Дивно иногда ведет себя провидение. Некогда, Анкель проверял этого человека. Пусть не так скрупулезно и очень аккуратно, дабы не оскорбить и не оттолкнуть от отца небольшую компанию. Однако, "грязное" и "чистое бельё" перетряхнули и ничего преступного не нашли, тогда Анкель и дал добро. Нельзя же запирать взрослого человека в четырех стенах? Но иногда так хотелось...
Неужели, он тогда ошибся в своих предчувствиях и Юмэми всё-таки грозила опасность? Ещё тогда, укрывая яркий образ тонкой газовой вуалью, застилая от остального мира? Анкель не знал. Сейчас он снова не был уверен даже в следующем миге собственного бытия, не говоря уж о чём-то более серьёзном... и именно за это ощущение неподконтрольности каких-то крайне важных факторов он себя и ненавидел. Дурная привычка - держать всё в своих рука. Вдвойне дурная, когда от личности зависит столь многое. Вот он и привык, что способен удержать любую ситуацию. Всё, что угодно. Но...
Но ему явно показали, что пусть он и взошел так высоко, пасть можно в один миг.
Ярость разъедала его сознание подобно кислоте. Анкель хотел уничтожать. Сравнять Неополис со степной травой, превратить его в ничто, в пустыню и засыпать то место солью только лишь за то, что на Юмэми покусились. Подумать только - кто-то посмел поднять руку на того, кто по сути своей никого не был способен обидеть!
И даже не кто-то...
Убийцу отыскали. Нашли откуда он. Нашли в шкафчике винтовку, а номере убитого - ярлычок, что вел к этой ячейке.Проверили и нашли боеприпасы, но допросить того идиота не смогли. Трупы говорят лишь в руках магов, а магов на всём этом проклятом материке не было. К счастью трупа. Но. Ищейки нашли достаточно, чтоб связать тело с некой группировкой, которой не терпелось стравить меж собой мафии. Анкель читал отчеты - забавные ребята туда входили. Энтузиасты, мечтатели, активисты. Все те, которым не терпелось поменять саму систему, уничтожив старую. И позабыв, что поменять систему невозможно. Слишком уж мощный она зверь. Слишком многое за ней стоит. И... ничего не пустует ведь. Старое сменяет новое, почти такое же. Всё потому, что люди не идеальны. Люди всего лишь люди... и стремиться к лучшему можно лишь постепенно. В общем-то не очень опасный зверек, особенно, если заняться им сейчас и слегка наказать Команду-А за то, что развели в своём же квартале беспорядок.
Но вот любопытный факт - главой этой группировки оказался лицемерно друг отца.
Адам Брахман.
Анкель не желал доставлять боли Юмэми. Но и оставлять просто так то, что вполне могло обрести со временем не только номинальную и тайную, но и вполне реальную силу он не мог. Пошли зачистки. Уничтожались все, кто мог собрать остатки организации в одну машину. Несчастные случаи, какой-то маньяк, болезни, приступы, сумасшедшие дома и тюрьмы, где достаточно было лишь приказать и снова те же несчастные случаи и прочие неприятности сыпались на людей как из рога изобилия.
Он не сожалел.
Но считал себя не вправе решить судьбу двоих сам. Адама и его напарника.
Именно потому босс Берлинского Синдиката стоял у фусума в комнаты того, кого попытались убить. Стоял и размышлял - прочел ли отец сброшенные ему файлы? Или придется вручать папку с кипой бумажных листиков?
Что спрашивать? Что говорить?
Анкель терялся в догадках. Он и так заставил Юмэми волноваться из-за того мальчика, киллера. А здесь - снова. И снова, снова - предательство! Что этому бете стоило придти к нему? И сказать честно? Как есть. Нет, проверки и прочее были бы, но... не только ведь у этого мальчишки есть что защищать! Или он поступил бы на его месте иначе?!
Анкель зло и коротко вытолкнул воздух сквозь зубы и постучал, не смея нарушать покой отцы без разрешения, держа папку в руке...

Он сдвинул створку и вошел, аккуратно прикрывая дверь за собой. Стискивая до побелевших костяшек папку в ладони. Запах... мягкий запах без малейших оттенков и примесей кружил голову, властно выталкивая из шкуры уважаемого герра Гуттенберга в тело мальчика. Которого от ночных кошмаров ограждали ладони отца, отбрасывая властно их куда-то за плечи. Далеко-далеко, и можно было спокойно уснуть, зная, что завтра будет лучше, чем вчера.
Слабость. Слабость!
Такая слабость...
Он всего лишь человек, всего лишь желает защитить тех, кто ему безмерно дорог. Пусть и обладает для этого куда большими возможностями, чем обычные люди. И он воспользуется всем, что дано. Смерть? Пусть она пройдет по улицам и соберет свою жатву. Но Ребеллион? Нет, они не настолько безумны, чтоб ударить по Юмэ. Да и для того, чтоб знать, куда бить - надо знать хотя бы немного его. И его отношение к семье. Адам знал. Но и он не настолько глуп, чтоб так явно подставить своего человека, чтоб след привел не к Коза Ностре или Команде-А.
Те копали. Потому что им не нужен был кровавый беспредел на улицах. Чистка пойдет лишь на пользу. Да и не только итальянцам и англичанам. Гиммлер тоже копал, перетряхивая ближних и дальних. Берлинских советников. И тех, кто был подле них. Не трогали, пожалуй, лишь немногих, в которых Анкель был уверен. Предательства рядом же... нет, не те люди. Эти - точно не предавали, не из тех.
- Отец... - он выдохнул, как выстрелил из лука-юми. Несколько шагов - и папка плюхнулась на столик, который он миновал по дороге  к дивану. Анкель опустился рядом с Юмэми и уткнулся ему в плечо, обнимая, вдыхая. - Я должен снова побыть чудовищем, отец, - он отстранился, придерживая его за плечи. Бледность и меленькие морщинки у глаз, что стали ещё более явными, этот беззащитный жест, когда он подобрал под себя ноги, кутаясь в кимоно...
Анкель поднялся и сходил за пледом, прекрасно помня, куда тот был отправлен после покупки. Вернулся, принося пушистое и мягкое покрывало из выделанных кроличьих шкурок и укутал отца.
- Сегодня пришли первые результаты... поисков, - подбирать слова было невероятно трудно, но он должен был. - Некая организация революционеров хотела стравить меж собой Синдикат, Коза Ностру и Команду, - Анкель взял его за руку, грея тонкие прохладные пальцы в своих ладонях.
- Во главе этой... организации... стоят двое. И один из них - Адам Брахман, - он виновато склонил голову перед отцом. - Юмэми, я всё проверил, дважды, - он говорил очень медленно, выталкивая слова, царапающие глотку битым стеклом. - Ошибки быть не может, па...  как бы мне ни хотелось.
Он не ждал благословения на убийство, он не хотел ранить больше, чем уже ранил, не хотел этой боли. Но и не сказать - не мог. Всё-таки этот человек был отцу... другом? Одним из немногих. Лгать же в семье и близким ему казалось таким кощунством, что допустить оного Анкель не мог.  Умолчать же... Юмэ ведь всё равно узнает. Рано или поздно.
Слишком важны те немногие, что оставались рядом. С кем можно почувствовать себя человеком без шелухи богатства и власти.
Да и что он сказал бы? Что Брахман уехал в другой город и не предупредил своих друзей? Такое бывает только в бульварных фильмах самого низкого пошиба. Даже звучит смешно...
Поэтому Анкель пришел сам.
Так будет легче.
По крайней мере - па.

За лекарством Анкель не бросился - просто очень быстро поднялся и так же быстро принес необходимое, протягивая отцу таблетки. Мысленно он хотел бы вывернуться наизнанку, только бы не видеть отчаяния, которое застыло в уголках глаз Юмэми, отчаяния и тени обреченности, неспособности помочь. Если бы кто-то предложил ему продать душу за то, чтоб близкие были в порядке - он без колебаний продал бы. Но, сверхъестественного, увы, не существует. И по-волшебству не станет лучше па, не станет герр Брахман простым музыкантом, не исчезнет опасность, которая грозит им всем. Нету волшебства. Только врачи, таблетки, жесткие решения и... смерть. Окончательная.

Анкель придержал отца за плечи, заставляя выпить таблетку, встретил беспомощный взгляд виноватым и качнул головой. А после и вовсе втянул его на колени и обнял за плечи, поправляя плед. Стараясь укутать Юмэ получше. Оградить хотя бы от холода душевного.

- Мне жаль, па, - тихо сказал Анкель. Он действительно сожалел. Сожалел, что отцу нанесли удар, сожалел, что ему приходиться копаться в чужих решениях, сожалел о льющейся сейчас по улицам Нео-Лондона крови. Этого можно было бы избежать.

Вот самое страшное в том, что он делал, вот это "можно было бы", "если бы", "а может", потому что вероятность существовала, но словно пресловутая девятихвостая лисица ускользала, оборачиваясь миражом. Кошачьим золотом, которое блестит, но остается всего лишь поделкой. Если бы Адам не был главой этой организации, если бы Ребеллиона не существовало, если бы знакомство с Юмэ было бы случайным. Проклятые "если бы"... столько их. И Анкель мог раздавить эти "если", окажись Брахман хотя бы среднего звена.

А теперь тот ждал решения в одной из комнат Guttenberg corp., запертый отдельно от своего друга. А Анкель...

Анкель был здесь, с Юмэми, держал отца в руках и покачивал, совсем как в детстве па качал его самого. Успокаивая, утешая. Мерно гладил такие же черные, тяжелые, как у него, волосы, и прижимался к макушке щекой. Наверное, хорошо, что горит только настольная лампа. Свет не режет глаз...

Анкель прижимал к себе отца, словно наивысшую драгоценность, перебирая волосы - прядь за прядью, - тревожась всё больше. И отнюдь не за себя. Сердце заходилось колючей болью и определенно было на положенном месте, а не отсутствовало, как утверждали некоторые.

Ещё тогда, в далекие девятнадцать, над трупом той падали, которая по какой-то неведомой ошибке природы была его отцом; отзвонившись Клаусу, врачам и помощникам Герхарда, чтоб те засвидетельствовали смерть главы и принятие его поста сыном; тогда он пообещал - не зная чего коснуться, чтоб Юмэ не было больно, - он обещал, что защитит. Отца и маленькую Хану. И сделает для этого всё, что понадобиться. Всё, что будет в его силах, пусть для этого ему придется стать драконом. Кошмаром, хуже Герхарда уже потому, что кошмар - совершенно разумен и превосходно отдает себе отчет в том, что делает. Лить кровь не литрами, как Гуттенберг-покойный, а галлонами. Сначала, чтоб вывести Синдикат на ведущие позиции, потом - чтоб удержать своеобразный "трон". Чтоб выше - только небо. Чтоб обладать огромными возможностями и оградить близких настолько, насколько это вообще возможно.

Он был чудовищем - по факту, не по названию. И был готов зайти далеко - куда дальше Герхарда. Но... ему было куда возвращаться. Анкель знал, что может придти к отцу, окунуться в осенний запах спелых яблок с ноткой полынной печали, вложить меч в ножны, отдав рукоять верности Юмэми. Знал, что опустится на колени, усаживаясь в неправильную агура или сэйдза, устроит голову на коленях па и все тревоги отпустят, отступят за расписные фусума, туда, где он - правит бал. А здесь, у него есть право быть - осторожным, бережным. Право вообще - быть. Человечным. Молча ли, рассказывая ли о чём-то обыденном, может, глупом, может, смешном. Или просто расспрашивая па о чем-то, что для него важно.

Вот про людей они не говорили. Почти.

Нет, это не значило, что Анкеля не интересовало, с кем общается Юмэ. Ему, конечно же, было интересно. И не только в рамках безопасности, но и просто - потому что этих людей счел достойными доверия па. Теперь же - всех их аккуратно пасли  и перетряхивали, незаметно выворачивая наизнанку всё, чем и кем они были. Прослеживая едва ли не от пеленок.

Его халатность с Брахманом привела к подобному. Его желание не задевать окружение отца. Хотя бы.

Теперь он не будет столь наивным.

Анкель прижался щекой к темной макушке, закрывая глаза. Он почти хотел сказать - останови меня, Юмэми. Запрети. Пожалуйста, запрети мне ранить тебя.

Но...

- Да, па. Прости меня... - он сделает то, что должен, но не сейчас. Потом, когда снова выйдет за фусума. Ведь нехорошо это - прикрываться отцовскими запретами. Прикрываться слабым омегой, в которой раз чувствуя себя защищенным. Он не дитя, и уже достаточно давно. И он - альфа. Это уже определяло то, кем и чем он должен быть. И так позволил себе слабость. Позволил себе иметь близких. Настолько близких, что каждое лишнее движение в их сторону - отдается царапающей болью под ребрами и настороженностью, в которую вкрадывалось выжидание: ударят ли? догадаются ли?

Адам Брахман знал. И в этом тоже была его вина.

Интересно, когда он решил атаковать?.. "Мирный" революционер...

Меж ребер опять зачастило, зашлось болью. Пожалуй, потом он посетит Итосики-сэнсэя, посоветуется на всякий случай. В последнее время упрямый комок плоти в груди слишком часто его беспокоил. Даже и во время тренировок.

- Постарайся больше отдыхать, па, ладно? - он не просил забыть. Или - тем более - простить. - Я велю приносить тебе поесть сюда и предупрежу Итосики-сэнсэя. И Хану с молодым Веррони, чтоб приходили сюда, - Анкель отвел кончиками пальцев с высокого бледного лба пряди.

Собаки, наверное, что-то понимая, залезли под столик, то ли прячась, то ли выжидая.

Отредактировано Ankel Guttenberg (5 сентября, 2015г. 12:25:07)

- Па, ты отлично понимаешь, что... - Анкель перебил сам себя, сцепив зубы. Юмэ понимал. Недосказанное, подразумевающееся. - Если бы я защищал лучше, этого не случилось бы, - вытолкнул-выдохнул он. Порой, Анкель сожалел, что не мог решать, кто нужен его родителю, а кто нет. С Ханой было проще, да и там он мог повлиять, как на неё, так и на тех, с кем она общалась. Запретить, в конце концов. С па же было всё куда труднее. Отчасти он мог защитить его от людей, но часть... всё же просачивалась сквозь. Анкель и не беспокоился бы - всё-таки у Юмэ было потрясающее чутьё. Наверняка, рожденное пребыванием рядом с Герхардом. Тогда им надо было знать, решать - и не за год, за час, кто враг, кто друг, а кто останется нейтральным. После это пригодилось.

Только вот здесь и сейчас надо было снова вернуться к тому, что они - семья. Крепость. И за воротами этой твердыни - безопасно. За крепкими воротами - только они, остаются и оставляют, и неприятель сколько угодно может биться о стены. Словно в старом фильме - "доселе дойдешь и не перейдешь".

Потому он перехватил ладонь отца и прижал к губам.

- Если бы не ты - не было бы этого "завтра", па. И меня не было бы, - он знал, что только половина из того, что делал, помогла ему в грядущей борьбе. В принятии решения - уничтожить. И до сих пор не мог признаться, что Герхард был отнюдь не первым, кого Анкель убил. Впрочем, и это было неважным, он с радостью убил бы его и куда раньше, чтоб к Юмэ не приходил врач, не вызывали скорую, не забирали в больницу. Может, тогда у па не болело бы сердце...

Анкель выдохнул и стиснул ладонь отца. Несильно, самую малость, соразмеряя собственную силу и силу омеги. Пальцы отчего-то стали ледяными, наверное, отдав тепло рукам Юмэ.

- Я, всё-таки позову врача, не хочу рисковать, - улыбнулся он в ответ на шутливый тон отца. И стиснул зубы, прикусив щеку. Кольнуло куда ощутимей, под ребра словно нож вогнали, а потом медленно провернули, на миг заставив забыть о том, как дышать. Анкель выпрямился сильнее, на разжимая объятий, пережидая. А когда снова смог вдохнуть, усмехнулся.

- Значит прогулки тебе будут полезны, и в город - тоже. Помнишь кофейню, где тебе по вкусу пришлись пирожные? - конечно же, рядом будут Кан и Поллукс, конечно же, они проследят за отцом куда лучше тех, что были приставлены.И, конечно же, спокойно отдыхать они могли лишь здесь, в поместье. Точнее, в доме охраны. Наверняка, это к лучшему... он уберет просчеты в охране, а Гиммлер воспитает ещё нескольких волчат для Ханы, взамен тех, что он забрал пока.

- Там, наверняка, придумали что-то новое. И знаешь, я бы попробовал какую-то сладкую мелочь, - Анкель заглянул Юмэми через плечо. прямо в глаза, едва-едва улыбнувшись. За фусума комнаты, наверняка, совесть снова начнет есть его заживо. Также как и па. Только это будет не сейчас. Сейчас становилось легче.

Отец был более, чем прав. Нельзя научиться, чтоб не пораниться. Нельзя научиться, не натрудив ладони или сознание. Нельзя увидеь что-то новое без боязни того, что новое будет отличаться от старого, а порой и очень отличаться. И конечно же, он не хотел лишать отца возможности быть... счастливым? свободным? по-своему сильным и в то же время знать, что сила эта будет защищена..

- Я не стану тебе тюремщиком, ты же знаешь... - он бледно улыбнулся, касаясь отцовской щеки. - Не смогу, - порой это их взаимное "защитить" доходило до абсурда. Но страх - будем честны с собой, именно страх - потерять отца, наверное, единственного человека во всём Неополисе, а то и мире, который способен образумить и остановить его... он был выше, чем даже разум и холодная логика.

Он разжал объятия, давая отцу выскользнуть.

- Сэнсэй прекрасно справляется - не думаешь? - он поинтересовался, разглядывая тонкую фигуру отца. Он знал, сколько усилий прилагает тот, чтоб сохранить внешность - просто потому, что, наверняка, привык.

А потом - вздрогнул. Уши под волосами чуть покраснели.

Он приказал себе забыть - и забыл. А сейчас Юмэ зачем-то напомнил о пареньке с фиолетовыми волосами. Анкель подобрался, как кот перед прыжком.

- О котором из официантов ты говоришь, отец? - он сделал вид, что не понимает совершенно о чём идет речь. Разве ж ему было обязано помнить какого-то паренька из какого-то кафе? Будто он мало перебывал во всяческих ресторанах и прочем.

- Ты уверен, что Итосики-сэнсэй необходим сейчас? - немного настороженно посмотрел Анкель на отца.

Гуттенберг изобразил на лице полнейшее непонимание. Кого он должен был помнить и самое главное - зачем. Но всё равно в памяти, даже и против воли, всколыхнулся отзвук запаха левкое. Тягучей и тонкой ноткой сожаления несбывшегося. То ли желания, то ли стремления. Однако, Анкель упрямо глянул на отца и покачал головой.

- Не думаю, что мне нужно помнить всех официантов из ресторанов, где мы обедали, Юмэ, - покачал головой и ненадолго примолк, разглядывая отца, пока тот отвлекся на беседу с врачом. Мог ли тут помочь Итосики-доно? Безусловно, в проблемах со здоровьем ему равных не было, но что до остального? Анкель не хотел экспериментировать, тем более - на себе. Всё-таки он не подопытный мышонок, чтоб сносить пичкания таблетками и пространные лекции про здоровье и о том, что его нужно беречь. Сейчас, не смотря ни на что, Юмэ и Хана были защищены лучше, чем бы то ни было. И он поспособствует тому, чтоб так и оставалось не смотря ни на что.

- А... этот тот, - он прищелкнул пальцами. - Который с такой стрижкой? - посмотрел на отца и неопределенно пошевелив пальцами, тот в прическах разбирался явно получше него, способного сказать про волосы - идет или не идет. - Мне не нужно было знать про него, - дернул неопределенно плечом он. И что, что после этой встречи через сутки на его стол легло полное досье на этого официанта? Всё равно, слишком разные статусы, слишком далекое положение, на котором они отстояли, слишком большая разница в возрасте, хотя последнее было не так важно. Однако, основным было то, что парень был посторонним. И мафии, и даже высшему свету. И рисковать этим посторонним человеком? Особенно в свете того, что он чем-то привлек внимание? Нет. Это не стоило того. Как и рушить выстроенные планы ради собственного "хочу". Он зашел слишком далеко и сейчас просто не имел права отступать. Всё, что он мог - забыть. И подарить тому человеку спокойную жизнь.

- Думаю, вам удастся даже понянчить их, отец, - задумавшись слишком сильно, Анкель неосознанно перешел на это дистантное "вы", отрешившись от реальности на короткое время и встрепенувшись, когда Юмэми упомянул Ромео. - Думаю, что Серпенте достойно воспитал его. Мина замедленного действия, однако я не могу пренебречь возможностью превратить его в союзника, - он наклонил голову чуть вперед, скрывая прядями волос всё ещё алеющие уши. Право слово, сегодня отец явно был в ударе и решил засмущать сына до смерти. Ну, или полужизни, это уже зависело от того насколько надо было отвлечься и ему, и самому Анкелю.

- Отец... - прозвучало несколько укоризненно. Анкель кинул взгляд на злосчастную папку со столь же злосчастными доказательствами вины Адама, и снова повернулся к Юмэми. - Я думаю, что ещё несколько рано думать о Веррони в подобном ключе. Хоть это и... что-то вроде сватовства. Мы, - в этом "мы" звучало "Берлинский синдикат", - пока ещё мало знакомы, а спешить... ты же знаешь, я уже единожды поспешил, - он неодобрительно покачал головой, взяв Юмэми за руку и бережно поглаживая запястье. - Сейчас стоит присмотреться. И если Ромео будет соответствовать нашим ожиданиям - у тебя будут внуки с тем самым замечательным цветом глаз, - он бледно улыбнулся. - Или же, они могут унаследовать твой цвет глаз, кто знает?

В фусума аккуратно постучались.

Отредактировано Ankel Guttenberg (8 ноября, 2015г. 16:09:16)

- Достаточно помнить всего одного? - с усмешкой ответил он на подпущенную отцом шпильку. Понемногу становилось легче. И дышать, и чувствовать. К примеру, то что в комнате есть ещё и собаки. И то, что злосчастная папка всё-таки черного цвета, а не темно-серого. И то, что сейчас упоминать этого балбеса лучше не стоит. Близкие были для Анкеля совершенно особенным случаем, да и он просто не умел говорить аккуратно, чтоб плохая новость казалась не такой плохой. Как новость не преподноси - она будет такой, какой есть. Хорошей, дурной, обычной, будоражащей, долгожданной или неожиданной. Просто информацией, пусть порой и выбивающей из колеи...

В колею его возвращал отец. Иногда удавалось Хане. Редко, всё-таки она была береженым дитям. Холеной и любимой, настоящей и юной химэ-сама, живой и дышащей. Наверное, именно это иногда заставляло Анкеля давать себе плюху и вместо того, чтоб мчаться бронепоездом туда, куда ему надо, думать и об обходных путях не только работая на благо себя и Синдиката.

Сколько ещё это продлиться? Сколько он сможет?.. Кто знает. И пусть ками помогут этому городу, если он так и не найдет того, кто будет тормозить его.

- Отец, у него тоже есть семья и близкие. У них свои близкие. Всех я защитить не смогу. А доставлять боль... - терпеливо пояснил, почему. Хотя, наверняка Юмэ и так знал ответ. Знал, насколько сын не любит причинять боль близким, и что вообще по сути не причинял бы боли никому. Не испытывая ни малейшего удовольствия от того, что находится там, где власть идет рука об руку со смертью, а долг и должное заставляют поступать именно так, как надо, а не как хотелось бы.

- Так что милые мальчики останутся милыми в своей спокойной жизни, - он протянул руку и погладил отца по щеке, едва заметно улыбаясь. Теплоты ему хватало. Милости - тоже. Особенно, когда он смотрел на Хану, которая была концентрированным солнцем, искрящим во все стороны. - Думаю, вы отыщете достойную замену в синьоре Ромео. Но про него рано судить, по крайней мере - пока, - мягко ответил Анкель, взяв родителя за руку и погладив.

И какой демон дернул его смотреть на эту чертову папку? До неё все равно дело дойдет. В свое время. Но явно не сейчас, далеко не сейчас. Лучше сохранить эту атмосферу непринужденности пока возможно.

- Вначале отца, Итосики-сэнсэй. Некоторые последние новости заставили поволноваться, - он посмотрел на врача с безмятежным спокойствием, в котором читалось - малейшее лишнее движение и сойдет лавина. Поэтому доктор и подошел вначале к Юмэми, вежливо попросив снять верх, чтоб можно было послушать сердце. Давление, частота пульса - всё это имело значение. Поэтому, когда он сделал замеры и объявил, что отцу требуется только покой и полежать, Анкель выдохнул свободнее.

- Ничего серьёзного, но я рекомендовал бы снизить нагрузки, - прожурчал умиротворенно бета. - Не нужно спешить, организм восстановиться, но, к сожалению, не так быстро, как у молодых, - он повернулся к Гуттенбергу и скомандовал снимать верх ему.

Те же замеры, те же манипуляции. Анкель не стеснялся отца, тем более, что о всех немногочисленных недомоганиях сына тот узнавал первым.

- Вам я бы посоветовал обратиться к профессиональному кардиологу, - врач смотрел так же спокойно и безмятежно, с твердостью. - Мне не нравятся шумы у вас в груди и частота пульса, пожалуй, высоковата для вашего возраста. А пока лучше попейте чай с пустырником или корнем валерианы. Позволите откланяться?

- Благодарим вас, сэнсэй, - Анкель кивнул, когда врач, поклонившись снова вышел и плотно задвинул фусума за собой. - Видишь, ничего страшного, па, - негромко произнес он, глядя на Юмэми.