19.09.2017 » Форум переводится в режим осенне-зимней спячки, подробности в объявлениях. Регистрация доступна по приглашениям и предварительной договоренности. Партнёрство и реклама прекращены.

16.08.2017 » До 22-го августа мы принимаем ваши голоса за следующего участника Интервью. Бюллетень можно заполнить в этой теме.

01.08.2017 » Запущена система квестов и творческая игра "Интервью с...", подробности в объявлении администрации.

27.05.2017 » Матчасть проекта дополнена новыми подробностями, какими именно — смотреть здесь.

14.03.2017 » Ещё несколько интересных и часто задаваемых вопросов добавлены в FAQ.

08.03.2017 » Поздравляем всех с наступившей весной и предлагаем принять участие в опросе о перспективе проведения миниквестов и необходимости новой системы смены времени.

13.01.2017 » В Неополисе сегодня День чёрной кошки. Мяу!

29.12.2016 » А сегодня Неополис отмечает своё двухлетие!)

26.11.2016 » В описание города добавлена информация об общей площади и характере городских застроек, детализировано описание климата.

12.11.2016 » Правила, особенности и условия активного мастеринга доступны к ознакомлению.

20.10.2016 » Сказано — сделано: дополнительная информация о репродуктивной системе мужчин-омег добавлена в FAQ.

13.10.2016 » Опубликована информация об оплате труда и экономической ситуации, а также обновлена тема для мафии: добавлена предыстория и события последнего полугодия.

28.09.2016 » Вашему вниманию новая статья в матчасти: Арденский лес, и дополнение в FAQ, раздел "О социуме": обращения в культуре Неополиса. А также напоминание о проводящихся на форуме творческих играх.
Вверх страницы

Вниз страницы

Неополис

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Неополис » Игровые эпизоды » [FB] Let me see your smile | 14 сент. 2015 [✓]


[FB] Let me see your smile | 14 сент. 2015 [✓]

Сообщений 1 страница 15 из 15

1

1. НАЗВАНИЕ ЭПИЗОДА: Let me see your smile.
2. УЧАСТНИКИ ЭПИЗОДА: Hana Guttenberg, Madara Murakami
3. ВРЕМЯ, МЕСТО, ПОГОДНЫЕ УСЛОВИЯ: 14 сент. 2015, ближе к пяти часам дня, пасмурно.
4. КРАТКОЕ ОПИСАНИЕ СОБЫТИЙ: Страшно представить, насколько неожиданными порой бывают встречи и их последствия. Жизнь любит шутить. Значит, будем улыбаться.
5. РЕЙТИНГ: нет.
6. ОПИСАНИЕ ЛОКАЦИИ:

Тату-студия «TEiN»
Ханамигава, 4-1

http://ipic.su/img/img7/fs/0.1451701821.png
Улица в северо-западной части Берлинского квартала, на окраине одной из территорий, выделенных для японской диаспоры. В целом, данный ее фрагмент можно характеризовать, как культурно-развлекательный: поблизости есть и бар, и чайная за следующим поворотом, и несколько магазинов. Само здание еще три года назад было поделено на рабочую и жилую секцию в пользу последней, однако после смены владельца все внутренние ненесущие перегородки были демонтированы, а зонирование - сформировано заново, создав открытое и полностью рабочее пространство.
Таким образом, сегодня первый этаж занимает тату-салон, а второй ярус переоборудован под мастерскую и фото-студию. В салоне также можно получить консультацию и сделать пирсинг; среди сотрудников числится шесть мастеров, работающих посменно, включая специалиста по удалению татуировки (на случай, если надоела/выполнена некачественно/мамка отругала). Ирезуми (тату в лучших традициях японского гуманизма, старым ручным методом) выполняет только Мураками. Все мастера достаточно ответственны, чтобы не приниматься за работу, если по состоянию клиента очевидно, что решение принято в неадеквате; всех, кто навеселе, под кайфом или младше 18 разворачивают еще на входе. Студия выигрывает за счет многопрофильной направленности, приятного сервиса, демократичных цен и «восточной» атмосферы.
И еще здесь есть небольшая барная зона. Да, вероятно, все дело в ней.
Можно осмотреться самостоятельно.

+9

http://ipic.su/img/img7/fs/01.1451694138.jpg
http://ipic.su/img/img7/fs/06.1451695950.png
http://ipic.su/img/img7/fs/03.1451694195.jpg
http://ipic.su/img/img7/fs/04.1451694210.jpg
http://ipic.su/img/img7/fs/05.1451694227.jpg
http://ipic.su/img/img7/fs/08.1451696746.png
http://ipic.su/img/img7/fs/08.1451694308.jpg
http://ipic.su/img/img7/fs/09.1451694321.jpg
http://ipic.su/img/img7/fs/1.1451694102.jpg

Отредактировано Madara Murakami (25 марта, 2016г. 06:13:49)

0

2

//внешний вид
Шла третья неделя сентября, а Хана все никак не могла привыкнуть к тому, что лето закончилось, что пора снова на учебу, снова заводить будильник и рано вставать. Наверное, свою роль играла погода – первые пятнадцать дней осени выдались удивительно теплыми и приятным, но потом время года взяло свое. И вот уже не ясное небо и теплое солнце, а хмурые и пасмурные тучи, готовые вот-вот пролиться дождем. Приходилось носить зонтик, одеваться теплее под внимательным взглядом отца, здоровье ведь надо беречь!
Брюнетка и берегла, но этот понедельник выдался таким солнечным и теплым, что стоило только всем занятиям закончится, как девушка заехала домой побыть с семьей, переодеться и вперед, вперед к приключениям! Ну или хотя бы в чайную, где подают удивительно вкусные оданго и другие вкусности из моти. В одиночку удовольствия от таких посиделок получаешь меньше, но несмотря на то, что Кэнсл и Кэш за пределами «Юмэ» становились вполне себе живыми и эмоциональными, на территории японской диаспоры ее сопровождали телохранители из местных, вот уж кто, в свою очередь, были спокойны и невозмутимы. Скукотища. Зато Мари живет недалеко и неугомонную всегда можно позвать с собой, она не откажет.
А заболтавшись, совсем не заметить, что время клонится к вечеру, а из запланированного так ничего и не сделано! Хотя, не то чтобы запланированного, ее ведь попросили об этом только сегодня, как и еще пару ребят из класса. Иногда марка одной из лучших учениц немного давила. Катая по тарелке шарик митараси-данго и вполуха слушая болтовню Марии,  Хана отстранено рассуждала о том, стоит ли просить отца о помощи или для начала можно поспрашивать местных.  В конце концов, не вечно же ей отвлекать Юмэми и перекладывать свои дела! Пора становится самостоятельней!
- Так! – хлопнув ладонью по столу, от эмоций даже встав на ноги, Гуттенберг-младшая быстро смутилась под непонимающими взглядами окружающих и тут же села обратно, потерев лицо руками и упреждающе подняв указательный палец в сторону одноклассницы, мол, только слово и… Что «и» никто из них никогда не знал, но Мари в кои-то веке сдержала смех, только поинтересовалась, в чем же дело.
И Хана бы рассказала, даже попросила бы помощи, но раздавшийся телефонный звонок и огорченная мордашка Марии ясно говорили о том, что девушку требуют домой и той лучше поторопиться. Гуттенберг-младшая только удивленно приподняла бровь, не понимая, когда та успела что-то натворить, и покачала головой, провожая спешно попрощавшуюся подругу взглядом.

Оплачивая счет, Хана спросила официантку о тату-салонах поблизости и не знает ли та кого-то из мастеров ирезуми. Бета только покачала головой и посоветовала поговорить с управляющим, и Гуттенберг-младшая, после небольшой заминки все-таки приблизилась к тому, повторяя вопросы и приходя в еще большее удивление. Оказалось, искомое было почти что под носом! Всего-то за следующим поворотом! Поблагодарив и мысленно повторив про себя имя владельца, чтобы не забыть, брюнетка поспешила к нужному зданию, не желая тратить время впустую или возвращаться домой слишком поздно. Мастера наверняка еще работают, но вдруг у нее получится успеть договориться о визите!
Охранник предупредительно открыл перед ней дверь и омега почти что влетела внутрь, насколько кимоно позволяло быстро ходить, конечно. Цокнули гэта о пол, а взметнувшиеся было рукава опали обратно, когда Хана опустила руки, неторопливо подходя к стойке. После влажного уличного воздуха, который был наполнен ожиданием дождя (и когда погода успела испортиться?), сухой, воздух помещения чуть царапнул горло, а от обилия сильных и тяжелых запахов почти закружилась голова. Подавив желание чихнуть, брюнетка осторожно оперлась ладонью о стойку, во все глаза смотря на парочку по ту сторону.
Казалось, она попала в совершенно другой мир. Необычный, яркий, какой-то совсем незнакомый и чужой. И если девушка за стойкой выделялась разве что необычной покраской волос, то парень рядом… Хана моргнула, понимая, что нельзя так долго смотреть незнакомым людям в глаза. Но. У него были черные белки. Черные. Белки.
- Добрый день. – голос прозвучал тихо и нерешительно. По правде, Гуттенберг-младшая была совсем не готова к такому столкновению с неформальным движением, и сейчас дико растерялась, уже не считая затею такой удачной. – Мгм. Я бы хотела узнать, возможно ли договорить о встречи с Мураками-саном? – говорила омега неторопливо, словно стараясь растянуть время, чтобы получше рассмотреть необычного парня за стойкой, хоть и старалась делать это незаметно. Но какое там незаметно! Когда то и дело встречалась взглядом с этими странно-страшными красно-черными глазами, вызывающие мурашки по спине.
- Мне бы хотелось поговорить о современной культуре татуировок и ирезуми. – Гуттенберг-младшая не могла этого видеть, но охранник за спиной при последних слов девушки явно удивился, окинув девичью фигурку даже каким-то непонимающим взглядом. Но омеге было не до того. Стараясь рыже вдыхать цветочно-сладкий с горчинкой запах, она пыталась украдкой рассмотреть все «украшения» незнакомца, отмечая количество проколов и татуировок. Хотелось верить, что брюнет, увлеченно делающий наброски(?) на планшете не замечает все эти разглядывая и столь пристальный интерес к своей персоне.

Отредактировано Hana Guttenberg (3 января, 2016г. 08:20:59)

+5

3

Сказать честно, видок у Таро был так себе: темные волосы растрепаны, ворот рубашки порван, губа разбита, а под глазом зрел здоровый, желтый «фонарь». Кровь стекала к подбородку, очерчивая контур рта, почти художественно: как завершающий штрих, последний мазок на масляной картине. Стирая с губ бордовые капли краем рукава, натянутого к середине ладони, брюнет скривился – и оставил на своей щеке грубые, грязные разводы.

Аранея наблюдал за ним уже секунд десять, стоило только парню распахнуть дверь служебного входа и пересечь порог «курилки» студии – стрелки часов, расположенных на столешнице рядом, старательно отбивали каждое деление, отмеченное на циферблате. Наблюдал внимательно, настороженно и несколько удивленно, так, будто считал, что ему это привиделось: сначала медленно вскинул правую бровь, открыл рот, дабы что-то сказать, даже поднял руку для какого-то недоуменного жеста, но передумал, вместо того неодобрительно клацнув зубами, и молча сжал кулак, поставив подбородок на костяшки пальцев. Таро грузно повалился на свободный стул, оперевшись о край стола локтем. Наширо, до сих пор увлеченно надувающая жвачку, наконец подняла взгляд – и тут же лопнула фиолетовый пузырёк. Из них троих первым заговорил Акияма, нарушив тишину – не считая играющей на заднем плане музыки – севшим, прокуренным голосом:
– Вправить можешь?
Мураками еще мгновение помолчал, быстро подметив, а теперь пристально рассматривая живописно вывихнутый нос – не так сильно, но достаточно, чтобы для человека, привыкшего регулярно видеть это лицо в течение рабочей недели, дефект был очевиден.
– Зачем? Тебе идет греческий профиль.
– Давай без ехидства, – сдвинув брови, мрачно отозвался брюнет. – Так поможешь или нет? Ты же врач, в конце концов, клятва Гиппократа и все такое.
– У меня здесь не благотворительный центр, Таро-кун, – вздохнув, мужчина предпочел терпеливо напомнить непреложную истину, но с места, тем не менее, поднялся, принимаясь ощупывать переносицу пострадавшего. – Знать не хочу, как ты нарвался на неприятности и кто тебя на этот раз отметелил, – принимая во внимание телосложение и комплекцию, «отметелил» кого-то, скорее всего, сам Таро, но подробности случившегося интересовали его в последнюю очередь.

Стоит понимать, что представляло из себя определение «врач» среди якудза. Особенно среди тех, кто не мог похвастаться высоким статусом, с какими Мадара провел большую часть своего пребывания в нестройных рядах местной мафии. Врач – это любой человек, имеющий «медицинское или около того» образование. И не важно, травматолог ты, токсиколог, гинеколог или вообще студент второго курса прикладной детской психологии – на посту, значит, лечи. «Лечиться», впрочем, при желании можно было самостоятельно или с помощью совершенно любого «товарища по цеху» – опционально, да не суть. Поэтому движение руки альфы было отточенным, профессиональным, выверенным годами обширной практики, и от стен эхом отскочил глухой вскрик боли, поглотивший треск встающих на место хрящей.

– Вот и все. И не визжи, как целочка, – щелкнул языком, удовлетворенно осмотрев результат работы.
– Твою мать, Мураками, – раздраженно зашипел Таро, – мог бы и полегче.
– Мог бы? – удивился почти искренне, подавив насмешку, и выдержал недолгую паузу. – Так вот, Таро-кун, что ты думаешь насчет того, чтобы… – задумчиво протянул Аранея, склонив голову набок. – … Я сходил отлить, а ты – за это время вылетел отсюда, как пробка из бутылки, и не возвращался до тех пор, пока не избавишься от боевых отметин? – «От свидетельства собственного слабоумия», хотел сказать он, но вместо этого только изогнул губы в тактичной, сдержанной улыбке. – С твоей стороны, кстати, было бы разумно сподобиться сходить в «травму», – подхватив со стола планшет, направился к выходу, и перед тем, как закрыть за собой дверь, не прислушиваясь к тихому бормотанию, холодно бросил:
– Не благодари, просто проваливай.

Мадара был уверен, что в спину ему выразительно отставили фак. Проверять, будет ли выполнено условие, он не собирался – слишком давно знал Акияму, чтобы пререкаться и заниматься его перевоспитанием. Когда минут через пять он бесшумно вошел в холл студии и занял место за стойкой администратора, зажав в зубах колпачок ручки и лениво штрихуя замысловатую геометрическую абстракцию, Наоми – стройная брюнетка со сложной прической, одетая в матово блестящее фиолетовое юката, – многозначительно промолчала, деловито стуча по клавишам и притворяясь, будто не прислушивалась к последним обрывкам недавнего диалога, а до его появления – вовсе не раскладывала пасьянс.

Некоторое время спустя колокольчики над дверью мелодично зазвенели, впуская в помещение хрупкую фигурку юной омеги. С улицы приятно пахнуло осенней свежестью, наполнившей воздух перед дождем, однако первым и самым ярким, что Аранея услышал, был тягучий, нежный, медовый с кислинкой аромат – такой сладкий, притягательный и умиротворяющий, что на мгновение он застыл, завороженный и оцепеневший, встретившись со взглядом фиалковых глаз. Девочка заговорила робко, даже боязливо, и высокий звук ее голоса прогнал наваждение, заставив мужчину вернуться в реальность и обратить внимание на телохранителя у входа, изумленно дернув бровью.

– Ирезуми – это больно, долго и дорого, – он смотрел на нее с плохо скрытым любопытством, как на диковинку – и справедливо рассудил, что они квиты, поскольку точно так же она смотрела на него. – С несовершеннолетними не работаю, но поговорить – могу хоть сейчас, в зависимости от того, с какой целью интересуетесь, – произнес спокойно и уверенно, отложив ручку, и сцепил пальцы в замок, уложив руки перед собой на стойку, поверх планшета.
– Мадара Мураками, к вашим услугам, – иронично усмехнулся, сам не ожидая, насколько, вместе с тем, доброжелательными получатся интонации, и пренебрег традиционным поклоном, ограничившись вежливым кивком.
– Можно поинтересоваться, как вас зовут?

Отредактировано Madara Murakami (25 марта, 2016г. 06:44:14)

+5

4

Мужчина был жутким, а оттого что стоял совсем рядом – что там эта стойка! Ну разве достойная преграда? – и вовсе внушал ужас. Ну как, ужас. Впечатлительная Хана просто не могла подобрать другого слова, единожды столкнувшись с его невозможными глазами, сначала пытливо вглядываясь, стараясь понять, можно ли по такому взгляду хоть что-нибудь понять, а потом торопливо отворачиваясь, невольно проводя ладонью по руке, словно стараясь успокоить себя. И вздрагивая, сжимая пальцы на локте, когда брюнет подал голос.

- Мм. – Хана чуть качнулась в сторону, переступая с ноги  на ногу, опираясь уже обеими ладонями о стойку, лишь бы держать руки на виду, а не суетливо переплетать пальцы, да сминать ткань юкаты. Что с не такое, в конце-то концов. Нужно собраться с волей! Самыми кончиками плотно прижатых к друг другу пальцев Гуттенберг-младшая хлопнула по поверхности, и тут же вновь смутилась своего порыва.

- Ох, нет, что Вы! – омега совсем тихонько фыркнула, - Я не собираюсь делать что-то такого. Такого. – закусив щеку с внутренней стороны, ей отчего-то показалось, что ее слова могли прозвучать обидно и неуважительно, и брюнетка поспешила добавить, - Пусть и выглядит оно зачастую очень… впечатляюще. – подобрать подходящее слово было трудно и девушка не была до конца уверена, что сформулировала верно.

Подбирать слова было вообще сложно, тяжелый запах трех альф мешал сосредоточиться и давил на виски, отчего нестерпимо захотелось распахнуть дверь наружу, впуская свежий воздух, и чтобы облака поскорее пролились на землю дождем. Когда ладони мужчины легли совсем рядом – на ее взгляд совсем рядом, со стороны то дистанция была нормальная, – Хана сначала уткнулась взглядом в его длинные пальцы, разбирая татуировку и борясь с искусом потрогать кожу – а как оно наощупь? Использовав желание почесать кончик носа как предлог убрать свои ладони со стойки, Гуттенберг-младшая задумчиво перетерла прядь волос между большим и указательным пальцами, постепенно привыкая к запаху, не находя уже его таким уж тяжелым, а после с некоторым удивлением понимая, что и альф в помещении двое, девушка всего лишь бета. И это знание тоже помогло ей расслабиться, расправляя плечи, смотря чуть более уверенно и открыто.

- Мне бы хотелось написать об этом статью. – нет, ей самой ничего не хотелось. Но учительница попросила разобраться в том, что же такое татуировки, насколько они популярны, актуальны и что толкает людей на это. Хана же просто решила пойти чуточку дальше – кому нужно банальное и современное, когда существует целое древнее искусство? И вот перед ней как раз поставили вопрос – является ли чья-то прихоть раскрашивать кожу искусством.

- О. – удивление было явным, ничем не скрытым. Брюнетка даже нашла в себе смелость взглянуть в лицо мужчины, рассматривая черты, отметины и в самом конце – глаза. – Я представляла Вас несколько старше. – выпалила прежде чем успела подумать о том, что стоит ли вообще? Вдруг мужчина теперь разозлиться и укажет на дверь? Он же, вот он точно альфа! Хана взволнованно закусила губу, разглаживая свою юкату, смотря исподлобья. Но голос Мураками был мягок, лишен раздражение и, казалось бы, даже развеивая эту ауру жути вокруг него. Невольно, немного, но подкупая.

- Хана. – омега помедлила, делая глубокий вдох этого густого воздуха, в котором цветы мешались с дымом, оседая горечью на языке. – Хана Гуттенберг. Приятно познакомиться, Мураками-сан. – она поклонилась. Совсем чуть-чуть качнулась вперед, это можно было даже не заметить. Просто потому что по сути она и не должна была этого делать, хватило бы кивка. Просто из-за фамилии, из-за образа брата за спиной, который всегда возникал перед ее ли глазами, или глазами знающих правду людей.

Но Мадара был юн. Хана, то и дело всматриваясь в лицо мужчины, сочла его юным, пусть и понимала, на какие чудеса способна азиатская кровь. Вспомнить только одного ее отца. Сколько брюнету, стоящему перед ней? Больше двадцати определенно точно. Двадцать пять? Шесть? И он уже мастер? Это восхищало, не могло не восхищать, пусть Хана и совсем не понимала ничего в этом, но знала, что да, ирезуми это действительно долго и больно. И восхищение это ясно просматривалось в ее взгляде, стоило только мужчине поймать тот.

Отредактировано Hana Guttenberg (6 января, 2016г. 07:00:44)

+5

5

Аранея почти незаметно сощурился и задумчиво прикусил щеку с внутренней стороны. Значит, Хана Гуттенберг. Занятная ситуация. Не удержавшись, он украдкой скользнул взглядом по узким запястьям омеги, к тонкой шее и ниже, очерчивая в своем воображении изящный, скрытый под бело-розовой тканью юката силуэт: такая милая, маленькая, хрупкая, замершая в обрамлении зеленоватого полумрака студии, гостья смотрелась здесь совершенно не к месту – и в этом заключалось ее безусловное, светлое очарование.

У него не было особого желания тратить время на проведение экскурсии ради написания статьи в школьную газету, тем более – сейчас, в век информационных технологий, когда для удовлетворения праздного любопытства и выполнения учебных заданий существовала такая вещь, как интернет. Кому-то другому, вероятно, он вежливо указал бы на выход, не утруждаясь дать толковую аргументацию, – все-таки, не для того положил почти двадцать лет жизни, чтобы теперь оправдываться перед малолетками, – но выставить за дверь эту девушку не мог, даже если бы захотел. Не столько из-за имени, – и не из-за тени ее небезызвестного старшего брата, казалось, и впрямь мелькнувшей за плечом, стоило заметить семейное сходство черт лица, – сколько из-за необъяснимой симпатии, вызванной ее пряным, теплым, удивительно вкусным запахом.

– Взаимно, мисс Гуттенберг, – после недолгого замешательства произнес Мураками, однако ничем себя не выдал, напротив, уже не усмехаясь, а изогнув уголки губ в приятной, доверительной полуулыбке. Он коротко, легко втянул носом воздух – и готов был в голос ругнуться от досады, проклиная и телохранителя, и духи с феромонами, которые использовала Наоми. Не то, чтобы это вызвало в нем такое уж рьяное стремление пересмотреть свои планы на вечер в пользу общения с юной особой, но не воспользоваться ситуацией, дабы остаться с ней наедине, стало бы кощунством. – В таком случае, химэ-сама, поднимемся в мастерскую? Посмотрим, чем я могу вам помочь.

Дождавшись утвердительного жеста, он перехватил планшет, повернулся и сделал шаг в сторону, проводя кончиками пальцев по гладкой поверхности стойки, и тут же остановился, мысленно взвешивая, насколько удачна пришедшая на ум идея.

– Наоми, – обратился к управляющей, и та вопросительно вскинула на него взгляд. – Будь добра, минут через пять-десять попроси Наширо подойти к нам. Если она не будет против помочь и продемонстрировать ирезуми на наглядном примере, разумеется.

– Заметано, – широко улыбнулась брюнетка, кокетливо подмигнув Хане, заговорщически зашептав, – не дайте ему заговорить вам зубы, маленькая мисс! – И махнула черным с золотистой росписью веером, театрально прикрыв нижнюю половину лица, тут же разрушив своим звонким веселым голосом тонкую пелену «официального» настроя. Аранея вздохнул, картинно, но беззлобно возведя глаза к потолку, и не смог сдержать сорвавшегося с губ смешка, молча направляясь к ведущей на второй этаж лестнице.

С точки зрения более меркантильной, не оглядываясь на промелькнувший личный интерес, визит сестры Гуттенберга объективно не представлял для него ровным счетом никаких материальных перспектив, однако… Здесь срабатывало то ли вышеупомянутое губительное любопытство, то ли азарт на грани шаткого «уважения» к иерархической пирамиде, которое у Аранеи присутствовало скорее как голое, чисто логическое понимание того, каким образом устроена система, нежели полноценное – здесь подошла бы формулировка «зачаточное» – чувство. Иными словами, ему очень захотелось прикоснуться к «части правящей семьи» – и, будь на то воля случая, сделать это «прикосновение» достаточно значимым, чтобы впечатлить ее. Будем честными, ясно отражающееся в глубине сиреневых глаз уважение ему явно льстило. Инструменты имелись. В остальном – дело вкуса.

Попросив телохранителя остаться за дверью – имени не упомнить, но в лицо они друг друга знали, и переживать за сохранность Ханы в обществе «доверенного лица» босса клана не приходилось, – Мадара пропустил девушку в помещение первой, наконец, сумев свободно вздохнуть. Запах другого альфы в непосредственной близости вовсе не действовал на нервы, но, все-таки, изрядно докучал.

– Присаживайтесь, куда вам удобно, – разогнув руку в локте, он указал ладонью на пустующие места у рабочих столов, расположенных рядом, украшенных неприметным «творческим беспорядком» раскиданных по ним эскизов. Впрочем, несмотря на это, обстановку можно было считать достаточно аккуратной. Сама мастерская занимала целый этаж, не имела ни одной внутренней перегородки (при нечасто возникающей необходимости их заменяли ширмы), отлично освещалась из панорамного окна и делила пространство с фото-студией.

– С чего вы собираетесь начать свою статью, химэ-сама? – Спросил ради поддержания диалога, решив, что прояви он инициативу – и омеге, и без того смущенной, станет проще. Мураками бегло осмотрел одну из занимающих стену картин прежде, чем вновь обратиться к собеседнице, мягко и ненавязчиво. – Может, есть какие-либо конкретные вопросы?

Отредактировано Madara Murakami (9 января, 2016г. 00:33:41)

+5

6

Сладкий запах, все отчетливее проявляющийся в воздухе, словно опутывал широкими лентами, кружа голову. Пока еще не критично, но уже не то расслабляя, не то дурманя. Или ей самой хотелось расслабиться в присутствии такого человека? Хана легонько тряхнула головой, отчего пара прядей выбилась из прически, спадая на плечи и грудь. Нет, глупости все это. Не сдался ей этот альфа, он просто странный, вот и привлекает чуть больше внимания, чем обычно.

Накручивая локон на указательный палец, Гуттенберг-младшая не могла внятно объяснить, куда же ушел тот страх, что сковал ее при первом взгляде на Мураками. Его растворил этот запах? Нет, он как раз таки наоборот внушал беспокойство своей тяжестью, насыщенностью. Цветочные ноты в нем виделись спасеньем, глотком свежего воздуха… И оказывались миражом, подобно яду, вдыхая который, все сильнее погружаешься.

Возможно все дело было в мимолетной улыбке? Такой легкой, мягкой. Не улыбнуться в ответ было невозможно, и Хана приподняла уголки губ, выглядя немного смущенной. Двинувшись следом, неосознанно копируя скольжение руки по стойке, брюнетка не была готова к тому, что мужчина остановится и их пальцы соприкоснуться. Омега тихонько ойкнула, не одёргивая ладонь сразу, а с каким-то жутко жадным интересом проводя пальцами по татуировкам вдоль костяшек и после отходя немного в сторону, смотря куда угодно, но не на Мураками. Ей было немного неловко, но извиняться не хотелось, не из-за случайности же!

Наоми легко и непринужденно разбила эту атмосферу, привнося в нее облегчение и звонкие, веселые фразы. И Хана позволила себе если не рассмеяться, то улыбнуться свободнее и шире, кивая, мол, все понятно, не дадим! Но это, конечно, произойдет вряд ли. Омега наоборот боялась, что мужчине и не захочется слова лишнего добавлять, какое тут заговаривать. Она ведь пришла без предупреждения, навязала свою просьбу и компанию, пусть никто и слова не сказал против. Школьницу вновь кольнуло чувство вины и она тихонько вздохнула, посмотрев себе под ноги.

Хотелось спросить, что за Наширо? И заверить, что ей хватит и его слов, фотографий, но.. Нет, не хватит. Возможность посмотреть вживую? Ками, да у нее от одной этой возможности уже повышается адреналин в крови. Гуттенберг-младшая видела контур татуировки у брата на спине, уже сейчас выглядящей живым. Но что-то законченное? Прямо перед глазами? А вдруг и прикоснуться можно будет? Хана провела кончиком языка от одного уголка губ к другому, моля ками о том, чтобы носитель татуировки был не против. Но неужели у самого Мадары нет ирезуми на теле?  Хана нахмурилась, ругаясь мысленно. Нет, нет, как о таком можно думать. Да что там – думать, представлять, что за татуировки скрыты под длинными рукавами и как далеко идут – вот что было хуже всего, заставляя краснеть!

- Благодарю. – скользнув внутрь, девушка огляделась, рассматривая интерьер во всех глаза и с любопытством подходя к ярким тумбочкам, оглядываясь на мужчину, словно получая молчаливое разрешение, и с предельной осторожностью перебирая ручки, карандаши, инструменты, рассматривая. Прохладный воздух помещения проникал в легкие, выветривая забившие нос компоненты чужих запахов. – Что тут из Ваших работ? – не могла не спросить, видя такое богатство эскизов и фотографий на стенах. Ей же простят такое личное любопытство?

Остановившись у стеллажа с альбомами и книгами, Хана посмотрела на альфу через плечо, только сейчас обращая внимание на то, что они остались наедине, и как-то растерянно потирая большим пальцем указательный. Выходило, представленный диаспорой телохранитель доверял Мадаре и это… В общем-то это было предсказуемо. Но брат, о, Анкель наверняка не обрадовался бы тому, что его милая сестра общается с кем-то из мафии. Один на один. А уж что бы сказал отец! Вот интересно, а действительно, что? Хмыкнув, прикрыв глаза, поглаживая ладонью корешки книг, омега решила не думать об этом, считая, что такие люди для нее как раз-таки наиболее безопасны.

- Почему ирезуми, Мураками-сан? – она повернулась полностью, смотря на него через стол и чувствуя, как сильный альфийский запах постепенно заполняет помещение, на этот раз не имея никаких чужих примесей, смягчающих компонентов. Пока не столь сильно, но горькая сладость отчетливо витает в воздухе.

Мысль держать за столом или еще какой преградой казалось удачной, особенно теперь, когда мужчина, внешне мягкий, безопасный, даже не такой высокий!, так сильно влияет своим запахом. Может, ей стоит потом попросить открыть окно?

+5

7

Кто же знал, что у герра Гуттенберга такая прелестная сестра? А как пахнет – сказка, никакой отрезвляющей раскаленной стали, только сладость и легкая, манящая цитрусовая нотка. Неудивительно, ее держали подальше от прессы и любопытных глаз. Сколько ей лет, этой девчонке? Четырнадцать? Пятнадцать, вроде того? Мадаре стоило определенных усилий сдержать смех, вновь окинув ее взглядом с ног до головы. Кимоно Хане определенно шло, как и прическа со случайно выбившимися прядками – это придавало образу еще большую легкость, даже наивность.

– Все альбомы в этом стеллаже, на который вы смотрите. Внизу более ранние, наверху – последние. Наверное, – он чуть нахмурил брови, пытаясь вспомнить, как давно наводил порядок во всем этом безобразии. – Впрочем, они должны быть подписаны, выбирайте любой. Здесь нет цифровых работ. Если будет интересно, могу показать позже, или дать ссылку на галерею, – и махнул рукой, не желая сейчас об этом задумываться. – Мой стол – справа, у той стены, и картины на ней тоже моего авторства, – показал себе за спину, – а эти эскизы… Знаете, здесь полный хаос. Прибрался бы, если бы знал, что кто-то придет.

Пока девушка осматривалась и перебирала многочисленные инструменты, Аранея, будто в подтверждение сказанного, вытянул из зажима лист с абстракцией, оставив его вместе с планшетом на первой попавшейся горизонтальной поверхности. Какая разница? Все равно потом разберет и отсортирует, коли на то появится необходимость. Рассеянно проведя пальцами по виску, он заправил волосы за ухо, в пару шагов пересек помещение, вывел компьютер из спящего режима и подключил динамики: музыка с первого этажа здесь не была слышна, а полная тишина скорее создавала ощущение пустоты, чем успокаивала.

Заиграла инструменталка: тихо, «фоновым шумом». Мураками постарался выбрать нейтральный плейлист, дабы не навязывать свои вкусы и не отвлекаться от разговора. Вопрос брюнетки же ненадолго загнал его в тупик, заставив промотать в памяти «киноленту» своей биографии. Всего ей рассказывать, разумеется, не следовало, но краткая версия выглядела вполне себе цивильной.

– Наставник взял меня в подмастерья, когда мне было двенадцать, – выдержав паузу, начал альфа, занял одно из свободных кресел и закинул левую щиколотку на колено. – Знаете, как все обычно происходит: поначалу учеба была скорее необычным способом применить свой талант, но стоило увидеть, как работает мастер – и достижение высшего уровня превратилось в цель. Ирезуми, как правило, славится «подвижностью», игрой красок, которых невозможно достичь в современной татуировке, и, конечно, сюжетами. Это что-то более значимое, чем просто картины, поскольку является частью многовековой культуры, истории и традиций.

«Падшей», хотелось добавить. Припоминая косые взгляды в сторону «гайдзина», которыми его награждали по сей день, Аранея даже близко не испытывал такого уважения, о котором говорил, словно читал по учебнику – но девочка пишет статью, и ей нужны факты, а не его опыт столкновения с расовой дискриминацией, срубившей любовь к «своему народу» на корню. О нем он принципиально стал бы говорить в последнюю очередь – не то, что малознакомому, даже близкому человеку. К делу – отношения не имеет, да и интересовало сейчас меньше всего.

– Может показаться, что все то же самое применимо к классической живописи, но я выбрал это искусство потому, что оно ярко иллюстрирует: человек, по своей сути, орнаментален. Кем бы он ни был, весь этот микрокосмос – обтянут кожей. И кожа – его граница. Мы различаем друг друга, оцениваем и обесцениваем – сугубо внутри орнамента. – еще одна усмешка и пауза. – Воспринимайте, как хотите – это взгляд художника. Проще все-таки увидеть – возможно, поймете, что я пытаюсь объяснить. Показал бы на себе, но… – поднял рукав кардигана, оголив предплечье, и вытянул руку, – пусть набито тем же «ручным» методом, у меня немного не то, что нужно.

Не спеша отводить взгляд в сторону – у него была совершенно неприятная привычка смотреть собеседнику прямо в глаза – расположившись на приемлемом, однако достаточно близком расстоянии, он спокойно, ровно дышал медовым ароматом Ханы. Быстро распознав в верхних нотах лайм и корицу – на первый взгляд, ничего особенного, - Мадара сейчас сознательно тянул время красивыми речами, словно старался распробовать запах маленькими, терпеливыми глотками воздуха.

Медленный вдох. Он едва сдержался от того, чтобы не облизнуть губы кончиком языка, прислушиваясь к ощущениям. Что-то в ней было такое – неуловимое, но сильнодействующее. Чертовски.

Отредактировано Madara Murakami (7 января, 2016г. 16:16:20)

+5

8

Кивнув, поворачиваясь обратно к стеллажу, брюнетка наугад вытянула первый из тех, что располагались на уровне ее глаз, раскрывая на середине. Последующие слова мужчины прошли по краю сознания, принимаясь во внимание, но не вызывая реакции. Хана внимательно вглядывалась в эскизы перед глазами, неторопливо листая страницы. А ведь это только один альбом из многих! Повернувшись, смотря на Мураками поверх книги, омега сощурилась, будучи не в силах представить, что же за фантазия у такого человека, способного создавать многочисленные, необычные орнаменты и фигуры.

«И вправду талантлив.»

Не потому что она не разбирается в искусстве, а как раз потому что основы понимает, просто сама не способна нарисовать что-то выходящее за рамки точных чертежей и смешных, детских фигурок людей и животных. Они с отцом часто посещали выставки современного и классического искусства, так что в какой-то мере глаз у Ханы был наметан. Но Мадара… Мадара оказался особым случаем, как и люди, работающие с ним, рисующие совсем в другом стиле.

- Хм. – взяв альбом под мышку, омега обошла стол, подходя к картинам на стене и всматриваясь. – Действительно прибрались бы? – звучало отчего-то лукаво и дерзко, и школьница порадовалась, что мастер в данный момент может видеть только ее спину, впрочем голосу хватало выразительности. – Всем творческим личностям свойственен такой хаос, разве нет? – и картины его – необычны, наполнены невидимыми издалека деталями, при ближнем рассмотрении оживляющими полотно. Небесные, космические мотивы.. О чем он думал, когда писал их? – Когда все разложено по полочкам, выглядит так строго.. и скучно, разве нет?

Повернувшись, вытаскивая из сумочки телефон, Хана поставила диктофон на запись, чтобы если забудет что-то в порыве эмоций, то уж электронный носитель напомнит. А забыть девушка могла. Особенно сейчас, когда мужчина вдруг оказался совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки.
Сердце ухнуло в пятки, когда она подумала, что все-таки разозлила Мураками каким-то неосторожным словом, но нет, он просто включал компьютер, чтобы запустить плейлист,  и Хана украдкой вздохнула, чувствуя усилившийся запах. Сейчас, когда он был так рядом, ей ясно чувствовалось, что за всей этой сладостью, тяжестью, скрывается что-то свежее, но что?

- Уже тогда считали себя талантливым? – она улыбнулась легонько, опираясь бедром о край стола и смотря на мужчину, прижав альбом к груди, как способ защиты.. от чего-то. Может, от его взгляда? Силы? Ей всегда казалась забавной эта альфийская самоуверенность, как легко им верить в себя и не сомневаться, даже не знать, что это такое – мучиться, гонять внутри черепной коробки мысли и так и не находить ответ. – Но найти себя в столь раннем возрасте… Это здорово. – ясная, теплая улыбка и взгляд в сторону картин. Гуттенберг-младшая не знала, чем такие ответы могут помочь в статье, почему она вместо общих вопросов, все сводит к личному, не к культуре в целом, а к его мнению, его прошлому.
Просто так сильно хотелось узнать, чем же живут такие люди, как Мадара! Для нее это совершенно другой мир.

Тихие инструментальные мотивы развеивали то немногое напряжение, что еще иногда проскакивало, стоило повиснуть паузе или когда мужчина всего лишь менял позу, а Хана уже ожидала какого-то подвоха. Музыка это смывала, а уж когда послышались знакомые композиции, брюнетка вновь посмотрела на альфу, встречаясь с ним взглядом.
- А я тоже такое слушаю. – ляпнула зачем-то, чтобы хоть как-то вырваться из плена черно-красных глаз, тут же отворачивая лицо. Разве можно вообще так долго смотреть в глаза! Вот только Гуттенберг-младшая сомневалась в том, что это действительно было долго, а не что время просто растянуло.

- Мне и интересен взгляд художника. – закусив губу, осторожно подходя ближе, чтобы рассмотреть руку, Хана старалась дышать через раз. Это было все равно что проходить через плотный туман, тяжелый и даже жаркий. – Узнать, как Вы видите мир, как воспринимаете то, чем занимаетесь, что это значит для Вас. – отвечая неторопливо, омега остановилась совсем рядом, вытягивая свободную руку, чуть оттягивая назад рукав кимоно, открывая запястья. – И что же Вы вкладываете в свой орнамент? – она снова попалась в ловушку его взгляда, обводя пальцами по контуру татуировок, но не касаясь кожи, пусть до того и оставалось каких-то жалких пару сантиметров.

Дойдя до сгиба локтя, Хана прикрыла глаза, успокаивая дыхание и стук сердца, казалось звучащий в собственных ушах куда сильнее музыки. Нельзя было подходить так близко, не стоило так вытягивать руку, почти касаясь его кожи, и уж тем более лишним было смотреть в глаза в ответ! Облизнув пересохшие губы, брюнетка шагнула назад, прижимая руку к груди, с трудом переводя взгляд в сторону.

Душная сладость воздуха отступила. Точнее, омега смогла наконец понять, что же за ней прячется и теперь из выдоха во вздох цеплялась за цветочный компонент – орхидеи так непохожие на запах Вивиан.
Эти цветы, известные также как орхидеи самурая, росли у них в поместье, зацветали только ночью, оживляя прохладный ночной воздух своим насыщенным ароматом. Ярким, тоже сладким, но все же немного свежим, не так дурманящим.

«Фууран, значит.»

Новый вдох, глубокий, полной грудью, чтобы вновь почувствовать цветочный компонент, понимая, что нет, все же дурманит.

«Ох, Ками.»

Отредактировано Hana Guttenberg (8 января, 2016г. 04:26:15)

+4

9

Идея остаться наедине сразу перестала казаться удачной, стоило только девушке приблизиться и потянуться за прикосновением: ощущения, испытываемые им от ее запаха, стали похожи на туман, гипнотическое наваждение. Собравшись, стараясь не выдать пристального внимания к рукам Ханы, почти чувствуя их тепло, Аранея напряженно замер, слушая, глубоко вдыхая горьковато-сладкий коричный запах, тонущий в невидимом и тягучем, сгустившем воздух медовом мареве.

На мгновение брюнет подумал, что еще немного, и он совсем в нем растворится – поймает ее за руку, проведет носом по запястью, коснется языком бледной кожи, и все докучливые правила приличия и иерархические принципы полетят к чертям. Запечатлевшись перед глазами художника колоритным образом, спонтанное желание не поддавалось никакому логическому объяснению – мелькнуло на уровне инстинктов, обострившихся и отступивших, когда Хана сделала шаг назад. Легкие неприятно кольнуло, обожгло изнутри. И только сейчас он понял, насколько же она – буквально – вскружила ему голову.

Повисла краткая, неловкая и полная мягкого недоумения пауза. Мураками потребовалось несколько секунд, дабы взять себя в руки и обрести уверенность в том, что интонации не выдадут его так же предательски, как только что выдали ее: ставший тише, голос иллюстрировал ситуацию даже лучше, чем потерянный вид и яркий фиалковый взгляд, в котором ее эмоции отразились, словно он смотрел в воду темного, чистого озера.

– Мир я вижу точно так же, как любой другой человек, химэ-сама, – произнес на выдохе, спокойно и вкрадчиво, в точности подстраиваясь под плавный, неспешный темп речи Ханы. – И к своей деятельности подхожу, в первую очередь, с ответственностью, поскольку рисунок останется на теле человека навсегда, – прозвучало уже тверже, возвращая реальность на круги своя. Мадара покосился на включенный диктофон, расслабив сжатые на предплечье пальцы, и опустил рукав. – Здесь есть одна специфическая особенность, касающаяся исполнения: заказчик не выбирает картину, мастер сам договаривается о том, что хочет изобразить. И люди, которые ко мне приходят – они идут именно за моей работой, моим видением и стилем письма. Несмотря на соблюдение общих канонов и традиций, каждый художник индивидуален. С этим искусством большей частью связана вся моя жизнь – попробуйте представить, что оно для меня значит.

Выдерживать формальный тон, не сбиваясь, не вторя этим странным, едва слышным ноткам, давалось на удивление трудно. «В чем дело, Мураками? Впервые в жизни омегу учуял?» – Одернул себя альфа, откинувшись на спинку кресла. Пришлось дважды вспомнить о том, что как бы ему ни «вело» голову, как бы ни путались мысли – в первую очередь следовало думать, и только потом – делать, не оглядываясь на рефлексы и проклятые феромоны. Разговор приобретал двойственные оттенки – слишком пространным остался последний вопрос, сбивая с толку, вынудив задуматься, нет ли в нем какого-либо подтекста. Судя по взгляду девушки и ее поведению – да, определенно есть. Но вместе с тем – это было неуместно, пусть под ложечкой и защемило желание ответить так же – тонким намеком выяснить, ощущает ли она что-либо похожее.

– Мои татуировки, пусть и не относятся к ирезуми, сделаны рукой Ватанабэ-сэнсэя. Что именно он пытался мне сказать, я так и не разгадал, – Аранея пожал плечами, отводя глаза в сторону, словно бы пытался что-то вспомнить – отвлечься, переключить внимание на что угодно, лишь бы не думать о витающем воздухе притягательном аромате. Хане он соврал, не раздумывая: разумеется, на самом деле знал, что означали черные замысловатые узоры тату. Они означали – «проваливай отсюда и живи свободно». Без «клейма» якудза, без особых трудностей и отпечатка теней прошлого. Казалось бы, нужно следовать разумным советам, но… Очевидно, Мураками так не считал. – Это интересует вас лично или действительно поможет в написании статьи?

От комментария он так и не удержался, подобрав вполне нейтральную фразу. Между тем, Наширо появилась как нельзя вовремя: тихо открыла дверь и не вошла – впорхнула в помещение, врываясь солоноватым, свежим, мягким порывом морского бриза. Мадара тут же немного протрезвел, даже почувствовав некоторое облегчение.

– Мураками-сан, – прошелестела девушка, посмотрев сначала на него, потом – на гостью, и сцепила пальцы на краях длинных рукавов, когда на нее обратили внимание, тут же сбившись на унилингву. – Асано-сан сказала, я могу помочь. Здравствуйте, мисс…

– Мисс Хана Гуттенберг, – пояснил он, заметив ее замешательство. Наоми наверняка не утрудилась назвать имя пришедшей. – Позвольте представить – Наширо Игараси, одна из местных тату-мастеров, прекрасная художница, – улыбнулся заискивающе, поймав на себе смущенный, укорительный взгляд скрестившей руки на груди блондинки. – Эскизы акварелью, к слову, принадлежат ей, – альфа поднялся с места, выпрямив спину. – И я надеялся, что она не будет против демонстрации завершенной работы.

– Рада знакомству, – заправив за ухо белоснежную прядь, Наширо неловко улыбнулась, поклонившись. – Я… – замялась, глянув на мастера, будто ища поддержки, и тот ободряюще кивнул ей. – Да, мне не сложно.

– Прошу, – сопроводив фразу простым удовлетворительным жестом, и показав, мол – «сейчас вернусь», он отошел к окну и настежь раздвинул створки. На руку тут же упало несколько капель начавшегося дождя, а прохладный, сырой вечерний воздух пощекотал кожу, прогоняя растягивающую последние минуты сладкую, пьянящую медовую пелену. Смахнув воду с тыльной стороны ладони и на секунду задержав взгляд на улице, Аранея развернулся и шагнул обратно, к столам, на этот раз предусмотрительно встав поодаль от Ханы. Захотелось курить.

Отредактировано Madara Murakami (17 января, 2016г. 18:20:31)

+4

10

Она слушала, но не слышала. Чем больше мужчина говорил, сопровождая слова взглядом в глаза Ханы, тем больше девушка теряла концентрацию, испуганно-смущенно смотря в ответ. Вглядывалась в ярко-красную радужку, находя там не причину бояться, а только спокойствие. Красные глаза смотрели уверенно, мягко. И эта мягкость была страшнее любых опасений и предположений, потому что манила, манила подойти ближе, довериться и окончательно пропасть.

- Да, я слышала что-то о том, что мастер сам решает насчет сюжета тату и даже. – она запнулась, хмуря брови. – Даже подписывает работы? Это действительно не назовешь простым шаблонным тату, скорее ближе к написанию уникальной картины, пусть, - Хана обвела рукой стойки с альбомами, - Пусть у Вас и есть столько вариантов более современных работ.

Омега и сама не понимала, что говорит. Мысли казались такими глупыми, слова – банальными и совсем не стоящими внимания человека, который серьезно рассказывает о деле своей жизни. А она!.. Подумать только, она размышляет о выражении его глаз. Мураками наконец отводит взгляд, и девушка делает еще шаг назад, отходя спиной к стеллажам, чтобы избавиться от лишнего искуса, да понадеяться на то, что ей все это кажется, что она выдумывает себе то, чего быть не может.

Взрослый, состоявшийся мужчина смотрит на нее с интересом? Ха! На школьницу? Три ха-ха! Хана отворачивает лицо, закусив щеку с внутренней стороны. Теперь ей кажется, что Мадара просто издевается. Этой своей фразой про «попробуйте представить». Как? Ну как ей представить что-то такое? Когда собственная душа мечется в поисках, а будущее определено только лишь частично. Разве можно сравнивать что-то такое? Новый, быстрый взгляд в ярко-красные глаза и всколыхнувшаяся волна раздражения растворяется, поглощается не исчезнувшей мягкостью.

«Значит, не показалось.»

Гуттенберг-младшая считает, что поступает неразумно – не столь из-за правил этикета и «ну кто же так пялится то, а!», сколько из-за всего того разнообразия эмоций, надежно спрятанных на глубине чужого взора. Из-за всего этого собственное поведение уже не кажется настолько глупым, пусть и продолжает вызывать сомнения в адекватности.

- Это интересует меня лично. – отвечает прямо, быстро, сжимая в руках альбом. О статье – не единой мысли, более того, все это вдруг стало казаться личным, что захотелось продолжить эту встречу лишь для себя самой, а для учителей после написать что-то вполне себе ординарное, не заслуживающее внимания. Потому что и ей этого внимания не хотелось, обсуждать потом работу более подробно, рассказывая о своем мнении не хотелось. Просто не хотелось… лгать, прикрываясь безликими словами о том, что да, такое искусство не может не вызвать восхищения. Ведь это чувство вызывает вовсе не наследие древней родины, а один конкретный человек. И делиться мыслями о нем… тоже не хотелось.

Распахнувшаяся дверь, казалось, стала спасением, когда брюнетка вот-вот собиралась еще что-нибудь ляпнуть, такое же бездумное, неуместное, но наполненное всеми этими противоречивыми чувствами, когда подойти и понять – и хочется, и колется.
Шумно, почти жадно вдыхая морской аромат, Хана поняла – все из-за запаха Мадары, душный и давящий компонент, отдаленно напоминающий мак, действительно мог задурманить разум, мешая трезво мыслить.

– Взаимно, Игараси-сан. – Гуттенберг-младшая рассматривает омегу с любопытством, сравнивая реальность с образом в голове, который, как оказалось, совсем не подходил. Наширо оказалась очень светлой, какой-то даже воздушной. – Вы прекрасный художник. – брюнетка говорила это честно, уже успев заметить пару нежных работ, совсем не представляя, как что-то такое можно перенести на кожу.

Проводив Мураками взглядом, Хана неосознанно подошла поближе к девушке, чтобы четче чувствовать спасительный морской бриз, успокаивающий, выветривающий весь дурман. Когда в помещение ворвался холодный воздух, омега сначала вздрогнула, а потом поежилась от пробежавших по спине мурашек. Погода портилась, но и это сейчас было на благо, – помещение быстро проветрилось.

Наширо же тем временем сняла кардиган, вешая тот на спинку кресла, и неторопливо расстегивала пуговицы рубашки. Тихо, словно немного неуверенно, словно оттягивая момент. И Хане вдруг стало неловко за все это, что захотелось взять эти тонкие, бледные ладони в свои и сказать «все хорошо, Вам незачем этого делать». Но Хана, ведомая своим эгоистичным любопытством, углядев в омеге возможность отвлечься от мастера ирезуми, молчала, кусая губы и избегая взглядов в сторону брюнета, да и он отчего-то решил отсесть подальше. Мысль о том, что как его запах влияет на нее, так и ее может лишить покоя, в голову совсем не пришла, конечно же.

Но и Мураками отошел на второй план, стоило лишь девушке снять рубашку, вешая ее к тому же кардигану. Из груди Ханы вырвался тихий вздох, а глаза распахнулись еще шире, словно стремясь в мельчайших подробностях рассмотреть узоры на спине.
– Можно? – она шепчет, тихо, завороженно, уже протягивая руку. В ответ такое же тихое «да», а нежная кожа под пальцами покрывается сетью мурашек. Еще шаг ближе, чувствуя, как щекочет нос морской бриз вперемешку с запахом дождя и отстраненно отмечая, что сладости орхидей ей уже не хватает.

Водя кончиками пальцев по коже, Гуттенберг-младшая не представляла весь объем работы, который пришлось сделать Мураками, не представляла процесс, не представляла чувства Наширо. Перед ней была законченная, великолепная работа и юная омега осталась без слов. Понимала, что никакую статью об этом уже не напишет, слишком сильные эмоции, она даже не представляет, какие слова тут можно подобрать, и как потом уместить это в сухой текст!

- Потрясающе. – выдохнула, отстраняясь, и с долей неловкости накидывая на плечи блондинки рубашку. Игараси-сан, простите мне мое навязчивое и столь пристальное любопытство, надеюсь, это Вас не обидело. – кивнув с улыбкой, Хана впервые сознательно смотрит в глаза Мадаре и отступает от омеги.

- Спасибо. – склонив голову, Хана после небольшой паузы кланяется сама, глубоко, уважительно, стремясь не только обескураженным и полным восторга взглядом выразить то, насколько же ее впечатлило показанное. И юношеский ее максимализм и наивность даже не позволяют задуматься о том, почему Наширо сделала себе татуировки охватывающие не только спину, а все тело, не позволяет даже представить ту боль, которая ее терзала. Морская девушка выглядит так легко и спокойно, что думать о чем-то плохом невозможно и яркие, светлые эмоции Ханы не найдя препятствий захлестывают ее с головой.

Новый мир оказался сложен, странен, но невероятно-прекрасен своей необычной красотой.

Отредактировано Hana Guttenberg (9 января, 2016г. 10:36:39)

+4

11

Бумага отозвалась тихим шелестом, когда шум дождя усилился и осенний ветер проник в помещение, раскидав и без того беспорядочно перемешанные эскизы на столах, запутавшись в ароматах – и еще больше путая их между собой. Мураками придержал чуть не упавший на пол лист бумаги, мысленно с неудовольствием отметив, что последняя неделя выдалась слишком «летней» для сентября: несмотря на дождливую прохладу, воздух все еще оставался теплым. Разум постепенно начал проясняться, будто лениво освобождаясь от липкой пленки, когда феромоны омеги, все еще дразняще щекочущие нос, перестали так сильно ударять в голову.

Дабы занять руки, все еще не избавившись от частицы этого отрешенного состояния, брюнет принялся неспешно собирать эскизы – по крайней мере начать сгребать их в одну точку, чтобы потом в пару легких движений сложить в ровную стопочку. Хаос, все-таки, скучен ровно до того момента, пока сам не перестаешь в нем ориентироваться. Наширо стянула верхнюю одежду, выпрямила спину и обняла себя за плечи, неловко отвернувшись в сторону, когда заметила беглый взгляд Аранеи, остановившийся на точке под ямочкой тонких ключиц. Под ключицами был каллиграфически выведен иероглифический камон – эмблема клана. Хана, увлеченная композицией на спине и руках, не могла его видеть. Но видел альфа.

Эту девушку он встретил три года тому назад: уставшую, со стылым молочным взглядом, в сопровождении отца, чинно устроившего ладонь на узком плече, настаивающего «клеймить» дочь традиционной символикой. Наширо не говорила ничего, кроме того, что ей велели – но явно попросту покорно согласилась, смирившись с неизбежностью, не в силах противостоять давлению со стороны. Мадара тогда был достаточно проницателен, чтобы понять это, а сейчас мог с уверенностью сказать, что татуировка на ее теле, протянувшаяся от запястий, по груди и бедрам, до лодыжек – лучшая из его картин. И пусть ему было, по большому счету, все равно, на каком «полотне» работать, но «колоть» человека, того не желающего – не приносило никакого удовольствия (тем более, что случай значился не первым в практике). Поэтому он подошел к вопросу с исконно альфийским упорством, со всей щепетильной осторожностью, на какую был способен, решив, что глядя на себя в зеркало позже – беловолосая не должна испытывать неприятия. По крайней мере – не из-за самого рисунка.

Мураками наносил чернила терпеливо и аккуратно: до мельчайших чешуек извивающегося по спине дракона, до плавно переливающихся оттенков бушующих волн, до танцующих в их завихрениях карпов кои; он оставил на ее коже цветы сакуры, потерянные в переплетении пузырьков пены морской воды, очень тонко и изящно изобразив каждую деталь, до которой мог дотянуться в своем воображении. Он никогда не спрашивал прямо, устраивает ли ее результат. Но она была обессиливающе прекрасна – для того, кто мог оценить эту красоту, – и смотрела на него, на художника, с какой-то светлой, болезненной благодарностью – благодарностью за то, что не проявил безразличия и сделал для нее все, что мог.

После слов Ханы девушка снова поежилась, недолго помедлив прежде, чем спешно вдеть руки в рукава и начать застегивать рубашку. Пролепетала что-то смешанное, смущенное, растерянное, выглядя удивленной и даже польщенной, тут же порозовев. Аранея растерялся едва ли не больше – ответил медленным, сдержанным кивком, переглянувшись со своей подопечной – и та так же спокойно, но мило, легко и с теплотой улыбнулась.

– Не стоит, – наконец отозвался он, опоздав с ответом на пару секунд. – Вы впечатлены? – По губам зазмеилась усмешка – пожалуй, в ней можно было проследить тень самодовольства, тут же исчезнувшую под выразительным взглядом «модели», которая, кажется, начала улавливать, в чем тут дело; скрыв рисунок под одеждой, она вновь стала выглядеть белоснежной, будто кукольной. – Игараси-кун, можешь идти. Спасибо, – кивнул снова, стукнул вертикально собранными бумагами по поверхности стола, и отодвинул на его край ровную стопку.

– Я задержусь здесь еще на полчаса, до конца рабочего дня, – повернувшись к Гуттенберг, Наширо вежливо поклонилась. – Позовите, если буду нужна.

Когда дверь за ней закрылась, свежий морской холодок еще некоторое время оставался в воздухе, постепенно растворяясь в нем. Мадара сжал пальцы на краю столешницы. Он, признаться, не был удивлен, что его работа понравилась Хане, – он бы удивился, если бы ей не понравилось то, во что вложено столько сил, – но обычно люди реагировали, как минимум… намного спокойнее. И вопросы задавали куда более тривиальные: о процессе подготовки, о специфике «умирающей» техники, о том, «как принимает публика» – о чем угодно, только не о самом мастере. Последнего это устраивало; более того, если кто и любопытствовал – то получал вежливый, искусно завуалированный посыл в пешее эротическое, однако на таком фоне казалось, что Хана проявляла интерес не столько к искусству, сколько к нему. Либо Мураками желал так думать, а школьница просто не озаботилась тем, чтобы заранее составить список вопросов, и теперь проявляла любопытство ко всему, что попадалось на глаза.

Его одолевали странные, противоречивые чувства. С одной стороны, хотелось поскорее пожелать ей удачи в написании статьи, попросить закрыть дверь с той стороны, и вернуть себе холодную стройность мысли; с другой же – оставаться рядом как можно дольше, чувствовать этот вязкий, оседающий на языке кисло-сладким привкусом аромат, который вновь начинал постепенно подкрадываться ближе. Здравый смысл благоразумно отдавал предпочтение первому варианту, припоминая: нездоровое влечение к четырнадцатилетней (чуть старше?) девчонке – это статья не газеты, а уголовного кодекса. Но кому, к черту, нужен здравый смысл, если она так красива и настолько обворожительно пахнет? Какая, нахрен, разница, чья там она сестра, да пусть хоть самого… Впрочем, она и есть его сестра… Не суть важно. Перспектива «бегать» за ней, как мальчишке, совершенно не прельщала, даже претила, но вот при мысли, что омега с глазами цвета фиалки может достаться кому-то еще – Аранея едва не дернулся от глухо отозвавшегося под ребрами ревностного, собственнического раздражения.

– Химэ-сама, – обратился, выдержав недолгое молчание, вскинув взгляд на брюнетку. – Вы уверены, что не собираетесь прибегнуть ни к чему… подобному? – Спародировал те интонации, с какими она произносила схожую фразу, совсем недавно ступив за порог студии. И тихо усмехнулся, поспешив внести ясность. – Наоми занимается боди-артом. Не думаю, что она будет против, если мы позаимствуем краски, – альфа сощурился, будто примериваясь, и замер в ожидании. – Видите ли, у меня сегодня свободный вечер. Если у вас тоже нет никаких планов на ближайшие пару часов – могу предложить сделать несколько снимков. Не для статьи, но – лично.

Отредактировано Madara Murakami (11 января, 2016г. 04:58:09)

+4

12

Брюнетка кивнула, улыбаясь Наширо так же светло, приветливо и даже ласково, благодаря еще раз и напоследок вдыхая морской воздух словно с запасом на будущее, набираясь сил, чтобы выдержать дурманящий, альфийский запах мастера ирезуми, вновь оставаясь с ним наедине.

- Она прекрасна. – новый кивок, словно Хана была болванчиком, а не живым человеком, вот только что еще поделать, чувствуя, что все слова, даже это «прекрасно» или «восхитительно» невообразимо ограничены для передачи чувств от увиденного. Но вдруг, вдруг ее взгляд смог сказать больше? Был ярче, честнее и выразительнее, чем банальные фразы и действия. – Впечатлена, Вы же видите. – «так зачем уточняете?» – так и хотелось добавить ей, но школьница вовремя прикусила язык, только еще раз сверкнув глазами и отводя взгляд от мужчины к его картинам.

- Мураками-сан, я… - Хана запнулась, не зная, что только хочет сказать. Я, наверное, пойду? Мне пора? Я была рада? Мысли в голове путались все равно, что фишки для игры го смахнули с доски – все сразу, скидывая смешанными в одну чашу, и теперь не разобрать где черные, а где белые.

Какой же ход ей стоит сделать?
Привычное восприятие реальности дает сбой, стоит только цветочному аромату вновь начать настойчиво обволакивать свою жертву, подводя к «правильным» выводам и решениям.
Омега молчит. Смотрит на картины, то и дело сплетая и расплетая пальцы, понимая, как глупо должно быть выглядит! Но продолжает молчать, лишь вдыхает душный воздух маленькими вдохами, уже и забывая, каким свежим и соленым был запах Наширо. Осознанно, неосознанно ли, но Мураками-сан вновь отвоевал себе все внимание юной школьницы, которая из последних сил отводила взгляд от его лица.

- Мне запрещено решаться на что-то такое до совершеннолетия. Брат не одобрит. – она приподнимает уголки губ, поворачиваясь к мужчине обратно, пусть и отойдя навстречу картинам. И даже не понимает, какое облегчение просматривается во взгляде, когда мастер ирезуми вновь решает взять инициативу беседы на себя. – Хотя у него на спине имеется контур татуировки, но почему-то не закончен. – прячет смешок, прикрыв рот ладонью, заметив интонации брюнета, и хитрый взгляд тоже прячет, отвернув лицо к картинам, заканчивая фразу тихо, даже немного с сожалением. – И не думаю, что смогу выдержать что-то такое. – проводит пальцем от запястья к локтю, чувствуя мягкость и нежность кожи. Ячиру как-то рассказывала ей о том, насколько болезненно было делать её татуировки, и сама Хана боялась даже представить себе – какого это.

- Ах? Правда? – повернулась даже излишне резко, импульсивно сделав пару шагов вперед, добровольно усугубляя влияние дурмана. – Если Вам действительно не трудно и есть желание, я.. – еще пару шагов, медленно, осторожно. – Мураками-сан. – и так же осторожно, совсем нерешительно прикасается к его руке, смотря Мадаре в глаза. – Правда можно? -  и столько в этом взгляде наивности, восторга и предвкушения какого-то чуда, что должно стать смешно и омега где-то глубоко в душе боится услышать мужской смех, мол, это все лишь шутка и вообще ей пора.

Да Хана и сама понимает, что да, пора! Особенно раз статью-то и не будет писать, может для себя, потом, дома, чтобы сохранить эти воспоминания, старательно перенося на бумагу увиденное во все подробностях, жалея только о том, что не умеет рисовать.
Но мастер ирезуми не меняет предложение, не указывает на дверь, и омега прямо-таки светится от радости, предвкушая. Отходит в сторону, к стеллажам, чтобы не мешать Мадаре выполнять какие-то таинственные приготовления, и вновь погружается в мир чужих работ и эскизов, пока ее снова не позовут, чтобы начать.

Гуттенберг-младшая подходит с каким-то внутренним трепетом, оглядывая разложенные краски, кисти, палочки. Невообразимое количество! Ослабив оби, кусает губы, приспуская кимоно, сначала обнажая плечи, потом и вовсе спину, присаживаясь на высокий табурет.
- Так будет удобно? – ее голос дрожит не то от нетерпения, не то от неуверенности и страха – а правильно ли она поступает? – но Хана упорно поджимает губы, сдерживая порыв передумать. Вспоминает фотосессии отца, по сути, ей ведь предложили что-то похожее! Да и ведь это всего лишь спина. Как жаль, что нельзя обернуться, нельзя увидеть процесс работы собственными глазами. – Если волосы мешают, я могу заколоть повыше. – она говорит тихо, избегая повышать голос или делать глубокие вдохи. Сейчас он, альфа, прямо за спиной, и его аромат давит, кружит голову, не оставляя шансов.
Какое уж тут теперь передумать и убежать.

Но может с помощью этой небольшой авантюры у нее получится стать частью столь необычного мира, привлекшего так много внимания и вызвавшего целую буру чувств?  Пусть даже не на один день, а так, на пару часов, пока краска не смоется под напором воды, возвращая коже безупречную белизну, а Хану вновь превращая в Химэ, младшую, неприкасаемую сестру Анкеля Гуттенберга. И только ками известно, как бы отреагировал босс Берлинского синдиката, узнав, что какой-то альфа не просто расчерчивал спину брюнетки красочными узорами – в конце концов, в этом не было ничего такого, просто искусство и профессиональность – но и именно что касался пальцами нежной кожи, вызывая противоречивые чувства.

Но этому только предстояло случиться. Пока же омега замерла, выпрямив спину и боясь пошевелиться, чтобы ненароком не испортить все. Прижимая ткань кимоно к груди, она кусала губы, чувствуя, как кисточка щекочет кожу, вызывая мурашки. Казалось бы, после проветривания в помещении должно быть прохладно, да и еще с обнаженной спиной! Однако вместо этого брюнетке было тепло и покрасневшие от стыда и смущения щеки и кончики ушей явно свидетельствовали об этом. Мадара, впрочем, мог видеть только уши и, видят ками, Гуттенберг-младшая была этому рада.

Отредактировано Hana Guttenberg (12 января, 2016г. 08:08:44)

+3

13

Никаких эмоций на лице Мураками не отразилось, но, несмотря на кажущееся безмятежное равнодушие, сам он несколько напрягся, когда нежная девичья ладошка легла на его руку – и заметить эмоциональную перемену можно было разве что по четче обозначившимся под кожей косточкам пальцев на тыльной стороне кисти, по движениям, самую малость более «ломаным», чем обычно; по мелочам, на которые Хана могла бы обратить внимание, если бы того захотела, если бы взгляд у нее не горел таким энтузиазмом и предвкушением, не замечая ничего вокруг. Она выглядела дико смущенной и осмелевшей одновременно – как испуганная, любопытная птичка в глубине незнакомого леса. А о статье, о цели визита – так вовсе ни слова. Аранея, как ни старался сопоставить факты в голове, ее поведения не понимал.

– Правда можно. Как раз переждете дождь, – терпеливо повторил в ответ, не отводя глаз, только на секунду недоуменно покосившись на прикосновение. Он даже забыл, о чем хотел сказать: кажется, как раз собирался уточнить, что первый вопрос подразумевался риторическим, но теперь эта мысль точно вылетела из головы. Из головы вылетело вообще все, что не касалось брюнетки – Мадару куда больше занимало то, насколько контрастно смотрятся тонкие аккуратные пальчики Ханы на фоне черного, агрессивного орнамента татуировки. Эстетика несовместимого, почти оксюморон. На какой-то момент ему показалось, что она прекрасно знает, каким сильным влиянием обладает ее запах, и подобные порывистые жесты удивительно легкомысленного доверия – попросту провокация. Вновь оказавшись с девушкой тет-а-тет, на расстоянии меньше метра, альфе страсть как захотелось как-то хищно осклабиться, но едва ли змеящаяся по губам улыбка потеряла хоть толику располагающей к себе мягкости.

Он, впрочем, быстро смог подавить в себе навязчивое желание верить абсурдным предположениям. На самом деле, cложно сказать, что больше провоцировало и какой из вариантов «хуже», но юношеская наивность, очевидно, была всего лишь наивностью. Отстранив руку, Аранея легко коснулся дисплея часов на запястье – голограмма отобразила время матовым, белесым свечением, – и задумчиво цокнул языком, постучав ногтем по стеклу, после чего шагнул к нужным ящикам, принимаясь ловко перебирать инструменты. Ему-то спешить было некуда, а вот задерживать Химэ дольше, чем приличествует случаю, стало бы довольно бестактным жестом. То и дело он украдкой поглядывал на нее, перелистывающую страницы альбомов, бегло пытаясь прочесть впечатления по выражению лица.

– К слову, химэ-сама, – произнес чуть позднее, раскладывая на столе краски. – Герр Гуттенберг ведь знал моего наставника, насколько мне известно. Контур на спине, о котором вы говорите – это его работа. Закончить ее он, правда, не успел, – потерев шею, Мураками нахмурился, параллельно пересчитал в уме карандаши, кисти, воду, дабы убедиться, что ничего не забыл, и, повиновавшись мимолетному порыву, огляделся: не то, чтобы ему не хватало отборных крепких матерков и затрещин, но… Но всё-таки здесь было непривычно пусто, несмотря на то, что минувший ремонт стер любые следы жилых помещений. Расправив плечи, он размял руки, хрустнув костями. «Если работать быстро, то можно успеть до восьми.»

Воображение исправно калейдоскопировало образами, один за другим меняя и связывая между собой то, что ему хотелось бы изобразить. Безусловно радовало то, что девушка не стала просить перенести ничего из готовых эскизов, «традиционно» оставив право выбора за мастером. Аранея, в свою очередь, не любил рисовать с флешей – на теле всё смотрелось совершенно иначе, нежели на бумаге, появлялись новые идеи, и приходилось так или иначе вносить правки в процессе работы.

– Вполне удобно, – одобрительно кивнул и, пожалуй, с излишним вниманием проследил за тем, как ткань юката спадает с плеч, обнажая светлую кожу. Где-то на задворках сознания мелькнуло осуждение, маленькая крупица моральных принципов – в самом деле, это непрофессионально, – но отвлекаться он вовсе не спешил. – Скажите, а вы уже знаете, чем будете заниматься? «Нашли себя»? – Произнесено невпопад, возвращаясь к одной из предыдущих тем – только с целью разрядить обстановку. Пока Хана устраивалась поудобнее, брюнет закрыл окно, оставив в качестве поблажки тонкий разъем, сменил плейлист и немного прибавил громкость, так, чтобы музыка скрадывала звук шагов.

Некоторое время он молча смотрел – около минуты, если быть точным, – изучая изгибы подросткового тела, медленно скользя взглядом по стройной шее, по контуру лопаток, вдоль позвоночника. У нее была аристократически правильная, прямая осанка, а фигурка ровно такая, как представлялось – разве что еще более хрупкая и женственная, еще не до конца сформированная и не потерявшая умилительной детской угловатости. И со стороны это смотрелось настолько невинно и изящно, что Мадара уже точно знал, что будет рисовать. Повертев гримерный карандаш между пальцами, он наклонился, потянув носом воздух почти у самой кожи, впуская в легкие мягкий медовый аромат, переждал легкое головокружение – и только теперь начал выводить контур тонкими линиями наброска, чтобы потом перейти на краски и кисть.

Первыми появились крылья. Раскрылись на спине, раскинулись, рассекли и всколыхнули белесую дымку облаков на фоне ночного неба, частично закрыли собой лунный свет; словно пробуждаясь ото сна, феникс встрепенулся, изогнул длинную шею и замер, уронив на талию девушки яркие рыжие, красные, многоцветные перья. Мураками, с головой погрузившись в работу, не единожды пожалел о том, что картина будет статичной, увлеченный в прорисовке мелких деталей, и сам того не заметил, как зашел за пределы «полотна», пересчитав ребра. Запах омеги дурманил, но дурманил приятно, смешивался с краской, немного проясняющей сознание – и это было очень кстати, когда альфа касался ее самыми кончиками пальцев, – строго в рамках профессии, ненавязчиво, – оттеняя блики на бирюзовом оперении. Он отстранился и ненадолго вернулся в реальность только тогда, когда спустя час Наоми, всегда уходившая последней, поднялась попрощаться – не упустил возможности привлечь ее к работе, попросив подготовить аппаратуру и сделать Хане макияж. Японка, впрочем, с радостью согласилась, то и дело театрально причитая, мол – «предупреждала же!», но этого Аранея уже не слушал.

– Вы позволите? – Тихо поинтересовался перед тем, как, не дожидаясь ответа, осторожно приподнять руку Химэ за запястье, оставляя последние штрихи на плечах, украшенных хризантемами. Как бы ни хотелось растянуть время подольше, а к седьмому часу небо уже начало темнеть, и стоило бы закругляться, если он хотел успеть сделать снимки. Чертова привычка к глубокой детализации. – На этом, пожалуй, все. Принимайте работу, юная леди, – кивнув на настенное зеркало, Мураками отложил кисть в сторону, улыбнулся уголками губ и сощурил взгляд, наблюдая за девушкой. И в который раз поймал себя на мысли, что она напоминает собой идеальный образ, случайно обретший жизнь. Само ее присутствие – невыносимо, необъяснимо завораживающе. Даже странно.

Отредактировано Madara Murakami (17 января, 2016г. 15:00:01)

+3

14

Отложив альбом и перейдя к бессмысленному кружению по студии, Хана старалась держать подальше от Мадары, пусть мужчина и был целиком погружен в подготовку. Или лишь казался таковым? Девушка пыталась не обращать на него внимание, даже отошла к окну, за которым стучал дождь, превращая все происходящее за стеклом в неясный образ.

– О, надо же. – она отозвалась с небольшим запозданием, не торопясь оборачиваться или отнимать ладонь от запотевшего от влаги окна – оно приятно холодило кожу, а свежий воздух из проема бодрил и проветривал голову. – Тогда, возможно, Вам стоит в ближайшее время ожидать его визита. – нахмурившись, понимая, что фраза прозвучала как-то вроде и верно, а вроде и не очень, брюнетка торопливо дополнила. – Анкеля… Гуттенберга, да. – пробормотала, кусая губы. Конечно же, брат собственноручно вряд ли появится, пришлет кого-то. Ведь надо же ему будет доделать тату? А раз Мураками-сан наследник старого мастера, то выбор вполне очевиден. Интересно, каким он был – этот его наставник?

– Хорошо-о. – Хана невольно повела плечами, чувствуя себя дико неловко от всей это ситуации и, в первую очередь, от того, что Мадара теперь находился за спиной, а она не могла его видеть. Еще можно было передумать, отказать, и не важно, как бы это выглядело!... Но школьница лишь выдохнула, выпуская воздух из легких, стараясь расслабиться. – Мм, можно сказать и так. – фигура мужчины мелькнула перед глазами, когда тот отошел закрыть окно, и омега только моргнула, понимая, что так может и к лучшему, – меньший риск заболеть – но... Но ведь теперь этот дурман снова окутает комнату, начиная прямиком отсюда. – Я увлекаюсь механикой, хочу поступить на робототехнику. – почесав щеку, отчего ткань юкаты чуть натянулась, она тихонько рассмеялась, предполагая, что Мураками-сан сейчас удивлен. Обычно все удивляются, в первый раз заслышав такое.

Она не прерывала наступившую тишину, лишь чутко прислушивалась ко всем звукам, но музыка, ставшая громче (хорошо, легче сосредоточиться на ней; плохо, что не слышно шагов альфы), заглушала почти все. Хане хотелось, чтобы Мадара заговорил, спросил что-нибудь еще, но он молчал, а брюнетка не хотела отвлекать мастера от работы. Так и застыла, словно статуя, боялась пошевелиться и испортить что-нибудь. От каждого прикосновения карандашом было немного щекотно, слишком непривычно и странно. Гуттенберг потерла большим пальцем кожу на руке, разглаживая мурашки.

Хана не сдержалась, хихикнула, когда Мураками перешел на кисть и ее ворсинки то и дело проходились по коже шеи и ниже, а потом девушка и вовсе коротко рассмеялась, когда альфа дошел до ребер, но тут же ойкнула, спохватившись, и кусая губы от смущения. И она наверняка покраснела из-за детского своего поведения, отчего тут же затихла, успокаивая сердцебиение. Но все было тщетно, чувствуя легкие прикосновения пальцев, омега переждала новую волну мурашек, убеждая себя, что все в порядке, так и должно быть, это же его работа! Но школьница все равно чувствовала себя как-то странно, виня во всем запах мужчины и его необычное воздействие.

Приход Наоми все как-то смягчил и разбавил атмосферу молчания легкими разговорами, которые сводились к указаниям "поднять глаза/смотреть туда/втянуть щеки так" со стороны Наоми, и невнятным согласием от Ханы, которой от всего происходящего снова хотелось рассмеяться. Такое внимание было ей в диковинку, как и все в этом салоне.

– Конечно, Мураками-сан. – пусть мужчина уже и сделал, что хотел, но омега все равно ответила ему, жалея, что не может даже повернуть голову и посмотреть, что же там такое. Только лишь почувствовала его аккуратную, но твердую хватку на запястье и как его тепло согревает кожу, не то разгоняя мурашки, не то привнося новые. Наоми, заметив все это, и что щеки их гостьи и без румян румянее некуда, подмигнула Хане, вгоняя ту в еще большую краску. – Ох, уже? Так быстро. – словно вспорхнув с высокого табурета, Гуттенберг-младшая и вправду совсем не заметила течение времени, поспешив к указанному зеркалу, прижимая руки к груди и не обращая внимание, что юката подметает собой пол.

– Наоми-сан, не поможете? – покрутившись так и этак, она все-таки не смогла рассмотреть целиком и решила обратиться за помощью к другой девушке, давая и Мадаре передохнуть, и себе успокоиться. Если бы он сейчас еще и стоял напротив нее со вторым зеркалом, она бы вряд ли смогла так спокойно крутиться, все переживала бы, что ткань сползет ниже или больше откроет кожу, а этого не хотелось.

Бета лишь кивнула, покосившись уже на альфу и тут же поспешила к новой знакомой, подхватив в руки небольшое круглое зеркало, отчего мужчина остался в одиночестве подготавливать всю аппаратуру для съемок. Не имея возможности самой управлять зеркалом, омеге тем не менее не пришлось направлять Наоми, смеша ту своим смущенным голосом, та и без того отлично улавливала пожелания, и Хана смогла во всех подробностях рассмотреть рисунок на спине. Казалось, пошевели она лопатками, и крылья зашевелятся тоже – на редкость приятный самообман. Чем больше брюнетка вглядывалась, тем больше понимала, за что же так ценят этого мастера – а ведь это не тату, лишь рисунок! Но как же красиво и живо он выполнен. Сердечно поблагодарив Наоми, отчего та порозовела не то от смущения, не то от радости – а может ей это вообще показалось при приглушенном освещении? – Хана поспешила обратно, сознательно-бессознательно подходя к мужчине так близко, как могла, и заглядывая тому в глаза.

– Мураками-сан! – ее голос звонко разлетелся по помещению, не имея ничего общего с прошлым приглушенным почти шепотом. – Это… Это просто потрясающе. Спасибо. – она бы сказала это еще раз, а потом еще и еще, так сильно ее впечатлил почти живой рисунок на спине. – А почему феникс? И, знаете, я буду ждать того дня, когда Вы закончите татуировку Анкеля. – почти утвердительно, даже не сомневаясь в том, что ее брат попросит мастера о продолжении татуировки, а Мадара, ну.. Он ведь не сможет сказать нет? Увы, даже если захочет. – И что Вам будет приятно с ним работать. – это ведь было не менее важно. – И что Вам… было приятно работать со мной, пусть для меня такой опыт впервые. – ну вот, и куда только делась вся звонкость? Снова мнется, снова смущается и отводит глаза, словно сделала что-то не так и могла разочаровать. Ха! И с чего ей вообще вдруг важно чьё-то мнение? Почти постороннего человека к тому же.

А потом была фотосъемка. На пол положили подушки, тоненький матрац и накрыли все это тканями, чтобы было удобно сидеть. Наоми помогла с освещением, пока Мадара настраивал голографический фон. А Хана.. Хана стояла в сторонке и боролась с испугом, этакой слабой формой боязнью не то сцены, не то камеры. Хотя камеры она не боялась, просто… Пребывая в таком виде переживала, а получится ли все? Это ведь не то, когда папа фотографирует его дома или она что-то на прогулке. Это все как-то более серьезно.

Потому и первые фотографии по сути провальны – слишком девушка зажата и скованна в движениях. Но вскоре она справляется с собой. Аромат орхидей и сладкой смолы проникает в легкие, вскруживает голову. Хана оборачивается, находит взглядом Мадару, занятого камерой, а чуть в глубине помещения стоит Наоми и тоже наблюдает, откладывая возвращение домой. И их присутствие придает сил, подстегивает даже – в конце концов, она подкинула им внештатной работы, потратила их силы, а теперь не может хоть как-то не то что отплатить, а просто… порадовать?

Новый глубокий вдох, такой же выдох. Она стоит к ним спиной, смотрит на свои руки, пытается вспомнить отца, когда он еще снимался, как позировал и что делал. Хане не хочется копировать, но почерпнуть оттуда знания и вдохновение? Всегда помогало. Теперь это просто нужно адаптировать под сейчас.

И Хана расслабляется, прислушивается к музыке, вспоминает что-то хорошее и позирует. Сначала все еще неловко, заторможенно даже, не зная, куда деть руки и как поднять или как встать. А потом забывает об этом и просто неторопливо двигается, в каждой позе замирая на пару секунд, чтобы Мадара успел сделать снимок, если сочтет нужным. Стоит, натянув юкату обратно и просто оборачиваясь через плечо. Или поворачивается к ним, используя предоставленные веера. Это было даже смешно и помогло больше расслабиться, пока она то прятала лицо за веерами, то открывала, вспоминая старые легенды древней Японии про духов и маски, веер ведь тоже отчасти маска, способная скрыть многое, оставляя на виду лишь глаза и те эмоции, что в них отображались. Интересно, что видел Мадара? Веселье? Загадку? Очарование? Или пустоту? Хана и сама не знала, насколько хорошо способна передавать эмоции одним взглядом, особенно если вот так, специально.

Можно ли пленить одним взглядом? Начиная опускать ткань юкаты, иногда чуть щурясь от света и смотря в другую сторону, иногда старательно держа глаза распахнутыми, а иногда и закрывая. Хана неторопливо, может даже излишне медленно, касается пальцами плеча, опуская ткань ниже с одной стороны, потом с другой, пока щелк не стечет к пояснице, открывая рисунок целиком. А потом.. И что потом? Что делать ей сейчас? Гуттенберг-младшей сразу подумалось, как неуклюже она должно быть выглядит! Насколько в ней сильно это природное изящество? Отразилось ли оно хоть немного?

Хана шевелит лопатками, сбрасывая оцепенение и снова полуоборачивается, прижимая ткань к груди с другой стороны. Так, чтобы не было видно ничего лишнего. И прислушивается к негромким советам Наоми и послушно исправляет то, что видит наметанный глаз художницы. Понимает, что оно так легко и натурально смотрится лишь на фото, и чтобы достичь этой легкости требуется огромная работа. Возможно, ей было бы даже интересно попробовать, когда не будет так переживать о том, как выглядит.

Гуттенберг-младшей даже жаль, когда все подходит к концу: свет и голограммы погасают, а сама она натягивает юкату обратно, запахивается и закутывается, компенсируя все то время, что обнажала кожу. Но все равно старается сильно не затягивать ткань, чтобы не смазать рисунок, ей хочется еще посмотреть его потом дома, в тишине и спокойствии, когда опиумный мак не будет так настырно лезть в ноздри.

– Спасибо. – говорит еще раз, подойдя к мужчине и протягивая ладонь. – Это было интересно и захватывающе. Думаю, в каком-то смысле незабываемо. – помолчала немного, царапнув ногтем щеку, – Вы же оставите мне свои контакты, чтобы можно было связаться?

И уже сейчас Хана понимает, что ей ей захочется с ним поговорить не только насчет снимков, а просто так. Чтобы узнать получше. Но вот будет ли у нее такая возможность?

Отредактировано Hana Guttenberg (21 февраля, 2016г. 19:41:43)

+3

15

Первые фотографии и впрямь вышли провальными: девушка явно боялась, то и дело растерянно замирала на полужесте, так и не сделав каких-то малозначимых шагов, словно пытаясь воспроизвести в памяти предыдущую позицию, дабы вернуться к оной. Эта подростковая неловкость и застенчивость, которая так нравилась Аранее, на фото смотрелась, увы, далеко не такой привлекательной, какой была на самом деле – она делала движения ломаными, а позу – излишне сковывала. Не то, чтобы он ждал от Ханы работы профессиональной модели – скорее предполагал худшее, – но понимал, что придется запастись терпением прежде, чем она перестанет воспринимать объектив, как Дамоклов меч, и начнет чувствовать себя перед камерой более свободно.

И к глубокому удивлению альфы, долго ждать не пришлось. Он даже не заметил тот момент, когда почти перестал вмешиваться в процесс, переключившись на свою работу и чутко следя за каждым движением, чтобы поймать наиболее удачный ракурс. Кадры шли достаточно легко, один за другим, и Мадара не мог не отметить, что проведение сета приносит ему редкое удовольствие. Через час запах лайма и меда уже до самых уголков заполнил студию, пропитал воздух, с каждым вдохом ощущался только отчетливее, совершенно не теряя своей притягательности – и невозможно было не думать о том, как же сладко она, омега, пахнет, но и эта мысль вскоре отошла на задний план, создавая приятный и мягкий фон. А на этом фоне – обращая все его внимание на Хану Гуттенберг, как раз скрывшую половину лица за кромкой веера.

Мураками мельком посмотрел на дисплей фотоаппарата и удовлетворенно кивнул, столкнувшись с фиалковым сумеречным взглядом, – призванным изобразить не то таинственность, не то совершенно неосознанную, но наглую провокацию, – и вновь вернулся к девушке, уже зная, каким будет следующий снимок. Пусть она и не была моделью, но выглядела необыкновенно живой и естественной, выглядела искренней, открытой и девически восторженной, даже учитывая, что последняя черта смягчилась более, чем наполовину под внешней собранностью. Еле заметно мерцающая в свете ламп шелковая ткань соскользнула к ее талии, и брюнет как-то интуитивно, непроизвольно нажал на кнопку спуска, успев захватить секундное смущение, отразившееся в глазах.

Тяжелее всего было сосредоточиться и заставить себя не отвлечься, не замереть, ничем не выдать того голода и той жадности, с которыми он за ней наблюдал. Ее плавные грациозные жесты, светло-фарфоровая кожа и подвижные лопатки, ее худощавые плечи, острые локти и такие же острые коленки, нежное субтильное сложение ее силуэта, дразнящий аромат – в своем сочетании действовали на него слишком опьяняюще, и со временем необходимость скрыть влечение за стеной профессионализма стала изрядно напрягать. Настолько, что альфа, наряду с сожалением и нежеланием отпускать омегу, почувствовал какое-то облегчение, когда стрелки часов склонились к позднему вечеру – и хотел он того или нет, пришлось закругляться и провожать гостью. Вне мастерской, за порогом хорошо проветриваемого первого этажа, дышать стало значительно легче.

– Вы сами заметили, что такой опыт для вас впервые – поэтому слишком много впечатлений. По той же причине вы явно переоцениваете мое творчество, – ответил с медленной спокойной улыбкой, произнося последнюю фразу исключительно из врожденного чувства такта. Или из желания еще немного растянуть время – что более вероятно, – пока каллиграфическим почерком выводил на бумажном стикере номер телефона и адреса связи в интернете. – К тому же, мне тоже было приятно работать с вами, – стараясь не коситься на телохранителя, Мадара вполне непринужденным жестом принял протянутую Ханой ладонь, осторожно касаясь губами внешней стороны кисти, якобы невзначай задержав прикосновение на пару лишних секунд. Задержав – и уверенно выдав короткую заминку за вежливую паузу. Искорка, проскользнувшая в черно-красном взгляде, могла бы показать интерес при должном желании различить его; поведение и тон голоса мужчины, впрочем, безупречно иллюстрировали мягкое, прохладное дружелюбие. – Прошу. Напишите, и я перешлю вам фото, – кивнул, вложив листок в тонкие пальцы девушки, и отступил на шаг. – Если будет желание повторить визит – двери студии всегда открыты для вас.

– Химэ-сама, – окликнул уже на пороге, заставив омегу обернуться. – Улыбнитесь. И приятного вам вечера.

Еще через минуту Хана уже скрылась из виду, растворившись в тени улицы, а Мураками, посмотрев ей вслед, тяжело вздохнул, оперевшись локтем на административную стойку. Ремень с фотоаппаратом все еще был у него на плече, и альфа подтянул к себе оный, принимаясь флегматично рассматривать последние кадры. Надо сказать, он чувствовал себя на редкость странно, с изумлением понимая, в насколько расслабленном – действительно расслабленном, без притворства – находится состоянии. Словно эта девушка – и ее запах, потрясающий запах, который все еще легко ощущался в воздухе, – каким-то образом провела черту, ограждающую от остального мира и многочисленных проблем. Терять это ощущение в его планы однозначно не входило.

– Классные фотки получились, – заискивающе прокомментировала Наоми, заглянув Мадаре через плечо. – Рисунок ей подходит, крайне удачный выбор. А смотрится-то как.
– Ты все еще здесь? – заметил в ответ, даже не попытавшись изобразить вопросительные интонации – он прекрасно слышал, как она подходила.
– Слушай, Мураками-сан, а эта Хана Гуттенберг, она же… – японка нахмурилась и постучала красным ноготком по стойке, – она же дочка Юмэми Аосикаи, разве нет?
– Именно его, – терпеливо пояснил Аранея, не поднимая глаз.
– Оу. Так вот на кого она казалась похожей. Надо было воспользоваться случаем и попросить достать автограф отца, вот черт же… Ты не мог сказать об этом до того, как я сама вспомнила, нет? Такая возможность! А я еще гадала, с чего это ты вдруг с ней стал таким добрым. Интервью для школьницы, тоже мне, жест доброй воли, – художница обиженно хмыкнула и недолго помолчала, а не дождавшись никакой ответной реакции, продолжила. – И как она? Что ты о ней думаешь, мастер-фотограф?
– То же, что о других девочках-подростках, чувствующих чрезмерную ответственность перед камерой, – соврал он и пожал плечами, остановившись на одной из первых хороших фотографий – тех, где еще прослеживалась замкнутость, но омега уже успела немного осмелеть. Пришлось сделать над собой еще одно усилие, чтобы голос звучал снисходительно и несколько безучастно. – Маленькая бедная птичка, съеживается в собственной коже.

Фотографии он прислал ей на следующий же день.


Эпизод завершен.

Отредактировано Madara Murakami (25 марта, 2016г. 07:06:51)

+1


Вы здесь » Неополис » Игровые эпизоды » [FB] Let me see your smile | 14 сент. 2015 [✓]


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно