"До нас дошли некоторые списки трудов древних философов, которые мы будем разбирать с вами в этом семестре..." - начало лекции в тетради. Да, традиционность Доры, ее любовь к рукописному тексту принуждала ее заводить отдельные тетради, а не файлики на компьютере, под каждый предмет. Но ее первокурсническое рвение романтизировало ноющую боль в руке и мозоли на пальцах, придавая им легкий флер ботаничества, занудства и всезнайства. Эдакий, студент-герой, старающийся изо всех сил заслужить себе хорошую репутацию у преподавателей. И, разумеется, это рвение делало Доррин в некотором роде чудачкой. Не сказать, чтобы ее группа была раздолбаями, но и упираться в учебу никто не хотел. А уж соседка по комнате, второкурсница... не образец студента для преподавателей, скажем прямо.
"До нас дошли..." - девушка снова пошла с начала, все никак не в силах усвоить написанный своей рукой материал. Грохот музыки (или что это такое было?), постоянное нытье соседки - и уже самое обычное вводное высказывание превращается в непреодолимую стену букв и глубокого смысла.
- Эй, Дора! - скомканная бумажка в голову. Никто, конечно, еще не помышлял спать, завтра же выходной. И все же, шум никогда нельзя назвать приятностью, если ты в нем либо не участвуешь, либо... либо интроверт. В этой комнате было двое человек, и никто, как нетрудно догадаться, участия в тусовке на этаже не принимал. Одна, наверное, хотела бы, вторая... страстно желала, наконец, повторить первую лекцию по древней литературе перед тестом. - Ты ведь сходишь и попросишь их потише вести себя?
Доррин страдальчески закатила глаза и бросила ненавидящий взгляд исподлобья на соседку-брюнетку. Как там ее зовут? Да какая к черту разница, если она только и делает, что мешается своими бумажками и стонами! "Боже, я так устала...", "чего ты со своими конспектами...", "голова болит..." - вечно какое-нибудь нытье, направленное на вызывание жалости к себе, может доконать кого угодно. Наверное, Доррин слишком агрессивно воспринимала соседку и относилась к такого рода саможалению не вполне адекватно, но все это казалось девушке неприемлемым. Невозможным. Эгоистичным. И в другой бы момент Дора отказала ей, предложив самой сходить поговорить, но в этот раз...
- Я схожу, а ты отстанешь от меня, даже если она сделают тебе на зло громче. Договорились? - "Только заткнись, черт тебя побери. И не мешай читать", - мысленно продолжила девушка, с выразительностью взбешенного цербера глядя на полулежащую в потрепанном кресле брюнетку.
- Окей, окей, - кажется, ей полегчало. Ну, еще бы, она ведь только что властно заставила другого человека разбираться с ее проблемами комфорта! Потому как сама Доррин, хоть и не могла полностью игнорировать шум, с ним смирялась гораздо легче, чем с соседкой (может, Джейн?), тяжело вздыхающей каждую минуту. Да и пыл ее интровертной натуры сильно остужал факт того, что шумят люди. Толпа людей. Толпа пьяных, развеселых студентов. Кошмар просто.
_______
Под дверью тусовщиков оказалось гораздо страшнее, чем в своей уютной комнатке, за своим милым столиком с конспектами и учебниками, со своей дурацкой, но такой почти любимой соседкой. Впереди, скрытые стенами общежития и дверью были... было много потенциально опасных субъектов. Дора ощутила, как тревога нарастает под сердцем, заставляя руки холодеть. А может, ну это все?.. в конце концов, есть беруши в аптечке, под кроватью, можно просто заткнуть уши и отправиться путешествовать в такой безопасный мир древних, которые давно почили. Слишком много голосов, даже смех. Ну, еще бы смех - у людей выходной! Так уж принято, что по выходным студенты обычно веселятся, а не книжки читают. "Вот поэтому ты, Дора, вызываешь у всех жалостливые смешки", - вялая попытка заставить себя признать, что такой образ жизни лучше. Но рацио тут же выдал на это ряд доводов, наглядно показывающих, что образ жизни Доррин в разы здоровее, - и умственно, и физически, - а уединение вообще полезно для личностного развития.
Девушка задумчиво подергала край футболки, немного не по размеру, с заячьим принтом на груди. Старенькие джинсы. И тканые тапочки. Кажется еще - карандаш из волос торчит, неуверенно сдерживая водопад золотых локонов в пучке. Нет, определенно, вид Доррин заслужит со стороны людей, любящих вот такую вот музыку, алкоголь и веселье, скорее снисхождение. Можно было и переодеться, а не бросаться рубить с горяча... стоп. Она же не участвовать идет. Ее вообще не касается мнение этих людей. Никаким боком.
- Простите, не могли бы вы быть чуть потише... простите... - Дора повторяла, как мантру, то, что собиралась произнести. Она вполне могла запутаться в словах, оказавшись под пристальным взглядом толпы, а потому старательно репетировала, занося руку, чтобы постучать. Она дала слово, что попросит. Она его сдержит, чтобы потом с чистой совестью читать и конспектировать статьи, приведенные в сокращении в приложении к учебнику.
Она все-таки постучала и замерла, спрятав руки за спину. "Боги, пожалуйста, пусть это будет девушка. Какая-нибудь еще не слишком пьяная девушка. Какая-нибудь милая, хорошая девушка. Ну или маленький милый мальчик. Пожалуйста... только лучше всего омегу, боги", - у всех свои загоны. Но загоны Доррин, видимо, вселенский разум решил либо игнорировать, либо лечить шоковым методом, потому как дверь распахнулась... и все молитвы в блондинистой голове замерли в страхе, делая девушку в данный момент наглядной иллюстрацией всех шуток про блондинок. Спросите ее сейчас о чем-нибудь таком, анекдотическом, - ответ будет ну просто в духе: "Я велела ему развернуться на 360 градусов и убираться, да-а-а".
Мгновение. Дора все-таки открыла рот, чтобы выдать фразу, которую так кстати репетировала... у богов странные шутки. Если это у них такие шутки - она никогда не пойдет ни в один храм. НИКОГДА. Дверь, конечно, открыл альфа, как нетрудно уже догадаться. Несколько неформальный, видимо, от которого пахло немного душновато. Да ладно, немного?! Серьезно? Девушка поняла, что от этого вязкого, настырного даже запаха в голове становится тесно. Не от мыслей, нет. От этого самого аромата, который просто затмевает собой все. И, вроде бы, это было даже приятно... но ровно настолько, насколько приятно смотреть на красиво изогнутую перед броском смертоносную змею. Упоение безысходностью, определенностью; поэтический образ наслаждения смертью... стоп. Пожалуй, мы немного отвлеклись.
Доррин так и не успела заговорить. Она даже и начать мыслить, придышавшись к затмевающему все собой запаху не успела: ее просто бесцеремонно сгребли в объятья и не менее бесцеремонно поцеловали. М, вкус алкоголя, все, как любит Дора. Пирсинг в губе. Прекрасно вообще. И поцелуй-то такой... неприличный. Впрочем, чтобы быть приличным, ему сейчас надо было быть легким чмоком в губки от какого-нибудь любимого человека, который весь такой надежный, умный и просто мечта девочки-филолога. Черт тебя раздери, незнакомец-с-порога, это первый поцелуй! И ему явно надо было быть романтичнее! Не таким... умопомрачительным? Не подходит. После запаха там все равно помрачать нечего было.
Дора воспользовалась первой же возможностью, чтобы вернуть себе способность мыслить и, сразу за этим, дернуться из рук альфы с сокрушающим "а-ах!". Его уничижительная сила - этого вздоха - была большей, чем давление неба на плечи Атланта, чем удар палицей Геракла!.. так, кто-то перечитал древней литературы, все-таки. Но вздох Доррин действительно был полон скорби, ужаса и стыда. Щеки порозовели, карандаш от резкой попытки освободиться затерялся стуком по полу, распуская пучок. Доррин поджала губы, как ребенок, который собрался плакать (а она и правда была на грани), и... с маху влепила пощечину. Слова еще не вернулись, поэтому все, что она могла, это сопеть, отшатнувшись. Точнее, одна фраза все еще была в голове, отрепетированная за несколько минут пути от двери до двери до автоматизма. И сейчас она прозвучала до жалкого смешно:
- Простите, не могли бы вы быть чуть потише? - Прозвучало немного зло, с дрожью слез. Дора сжала кулаки, совершенно забыв о своем нелепом виде. Ее появление на этом мероприятии все равно уже было - нелепее некуда. И все, что теперь оставалось девушке, - это сверлить взглядом молодого человека, столь наглого и... черт его раздери. Он украл ее первый поцелуй. То, что она, вообще-то, романтизировала в своей голове, как самая настоящая фригидная филологиня уже на первом курсе. И, конечно, для Доррин это выглядело так... будто ее только что прилюдно лишили чести. Вот так вот. Никогда, люди, никогда не связывайтесь с филологами! У них в головах - одни книги.
