Какое мерзкое настроение. В бытность свою юным и еще не вконец оформившимся, Барни наблюдал мир через лупу своего чрезмерного самолюбия, прикрывая это – частенько – порывами желаний предвести справедливость на яркое социальное расслоение. В его понимании, сие расслоение было выражено исключительно в грязном и пошлом напоминании обществу о неравенстве, проявляющемся на лицах богатеев, что демонстративно мерились степенью своего достатка «на уровне», среди подобных себе и подобными друг другу способами. Говоря проще, Барни не нравилось когда сорили деньгами, да еще и с такой грациозной выразительностью, будто бы постфактум показали заслуженность обладания своей роскошью. Суки! Барни, прибывая в отборном расположении духа, шел по улице Уайтроад-авеню и хищно раскусывал недавно стянутый из супермаркета шоколадный батончик. Его голову обуяли зловредные (не для него, конечно же) мысли, манипулирующие телом, как марионеткой, в успешной попытке заставить его встать на путь поиска приключений. С учетом того, что в новых, также полученных незаконным путем, ботинках он скользил, словно проститутка по телу «крупного» и обеспеченного своего клиента, найти эти приключения становилось не только опасным для жизни, но и достаточно легким занятием, так как возжелать сию авантюру парнишка успел, играючи перелетая сугробы, нагроможденные местным дворником. В поле зрения двух его внимательных окуляров попал выделяющийся на фоне остальных домик, отличительная черта которого состояла в его низкорослости. В таком месте и одноэтажная хибарка? Хавершем, разгадывая тайну названия цвета здания, пришел сразу к двум выводам. Во-первых, никакого другого цвета, близкого к обозреваемому, кроме как «кирпичного» придумать он был просто не в состоянии. Во-вторых, в условиях такой наигранной «скромности» мог жить либо уставший от суеты центра города старик. Либо какой-то маленький сучий мальчик (девочку Барни в рассмотрение не брал, так как детеныши сильно обеспеченных граждан, не имея возможности обладать хоботом полового органа, с лихвой компенсируют это своей заносчивостью), полагающий, что более того шика, который уже свалился на его голову без труда, ему и не надо. Всего-то каких-то несколько стилистически обставленных комнат в личном твоем распоряжении и полная свобода действий! Действительно: какого хера еще надо? Посчитав это ниже своего достоинства и бросив фантик конфеты прямо под ноги, Барни направился дальше и через пару дворов оказался именно там, где его так не хватало. Его заинтересованному взору открылся миленький домик в стиле модерн, высотой своих окон словно бы намекающий на то, что Барни уже там заждались.
- И не боятся же, гниды, - Подогнув ноги, скользил он все ближе, уверенный в том, что здесь-то его и ожидает искомое веселье. Так и случилось, потому как, преодолев несколько метров на пути к помеченному его вниманием дворику, Хавершем завидел также и его жильцов. Милую пару ребят, карикатурно бранящуюся по какому-то наигранному совместным жительством поводу. Барни даже стало немного обидно, что его родители были совсем не такими, предпочитая не браниться вовсе, оказывая друг другу лишь приступы нечеловеческого равнодушия. Супруга, располагающе улыбаясь, выражала наличие в себе мозгов много лучше, нежели ее, вероятный, супруг, полагающий, что прищурившись и скривив губы в занудном бурчании, сможет выйти победителем в споре с женщиной. Сия женщина, похоже, с непринужденной легкостью прощала ему это поведение, позволяя не останавливаться в высказываниях, ключевая роль которых сводилась едино к попытке доказать свою правоту. И хотя сердце Барни радовалось, уколотое чувственным напряжением, это нисколько не означало, что существует препятствие между ним и ограблением этих людей. В конце концов, парочка эта уже вышла из «сопливого» возраста, чтобы можно было оправдаться их детской несообразительностью, а наличие у них такого объекта богатства как собственное транспортное средство, взывало к непробиваемым душевным качествам Барни. Запихав в уши наушники, и закрепив их там шапкой, он недолго стоял на месте, дожидаясь пока машина начнет движение назад, а после, одеваясь в образ невинного и верящего в святость своих шагов пешехода, проехался по льду поперек машине. Закончилось это действие звуком удара багажника о его бедро, что на деле было больше звуком, чем ударом.
- АХ, ЕБ ТВОЮ МАТЬ! Натурально выругался Барни, свалившись под колеса машины и успев скушать вынутую из кармана конфету еще до того, как сидящие в ней опомнились. Больше говорить ему ничего не хотелось. Во-первых, потому, что было холодно раскрывать рот, а, во-вторых, потому, что сейчас требовалось изобразить серьезные увечья и нестерпимую боль. Насколько он мог судить по своему опыту, богатеи в таких ситуациях ведут себя в двух вариациях. Либо доминантная самка заставит мужа-подкаблучника везти его в больничку, что дает Барни преимущество, так как муженек-то слишком недалек, чтобы отказаться. А это, в свою очередь, дает Барни возможность быстро и без сопротивления оказаться в машине, а там уже просто усыпить бдительность водителя, да облапошить его на эту самую тачку. Либо они, потеряв остатки гордости и добрых чувств, попытаются от него откупиться, что могло бы прокатить в ситуации, если бы они действительно «толкнули» пешехода, но это была ситуация иного характера. Посему, выработав стратегию поведения и пытаясь как можно красочнее распластаться на земле, Барни запихал в выхлопную трубу автомобиля заранее заготовленный сверток, который через минут эдак пятнадцать езды обеспечивал остановку автомобиля с громкими «взрывами» кашляющего бегемота. Обеими руками схватившись за место удара и, намеренно запутавшись в наушниках, Барни начал конвульсии ногой взад-вперед, драматично шепча единственное необходимое сейчас слово: «больно». И все это под узнаваемою «просвещенной» массой классическую клавишную музыку, фоном доносящуюся из плеера.

Отредактировано Barney Haversham (15 октября, 2015г. 03:07:46)