту первых четырёх дней, забываясь сном и выигрывая хотя бы несколько часов покоя у кризисной течки только за счёт инъекций снотворного и миорелаксанта.

    К пятому, благо, стало полегче: к Ниве вернулась ясность сознания, и буквально первое, что он сделал — схватился за книжки по юриспруденции: ведь на носу собеседование! Не без труда удалось до него донести, что собеседование будет не раньше четверга — а то и следующего понедельника. Хартелл предусмотрительно позвонил Асари и договорился о переносе заявки — заодно и извинился за то, что на работе показаться нет никакой возможности и вся бумажная работа снова от и до ложится на плечи зама. Извинился, ну надо же! Где-то определённо начали таять льды от нежданной Дамиановой сознательности — раньше отлучки от работы определённо не доставали до его совести... впрочем, раньше он и не бросал делопроизводственный процесс больше чем на неделю: даже если в офисе носа не показывал, то по электронному документообороту держал ухо востро даже в очередной затяжной депрессии. Сейчас же он даже не пытался просматривать дублированные ему на почту важные письма — ни о какой сосредоточенности на чём-либо, кроме состояния Мишеля, и речи быть не могло, а всякий, надумавший об этом заикнуться, оказался бы в момент смят разницей в остроте приоритетов. Проще говоря, Дамиан бы, не задумываясь, послал всю компанию к чертям и сварил там на медленном огне, если бы это хоть как-то могло помочь Мишелю.

В любом случае, лежать в сцепке с омегой, который, отвернувшись, лихорадочно зачитывается с планшета какой-то законодательной нудятиной — не самый скучный в жизни опыт...

Лишь Дамиан знал, каких на самом деле сил стоило Мишелю дотащиться до этого собеседования. Наотрез отказавшись от сопровождения и поехав самостоятельно на такси — и по возвращении с порога буквально упав в руки встречавшему его альфе. После такой нервной нагрузки в здравые чувства его пришлось приводить всю ночь — и не было ничего удивительного в том, что потом Ниве спал, как убитый, а сейчас выбирался из машины несколько зеленоватым — но стойким, как очень сосредоточенный оловянный солдатик. Во что бы то ни стало он решил не откладывать и не пропускать назначенную семейную встречу, и Дамиану не оставалось ничего иного, как согласиться. Улыбнувшись ему, Хартелл не удержался от того, чтобы ненадолго приобнять омегу одной рукой за талию, остро подчёркнутую поясом строгого пальто, и бережно поцеловать в губы.

— Пойдём, — мягко проговорил он и увлёк Мишеля следом за собой, направляясь к дверям здания.

Вскоре в квартире Токаге раздалась трель звонка, оповещающего о том, что гости на пороге, и их самое время впустить, укрыв в тепле от холодного дыхания октябрьского вечера.

Как бы не беспокоился Дамиан о состоянии Мишеля и как бы не стремился оградить его от волнений и тягот, он хорошо понимал, что если его омеге что-то действительно важно — его задача отступить и поддержать, а не запрещать ему этот риск. Конечно, хотелось, невероятно порой от щемящей сердце тревоги хотелось: уберечь, защитить, грозно рычащей стеной встать между ним и любыми сложностями — вот как раз из-за того, что Мишель же так и рвётся всему этому навстречу, на амбразуру! — но Дамиан напоминал себе, что не должен, не должен перегибать палку. Впрочем, с Мишелем ли перегнешь! С самым упрямым, самым твердолобым, самым несносным Мишелем, для которого промолчать лишний раз смерти подобно. Дамиан спрятал улыбку в воротнике пальто, бережно сжимая его ладонь в своей. Он был во всём на удивление точно такой, как надо, именно его омега — Мишель Ниве. Интересно, у Асари ведь так же? Дамиану, впервые в своей жизни толком переживающему подобную гамму чувств, было всё в этом щекотливо-любопытно, как годовалому щенку, хоть и любопытство такое он всячески старался скрыть — не по возрасту уже, в самом деле. И, вспоминая, как говорил Токаге о своём омеге, как всякий раз торопился домой и как сиял, когда стало известно, что у них с Сорой будет ребёнок — почти с уверенностью мог сказать: так же. А сам он, Дамиан, наконец-то понимает теперь, как это — так.

Понимал он и то, что встреча эта для Мишеля едва ли менее важна, чем пройденное в Хартелл Логистикс собеседование. Здесь они были семейной парой — статус, с которым Ниве, кажется, до сих пор никак не мог свыкнуться: сказывалась разница в социальных слоях, ведь для Ниве это и в самом деле был рывок из грязи в князи, как бы ни морщился Дамиан, искренне считая, что бессмыслица это всё и не о чем волноваться. Он и сейчас видел, как омега теребит пальцем кольцо, снова чем-то тревожась и терзаясь. И знал, что такая встреча для Мишеля — это шанс сделать их ненарочную сказку немного реальнее и чётче. Позже они и в Манчестер наведаются, к семье Ниве — наверняка это тоже позволит ему немного прочнее ощутить землю под своими ногами и то, что Хартелл не шутит и действительно собирается жениться на бывшем стриптизёре. Факт этот, конечно, ещё может принести им немало проблем, если вдруг вскроется — но в этом отношении Дамиан беспокоился только за Мишеля: сам он, пожалуй, был бы только рад демонстративно ошарашить и утереть нос всем, кто прочил ему пассии своих известных дочурок. Водить под локоток на вечеринки красавчиков и красавиц из ночных клубов и агенств было, конечно, практикой распространённой — но чтоб жениться на них!..

Крепко пожав руку Асари и по-альфийски дерзко оскалив зубы на его подколку, Хартелл вежливо кивнул на все заботливые вопросы Соры и улыбнулся, с интересом окинув того взглядом. Прежде он видел мужа Асари только на фотографиях и теперь с некоторым удивлением обнаружил, что тот не особенно-то ниже Мишеля — отчего-то из-за мягкости черт и улыбки казалось, что и роста омега будет столь же аккуратного и скромного. В одном только фотографии точно не ошиблись: в той ауре тепла и уюта, что исходила от приветливого омеги-хозяина очага. Если уж и с экрана она чувствовалась сразу, то что уж говорить о первоисточнике!

— Рад познакомиться с вами, Сора, — он чуть прищурился и улыбнулся, когда омега о чём-то зашептал на ухо мужу с таким выражением лица, что и без слов было понятно, что тот журит своего альфу. Как же это знакомо — натянувшийся поводок в тонких и бережных руках!..

— Асари, о работе мы ещё успеем обговорить. В понедельник мне всё выскажешь, — Дамиан задавил смешок. Довольно странно было ему ловить себя на мысли, что он, пожалуй, даже ждёт этого разбора полётов — с азартом и интересом, проснувшимся в посвежевшей, воспрянувшей к жизни душе.

— О... пожалуй, лучше начать со стульев, — решил Хартелл, предварительно искоса бросив взгляд на Мишеля. Всё же Ниве в панибратстве не силён — вряд ли ему будет комфортно с первых же минут с головой окунуться в хозяйское радушие.

На кухне альфа выбрал два стула по левой стороне стола, отодвинув один из них перед Мишелем и следом заняв место рядом с ним. Прежде он, впрочем, не упустил возможности вручить Асари вынутую из аккуратного и длинного бумажного пакета бутылку вина — коллекционное, средней крепости, выбранное когда-то для домашнего бара ещё отцом, известным ценителем хорошей алкогольной продукции. После запрета врачей коллекцию пришлось оставить, а Хартелл-младший такого пиетета к алкоголю не испытывал, считая, что вино существует для того, чтобы его пить, а не хранить в витрине и любоваться.

— Выпьем за долгожданную встречу? — с улыбкой в уголках губ предложил он и с осторожностью поинтересовался. — На двоих? Или Сора к нам присоединится?

Мишелю, к которому еще до середины следующей недели будет по вечерам приходить медсестра, чтобы сделать необходимые уколы, от спиртного пока следовало воздержаться — как, вполне вероятно, и Соре в его положении, но решать то было не ему. В любом случае, пакетов на тонких ручках-бечёвках было два, и во втором — бутылка безалкогольного.

Отредактировано Damian Hartell (4 августа, 2015г. 17:44:04)