- Эй, Джош! Ты же Джош Мэтьюз? Я тебя помню!
У автозаправки стояла перекрашенная в брюнетку бета - Джошуа сразу понял это по стойкому омбре феромонов, исходившему от нее. Искусственных и самых дешевых. Согласно рекламе, они должны были привлекать таких, как он, альф, но на самом деле вызывали желание поскорее пройти мимо, дышать в приторном облаке было просто невозможно. Особенно сейчас, в жаркий июльский полдень.
Но он помнил ее, конечно. И остановился, чтобы обнять.
Несколько парней у колонки со своими байками, собравшими всю грязь местных дорог, покосились на него с вызовом.
- Риса? Разве мама разрешает тебе водиться с плохими ребятами? - Он постарался улыбнуться искренне. За последние восемнадцать лет она сильно сдала, даже шлюхи в Берлине выглядели получше.
- Я выросла из того возраста, когда ходят под стол, милый. - Деваха рассмеялась, явно польщенная, что ее узнали, ловко раскурила сигарету, выпуская дым в сторону. Прищурилась. - А ты постарел. Но выглядишь все так же шикарно.
- Тебе че-то надо, мужик? - Один из банды отделился от общей кучки.
Риса швырнула в него недокуренной сигаретой, визгливо прикрикнула:
- Отвали, Брэд! Иди в *! Это Джошуа, Мэтьюзов альфа.
- Так он вроде в город свалил х* знает когда...
- Иди проспись, урод! Ты столько выпил, что папочку родного не узнаешь! Это он и есть!
- Все в порядке, я только хотел поздороваться. - Джош вскинул руки. - Никаких претензий на вашу красавицу. Увидимся, Риса. Передавай привет маме.
Он поцеловал ее в щеку и поспешил убраться. Разборки с героями местных забегаловок были бы глупейшим окончанием дня, какое только можно придумать. А ведь когда-то парни на таких мотоциклах казались ему богами, и от девочки, готовой прыгнуть к нему в койку, он бы в трезвом уме не отказался. Он - из прошлой, далекой жизни. Риса права: он постарел. Хотя сорок пять вроде бы еще не возраст.

В последние годы он слишком мало и коротко наведывался сюда, в родной Пирс, деревеньку на берегу океана, забавно обозначенную «городом» на картах. Бежал от прошлого, наверное, но кусок из жизни не вычеркнешь. Здесь он прожил все детство и юность, лазал по этим песчаным обрывам, ходил в школу, гонял на велике. Забавно. Тогда маленький Пирс казался целым миром, а Город за его пределами - другой вселенной. Теперь же он в этом Городе «свой», а здесь все кажется чужим, съежившимся каким-то, тусклым. Словно чердак, припорошенный слоем пыли.
«Зажрался ты, Джош», укорил он себя, бредя по пустынному побережью. Прошло столько лет, но здесь он ориентировался легко. Вон за тем камнем, торчащим в сотне метрах от берега, есть мель и можно наловить крабов, если быть терпеливым. А чуть дальше пройти - будет рыбацкая сторожка. Там оставляют часть улова, пересыпав солью, хранят сети и прочую утварь. Там прятался старый дядька Марк от своего сварливого мужа, особенно, когда выпивал. Сейчас его уже нет в живых. А сторожка... Джошуа приложил ладонь ко лбу, вглядываясь в дрожащее от жары марево. Сторожка стоит, что ей сделается. Кажется, вполне цела еще.
Альфа отер стекающий по вискам пот, подумав, стянул рубашку, перекинул через плечо. Сбросил и туфли и, насвистывая, пошел босиком по горячему песку. Никто его здесь не увидит, в это время все заняты работой или прячутся в тени, так что можно хоть голяком бегать.

Вообще-то на пляж его занесло не за трогательными воспоминаниями. Просто дома полным ходом шло гулянье: у Натали, средненькой в семье, родилась двойня. Он приехал утренней электричкой. Поздравил всех, кого мог, выпил немного безалкогольного пива, расцеловал новорожденные комочки и счастливую сестру, но долго находиться в толпе не смог. Никто и не заметил, как он скользнул за дверь - там сейчас без него народу хватает. За Натали альфа был искренне рад, но, черт возьми, сочувствующие взгляды приглашенных и шуточки о том, когда он, наконец, заведет собственных карапузов, можно было вынести только в ограниченной дозе. Джош не любил эти разговоры, они напоминали ему о том несбыточном, что он изо всех сил старался забыть. О семейном тепле, которое не удалось удержать. О глупых юношеских мечтах, которые он развеял по ветру... Когда-то они с мальчишками бегали к Черному утесу загадывать желания, местная традиция. Сколько детских тайн слышали эти ракушки, и не только детских! Люди, живущие милостью океана, всегда верили, что он способен покровительствовать, даже сейчас, в век ай-ти, продолжают верить. О чем он просил? И не вспомнит сейчас. Мотоцикл просил, и чтобы солист Арионики в город приехал и дал ему автограф, ха! Бред в основном. Может, и серьезное было.
Любви просил.
Что ж, хм. По крайней мере, мотоцикл у него теперь есть. 
Ракушки царапали ступни, пока он шатался бесцельно по берегу, каждая из них напоминала о прошлом.
Находиться здесь было горько, и в то же время... удивительно спокойно.
Все-таки он вернулся домой.

Вглядываясь в синеву океана, позолоченную солнцем, Мэтьюз остановился. Там что-то покачивалось на волнах. Птица? Спасательный круг, выпавший из лодки? Он не мог разглядеть с такого расстояния, поэтому, увязая в рыхлом, обжигающем ступни песке, пробежал еще метров двести из простого любопытства. И нахмурился, когда различил... очертания человека. Не плывущего - барахтающегося. Голова мелькнула и ушла под воду.
Он рванул к пирсу, ласточкой с разбегу ушел на глубину, а затем сильными движениями погреб навстречу. Плавал-то он, как рыба, как и все местные. Но расстояние было огромным... Стало холодно, будто у самого над головой сомкнулась ледяная, безжизенная бездна. Успеет?
Может не успеть.

В воде сомнений не осталось. Поможет он несчастному или уже нет, на все воля Небес. Хотя сейчас, находясь в объятиях покачивающейся, безграничной стихии, Джошуа скорее склонен был молиться другим богам, тем, упоминания которых не одобрил бы приходской священник. Которым мать втайне подносила маленьких куколок из соломы, сжигая и развеивая пепел с утеса, когда кто-то в семье болел. Вера в них до сих пор странным образом уживалась здесь наравне с верой во Всевышнего. Наверное, потому, что, живя на берегу Океана и завися от него во многом, если не во всем, невозможно не поклоняться его мощи, и не надеяться на его заботу. Вся их семья исправно ходила в церковь, но новорожденных по-прежнему омывали в корыте, наполненном в бухте, и повязывали на запястье нитку с бусинами из рыбьей кости. Отец Грэхем, бедняга, в поте лица сражался с этими «предрассудками», его слушали, кивали, но делали по-своему. И правда, как можно убедить людей, что Бог покарает их за желание оградить свое дитятко от сглаза? Безнадежное дело.

Джошуа был послушным прихожанином, но даже годы жизни в мегаполисе не смогли обрубить корней, которыми он врос в этот песок, в эту землю. Как бы он сам ни старался от нее отдалиться. Низанка-оберег, надетая при рождении, вылежала белесую, незагорелую полоску на запястье; многие с возрастом снимали, откладывая подальше в шкатулку, а он не снял. И перед прыжком в воду машинально приложился к ней губами. Кто его знает, достает ли воля Творца, который на Небесах, до океанских глубин?
В какой-то момент человек исчез из виду и больше не появился. Джош не знал - не был уверен, - сколько до него оставалось. Сможет ли он отыскать его, успеет ли вытащить. Подобные мысли даже не пришли в голову, времени на них не было. Он набрал побольше воздуха и ушел вглубь и вперед. Маску бы с ластами, дело бы пошло быстрее, но увы. Соль ела глаза, зато вода вдали от берега была как голубое стекло. Он видел огромные, мшистые валуны и косяки рыб над ними.

И изгиб человеческого тела: точь-в-точь русалка, дрейфующая в облаке волос. Русалка уже не боролась, бездна тянула ее к себе, желая причислить к другим, погребенным навеки сокровищам. Джош рискнул бросить последней вызов.
Дотащить до берега, игнорируя деревенеющие от удвоенного веса мышцы, выкачать воду из легких - совсем немного ее было. Массаж грудной клетки, заученный еще в школе, толчки воздуха в губы. Все это происходило точно в трансе, заполненном шумом волн и собственного, бухающего частыми ударами сердца. Только когда чужое сердце забилось под ладонью, вернулись прочие звуки: крики птиц, ныряющих за рыбой, гудок далекой баржи, стон спасенного и кашель. Тот сжался на песке в позе эмбриона, выхаркивая остатки воды и хватая воздух так жадно, что Мэтьюз с облегчением перевернул его набок и рухнул рядышком, позволив себе перевести дух. Так дышат только те, кто никогда не сдается. Выживет. Сильный.
Что удивительно: перед ним совершенно точно был омега, красивый. Экзотическая рыбка. Ясно как день, что не из местных, и не рыбак, спьяну выпавший из лодки, таких, как этот, здесь отродясь не водилось. Азиатское лицо. Гибкое и небольшое, облепленное мокрой одеждой, тело. Волосы - как длинные черные змеюки, обвившие по пояс. Бумажно-белый омега в черной сетке волос. Джош и не понимал, кого тащил на себе, думая до сих пор только о том, как бы добраться до берега; теперь, когда желтые пятна перестали плясать даже под закрытыми веками, он уставился на спасенного во все глаза. И тут же себя обругал: дурак как есть, нашел время пялиться! Еще бы позагорать лег!
Сердечко-то у бедолаги колотится, а тело ледяное, и губы синие. Мэтьюз даже перепугался поначалу, думал - удушье, все, приплыли. Потом поковырял в памяти, вспомнил уроки первой помощи. Не так синеют с удушьем, значит, переохлаждение, что тоже не фонтан. Скорую надо вызывать по-любому.
Выудил из кармана штанов телефон, который не боялся воды и прослужил верой-правдой лет пятнадцать... Только кнопки потухли, и экран не загорался. Видать, свое отслужил. Твою налево!
Омега мелко трясся, глаза полуприкрыты, он сейчас плавал где-то между обмороком и явью. Джош подхватил его на руки - легкий! - и потащил туда, где, по его воспоминаниям, должна была стоять та самая рыбацкая сторожка. Как минимум одеяла там найдутся, а если повезет, то исправная печка и пресная вода. Не чаю, так хоть воды горячей в него влить.

Иди не пришлось долго, и на том спасибо. Домик и правда был на месте, словно замороженный во времени: все так, как Джошуа помнил. Будка с покосившейся крышей, внутри - пыль и бардак, зато есть единственное окошко, пропускающее тусклый свет, и все, что надо для ночевки и хранения улова. Ночевать он здесь точно не собирался, улов имелся, только его не хранить надо было, а срочно греть, растирать. И хоть бы какую связь с цивилизацией наладить.
Он сгрузил вяло реагирующего омегу на кушетку, собранную из старых ящиков, заметался в узеньком пространстве. Включил генератор на полную, поставил воду, из облезлого шкафчика с грохотом выгреб пять коробок чая, только в одной обнаружив драгоценные пакетики.
Под сетями, сваленными в углу, пошарил рукой, надавил на один из квадратов пола, с радостью нащупав флягу, в которой плескался... Джош нюхнул: слава богу, чистый спирт, не паленка какая-нибудь. Столько воды утекло, а тайник, в который они в детстве, хихикая, подкладывали тухлую рыбу, на месте! Хорошо, нынешняя ребятня такими фокусами не промышляла, и пахло здесь только пылью и морем. По крайней мере, непритязательному нюху Мэтьюза так казалось.

Все это он проделал минут за пять, стукаясь об углы и чертыхаясь сквозь зубы. Когда подсел к своей русалке с дымящейся кружкой чая пополам с согревающим (ей-богу чистой, хоть и надколотой!), тут встала новая проблема. Джош покраснел, хотя думал, что краснеть давно уже разучился. Как его раздевать-то, такую красоту? Неудобно же. А придется, если он, после всех усилий, не хочет получить окоченевший труп. Потряс за плечи, надеясь, что утопленник придет в себя, но добился только дрогнувших ресниц и стона.
Не понравился ему этот стон: за ним последовал кашель, и Джош плюнул. Чего он ломается, как барышня? Причем тут омега, не омега. Человека надо спасать. Небось, врач не краснеет, когда делает свою работу. Врачей тут не наблюдалось, поэтому он, стараясь не смотреть, принялся распутывать мудреные какие-то, явно не на блошином рынке купленные тряпки, в которые был обернут его «пациент». Вроде и серенькое, без прикрас, а как стаскивать, не поймешь, хоть тресни! Не найдя привычных пуговиц или хотя бы магнитных замков на рубашке, альфа просто порвал ее к чертям, кое-как стянул штаны, оставив белье, обтер сухим одеялом до покрасневшей и чуть потеплевшей кожи. Честно отворачивая глаза от нежных, молочных, как у фарфоровой куклы, изгибов. Быстро замотал в еще одно одеяло, третьим, самым теплым, накрыв сверху. Следом помял холодные тонкие ладони в своих грубоватых, давно уже согревшихся после заплыва и пышущих жаром, затем то же проделал со ступнями, изящной лодочкой выуженными из кокона. И только после этого приподнял омегу за плечи, набрал в рот лечебного пойла и протолкнул его в губы. Глоток, еще один. Бледные лепестки стали розоветь.

Отредактировано Joshua Mathews (16 июля, 2015г. 23:29:35)

- Тшш, лежите.
Мэтьюз несильно, но настойчиво удержал дернувшийся сверток одеял. Подтолкнул под лопатки плоский мешок маиса: рыбаки варили такой на прикорм. Не пуховая подушка, но что нашлось.
Нахмурился.
- Это у вас надо спросить, откуда взялись посередь океана. Помните что-нибудь? Имя свое, день? Вы будто, того... с неба свалились.

Вышло с восхищением и почти суеверной растерянностью. Ведь и правда: ни лодки, ни корабля рядом не наблюдалось, когда Джош подобрал омегу; на пляжника, тем более на тренирующегося спортсмена тот совсем не походил. Нездешний, словно ангел «оттуда». Не то, чтобы он всерьез мог в это поверить. И все же...
- Выпейте лучше, вам бы согреться.
Альфа поймал сухую, потеплевшую руку и сунул в нее кружку. Рука дрогнула.
Горячо? Кожа-то нежная. Боится его? Или омеге с нежной кожей и в богатой одежде неприятен такой, как он?
Он сглотнул, молча придвинул единственный в этой хибарке табурет и поставил на него чай так, чтобы лежащий мог дотянуться. Закурчавившиеся от воды волосы мешали, лезли в глаза, альфа собрал их в пучок, рассыпая капли, вынул приказавший долго жить мобильник. Постучал им о ящик, приложил к уху, споро отковырнул крышку, раскручивая и подцепляя ногтем. Нужных инструментов здесь не водилось, но стоило рискнуть. С пятнадцатого этажа ронял - и ничего, а тут вот подвел, старичок. Джош все еще надеялся вызвать медиков вместо того, чтобы тащить пусть красивую и легкую, все же не невесомую ношу на себе до дверей медкорпуса. Пилить туда не меньше часа.

Пузо телефона быстро опустело, детальки он аккуратно протер и снова собрал, иногда поднимая голову и встречаясь с кошачьим взглядом азиата: настороженным, но даже в этой обстановке полным звериного достоинства. А, опуская ее, видел свои руки, смуглые и изъеденные царапинками, мелкими шрамами, закаленные постоянной работой. Джош ничего не знал о мужчине, лежащем на кушетке. Только то, что он красив, как морской бог, судя по всему богат и их руки отличаются так же, как баркас от яхты миллионера.
О чем он вообще думает?
Коротнула парочка проводков, посыпались искры. Альфа шикнул, облизал ужаленные пальцы, потер их о внутренность валявшихся тут же грубых резиновых перчаток, собирая что-то вроде талька, и с этой импровизированной защитой продолжил свое занятие. Работа ювелирная, но она была привычной. К счастью, внутрь всего лишь попала вода. В мастерской он справился бы быстрее, чем готовилась чашка кофе, а так пришлось возиться минут пять, пока экран не вспыхнул заставкой.
«Вы находитесь в зоне береговой линии, чтобы выбрать оператора, нажмите один», замурлыкало приветствие. «Для экстренных вызовов нажмите двойку...»