• ВНЕШНОСТЬ •
› рост/вес: 171 см, 49-51 кг;
› цвет волос: пепельный;
› цвет глаз: серый;
› особые приметы: бросающаяся в глаза худоба во времена творческих приступов.

Этель был бы ладным омегой, если бы не его заметный недостаток веса. Возможно, на омеге с их строением такая худоба и не выглядит пугающей, но килограмм 5-6 ему точно не помешало бы набрать на постоянной основе. Выглядит Этель так, словно собран весь из острых углов: острые плечи, локти, колени, острые черты лица. Ко всему в придачу резкие, чуть нервные движения человека, живущего в постоянной тревоге.

Лицо его далеко не красиво. Черты его пусть и немного, но резковаты. Скулы и подбородок могли бы быть очерчены мягче, нос — чуть короче, хотя спинка его тонкая и аккуратная, губам явно не хватает четкого контура и цвета, чтобы быть заметными. Да и сам по себе Этель бледноват — не то как моль, не то как поганка. Вместе с тем в каком-то словно бы нескладном его лице есть своя изюминка — она привлекает, на него приятно смотреть. Хотя, скорее всего, тут на любителя. Быть может, все дело в глазах. У Лилля удивительно красивые глаза, в уголках которых уже залегли тонкие морщинки. Большие, с серо-серебристой радужкой в темно-серые черточки и с такой же окантовкой, с густыми ресницами. Однако взгляд почти постоянно тревожный, словно бы владелец его находится в вечном поиске чего-то крайне важного и очень боится не найти. Собственно, примерно так и есть — ищет Лилль себя.

Оттенок волос достаточно светлый. Знающие называют его пепельным, не разбирающиеся в тонкостях цветов — блондом. Этелю, по большому счету, все равно. Он далек от всех этих премудростей, за прической особенно не следит, убирая уже давно отросшие по лопатки волнистые волосы в хвост — или вообще не убирая, оставляя их свободно спадать на плечи, максимум закладывая пряди челки за ухо. Иногда, когда волосы мешают, а под рукой нет резинки, может скрутить в свободный пучок и закрепить карандашом/ручкой/что подходящее попадется под руку. Такая прическа делает черты его лица словно бы мягче, однако, с другой стороны, открывает тонкую — слишком тонкую — шею и делает его похожим на одуванчик на ножке.

Тому способствует ранее упомянутая худоба. Одежда ее, в общем-то, кое-как скрывает, но даже в скромных вырезах рубашек видны излишне выступающие ключицы. Под одеждой же... — пособием для юных анатомов Этеля, конечно, назвать язык еще не поворачивается, но неплохо различимые ребра и гряда позвонков чести ему не делают. Мышечная масса, как таковая, отсутствует — какая нужна мускулатура, чтобы поддерживать тело в движении и для игры на фортепиано? Правильно, почти никакая. Необходимый минимум есть — и ладно, это вам не младший брат, который одним своим внешним видом вселяет страх и трепет. Лилля, кажется, можно переломать пополам легким движением руки.

Такое впечатление, вероятно, складывается еще и из-за общей бледности омеги. Ровная и светлая кожа вкупе с такими же светлыми волосами создает впечатление фарфоровой статуэтки. Но не из таких, при взгляде на которые от изящества и грации перехватывает дыхание — отнюдь. Скорее, тут одна из пробных попыток мастера до того, как он нашел идеальные пропорции для шедевра. У Лилля своя, персональная резкая, чуть дерганная грация движений, скользящая то в наклоне головы, то во вскинутой руке, то закинутой на ногу ноге.

Одеваться в основном предпочитает крайне неброско, в темные или пастельные тона. Брюки, джинсы, рубашки, свитера, футболки. В одежде выбирает комфорт. Но — бывают случаи, когда психическое состояние Этеля требует раздвинуть привычные рамки бытия, и тогда его бывает совсем не узнать.

• ХАРАКТЕР •

Можно было бы написать «сложный», если бы характер и поведение Этеля в большой мере не зависели от двух строк в его амбулаторной карте: «шизоидная акцентуация — пограничное состояние» и «ОКР» (обсессивно-компульсивное расстройство личности). Человек хоть сколько-то смыслящий в психиатрии найдет закономерности, вздохнет, махнет рукой и не будет пытаться преодолеть непреодолимое.

Первое, что делается заметным при общении с Этелем, это его незаинтересованность в общении с вами. У него есть свой мирок, полный мыслей и персональных интересов омеги, он с удовольствием погружается в него, если объект вне мирка по его меркам слишком тусклый и плоский. Впрочем, пограничное состояние на то и пограничное, чтобы социальные нормы для человека еще не потеряли своей навязанной значимости — и потому вас будут слушать, с вами будут общаться, вам выдадут требуемую вам информацию — но по-минимуму, ровно настолько, чтобы вы отстали, положив на это общение с вами массу волевых усилий. Увы и ах, но внимание и интерес Лилля к человеку напрямую и крайне прочно завязан на его персональные интересы, коих не так уж и много.

Его привязанность к людям — это в первую очередь привязанность к интересу, вызванному чем-то, что в этих людях есть. Стоит интересу угаснуть — и все, персонально вы как личность для Этеля ничего не значите. Сегодня он может быть влюбленным в вас до беспамятства, а завтра безразлично будет смотреть, как вы сдыхаете в придорожной канаве. И нет, это не жестокость или эгоистичность — это та самая шизоидная акцентуация, граничащая с расстройством. Родственные связи уже давно потеряли для Лилля хоть какую-то значимость — осталось лишь знание: это мой отец, это моя мачеха, они вырастили меня, и в норме я должен их любить. Когда-то — любил, сегодня уже не получается. Эти и многие другие люди остались на периферии его персональной планетной системы, экзопланеты, влияющие на его жизнь чуть менее, чем никак.

Вся же его жизнь течет в рамках обсессии и уже давно превратилась в сплошной страх сойти с ума. Пережитый в детстве ужас основательно надломил психику, заставляя бояться стать таким же, как и мать. Таким он не стал, но стал другим. Страх этот, со временем разросшийся до психического расстройства, привел к тому, что на данный момент Этеля можно назвать алкоголиком со стажем. Так проявляются компульсии его ОКР. Пить, чтобы заглушать страх и тревожность, пить, чтобы из-за страха сойти с ума не сойти с ума. Все закономерно, все хронически и не лечится. Раз в полгода Линдгрен проходит двухнедельный стационар в психдиспансере и выходит оттуда, как новенький. Ладно, кого мы обманываем.

Страхи и тревоги отпускают его только во время творческих приступов, как их называет Драго. Собственно, в чем-то он прав. Все, что связано с музыкой, сочинительством и творчеством, представляет для Лилля неизбывный и мощнейший интерес. Это его если не лекарство, то способ сбежать от реальности, в которой он несостоявшаяся личность, в мир музыки, где он демиург. Если характер, манеру поведения омеги вне творчества можно сравнить с тонкой корочкой льда на осенней луже — настолько хрупок он может быть в своих неярких попытках жить и взаимодействовать, — то во всем, что мобилизует его заинтересованность, Этеля можно сравнить с огромной сосулькой, сорвавшейся с карниза десятого этажа — проломит все на своем пути.

Именно поэтому, несмотря на сложность в общении и психическую нестабильность, Этель Лилиан Линдгрен надежен и уважаем как одаренный композитор и человек дела. Чрезвычайно, до ненормального трудолюбив. Когда доходит до написания музыки — особенно под заказ, для фильма ли, театральной ли постановки, балета — он становится действительно одержим. Уходит в себя и в процесс, погружается в интерес настолько глубоко, что мало что замечает вокруг — может даже не заметить присутствие других людей рядом. В творческом порыве непроизвольно садится на коньячную диету, как сам в шутку называет ее, когда в течение многих дней, кроме коньяка, ничего не потребляет. И если бы не брат, который приезжает к нему домой, встряхивает и заставляет хоть что-то съесть, точно помер бы «на производстве». Будем честны: Этель в результате болезни к жизни стал мало приспособлен.

В общем и целом в состоянии Лидгрена можно выделить три... состояния. То самое творческое, когда он выдает миру прекрасное; состояние относительной стабильности, когда обсессии докучают не слишком сильно и, чтобы нормально себя чувствовать, достаточно потягивать коньяк в течение дня мелкими глотками; и аховое состояние, когда обсессии обостряются и тянут за собой компульсии — учащаются весной (Ах, эта весна всех свела с ума — даже лед тронулся!*) и осенью, — у Этеля начинается беспробудное пьянство, в котором его спасательным кругом становится снова брат.

Несмотря на удивительнейшую, гениальную одаренность в музыке, на общественное признание и несколько весомых музыкальных наград, включая двух Ульрихов за саундтрэки к фильмам, Линдгрен имеет до боли низкую самооценку. До боли, причем, брата, а не своей. Сам-то тоже страдает, но проявляется это в разорванных в клочья партитурах и десятикратных попытках сделать лучше, чем сделал уже. От полного отчаяния спасает интеллект и логика, аналитика мышления, которые помогают сделать шаг в сторону и сказать своей разбушевавшейся неуверенности в силах «хватит».

Неуверенность и самооценка тянут за собой страх остаться одному. С одной стороны, шизоидная акцентуация требует одиночества, закрыться от всех, уединиться — но это здесь и сейчас, а с другой — страх остаться одному против целого мира пугает до колик в желудке. Страх оказаться «ненормальным», «сумасшедшим» еще больше, чем уже есть. Это заставляет искать опору, стену, плечо. Тогда Этель кидается к брату. Раньше мог заявиться к нему в дом в любое время дня и ночи, теперь тот женат — и потому он срывает его к себе таким же беспардонным звонком.

Драго вообще в жизни Этеля — единственное и до неверия стабильное исключение из всех мыслимых и немыслимых правил. Если отношения с окружающим миром у Линдгрена строятся на основе интереса, то с братом — на основе чувства безопасности и защищенности, уверенности и покоя. Особый вид привязанности, на который способен омега, пожалуй, единственный доступный ему — зависеть и иметь возможность зависимость эту удовлетворять постоянно и неизбывно. Посмотрим правде в глаза: без настойчивой и частенько раздражающей опеки Драго, он бы давно уже канул в Лету своего безумия, оказавшись один против всего мира в своем желании уединения. Драго приходит, Драго сует его головой под струю воды, Драго тащит его в свою компанию, вынуждая взаимодействовать. Драго готовит ему, Драго кормит его — порой в самом прямом смысле, заталкивая ему что-нибудь в рот, Драго отпаивает его ромашковым чаем. Драго первым слышит новые сочинения. Драго обнимает его, качает в своих объятиях, целует... Даже несмотря на то, что они привитые. Этель не воспринимает брата как альфу — сколько их было у него таких альф, пробудивших вспышку интереса и успешно забытых за ненадобностью, — там совсем, совсем иные отношения.

Компания,  в которую его вытаскивает брат, — это те немногие люди, с которыми Лилль может контактировать без лишних титанических усилий воли, потому что «надо». С этими людьми у него какой-никакой, но интерес, пускай и опосредованный. Да и они привыкли к нему, не реагируют на странности, к брату Драго относясь с пониманием и уважением, в норме воспринимают внезапные смены настроения, когда вот только что Этель смеялся, а теперь сидит мрачнее тучи. Они не трогают его, не пытаются докопаться до сути, просто оставляют в покое.

Оставляя в стороне особенности больной психики, обратим внимание на личные качества Линдгрена. Умен? Есть такое. Хотя ум тут однобокий: высокий IQ при, как уже говорилось, неспособности адекватно вписать его в функционирующий социум. Упрям. Порой упрям до умопомрачения. Острослов, бывает язвителен и саркастичен. А бывает чертовски мил и обаятелен — если обсессии в достаточной мере оставляют его в покое. Смеется, улыбается, участвует в разговорах, с аппетитом ест. Проявляет участие в окружающих людях. Словом, вообще становится похож на нормального человека.

• БИОГРАФИЯ •

Этель родился 27 декабря 1979 года в семье беты Хьюго Линдгрена и омеги Пенелопы Линдгрен, в девичестве Дэниелсон, в Лондонском квартале. Мать была домохозяйкой, отец — владельцем и управителем небольшой фирмы, занимающейся ремонтом квартир и домов.

С раннего детства стало очевидно, что сын удивительно музыкален. С четырех лет мальчика отдали в музыкальную школу на подготовительное отделение по классу скрипка, но, поступая уже на основной учебный курс в шесть лет, Этель пошел на фортепиано.

Пенелопа имела шизоидное расстройство личности, к которому со временем добавились паранойя, галлюцинации, и в добавок к неадекватному поведению все стало выливаться в самоповреждения. Поскольку опасности для окружающих Пенелопа не представляла, была тихой сумасшедшей, решение о ее сдаче в психиатрическую клинику было целиком в ответственности Хьюго. Он, до безумия любивший свою жену, предпочел оставить ее рядом с собой и сыном, стоически встречая все тяготы жизни рядом в психически нездоровым человеком.

14 марта 1987 года (Этелю семь лет) мать на его глазах кончает с собой, сначала нанеся себе достаточное количество ран ножом. 17 марта кремация и похороны. Отец убит горем и чувством вины.

Слухи о случившемся расходятся быстро. Одноклассники пуще прежнего начинают дразнить Линдгрена сумасшедшим, ненормальным, психом. Подобное клеймо он переживает крайне резко, комплексует, начинает больше уходить в занятия музыкой, в которых у него и без того большие успехи. Не в состоянии оставаться в доме, где произошла трагедия, отец с сыном снимают квартиру в относительном соседстве и переезжают туда.

Спустя год Линдгрены переезжают снова, теперь уже в Рим-Париж — решение, принятое отцом, чтобы избавить сына от бесконечной травли. К этому времени у Этеля успешно развился стойкий страх стать таким же, как мать, так же сойти с ума, превратиться в такое же жуткое существо, быть «ненормальным», «психом», «чокнутым», «сумасшедшим». Этель делает все возможное, чтобы выглядеть нормальным ребенком, запихивая свои страхи и тревоги поглубже в себя. В это время у него начинает развиваться обсессивно-компульсивное расстройство, которое диагностировано будет намного позже.

Еще спустя три года (Этелю 11) Хьюго знакомит сына с Марьям О'Коннехи и ее сыном Драганом, который был младше самого омеги почти на 4 года, но был чуть ли не крупнее мелкогабаритного Этеля. Событие вызывает в душе мальчика страхи только одного плана: не показаться ненормальным. Первые месяцы вынужденных тесных контактов с новыми в его жизни людьми для мальчика проходят в диком напряжении. Однако спустя какое-то время и благодаря теплому, открытому характеру «младшего брата» Этель начинает чувствовать себя спокойней. Со временем приходит внутреннее понимание, что рядом с Драго можно не бояться, не нервничать, быть открытым, потому что брат, даже столкнувшись со странностями Этеля, отношения своего к нему не меняет. Родители на этом фоне теряют для него свою значимость.

После окончания средней школы Этель поступает в музыкальное училище. Живет с семьей. После училища (ему уже 18) без малейших сложностей поступает в консерваторию им. Джузеппе Верди. Съезжает из дома, живет в общежитии при консерватории. Шизоидная акцентуация личности к этому времени обострилась — Этель избегает, насколько это возможно, контактов людьми. Максимально уходит в учебу и музыку. Единственный, кому он рад, — приезжающий к нему достаточно часто брат. Позже, когда Драго начинает жить отдельно, Этель ездит к нему.

К этому времени его страх родить психически нездорового ребенка, появившийся у него лет с 15-ти, после нескольких течек, которые он проводил на ослабителях, перерос в навязчивую потребность провести операцию по стерилизации. Он откровенно устал бороться то со своим омежьим состоянием в течку, то со страхом залететь — и никакая двойная контрацепция (таблетки плюс презерватив, например) страх этот успокоить не могли.

В двадцать один Этель открывает для себя ровесника-альфу, который вызывает в нем огромнейший интерес и, как следствие, влюбленность по уши. Тот замечает странности омеги, но терпит — без особой, впрочем, самоотверженности. После того, как Этель поделился с ним планами на операцию, поясняя, для чего он копит деньги от подработок, альфа бросил его, напоследок назвав «психом». В абсолютном душевном раздрае Линдгрен приезжает к брату. Он немного пьян, ему до ужаса плохо, он сам не понимает, что делает, но делает то, от чего ему легче. В итоге все закончилось тем, что Этель переспал с Драганом — при полном непротивлении последнего. А потом еще раз, и еще раз, и еще... Никаких душевных терзаний — только покой и умиротворение в теплых сильных объятиях. Спустя два дня он уехал обратно к себе, пошел в больницу и лег на операцию. А еще через два дня после оной прислал Драго смс: «Я сделал операцию по стерилизации. Мне плохо. Приедь, пожалуйста. Я в больнице Св. Петра».

Для брата это стало последним звоночком и последней каплей, когда понимание «с Этелем что-то не так» уже не просто гложет, а бьет набатом. Он затащил его к психиатру. После тщательного обследования Лилля поставили на учет, а в медкарту записали «шизоидная акцентуация — пограничное состояние» и «ОКР». Он долго смеялся: так боялся шизоидного расстройства, что из-за этого дикого страха заработал себе обсессии. Ирония судьбы. После постановки диагноза он два дня жил у Драго и все два дня ударно пил. Вернувшись в консерваторию, снова с головой упал в музыку.

Учебу он закончил блестяще, уже имея на своем счету два одобренных преподавателями альбома собственных сочинений, а также одну оперу и музыкальное сопровождение к пьесе.

На данный момент является известным и весьма востребованным композитором, работающим в жанре «современная классика», хотя в зависимости от требований к заказу пишет в совершенно разных жанрах. К тридцати шести годам написал и выпустил 4 альбома, 3 оперы, саундтрэки к 5 фильмам (2 из которых получили Ульриха), сопровождения  к 4-м пьесам и 3 балета, 2 концерта для фортепиано с оркестром и 2 симфонии. Играет на 8-ми музыкальных инструментах. Время от времени дает концерты. По сути, ввиду особенностей психики все силы организма тратит на музыку.

ОБ ИГРОКЕ

Отредактировано Ethel Lilian Lindgren (20 февраля, 2016г. 22:23:27)