Альфа, сидящий рядом с омегой исключительно из своих личных эгоистичных надобностей — ему было хорошо здесь, в запахе легкой сирени, в звуке едва ощутимого сопения мальчишки, в живом его присутствии под боком — чутко вскинул голову, стоило Энцио пошевелиться под одеялом. Улыбнувшись, он наклонился в сторону омеги, опираясь ладонью на постель.

— До-оброе утро, спящая крас... — "красавица" не дослушала, нырнув под одеяло вместе со всей своей заспанной красотой. Шеннон удивлённо моргнул — и задавил смешок, оценив вытаращившиеся на него лемурьи глаза-плошки. Альфа уже два часа как вернулся домой, уехав по делам во втором часу ночи — как раз освежился, сделал кофе и завтрак, и занял свое место на кровати рядом с омегой. Вчера он почти не отходил от него, то ложась подремать рядом, то просто коротая время за чтением, пока мальчишка, приткнувшись к его боку, продолжал сопеть в две дырки, бесчувственный ко всему, что происходит рядом. Это ж надо, так отключиться, удивлялся Шенн про себя — сам он и близко не смог бы так расслабленно спать, если бы кто-то постоянно возился рядом, садясь, проминал кровать, щелкал клавишами или звенел чашкой о блюдце. Поначалу он всё старался вести себя потише, но омега не реагировал и спал крайне настойчиво. Судя по продолжительности, сон был исключительно компенсаторный — ну да чему удивляться, если вспомнить, как мальчишка выложился вчера и как наревелся: собрать всё, что с него вытекло, так была бы здоровенная лужа на полу. Постепенно альфа начинал всё яснее понимать суть таких явлений: хиленькое тело просто не справлялось с тем объёмом нагрузки, которую омега выжимал из себя — или на которую покушался в запале. Дурак.

Десять секунд, пятнадцать, двадцать — холм под одеялом не шевелился, если не называть шевелениями попытки вжаться в кровать до полной незаметности. Шенн выжидательно смотрел на него, смешливо приподняв брови — и, ничего толкового не дождавшись, на прежней невозмутимой ноте потянулся к тумбочке за стаканом, откладывая ноут.

— Ты пить не хочешь? — спросил он чуть погромче, чтобы под одеялом его услышали. — Я сделал тебе томатный фреш, будешь?

На подставке, с которой подняли стакан, перекатился сухой лёд, не дававший соку окончательно согреться в комнатой температуре.

— Держи, — дождавшись, пока он нормально усядется, сможет уверенно протянуть руку и сжать пальцы, Шенн передал ему стакан. Снова потянулся к тумбочке — и поставил следом на укрытые одеялом колени еще и тарелку с бутербродами: четырьмя разными — вряд ли с замашкой на то, чтобы омега съел это всё, но скорее с попыткой учесть его привычную переборчивость в пище. При этом Энцио ясно мог ощутить направленное на себя внимание — но не давящее и не сверху вниз, а скорее изучающе-настороженное, как с соседней ступеньки — или, в данном случае, противоположного края кровати, на котором альфа сидел полубоком, сдвинув длинные ноги с края и развернувшись в сторону мальчишки. Чёрная водолазка под горло и серые джинсы — не потому, что в доме было холодно, но скорее из хорошо заметной привычки Алигьери всегда если не быть в полубоевой готовности, то быть готовым в неё моментально войти... и считать нормальной домашней одеждой строгие брюки, отглаженную рубашку и жилет, застегнутый на все пуговицы. Если сравнивать с этим образом, то водолазка и джинсы были существенным шагом от нормы в сторону чего-то, примерно напоминающего расслабленность.

Альфа был осторожен — и чем-то озадачен: чуть отстраненный взгляд прозрачных глаз, наполовину направленный на омегу, наполовину — на какие-то вертящиеся перед глазами картины полученного опыта, чем-то напоминал то, как крупный зверь замирает и начинает аккуратно принюхиваться к чему-то, доселе ему неизвестному. Отношение омеги: к себе, к этой ситуации, вообще ко всему — пожалуй, так можно было обозначить то, что он сейчас пытался постичь, не спугнув робкую птичку.

— Как ты себя чувствуешь? — негромко поинтересовался Шенн спустя несколько глотков сока. Омега казался притихшим и спокойным со сна, несмотря на встопорщенную опаску — привычной антипатии и игнорирования уже не было; во всяком случае, так альфе казалось после услышанного и узнанного им вчера. Но надолго ли?..

На это недвусмысленное физиологическое признание своих потребностей взвывшим желудком омеги альфа только понимающе улыбнулся, едва приподняв уголки губ, и отвлекся на свой ноутбук, стоящий рядом на кровати — чтобы закрыть какие-то приложения и окончательно выключить, а не просто перевести небрежным жестом в спящий режим.

— Поешь по-человечески, — мягко напутствовал он при этом. — Ты же больше суток уже голодаешь. Еще томатного сока хочешь? — Альфа кинул взгляд на разом ополовиненный стакан. — Я принесу. И, Энцио...

Шенн слегка ощутимей откинулся лопатками на подушки у себя за спиной, запрокинув голову и с закрытыми глазами вздохнув — похоже, собираясь с духом, прежде чем внятно, со спокойной расстановкой выговорить, открыв глаза только к середине реплики:

— Извини меня за вчерашнее. Мне следовало помнить, что ты тоже живёшь в этом доме и не захочешь видеть здесь чужих людей. Я сожалею о том, что заставил тебя пережить всё это.

Да, пожалуй, недовольное смятение на душе по поводу того, что от всей этой ситуации его омега опять сорвался, перенервничал и выдал целую истерику, можно было принять за сожаление. Таких последствий альфа для него действительно не хотел — и не собирался допускать.

— И... — пальцы его сжались на покрывале с другой стороны, незаметно для Энцио. Сложно было обращаться к омеге, как к равному, смотреть на него не на как мало что понимающую и ничего не знающую соплю, с мнением которой можно не считаться уже потому, что мнение это глупое и в силу неопытности в корне неверное, скрипя зубами и дожидаясь, когда же _это_ наконец-то вырастет и хоть немного поумнеет. Сложно было — замечать и давать оценку тому, что он делает не как метаниям рыбки в аквариуме. Но у Алигьери было много времени на то, чтобы подумать и несколько раз прокрутить в голове открывшуюся ему с измененной точки зрения ситуацию: Энцио действительно нужно, чтобы альфа направлял внимание на него, а не просто в сторону, Энцио хотел быть для него чем-то, что альфа видит и замечает... отчего так и только ли в эгоизме дело? В эгоизме аватары, привыкшего, что внимание принадлежит ему. Но сколько осталось теперь от того эгоизма после всего, через что жизнь пропустила Энцио? Алигьери было не так важно, почему он ищет внимания — но было более чем значимо то, что омега ищет его у него. А не у каких-то там бет на стороне. — То, что ты сделал вчера. Мне редко доводилось испытывать подобное удовольствие, — договорил он весьма настойчивым тоном.

Альфа тихо усмехнулся, потерев пальцем нижнюю губу, словно вспоминая тот внезапный и дерзкий поцелуй. И еще с десяток таких же, следы от которых он потом с удивлением обнаруживал у себя на шее и груди. Нонсенс. Но по-своему приятный в конечном счёте. Хотя свой шлепок по заднице за новую попытку провернуть подобное омега точно отхватит — для профилактики.

"Только попробуй, гадёныш, теперь выкинуть какой-нибудь козлиный финт," — не отпускала Алигьери настороженность, едко свербящая под нижними рёбрами. Альфа встал, двигаясь неспешно и размеренно, и подобрал поднос с посудой, зажимая ноутбук под мышкой, чтобы отнести всё это вниз и дать мальчишке недолгую возможность спокойно поесть. Воспоминания о вчерашнем, неотрывно следовавшие за теми словами, какие он заставил себя произнести, дразнили и заставляли напрягаться, отгоняя мысль о том, с каким бы наслаждением он разложил бы его сейчас на кровати и, прижав к мягкой постели тонкие руки, поимел с тем же напором и в продолжение того своего блаженства. Останавливало только то, что Энцио был слишком слаб, чтобы адекватно воспринять подобное — и уж тем более чтобы получить от такого обращения удовольствие...

Закрывая дверь и оставляя омегу наедине с захлестнувшим его смущением, Шеннон спрятал улыбку за поворотом головы. Претензий-то и притязаний у омеги было вагон, и не сказать, чтобы он не имел на них права, но всё-таки — каким же ещё ребёнком он был и оставался! Хитрым, придирчивым, капризным до одури, но всё-таки ребенком. Альфа размышлял, спускаясь по лестнице: ему придётся быть очень осмотрительным в своих попытках бросать Энцио взрослые вызовы к взаимодействию — раз шлепком по заднице и упреком в ухо он не смог заставить омегу сделать усилие над собой, то, быть может, поможет соблазн более высокой планки? Хочешь, чтобы к тебе относились, как к взрослому? Что ж, попробуем. Вот только... Вздохнув, Шенн принялся переставлять посуду в мойку. Вот только хотеть-то омега хочет, но может он, как ясно показали прошедшие месяцы, намного меньше. Не перестараться бы, а то свалится — и выпестывай его потом до мало-мальски живого состояния...

Взглянув на время, альфа вытащил из кармана смартфон и набрал чей-то номер, минут десять простояв у окна за негромким и немногословным с его стороны разговором — слова если и можно было разобрать, то разве что стоя прямо у него за плечом. Еще два звонка, коротких и приказных — и Шенн, налив в чистый стакан новую порцию томатного фреша и прихватив с собой весь графин на подносе, поднялся наверх.

Отставив свою ношу на тумбочку — единственную, стоявшую у кровати ближе ко входу: с другой стороны теперь стоял книжный шкаф, приспособленный под начатую Энцио сорочью коллекцию книг, в которую он от азарта и жадности сгребал всё подряд, — Алигьери сел на кровать, дожидаясь, пока мальчишка выйдет из ванной.

— Ну как, полегчало? — мягко поинтересовался он, лукаво указав взглядом на опустевшую на три четверти тарелку. Последний оставшийся не съеденным бутерброд был надкушен с уголка мелкими зубками, отпечатавшимися на ровном слое творожной пасты.

Шеннон удивлённо моргнул.

— Со мной? — переспросил он, словно не сразу въехав в суть вопроса. Действительно, а что с ним не так-то? Решение, будучи принятым, в тот же момент становилось для него нормой, точной отсчёта, и заглянуть за эту точку удавалось не всегда — во всяком случае, в отношении собственного поведения. Он взглянул на омегу, прицениваясь к варианту выспросить у самого Энцио, что такого особенного он углядел сейчас, чтобы удивиться — но допытываться так и не стал, вопрос прозвучал риторически:

— А что тебя так удивляет? Я же говорил, что если ты будешь вести себя по-человечески... Но вообще, Энцио, — оборвал альфа сам себя посерьезневшим тоном. — Я должен признать: попытка найти тебе замену с самого начала была пустой затеей. — Вздохнув, Алигьери завел руки за голову и откинулся на кровать, улегшись на ней и продолжая объяснять, донося до омеги очевидное. — Так что можешь собой гордиться: ни от чего более мне не сносит крышу так, как от твоего запаха. — "Если ты до сих пор так этого и не понял, то говорю сейчас." — Кстати, если ты стесняешься переодеваться, то я закрыл глаза и не подсматриваю.

Проинформировал альфа, и в самом деле лёжа на кровати с надёжно закрытыми глазами. Да, впрочем, даже открой бы он их — увидеть что-то у шкафа с такой позиции, не пошевелившись и не поднявшись, было бы затруднительно.

За слоняющимся по периметру омегой Шенн наблюдал затылком, держа свою усмешку при себе, а взгляд — направленным в экран ноутбука. Пока Энцио возился наверху, альфа успел заварить себе кофе и с удобством устроиться в гостиной. Казалось, он действительно не замечает мальчишку, ограничившись приветственной полуулыбкой — но Алигьери прекрасно слышал каждый его шаг, и этого было вполне достаточно, чтобы держать происходящее под контролем. Ну и, ну и? Что ты собираешься делать, маленький омега?..

— А, да, кстати, — обернулся через плечо Шеннон, когда Энцио уселся за учебный стол на другой половине гостиной. — Я не знал, когда ты проснешься, поэтому предупредил учителей, что сегодня занятия переносятся. Впрочем, ещё только час дня — если ты себя хорошо чувствуешь, можно ещё перезвонить миссис Харуэлл, — говоря, альфа отставил чашку и поднялся на ноги, обходя диван, чтобы не разговаривать с мальчишкой через полкомнаты и разделяющий её на половины коридор из колонн. — А если нет, можешь просто отдохнуть до прихода мисс Льюис. К её-то занятию, я думаю, ты готов?

Не без легкой подначки поинтересовался альфа, остановившись у торца учебного стола омеги и опершись на него ладонью. В общем-то, особых причин смущаться именно кухонного стола у Энцио не было — потому что то и на вот этом, среди книжек и тетрадей, с ним было то же самое, и на диване, и у стены возле комода... Разве что рабочий кабинет Алигьери да его же библиотека оставались в этом доме атмосферой относительно девственной — за вычетом того, что чего эта атмосфера только не наслушалась...

— Рад слышать, — усмехнулся альфа, боком садясь на скрежетнувший ножками по полу стул, на котором обычно сидели что-то объясняющие Энцио учителя. Подпёр щеку кулаком, чуть усмехнулся, разглядывая ковыряющего упаковку омегу. В самом деле, что ли, обрадовался? Неловкая, искренняя эта улыбка из-под смущенного наклона головы выглядела... странно. Приятно — и странно, потому что еще несколько дней назад омега в его сторону ядом не плевался только в силу отсутствия собственно яда, но не желания. Глупый, глупый мальчишка. Сколько раз уже Шеннон говорил ему, что он, Энцио, так нужен ему — как воздух? Чего ради он сбежал тогда — и почему именно сейчас, стоило альфе заколебаться нерушимостью собственного же слова и поискать разрядки нервам на стороне, его вдруг пробило на такое небезразличие? Четкого ответа на эти вопросы у Алигьери не было. Но мальчишка тянулся к нему, мальчишка нуждался в нём и его внимании — и по воле или против неё, но это подкупало. Альфе не так уж много было нужно — просто иметь возможность быть рядом с омегой, который не шарахается прочь от каждого прикосновения.

— Я на сегодня с работой уже закончил, — наполовину соврал Шеннон, для которого работа в принципе была стилем жизни — и только сегодня дела складывались так, что не нужно было за что-то хвататься, куда-то мчаться и с чем-то разбираться лично. Смогут и без него. — И буду признателен, если ты побудешь сейчас рядом со мной. Так что, если ты намерен позволить мисс Харуэлл остаться дома и пропустить биологию, то, быть может, вместе посмотрим фильм? — предложил альфа, чуть улыбнувшись. — Или чем бы ты хотел заняться?.. — забросил он очередную удочку, внимательно наблюдая за омегой и его реакцией на такое, прямо скажем, революционное предложение. Не собираешься отпускать меня к другим омегам, да, Энцио? И что же ты сам тогда будешь со мной делать, если так?..

— А? — у альфы от омежьей последовательности умозаключений, по-видимому, слегка коротнуло в мозгах, отчего он секунды три смотрел на Энцио недоуменно, пытаясь сопоставить заданный вопрос и полученный на него ответ. Догнать-то смысл заявления он в итоге догнал, но желание подсунуть мальчишке что-нибудь погрызть со словами "хочешь кусаться — на, кусайся" удалось прижать и замять только тем, что ничего подходящего под рукой не оказалось, а сами руки было как-то жалко жертвовать. С глухой усмешкой опустив голову, Шенн медленно выдохнул, призывая себя к терпению и максимальной лаконичности. И медленно заговорил:

— Энцио, пойми меня правильно, — "Напрасная надежда, что и говорить." — Я давал слово, что не трону тебя против желания. Если бы я хотел его нарушить, я бы сделал это давным-давно. Я бы сделал это тогда, когда ты начал скакать по дому в спортивных трусах. — Прохладные глаза альфы смотрели на омегу спокойно, внятно и прямо — но не давяще, а словно с упрёком каким-то. — Или тогда, когда ты примчался на кухню с занятия, весь мокрый от пота, не думая, что от тебя пахнет. И уж тем более я не стал бы искать, с кем мне провести ночь, если бы я мог провести её с тобой, — припечатал он, поднимаясь со стула и делая шаг прочь от стола. И вполголоса, опечаленно как-то добавил через плечо. — Энцио, я не настаиваю. Но я буду рад, если ты сам захочешь провести время рядом со мной. Если нет — делай, что хочешь.

С этими словами он ушёл — недалеко, впрочем, всего лишь вернулся на диван в другой половине гостиной. Сел, взяв с нижней полки пульт от телевизора, и открыл цифровое меню, изучая репертуар "домашнего кинотеатра".

Услышав за спиной шаги подростка, Шеннон усмехнулся, прикрыв глаза. Нет, обидой тут и не пахло — ему просто было... неприятно, когда омега его отталкивает. Неприятна его дикость, его укусы, его враждебное "не хочу", его низкопробные, но от того вовсе не перестающие существовать попытки подколоть и уязвить. Войны ему хватало и на работе — хор-рошей, требовательной войны, что в прямом, что в переносном смысле, дающем альфе тот уровень напряжения, который нужен был ему, чтобы ощущать вкус жизни, чтобы не чувствовать себя пустым местом. Но, возвращаясь домой, он хотел попадать в уют и покой — такой, какой царил в его логове до появления в нём омеге. Не на другую войну. И не к холодной кукле с пустыми глазами. Его бы устроил, думал он раньше, такой вариант — когда достаточно протянуть руку, нащупать омегу под боком и насладиться им, как хорошим вином или пищей. Когда же — когда? — ему стало небезразлично, что Энцио при этом чувствует? Когда ему стало не безразлично, что омега живёт, дышит и говорит, что он чего-то хочет и к чему-то стремится? Когда его желание опекать и покровительствовать, заботиться о нём, с самой первой встречи мягкими корешками оплетшее душу, позволило омеге обрести в этом желании столько свободы? Когда альфа стал так остро ощущать, что ему уже недостаточно, не хочется подчинять его себе одной только силой, когда одной только власти, одного чувства собственности перестало хватать для наслаждения?..

Он улыбнулся уголком рта, когда Энцио аккуратно, подобно настороженному сурку, замершему над норкой, присел на другой стороне дивана. Где-то он это уже видел, и не раз — робкое такое, осторожное сближение, когда и хочется, и колется. Видеть подтверждения своим предположениям было приятно: да, он не ошибся, мальчишке и в самом деле интересно, в самом деле так и чешется оказаться поближе. Но он не хочет, чтобы альфа его трогал? Что ж, ладно, альфа не будет — даже если от воспоминаний о вчерашнем так и подмывает перехватить инициативу в свои руки и мягко, но очень настойчиво навязать свою волю, добиться желаемого. Нет, нет, сиюминутная победа, как бы сладка не была, сейчас его уже не устроит. Пускай мальчишка сам отдастся, сам позволит — и если от желаний альфы он бежит, как от огня, то вот уже от своих собственных...

— Поможешь выбрать? — как ни в чём ни бывало, предложил ему Шеннон, с тронувшей уголки губ улыбкой протягивая пульт. Разберётся он хоть, куда нажимать?, мелькнула привычная мысль, накрепко въевшаяся в представления об омеге после эпопеи с телефоном и уровнем образования, но Алигьери напомнил себе, что с компьютером-то этот хитрец, в обнимку с подушкой выглядящий совсем уж невинной овечкой — а ведь недавно шастал по дому почти нагишом! — разобрался на раз-два. Что ему пульт от домашнего кинотеатра-то?.. — Что-то я никак не могу определиться, что смотреть...

Сев вполоборота к Энцио, альфа молча наблюдал за тем, как он вертит пульт и жмёт на пробу то одну, то другую кнопку, позабыв в равной мере и о том, чтобы зажиматься с подушкой, и о том, что его, вообще-то, просили выбрать фильм, а не менять цветовую схему и разрешение экрана. Шеннон приподнял бровь, выждав, наверное, секунд пятнадцать в смутной надежде, что до мальчишки дойдёт, что тот полез куда-то совсем уж не туда — но Энцио, судя по всему, было чем дальше, тем увлекательнее копаться в деталях.

— Это уже настройки периода трансляции, — негромко прокомментировал он, видя, что Энцио в задумчивости залип над очередным фрагментом меню. — Смотри, если пропустил какую-нибудь передачу, можно указать канал по частоте — видишь, там названия над цифрами? — и время — вон там, где поля ввода — и посмотреть, что там было. Введи полдень — и будет тебе выпуск новостей. Только контрастность изображения сбавь, ты её накрутил слишком, — добавил Шеннон, с сомнением глядя на позеленевшее лицо ведущей какого-то музыкального шоу.

Шенн, наверное, с минуту терпеливо наблюдал за омежьими тяготами самоопределения — ему было сферически индифферентно, что смотреть, а Энцио то ли не знал, за что хвататься, то ли не смел схватиться. Но направлять и подталкивать его альфа не спешил — вместо этого поднявшись с задавленным в зачатке вздохом и направившись на кухню за новой чашкой кофе:

— Ты выбирай пока, — мягко улыбнулся он омеге, обходя диван с другой стороны. — Тебе что-нибудь принести?

Дождавшись, когда омега определится еще и с этим ответом — эх, ну вот почему его дерзость и решимость так лезут вперёд там, где не надо, а нормальное предложение выбора вызывает такой разброд и шатание? — Алигьери ушел на кухню. Вернулся быстро: чайник еще не успел до конца остыть, а переложить их холодильника фрукты в сетчатую вазу-корзину было и вовсе делом десяти секунд. Мандарины, пара персиков и апельсинов, киви и виноград — корзинка, поставленная перед Энцио на журнальный столик, была полна доверху. Себе же альфа принёс высокий стакан на небольшой серебряной подставке, где смешал кофе с молоком и густой пенкой сливок.

"Да он так до Йоля копаться будет," — Шеннон бросил недоумевающий взгляд на экран, по которому продолжали скакать названия, подгоняемые настойчиво жмущим на кнопку пальцем омеги. — "Будто я ему теорему Эйзенхауэра решить предложил, а не кино посмотреть. Да что ж такого сложного в том, чтобы просто сделать выбор, чего бояться?.."

Взгляд, потерявшийся в массиве киноархива, он встретил неглубоким одобряющим кивком — это? Ну пусть будет это, альфа не возражает. Как не возражал бы ни одному названию строчкой выше или ниже, с удобством устраиваясь на прежнем месте и вытаскивая солёный крекер из прихваченной к кофе пачки...

Пока омега взахлёб смотрел кино, Шеннон, постановочным боевиком совершенно не интересовавшийся, украдкой наблюдал за ним, скашивая прозрачный взгляд в сторону поглощённого просмотром мальчики и предусмотрительно пряча улыбку за краем кружки. Предусмотрительность эта, как показывала практика, была излишней, как и попытки сдерживать смех — Энцио как будто начисто забыл, что альфа здесь, рядом; он был весь, до самых пяток в аккуратных белых носках, там, в экране. Не только не видел его, но и не слышал, не обратив никакого внимания на невольный хрюкающий смешок, с которым Алигьери отвернулся от экрана, стоило омеге прыгнуть вперёд, всеми силами своего вдохновлённого сердечка поддерживая обреченных на успех героев. Шеннон следил за ним — и его так и тянуло ошарашенно покачать головой из стороны в сторону. Омега что, серьёзно? Нет, вот правда — серьёзно?..

Это было что-то, чего он не мог постичь, как бы ни старался. И что-то, отчего на сердце неизменно становилось легче и радостнее: видеть его таким живым, таким увлеченным. И никакой козлящий идиотизм юного омеги, о который альфа нет-нет да стукался с размаху лбом, от которого хотелось взвыть и придушить кого-нибудь — да хоть бы и этого недалёкого идиота! — не мог избавить его восприятие от этой странной трансцендентальности, от этого чувства невесомости, которое накрывало его в такие созерцательные моменты. Само существование Энцио, сама его жизнь дарила альфе покой — и как тогда, в январе, так и сейчас... сейчас, когда прошел почти год с их неурочного знакомства, Шеннон понимал с кристальной ясностью: без чего-то чудесного, что было в этом, именно в этом омеге, его собственная жизнь превратится в пустое, бессмысленное существование — теперь, когда он знает, как бывает, когда всё по-другому. Глупость. Идиотизм. Но — судьба, от которой не сбежишь, как ни старайся.

Снова и снова он перебирал в мыслях это понимание, словно молебные чётки, которых никогда и в руках-то не держал — не верил в высшие силы, не верил в предназначение, не верил ни во что, кроме себя самого. Смотрел — и не мог насмотреться.

"Хотел бы я знать... хотел бы я знать, Энцио: смог бы ты встретить лицом к лицу свою жизнь, если бы в ней не стало меня?.."

Но то был праздный интерес пустого любопытства: четче, чем собственное сердцебиение, Шеннон осознавал тот факт, что никогда, никогда не сможет предоставить Энцио даже тени такой возможности — ему просто не хватит душевных сил, никакой стойкости не хватит отделить себя от омеги, с которым он словно сросся корнями — не отделить, не распутать. И никакая иная мысль не приносился Алигьери столько морального удовлетворения, как мысль о том, что Энцио — его. Только его и ничей больше. Он нужен ему живым, именно таким живым и живущим — чтобы дышать самому.

"Истинная пара, да? Вот так, да? Смешно. О небо, как же это смешно и нелепо..." — подперев скулу согнутыми пальцами, Шеннон незаметно улыбался, поглядывая на экран лишь тогда, когда лицо омеги озарялось каким-то особенно ярким, убийственно искренним в этой яркости переживанием...

Альфа молчал, за весь фильм не подав ни единого знака своего присутствия рядом — и омега опомнился только тогда, когда по экрану побежали титры, возвращая из героического повествования в объективную, совсем не такую прекрасную реальность. Дотянувшись до пульта, Шеннон поставил воспроизведение на паузу.

— Ну как тебе фильм? — как можно мягче поинтересовался он. — Понравился?..