На что вообще надеялся Бонасера, когда ему одним прекрасным днем вдруг показалось — вот оно, долгожданное затишье... о том, что затишье бывает перед бурей, этот оптимист по жизни, видимо, предпочитал не вспоминать. За свою наивность и поплатился.
Чей-то день рождения закончился тем, что среди ночи в квартиру Бонасеры ввалилось два хмельных тела, едва ли не на пороге принявших горизонтальное положение. Одним из них был сам хозяин дома в виде крайне не респектабельном, а второе — не столько солдат Ностры, сколько хороший друг Наполеона, иначе позволил бы он себе вальяжно развалиться на диване?..
С утра веселая и бодрая музыка показалась дьявольской трелью, нещадно бьющей о виски сонную, тяжелую от былой кутерьмы голову.
― Нап... Нап... ― едва живой голос донесся с дивана. ― Выруби это... ― в ответ послышалось лишь невнятное мычание. ― Черт возьми, медведь! Выключи эту хрень! ― и, нащупав рукой подушку где-то в границах дивана-пола, Лука швырнул ее в рыжую макушку, торчащую из-под одеяла.
Жизнь прекрасна! Но эта мысль не хотела укладываться в тяжелой с похмелья голове, и от досады Наполеон лишь стиснул зубы. Не размыкая век, он нашарил в смятых простынях телефон, что так громко звонил на всю квартиру, и нехотя прислонил к уху. Тихий, привычно равномерный голос на фоне шумовых помех показался громче любой сирены, и Бонасера все же невольно открыл глаза.
― Да, босс... ― стараясь отогнать всю сонливость и не выдать своего неживого состояния по голосу, коротко отвечал альфа, плохо соображая, о чем ему говорят. ― Угу... понято... скоро будем.
Тяжелый вздох, шорох двигающегося тела в одеялах и неуклюжий топот босых ног по лакированному паркету. Всего этого было достаточно, чтобы обозначить не задавшийся неприятным вызовом новый день. Извилины в голове напрягались поочередно, боясь, видимо, задеть друг друга, в ушах стоял противный звон, само состояние было крайне помятым: хотелось залечь где-нибудь на полу морга и тихо потягивать какое-нибудь очередное отрезвляющее пойло. В такие моменты, как обычно, Наполеон корил себя за бесконтрольное поведение, за то, что не остановился вовремя, что вообще вчера рванул в бар — не мальчик уже в коем-то веке! А все туда же.
Стоя в прохладном душе под жестким напором воды, Бонасера вдруг стал думать о том, что такого бы не случилось, будь он человеком «семейным». Вечерами бы его ждала, например, жена с ужином. Да и разгульная жизнь стала бы безопаснее, выезды в клубы стали бы реже, разве что только по работе проверить стрип-клуб раз в недельку. Или два раза.
«Да нет, не дай бог!» ― усмехнулся Наполеон, прогоняя прочь эти дурацкие мысли. Жил бы он тогда в клетке, никаких развлечений, да и с похмелья бы слушал нотации о том, какой же он несерьезный человек... так что в другой раз. А сейчас пора уже ехать туда, куда послали.
― Собирайся, ― фыркнул Бонасера, протягивая другу бутылку холодной минералки. Сейчас бы мужчины обязательно сыграли в занимательную игру, главная суть которой убедить другого, что твое состояние значительно хуже, однако время не позволяло.
― Куда? ― недовольно спросил Лука.
Лука ― можно сказать, хороший друг капо, один из лучших солдатов и, в принципе, незаменимый помощник. Сообразительный, быстрый, неконфликтный альфа, который знает, что такое молчание, и в искусстве обладает техникой «моральная и физическая поддержка». 
― В центр помощи жертвам домашнего насилия.
― Я всего лишь в тебя подушку кинул, не драматизируй!
― Ничего не знаю, ― хохотнул Бонасера, стоя уже одетым у выхода и по обыкновению натягивая на ладони перчатки. ― Давай, в темпе вальса. Подробности по дороге. Шевелись!
Уже сидя в машине за рулем Наполеон вкратце обрисовал ситуацию, чтобы, прежде всего, разобраться в ней самому и понять, не упустил ли он из слов босса чего-нибудь крайне важного. Информации было не так много: часом ранее на римско-парижский филиал центра «Рука помощи» какая-то мелкая банда отморозков совершила налет. Ни масштаб произвола, ни число пострадавших, ни причины — ничего из этого пока что не было известным, но Бонасера уже навскидку предположил, что разобраться с этим делом не составит особого труда. Поэтому альфа, желая быстрее со всем разобраться и вернуться домой в свою кровать, прибавил скорости, что, впрочем, его друг готов был расценить как энтузиазм.
Оказавшись на месте и только выйдя из машины, Нап тут же удивленно присвистнул:
― Ну и дела...
Те, кто устроили на этом месте беспорядок, были ребятами явно недалекими, но очень уж щедрыми и агрессивными. Прибывшие по вызову господа полицейские оградили сигнальной лентой пострадавшие здания, которые теперь мало походили на безопасный и теплый офис, гостеприимно открытый для всех нуждающихся. Больше всего пострадала лицевая сторона и внутренние помещения первого из четырех домов. Земля была буквально усеяна осколками выбитых стекол; некоторые двери оказались выломаны, другие — прострелены; со стен внутри офиса сорваны плакаты, календари, все, что налетчикам показалось неугодным; были перевернуты стулья, разбросана по полу разная аппаратура.
― Вот вам и благодарность, ― усмехнулся Наполеон, мыском ботинка легко пнув брошенную арматуру. ― Поговори с полицией, ― Лука кивнул и направился к оным.
Сам же он под косым взглядом лейтенанта, с которым, к слову, не единожды уже пересекался, прошел за оградительную ленту и осторожно, стараясь лишний раз не наступать на крупные осколки, прошел внутрь здания. Как и ожидалось, под удар попали только зал кризисной линии, коридор и пара кабинетов социальных работников. На этом потери ограничились. Поднявшись на второй этаж, Бонасера обнаружил, что до него налетчики не добрались. Мысленно альфа отметил, что место на удивление уютное и несколько не такое, каким он представлял себе центр помощи.
Впрочем, задерживаться не стал и через пару минут уже стоял на улице возле молоденькой беты, буквально провалившейся в свои размышления. Она чисто механически подносила сигарету к губам и едва ли различала людей через пелену дыма.
― Мне просто повезло, ― все еще не веря, пробормотала девушка и урывисто сделала нервную затяжку. Наполеон терпеливо молчал, выжидая. Наконец, сотрудница тревожно свела к переносице свои светлые тоненькие бровки и перевела рассеянный взгляд на капо. ― Мы были в кабинете, рабочий день еще даже не начался, пришли не все... я поднялась к менеджеру, он просил зайти к нему, и... ― девушка запнулась: было очевидно, что ее мысленному взору снова предстала вся случившаяся ситуация, ― ну, и все началось. Разумеется, сразу же вызвали полицию, потом уже и в главный офис позвонили, когда «эти» сбежали... а мои коллеги, те, которые остались в кабинете, пострадали. Их увезли на скорой...
― Зачем менеджер просил тебя зайти?
― К нам недавно обратилась один мальчик, омега: парень его замучил, бросить боится. Боялся.
― И вы помогли?
Девушка подавленно кивнула, бросив под ноги недокуренную сигарету.
― Потом нам звонили. Угрожали... и вот сегодня...
― Ясно, ― кивнул альфа, переводя взгляд на пострадавшее здание. А потом и лейтенанта, стоявшего чуть поодаль. Тот что-то говорил Луке, который в такие моменты, как обычно, принимал суровый и важный вид, что Наполеона, видевшего друга в разных ипостасях, изрядно веселило. ― Самого мальчика после этого вы не видели?
― Н-нет... он даже не звонил... вы думаете, он тоже может пострадать?
«Я думаю, он был первым, кто получил», ― усмехнулся про себя Бонасера, однако лишь пожал плечами. Буквально через пару минут к нему, широко шагая, уже приближался Лука с довольной улыбкой на пол лица.
― Они поделились со мной копией отчетов, ― шутливо обмахиваясь бумагами, отчитался мужчина.
― Добровольно? ― Лука кивнул. ― Лишил ребят работы.
Солдат весело усмехнулся и отдал Напу копии, а затем и флешку, которой с ним поделились сотрудники ДПН, пояснив, что на ней видео с камеры.
― Видно, правда, плохо, да и то большую часть со спины, ― меланхолично прокомментировал лейтенант.
Пока полиция продолжала заниматься своими делами, а врачи скорой помощи приводить в чувства особо впечатлительных, Наполеон вернулся в машину. Поудобнее разместился в кресле, чтобы принять максимально расслабленную позу для сегодняшнего состояния, достал ноутбук и обложился бумагами. Которые, к слову, больше всего не любил в своей жизни.
― Слушай, сгоняй за кофе, ― обратился Наполеон, стоило только Луке забраться в машину на сидение рядом. ― И еще чего-нибудь. А то я и не позавтракал.
Бонасера даже не посмотрел на солдата, уже вникая в отчеты, Лука, лишь недовольно фыркнув, снова вылез из машины и направился в ближайшее кафе за требуемым. А Нап тем временем изучал детали писанины, в общем-то, не находя ничего полезного для себя: большая часть ему стала понятной из скомканного рассказа сотрудницы, а меньшая не содержала особой информативной нагрузки. Разве что несколько примет, которые успели сообщить пострадавшие перед тем, как их увезли в больницу, и дополнения к масштабу разрушения.
Закурив и едва ли не наполовину высунувшись в открытое окно, Бонасера взялся за просмотр видео с флешки. Нетерпеливо отматывал к тому моменту, который его интересует. Раздражался. А когда на экране замелькали неизвестные рожи, вернулся Лука с ароматным кофе и чем-то недавно испеченным.
― Ну?
Наполеон молча ткнул пальцем в монитор, выжидающе взглянув на солдата. Когда тот узнал в одном из налетчиков главаря мелкой банды, с которой за последние два года бывали уже проблемы, он нервно рассмеялся. Если раньше их промахи были незначительными, то сейчас ребята явно перегнули палку. Наполеон решил, что ему лично придется с ними разбираться.

А ближе к вечеру на Бонасеру свалилась еще одна неприятность: позвонил босс и обрадовал альфу, что отоспаться хотя бы на следующий день ему тоже не удастся. Потому что налет очень взволновал человека, стоявшего во главе центра помощи, и завтра Наполеон должен обеспечить безопасное передвижение по территории римско-парижского квартала отцу Анкеля Гуттенберга.
― Охренеть... побриться что ли? ― почесав уже образовавшуюся щетину, подумал альфа. Однако, разумно рассудив, что это никак не относится к его работе, да и детство давно уже прошло, Наполеон отбросил дурацкую мысль.

Утром 28 июля, во вторник, когда стояла невыносимая для Бонасеры жара, альфа с некоторыми своими солдатами был в полной готовности приступить к выполнению приказа, ожидая появления объекта. И, в общем-то, мечтая выспаться.

Зря говорят, что в детство не вернуться — буквально за пару секунд Бонасера успел провалиться в свои юные годы и ошеломленно вернуться в реальность: нехотя, вынужденно. В этой духоте плавились мозги, и оттого ли появление Юмэми было похоже на сказочное провидение. Настолько сказочное, что Бонасера каких-то несколько мгновений отказывался верить в реальность: слишком далеким оно было.
За темными очками было не видно, настолько тупым взглядом альфа уставился на того, кого раньше, в далекой юности, мог видеть только на фотографиях. И будь мужчина чуть более сентиментален, он бы еще поразмышлял об этом, однако предпочел вернуться к работе.
— И все-таки надо было побриться, — еле слышно, пока Аосикая был отвлечен увиденным погромом, шепнул альфа стоящему рядом солдату. Лука тихо усмехнулся, качнув головой.
Рукопожатие вышло скомканным: Бонасера слишком поздно вспомнил, что его ладони в перчатках, и что следовало бы их снять.
— Очень приятно, — дежурная фраза вместо едва не вырвавшейся «я в курсе». — Наполеон Бонасера. Сожалею, что так получилось, и что вам пришлось сорваться сюда, — продолжил альфа без тени лицемерия, с досадой и некоторым едва  различимым раздражением.
Взгляд невольно скользнул на здание офиса, и на мужском лице вновь появилась тень недовольства. Впрочем, чтобы собеседник — не дай Бог! — не воспринял это на свой счет, Бонасера снял темные очки и улыбнулся той располагающей улыбкой, которая всегда помогала снять напряжение в неприятных ситуациях. Ведь находится в кругу альф, да еще и по большей части неизвестных, вряд ли можно назвать приятным времяпровождением. Итальянская мафия выполняла приказ по всем правилам, ничего не попишешь. Территория была оцеплена не малочисленными солдатами Ностры. Еще бы! Треклятые журналисты вот уже второй день ошивались рядом с погромленным офисом, решив нажиться на несчастье и написать одну-две статейки. В данном случае это было лишним и ненужным, оттого-то капо приказал солдатам и полиции под страхом лишения дополнительных частей тела следить, чтобы ни одна крыса не проскочила через кольцо.
— Виновники найдены и наказаны по всей строгости, — Наполеон начал с конца, чтобы опередить возможные вопросы и, пожалуй, не вдаться в подробности, каким именно образом были наказаны те самые виновники.
Одна особо наглая журналистка попыталась просочиться через отвлекшихся на беседующих людей полицейских, но уже в следующую секунду была поймана одним из солдат, и подняла возмущенный крик. Разумеется, не обратить внимания было невозможно, чего, видимо, девушка и добивалась. Наполеон лишь только обернулся к Луке, как тот уже, угрожающе хрустнув пальцами, кивнул и направился в сторону шума.
— Никогда бы не подумал, что работать в центре помощи может быть настолько опасно, — немного понизив тон, как словно речь шла о чем-то крайне тайном, с улыбкой в голосе поделился альфа. — Напомогались на свою беду — и вот вам, пожалуйста, вместо благодарности! Не смог один урод смириться с тем, что его жертва бросила, ну и решил продемонстрировать всю свою гниль. Прибежали, помахали тут игрушками и сбежали. С тем омегой, к слову, связаться так и не удалось, — но ведь это уже и не наши проблемы — мысленно добавил Бонасера, задумчиво почесав щетину на подбородке. Он говорил непринужденно и свободно, иногда допуская жестикуляцию рук, иногда и вовсе забываясь в рассказе так, что пропускал некрасивые формы выражения. Стараясь лишь не слишком сквернословить.
Альфа в очередной раз сделал вывод, что омеги крайне проблемные существа, вечно притягивающие к себе какие-нибудь неприятности. Глядя на Аосикаю, он невольно вспомнил отрывки не столь давних событий, благодаря которым тот и окружен сейчас непробиваемой стеной телохранителей. Добавил нынешнюю неприятность — а не многовато ли для одного омеги за такой короткий срок?
— Что касается ваших сотрудников, — между тем, уже несколько отвлеченно продолжал капо, — то все живы. Не обошлось, правда, без жертв — некоторых увезли в больницу, как вам, верно, уже сообщили... так что в этом вопросе я мало, чем могу помочь. Здания почти не разрушены, разве что первый этаж в самом начале.
Наполеон кивнул в сторону офиса и как-то нервно улыбнулся:
— Я бы не советовал вам туда заходить — внутри не до конца убрали.

Отредактировано Napoleon Bonasera (23 августа, 2015г. 18:12:50)

— А я всегда был против браков, — согласно кивнул Бонасера, мысленно проводя сравнение между семейными отношениями и концлагерем. Да, что-то схожее и без насилия было в этих двух понятиях, но давно ли альфа принял на веру, что брак — это нечто ужасное? В голове мелькнули воспоминания о своей прошлой жизни... и тут же затухли. Не сейчас, он не имеет права. Но уследить за эмоциями Бонасера все-таки не смог, и улыбка медленно сошла с его губ.
Однако, не смотря на все желания и нежелания, лучше думать о работе в этот ужасный, жаркий день. Честно говоря, капо нынче было крайне тяжко передвигаться: кажется, он совсем обленился с этой погодой, или это сказывается возраст?
— Да мне и здесь... — не подумав, начал было Наполеон, но тут же замолчал. Он внимательно взглянул на омегу, задумчиво посмотрел на его телохранителей, которых почему-то не сразу воспринял в учет, а потом прислушался к своим ощущениям. Да, кондиционер явно был бы лучше, жара на улице очень не нравилась альфе. — Диваном и кондиционером вы меня купили!
Черт его знает, что может еще случиться там, внутри? Несчастные случаи исключены, Наполеон был в этом уверен. Уверен настолько сильно, что отправился следом. В конце концов, это его работа — напоминал себе альфа каждые несколько минут, чтобы не сбиться с мыслей. А в последнем он был мастер.
Что касается отчетов, то альфа уклончиво ответил Юмэми, что лично поведает тому все подробности, которые он захочет узнать. По правде говоря, Наполеон всегда был крайне небрежен к бумагам, на дух не перенося эту писанину, а отдавать помятую, будто бы вытащенную из помойки бумагу, да еще и испачканную чужой кровью (здесь Бонасера слегка перестарался) было как минимум некрасиво. Как максимум — пугающе.
— ...представитель местной власти, — дошло до слуха Наполеона, и он не сдержался от веселого смешка.
Да хоть так! Если самому владельцу «Руки помощи» так угодно, Бонасера, иногда применяющий образ благородного джентльмена, готов стать на время представителем власти. Единственное, что смущало — так это лицо, на котором едва ли не было написано, представителем какой именно власти является рыжий альфа. Уж слишком характерная внешность.
— Взаимно, — небрежно пожал протянутую руку, не снимая перчаток. Нахально изучил того взглядом, засунул развязно руки в карманы и, легко покачнувшись, развернулся непосредственно к Аосикае.
Он собирался что-то сказать, и даже рот открыл, но замер. Его визави был серьезен, несколько хмур и напряжен — Наполеон невольно почувствовал раздражение. Как альфа, не позволяющий себе обижать омег и ненавидящий тех, кто подобное допускает, он был недоволен тем, что в данном случае не мог ничего поделать. Не он виноват, не его проблемы, не его дело и все это его, по большому счету, не касается, но мужское эго бунтовало.
Собственно, что он хотел сказать, Нап так и забыл. Вполне себе предсказуемо, так что альфа просто отвел взгляд, который и так в размышлениях надолго задержал на омеге, в сторону.
Второй этаж, на который они поднялись, был значительно лучше и целее первого. Казалось бы и не было всего того ужаса, встретившего людей сразу при входе. Ни стекла, ни пятен, ни вышибленных дверей: все осталось внизу, позади. Однако никуда не делось... Буквально спустя пару секунд прибывания на втором этаже, Бонасеру вежливо попросили подождать в коридоре. И он, в общем-то, был этому рад, не желая вмешиваться в чужие беседы.
— Кричите, как только я вам понадоблюсь, — серьезно, но в своей излюбленной шутливой манере, как обычно бывало при раздражении альфы, сказал тот прежде, чем отлучился к обещанному автомату с кофе. Да и Юмэми скрылся в кабинете с директором, который, к слову, напомнил Бонасере его школьного учителя. Вот так вот и поверишь в вечную молодость, не дай Бог.
В прохладном помещение было лучше, значительно лучше. Наполеон вальяжно раскинулся на диванчике со стаканчиком кофе, попутно изучая ставшее за все время уже привычным окружение.
Капо не любил брак — чего скрывать, он его боялся. Боялся всего, что связано с семьей. И дело было даже не в ответственности и преданности, которые являются обязательной частью крепкого брака, а именного в страхе не уберечь, как он уже сделал это однажды. Наполеон просто взял на себя слишком много: если бы этот центр существовал тогда, когда он был необходим Майе, страдающей от насилия мужа, возможно, все бы пошло не так.
Возможно, его бы не посадили. Возможно, она бы не стала после женой Бонасеры. Возможно, она осталась бы жива.
Альфа рефлекторно потянулся свободной рукой к запястью, чтобы поправить перчатки, но тут же одернул себя. Что-то он уже второй день вспоминает прошлое, прибывая в этом месте. Нужно срочно со всем этим заканчивать и продолжить вечер где-нибудь в другом месте.
— Прохлаждаешься опять? Тебе только отлынивать! — Лука был как нельзя вовремя.
— Журналистка хоть жива? — уточнил Нап, неспешно попивая кофе как самый невозмутимый из всех альф, будто вовсе и не он сейчас выполнял свои обязанности.
— Обижаешь.
И Лука добродушно хлопнул капо по плечу. Сила есть — ума не надо, и это как раз именно про таких вот мужчин. От дружеского удара рука Наполеона рефлекторно дернулась, ладонь сжалась в кулак, и пластиковый стаканчик смялся под натиском грубых пальцев, вылив половину содержимого на колени Бонасеры.
— Охренел?! — слишком громко рыкнул альфа, так, что голос его громом разошелся по этажу.
Капо разъяренным медведем уставился на помощника, готовый обрушить на его челюсть несправедливый удар. Лука, невольно ссутулившись под резким гневом Наполеона, однако сдержанно смотрел в ответ. Он спокойно воспринял очередную внезапную вспышку — привык. Особенно, если сам оказался в этом виноват.
Но, тут же поутихнув, Бонасера небрежно швырнул стаканчик с остатками кофе на дне в близ стоящую урну и откинулся на спинку дивана. Запустил пятерню в рыжие волосы, откинув их со лба, закрыл глаза и шумно втянул воздух через нос, вдыхая окружающие его запахи. Непроизвольно усмехнулся, очень весело и громко, так, что Лука растерянно нахмурился:
— Ты в порядке?
— Да, — тихо ответил Нап, широко улыбаясь. — Яблок что-то захотелось...

Отредактировано Napoleon Bonasera (8 сентября, 2015г. 17:01:00)

Это уже не его дело. Альфа пытался убедить себя в том, что его не касается дальнейшее развитие данной ситуации относительно того самого омеги. Но гордость, задетая при виде обеспокоенного той никчемной судьбой Аосикаи, взывала к действиям. Она дергала за нервы, танцевала на совести и провоцировала альфову сущность. Вот как раз последней Наполеон и сдался, выходя из неприятных мыслей.
Поднявшись с дивана, он молча прошел к приоткрытому окну возле лестницы, распахивая его еще сильнее и закуривая. Что-то потом искал в телефоне, зажав зубами дымящую сигарету.
— Не курил бы ты, медведь, — буркнул Лука, сомнительно глядя на капо. — Вряд ли тут можно.
Но Бонасера его не слышал. Не потому, что не хотел, а просто потому, что слишком погрузился в свои действия и дальнейшие размышления, да и закурил он скорее чисто механически. Не было у него ломки, знал он, что курить здесь не стоит, но не задумался об этом лишний раз. Впрочем, как всегда.
— Мальчишку искали? — конкретный вопрос без прелюдий, адресованный телефонному собеседнику. — Нет? Какого черта? — невнятные и немного удивленные пояснения с того конца. —  Короче!
Лука напрягся, вслушиваясь в интонацию Наполеона и понимая, что тот опять чем-то недоволен и всех поднимает на ноги. Сартори привык уже, все привыкли, но легче от этого не становилось, ибо они ровным счетом не понимали, что движет Бонасерой в той или иной благотворительности. Но кивали и отправлялись делать то, что от них требовалось.
— Марк, меня не волнует, каким образом ты это сделаешь. Перепроверь все звонки, сообщения, соц. сети, все, где этот малец мог бы засветиться. В конце концов, это твоя работа, — напомнил он, недовольно рыкнув и вынув сигарету из зуб. — Найди мне этого чертова омегу.
Наполеон закончил разговор, утопил окурок в удачно подвернувшемся стаканчике недопитого кофе, — где, к слову, уже была чья-то чужая сигарета, то-то же! — и, поразмыслив, оставил окно открытым. Пусть лучше проветриться, чтоб никто и ничего.
— Ты мне нужен здесь, — обратился он к Луке, вновь поправляя перчатки, — так что отправь Джонни и парочку ребят навестить нашего калеку. Полагаю, после вчерашней беседы он сейчас лежит себе дома, да не двигается.
Лука кивнул, поднялся с дивана и вышел на улицу, где в точности исполнил указания Бонасеры. Вернувшись, он застал капо вновь сидящим на диване.
— Ребята поехали, — отчитался он, присаживаясь рядом. — Ты уверен, что стоило Джонни посылать?
— У нас нет времени, чтоб церемониться. Так хоть быстрее разговаривать начнет.
— Или перестанет...
Джонни у них считался «плохим полицейским» — допрашивал так, что люди после него готовы были мать родную продать и подписаться под признанием в покушении на мэра. Причем делал Джонни это с искренним азартом и удовольствием, так что остальные ребята были скорее для спасения главаря той самой банды. Чтобы его не убили на допросе к чертям собачьим.
Время пролетело быстро, и Бонасера с удивлением посмотрел на Юмэми, вышедшего из кабинета. Он тут же поднялся с дивана, памятуя правила приличия, следом за ним, немного тормознув, поднялся и Лука.
— Поговорить? — без улыбки, но вполне располагающим и спокойным тоном уточнил Наполеон, внезапно став на редкость серьезным. — Да, полагаю, со своей стороны в этой ситуации я знаю больше, нежели директор, однако далеко не все в этом деле стоит озвучивать, на мой взгляд.
Бонасера задумчиво почесал бровь, глядя куда-то в потолок, будто ища там совета. Из кабинета донеслись шаги и шуршание бумаг, за дальним углом также послышались какие-то движения.
— В любом случае, разговор не из приятных и не для всех, — продолжал альфа. «К тому же тут накурено» — хотел добавить, но удержался. — Есть ли место, где к нам никто не ворвется?
При этом вопросе Бонасера сначала огляделся коротко по сторонам, а потом опустил ожидающий взгляд на Юмэми. И тут же, не меняя серьезного тона, внезапно спросил:
— У вас есть где-нибудь пуфики? Ну, такие, — неопределенный жест рукой, — как мешки большие. Я в кино видел.

«…благодарен за правду и откровенность» — простая фраза, специально ли, случайно ли выстроенная подобным набором и расположением слов, заставила альфу мгновенно напрячься. Наполеон сам не понял, что именно так резануло его слух или ударило в голову, но результат был получен — мужчина задумался, в какой степени он мог бы говорить правду. Тем не менее он сдержанно, неотрывно следил за каждым жестом, каждым взглядом, каждым — даже незначительным — изменением мимики лица омеги. Поражался.
Впрочем, вскоре ребячество, как неизменная составляющая целостной фигуры альфы, вернулось, первым делом затронув губы в бодрой и открытой улыбке. Да, пуфики — их прежде всего хотелось увидеть, потом потрогать, и уж затем решить, подходят ли они для этого массивного мужчины. Стоит сказать, что Лука его интересов не разделял и смотрел на капо, как на большого ребенка, без удивления, но с явным скепсисом.
И вот, наконец, оказавшись в кабинете с долгожданными пуфиками, он воочию смог убедиться в их существовании. Не то, чтобы альфа в это не верил, однако всю жизнь неосознанно держался подальше от каких-то необычных, по его мнению, вещей. Которых был лишен в детстве. Он молча огляделся, с интересом отмечая каждую деталь, цвета и проектор, ковер, подушки, пуфики.
— Уютно здесь. Можно и о проблемах забыть, — прокомментировал он спустя минуту и направился к одному из пуфиков. Осторожно снял светлую перчатку, опустив на мягкий мешок большую ладонь и сжав ткань грубыми пальцами. В этом тоже проявлялась детская черта — ему необходимо было познавать через прикосновения. — Но ведь на них же неудобно сидеть, — сделал он вывод и натянул перчатку обратно.
Когда изучения закончились, альфа свободно и невозмутимо взял один из стульев, поставил его к себе боком и уселся, опершись локтем о спинку.
— Постараюсь быть настолько откровенным, насколько это позволяет ситуация, — учтиво, со спокойной улыбкой и без колебаний согласился Наполеон, снова взяв слово. Он слегка прищурился, неотрывно глядя в пол и прикидывая хронологию повествования, также отбрасывая из устного отчета все, что он счел ненужным.
Однако Бонасера слегка отвлекся в своих размышлениях и не заметил, как нависла неловкая пауза, которую никто не решался нарушить. Она порядком затянулась: неприятная тишина в помещении начала давить, будто нагнетая обстановку, и вводить в нетерпение — по крайней мере, солдата уж точно, но когда последний собрался было что-то сказать, Наполеон заговорил. Подняв взгляд, доселе обращенный к полу, на сидящего Юмэми, альфа внезапно кардинально изменился в лице. Смотря холодными и серьезными глазами, хмуря тяжелые брови и напрочь стирая с лица даже тень былой улыбки, капо продолжал:
— Я могу повторяться, так как немалая часть из произошедшего вам уже известна. Если говорить о том, что мы успели узнать, то следует начать по порядку. Пожалуй, с самого мальчишки, — он говорил ровно и спокойно, как словно речь шла о чем-то серьезном, но совершенно не требующем переживаний. — В общем-то, про него известно не очень много. Девятнадцати лет, без родителей и других кровных родственников. Подрабатывал в одной из забегаловок официантом, но по большей части финансово зависел от своей пары.
Альфа будто зачитывал рапорт, не меняя интонации и механически выдавая информацию, которая на недолгий промежуток времени — пока Нап не разгребет ситуацию — плотно осела в его голове.
— Вам известно, что он обращался в «Руку помощи» в последнее время, — утвердительно констатировал Бонасера, — и рассказывал свою ситуацию, надеясь на помощь. Однако обращался он уже не в первый раз: год назад он делал анонимные звонки на горячую линию.
Капо чуть нахмурился, будто припоминая, и продолжил. Пояснил, что омега узнал всю черную сторону своего любовника и решил от него уйти, но опасался расправы. Что тогда мальчику не успели помочь: звонки очень скоро прекратились, а сам омега пропал. По какой причине — было понятно и без деталей, от которых Наполеон также воздержался.
Мужчине думалось, что он рассказывал подробно, даже слишком, видя эту информацию достаточно несущественной. Такие вещи случались сплошь и рядом, и здесь тоже все завершилось бы до ужаса банально, если бы, как результат, не погромленный филиал и пострадавшие сотрудники.
Впрочем, он продолжал, иногда делая паузы, давая возможность усвоить часть изложенной информации, чтобы создать картину сложившейся там, между двумя сторонами, ситуации. Было ли Наполеону сейчас жаль мальчишку, ставшего жертвой домашнего и безграничного насилия? Нет, совсем нет. На данный момент омега был никем иным, как объектом его работы, как фигурой, к которой он вынужден был относиться бесстрастно. Это все уже было под коркой мозга мужчины, до отвращения изученным.
— К чему я все это веду, — наконец, альфа перешел непосредственно к последним событиям. — В какой-то момент у этой шайки, во главе которой и стоял любовник потерпевшего, возникли большие проблемы. Из-за своих разборок он не уследил за мальчишкой, а тот вновь обратился в «Руку помощи». Но не мог же пацаненок сказать, кем является его альфа? Умолчал эту «маленькую» деталь, из-за которой такие неприятные последствия. В конечном итоге, ваши работники чудным образом помогли омеге, и это привело любовника в бешенство. В семье не без урода, знаете такую фразу? — Наполеон не сдержал легкой усмешки, на мгновение став живее. — И этот самый урод позвонил, начал угрожать, требовал вернуть его омегу. Он думал, что тот находится у вас в хостеле, и когда ему отказали в его требованиях, решил разнести к черту ваш филиал. На следующий день совершил налет вместе с кучкой отморозков. Что стало с работниками и каково их состояние, вы знаете и без меня. Мы также лично проверили, чтобы по дороге к больнице никого «случайным» образом не потеряли…
Альфа замолчал и еще сильнее нахмурился. Буквально вчера, спуская с цепи Джонни на главаря шайки, беседуя с последним и в красках поясняя его возможное будущее, он совсем не поинтересовался об омеге. Наполеон не то, чтобы забыл про мальчишку, он о нем даже не вспомнил, ибо это было не в его компетенции. А теперь, сидя здесь и глядя на Юмэми, — эту ожившую картинку, этого реального человека, этого омегу, которого привела сюда столь неприятная ситуация, он с угрызением совести думал — убыло бы от него что ли, разыщи он мальчишку? Нет. Бонасера невольно опустил взгляд, усмехнувшись про себя.
— Однако мальчишки не было в вашем хостеле, он решил сбежать в другой конец Неополиса. Но, судя по тому, что римско-парижский квартал омега не покидал, его нашли. Если вас это успокоит, то скажу, что мы провели с виновниками скромную беседу. Они уже успели позавидовать вашим сотрудникам, ибо их участь оказалась куда хуже. Что касается самого зачинщика, то он еще не скоро сможет передвигаться без посторонней помощи.
На этом капо прервал свой монолог, отстранившись от спинки стула. Он ссутулился, сложив локти на своих коленях и сцепив ладони в замок, глядя на визави уже исподлобья. Слабо улыбнулся, будто стараясь приподнять ему этим настроение и сделать вид, что все не так уж плохо, все поправимо.
— Возможно, я что-то упустил — поэтому внимательно выслушаю ваши конкретные вопросы и постараюсь на них ответить, — спокойно добавил альфа, в очередной раз нарушая тишину. — Полагаю, руководство филиала сделает все возможное, чтобы отыскать мальчишку… но так как в случившемся есть наша вина, я обещаю, что найду омегу.
Решив не расстраивать Юмэми еще больше, он не добавил, что, возможно, найдет юнца уже мертвым — однако это было понятно и без слов. Альфа предпочитал обходиться без обещаний, ибо иногда их исполнение практически заходило за черту возможного, но ни разу еще не нарушал данного слова. Поэтому сейчас, взяв на себя больше обычного, он подписался на очередные поиски, которые, вероятно, окажутся нелегкими.
Наполеон смотрел только на слушателя — единственного, кому все это было действительно нужно, — однако явственно ощущал на себе недовольный и даже осуждающий взгляд Луки. Ничего не попишешь, солдату придется смириться с решением капо и слабостью друга.

Отредактировано Napoleon Bonasera (4 ноября, 2015г. 23:14:25)

Пожалуй, только лицом к лицу столкнувшись с насилием, только испытав на собственной шкуре все эти муки, можно разделить страх и ужас попавшего в такую же ситуацию человека. Отнестись к нему с неподдельным сочувствием и пониманием. Однако, в силу сложившихся рождением и жизнью обстоятельств, альфа, к сожалению, не мог поставить себя на место жертвы, чтобы быть ближе к состраданию.
Вот и оставалось ему сидеть угрюмой тучной массой и отмалчиваться, за неимением возможности сказать что-то подходящее. Наполеон даже отвел взгляд, с привычной невозмутимостью и жизнью в ярких глазах глядя то на своего помощника, то на телохранителей Аосикаи, совершенно поверхностно делая для себя какие-то незначимые выводы, о которых он забудет уже через несколько минут. Вновь обратил интерес к пуфикам, найдя их хоть и достаточно приятными, но все же неудобными, хоть Юмэми и сделал верное замечание, что Нап даже не опробовал эти забавные мешки.
Так или иначе, альфа намеренно отвлекался на всевозможные мелкие детали, чтобы не бросить опрометчиво несдержанных фраз, которые наверняка бы напрочь очернили мужчину, сделав его в глазах Аосикаи бездушным куском мяса. Наполеон делал вид, что не замечает некоторых изменений в поведении Юмэми, и все еще молчал. Это было бы лучше, чем сверлить омегу неотрывном взглядом, пусть даже под коркой головного мозга и закрадывалось желание не сводить с него глаз.
За неверящим взглядом, обращенным к альфе, последовала тихая фраза, заставившая Наполеона чуть ярче улыбнуться одними только уголками губ. Как жаль, что судьба позволила капо лично встретиться с Юмэми исключительно при таких обстоятельствах, когда прекрасное лицо визави омрачала тень беспокойства и тревоги.
Медленно, осторожно, без резких движений — как словно не желая спугнуть — Бонасера потянулся вперед и вытянул руку, забирая маленькую визитку. Простую, приятно пахнущую: капо задержал на ней взгляд, проворачивая в пальцах, и незаметно для самого себя сильнее втянул воздух через нос. Мягкий, приглушенный запах отвлек мужчину от мыслей на каких-то несколько мгновений, но альфа тут же взял себя в руки и, чтобы скрыть этот неловкий момент, спрятал визитку в нагрудный карман.
— Обязательно, — невозмутимо улыбнулся Наполеон. Найдут, они непременно найдут этого омегу в кротчайшие сроки. В конце концов, Бонасера отправил на беседу с виновниками Джонни — а уж он-то был мастером вести переговоры так, чтобы добыть нужную информацию.
— Ну, пожалуй, со своей стороны я рассказал все, что мог, — уже поднимаясь со стула и ставя его на прежнее место, продолжил альфа. Лука также поднялся, поравнявшись с капо, и собрался было уже уходить, однако Бонасера вновь взял слово, обернувшись лицом к Юмэми.
— Поправьте меня, если я запамятовал, но, как мне сказали, Вы планируете посетить больницу? — вежливо, но открыто и достаточно расслабленно уточнил Наполеон. — В которой находятся Ваши сотрудники.
Держался альфа на почтительном расстоянии, впрочем, и говорить старался размеренно, исключая резкие эмоциональные перепады, что давалось ему, стоит заметить, не без усилий. Однако капо, который в первый и, вероятно, в последний раз видит Аосикаю — светлое напоминание юношеских времен Наполеона, — очень не хотел оставить о себе плохое впечатление. Пусть и по окончанию этого дня рыжий мужчина вряд ли удостоится чести быть мельком вспомянутым.
— В любом случае, куда бы Вы не решили сейчас отправиться, пока Вы находитесь в этом квартале, мне следует сопровождать Вас, — в рабоче-деловом тоне проинформировал Наполеон, отчеканив каждое слово и приоткрыв дверь кабинета, наконец, собираясь покинуть это уютное помещение, чтобы вновь столкнуться с неприятными последствиями погрома и дневной духотой. Однако прежде он ожидал ответа и дальнейших решений, куда именно захочет поехать Юмэми. — Я бы даже предложил бы Вам экскурсию, но, полагаю, Вам не до этого, — зачем-то добавил он, позволив себе в очередной раз улыбнуться.
Красноречивее самого Наполеона говорил разве что взгляд Луки: мужчина хоть и был сдержаннее капо, но явно не упускал момента продемонстрировать без слов свое отношение к ситуации. Лука характером был взрослее Наполеона, и потому благоразумно молчал. Впрочем, скоро помощник капо отвлекся на телефонный звонок, и судя по тому, как хмуро сошлись к переносице брови альфы, информацию ему передали не из лучших.
Лука вкратце пояснил Напу, что со своей стороны Марк ничего найти не смог, на что Бонасера лишь коротко кивнул. Отсутствие результата — тоже результат.

— И надо было вмешиваться туда, куда тебя не просили? — недовольно буркнул Лука, когда мужчины уже спускались вниз, к новой встрече с былым погромом.
Наполеон ничего не ответил — лишь раздраженно поморщился, будто отмахнувшись от своего друга, как от назойливой мухи, с его скупым рационализмом. В такие моменты Сартори представлялся капо ноющим мальчишкой, которому лишь бы поскорее выполнить четко обусловленную работу, и не дай Бог сделать больше, чем надо! Он терпеть не могу эту черту в ком-либо из своих солдат, и уж тем более не мог воспринимать ее в друге.
В конце концов, капо не унизил себя предложением помощи и сопровождения, как представителя Коза Ностры, не сделал чего-либо, выходящего за рамки его полномочий. Однако Тибальду или Серпенте лично он не стал бы докладывать о таких мелочах — не из-за опасений, из личных соображений, — да только было бы это возможным.
Дневное солнце встретило мужчин явно недружелюбно, буквально ударив по глазам яркими лучами, нисколько не ослабевшими за прошедшие часы. Сейчас это раздражало еще больше, особенно после прохладного помещения и мягкого света, откуда Наполеон предпочел бы не уходить. Однако. Альфа вновь спрятался за темными очками и направился к машине, где издали и предполагал ожидать появления Аосикаи. Когда еще в самом здании, в том удивительном кабинете с мягкими пуфиками Юмэми попросил мужчин выйти и подождать, капо не стал проявлять излишнего любопытства или соучастия к причине, по которой омега задержался в кабинете. По его виду эту причину можно было предположить, и альфа учтиво закрыл за собой двери. Не его дело, — в сто первый раз напомнил себе Бонасера. Лука тем временем уже уселся на переднее пассажирское кресло, чтобы с обреченным видом великомученика уставиться вперед, как преданная собака, в ожидании смены локации.
Появление Аосикаи и его личной охраны оживило репортеров, в надежде на что-то еще толпившихся где-то там, за периметром, за стеной из солдат Ностры, и только благодаря незначительно поднявшемуся шуму Бонасера обратил внимание на омегу. 
Уже за рулем альфа позволил себе выругаться — вслух, громко, настолько красочно, насколько никогда не позволял себе в присутствии омег. Мужчина ненавидел подвешенные состояния, когда от него не зависело ничего и в то же самое время многое, а решения не было. Он перебирал в голове все варианты, где еще казалось вероятным найти этого омегу – и пусть правильнее было бы дождаться звонка Джонни, находиться в режиме полного бездействия альфа не мог, это было против его натуры.
— Ну, а если не найдется? — предположил Лука, когда они уже минут пять молча ехали в сторону больницы.
— Да ты преисполнен оптимизма. Если живой — найдется, если уже нет — то и смысла искать не будет, главное, судьба известна, — резонно и несколько цинично возразил Наполеон, следя за дорогой.
Капо давно уже приметил, что под необходимым давлением и при правильной постановке задачи, солдаты Ностры работают очень оперативно. Иногда даже слишком, не давая возможности продлить изощренное удовольствие от процесса. Вот и сейчас, связавшись с Наполеоном по сотовому, Джонни докладывал ему то, что под пытками удалось вытянуть из виновника всей сегодняшней ситуации, а на заднем фоне все еще слышались невнятные звуки, приглушенные стоны и тихая возня. По мере того, как поступала новая информация, менялось и выражение лица альфы. На смену раздраженности приходила усталость, разглаживая хмурую складку меж бровей, а затем и вовсе ложилась тень спокойствия и равнодушия.
— Оставайся там и жди, я позвоню позже.
— И? — поинтересовался Лука с присущей ему небрежностью, когда звонок был завершен.
— Крышка бобику, — невозмутимо. — Я же говорил, что по крайней мере, судьбу его узнаем.
— Это так трагично... хочешь, я скажу?
И до того иронично звучало это из уст друга, намеренно придавшего своей фразе киношной мелодрамы, что Наполеон не удержался и засмеялся. Здесь они были наедине и могли позволить эмоциям меняться в зависимости от слов, чтобы разрядить хоть как-то эту гнетущую атмосферу.
— Не передергивай, черт возьми! Шутник, то же мне...
Больница, в которой находились пострадавшие работники римско-парижского филиала «Руки  Помощи» представлялась с виду самой обычной, современной — эдакая многоэтажная коробка с подземным паркингом и небольшой зеленой зоной во внутреннем дворе, для облагораживания заведения и прогулок больных. В общем, достаточно унылое зрелище для здорового человека: разве может вид больницы радовать в принципе?
Наполеон вместе со своим помощником вышли из машины, готовые сопровождать Юмэми и дальше, пока того требует ситуация и прибывание омеги в этом квартале. К тому же, внутри было не в пример прохладнее.

За всю свою жизнь Наполеону ни разу не доводилось валяться в больничной койке или задерживаться в больнице по каким-либо причинам, связанным со здоровьем. Ибо оно у него было отменным, и все хвори обходили альфу стороной — разве что немногочисленные юношеские переломы имели место быть, да и те ограничивались наложением гипса в ближайшем травмпункте. Разумеется, с его работой не редкостью были ситуации, когда медпомощь становилась просто необходимой: однако в семье есть хорошие врачи, а светиться лишний раз перед любопытными гражданами, считавшими залезть в чужую жизнь своим долгом, было нежелательно. И, к слову сказать, опрометчиво. В остальном, все на нем заживало, как на собаке.
Зато он бывал в морге. Да так часто, что все эти посещения буквально стирались из памяти, становясь чем-то вроде обыденного факта в куче хлама. Все, кроме одного, и Наполеон отчетливо помнил этот холодный и короткий, показавшийся ему тогда непреодолимо длинным, коридор, ведущий в морг. И это давящее чувство безысходности, когда мужчина шел, уже не имея надежды на «случайное совпадение» или «ошибку», а за телом для захоронения.
И все-таки какая скука, эти больницы, — подумалось мужчине, и он равнодушно уставился в окрашенные унылым, по его скромному мнению, цветом стены. Вся ситуация казалась ему достаточно тоскливой, во всяком случае, именно здесь. И нагнетающей. Особенно, учитывая, что альфе предстояло еще как-то доложить неприятную новость, а расстраивать омегу еще больше ой как не хотелось. Опять это дурацкое и неуместное чувство вины — ну в конце-то концов, не он уже все это устроил! Просто не доглядел.
Вообще, Бонасера при всей своей общительности и открытости, а главное желании помочь, совершенно не умел подбирать нужные слова. Вся эта поддержка всегда давалась ему с трудом: во-первых, а нужно ли оно собеседнику в принципе, и во-вторых, что он мог своими словами-то сделать? Вот и молчал, сохраняя непоколебимое и все же добродушное выражение лица, лишний раз не вступая с разговорами.
На Юмэми он старался не смотреть, и без того напряжение будто бы повисло в воздухе — зачем усугублять еще это излишним вниманием? Но вопрос необходимо было решить, как ни крути, и если в течение всего времени прибывания в больнице вероятность отмолчаться еще была, то сейчас она сошлась к нулю. Слышно ли что-нибудь об омеге? Разумеется, о нем слышно, а вот его — уже нет.
— К сожалению, — голос вышел безучастным, чего альфа не рассчитывал, — ничего хорошего сказать не могу.
Мужчина машинально вытащил из пачки сигарету, будто готовился закурить, но все еще помня про место и окружение, лишь нетерпеливо прокручивал ее в пальцах. Наполеон, как ни впихивай в свой характер работу, был человеком, у которого постоянно бурлили эмоции, который нуждался в постоянном движении, оттого-то любая моторика сейчас была маленьким спасением — напоминала, что он не машина.
— Мы нашли парня, — небольшая пауза, — но помочь ему уже ничем нельзя. Этот придурок перестарался, так что мальчишка уже к началу наших поисков был трупом, — попытка передать информацию мягко и осторожно вышла несколько провальной, Бонасера использовал привычные его уху слова, много отличные от тех, что следовало бы говорить в подобной ситуации.
Переждав некоторое время, будто давая Аосикае возможность воспринять и переварить сказанное, Наполеон криво усмехнулся, быстрым движением спрятал сигарету обратно в пачку и отошел с места, опустившись в кресле рядом с диваном, на котором сидел омега, однако на достаточном расстоянии от него, соблюдая неписанные правила.
— Послушайте, — начал он внезапно тоном, лишенным учтивой сдержанности, однако с пониманием и даже убеждением: быстро, уверенно, несколько настойчиво, — ситуация, конечно, вышла из-под нашего контроля, и пострадал не только этот омега — да черт бы с ним одним, просто... нет, я не имел ввиду, что это мелочь, — тут же сбился и поправился альфа, задумчиво почесав кончик носа и глянув исподлобья на мужчину, — ну, Вы же поняли, что я хотел сказать? Я к тому, что пострадали еще и Ваши сотрудники. Нанесен достаточно большой ущерб. Это явно уже переходит определенные границы.
Однако Бонасера не стал добавлять, что с ублюдочным главарем этой шайки у них уже не единожды были проблемы, которые тем или иным способом разрешал Лука, помощник капо. Эта была лишняя информация, и чтобы даже не допустить разговоров о ней, он непроизвольно закрылся, упершись локтями в колени и сцепив ладони между собой.
— К тому же, по его вине Вы... гм... вынуждены тратить свое время на разъезды по другому кварталу, — переиначил свою мысль Нап, чтобы не говорить о состоянии визави. — Как Вы думаете, его жизни достаточно, чтобы оплатить все это? Одно Ваше слово, и все решится.
Создавалось впечатление, будто Бонасера предлагал Юмэми стать убийцей, однако в его понимании это было иначе — Аосикае давалась своеобразная роль вершителя справедливости. Солдаты Ностры разберутся с виновником, однако даже если того и настигнет смерть по их решению, она будет нести уже другой смысл. Не тот, как если бы это было расплатой за страдания омеги.
— Каким оно будет? — уже мягче спросил Наполеон, теперь не сводя прямого взгляда с лица мужчины.