ноябрь, 449 год по блэкуоллскому календарю.

Воздух в помещении стоял сухой, тяжелый, ужасающе душный, и отвратительно горячими лентами этой своей духоты он скользнул в глотку, начисто высушив оставшееся было после дождя ощущение прохладной, вечерней свежести.

Трей нехотя провел языком по нёбу, потянул носом воздух, принюхался, закусил щеку с внутренней стороны и подавил возникшее желание немедленно сплюнуть – напротив, он заставил себя проглотить первый вдох вместе с ворвавшимися в ноздри, заполнившими нос и рот запахами дешевого алкоголя, пыли, человеческого пота и какого-то странного, будто подгнившего, пережаренного мяса. По отдельности их можно было терпеть, но вместе со всеми, перемешанными, оставалось только свыкнуться и смириться. В последние три года ему это удавалось далеко не всегда – пусть, казалось бы, пережив прочно повисший в нижних ярусах катакомб гнилой смрад, уже нечем было брезговать даже обладая по-звериному острым, чувствительным обонянием.

Хотелось развернуться, выбить с петель дверь и свалить обратно в лес. И без того проведя в черте города слишком много времени, – даже не столько в плане безопасности, сколько по своему личному таймеру, – теперь он здесь попросту задыхался, не желая больше ни дня переносить ни шума, ни грязных и узких улиц, ни местных жителей, начиная от хозяев мелких лавочек и заканчивая беспризорными детьми. Но, при всей отчетливости этого желания, Алдераан только вновь медленно вдохнул и так же медленно выдохнул, проходя вдаль и вглубь заведения. На взгляды со стороны, украдкой следящие за темной, чужой здесь фигурой, никакого внимания он не обращал – знал, что, несмотря на явную неприязнь, никто не посмеет и слова поперек сказать. А даже если посмеет – это легко поправимо.

В подавляющем большинстве случаев люди не были способны ни на что более серьезное, кроме игры в «гляделки», молчаливого презрения да трусливых шепотков, – будучи, право слово, до смешного искренне уверенными в том, что он их не слышит, – пусть даже в этой звенящей от напряжения тишине так или иначе эхом отдавалось сакральное, кричащее: «прочь, прочь с нашей земли, из наших городов, с нашей территории!», «мутантам среди нас не место» и «отстрелить этих зверолюдей всех, до единого!». Самому мутанту, зверолюду, оборотню и носителю еще пары десятков красочных, как клейма, эпитетов, мнение со стороны было так же интересно, как солдату вошь.

В приветствии с хозяином таверны он ограничился коротким кивком, тут же выслушав и короткую сводку за сегодня. Тот уже привык к тому, что Атрейдес время от времени сюда захаживает и, кажется, даже прекрасно понимал, с кем порой обменивается информацией и товаром. К вопросу о том, почему он до сих пор не сдал его страже, ответ находился всего один, зато донельзя логичный: попросту хотел жить, поскольку был наслышан о звере, за голову которого предлагали весомую награду, и знал, что от денег будет мало проку, если за неверный шаг ему все равно переломят хребет. Перспектива мучительно сдохнуть и лечь в могилу без какой-нибудь части тела, надо думать, представлялась куда менее выгодной, чем быть осужденным за утаивание сведений о преступнике, ежели вдруг что-то всплывет.

Преступником, однако, Трей здесь был далеко не единственным. Он занял привычное место в углу стойки, подальше от входа, рядом с еще двумя вполне знакомыми экземплярами, и не подумавшими прекратить беседу. Один из них, зверолюд-полукровка, – при тотальном отсутствии каких-либо отличительных черт, обычный человек вряд ли смог бы опознать в нем такового, и даже псовый запах чувствовался не так сильно, – входил в ряды контрабандистов (которых правильнее было бы называть мародерами) и помогал с переправой товара в столицу, а сейчас возбужденно о чем-то шептал, слегка шепелявя и сопровождая речь активными жестами. До сих пор Алдераан не прислушивался, но, когда прозвучало несколько ключевых слов, – положим, таких, как «кровавая резня», «захват» и «побег», – заинтересовался, тут же перебив парня тихим, ему в тон, но грубым, басовитым голосом:

– Заткни-ка пасть на секунду, шакал, – и пихнул его в плечо, дабы обратить на себя внимание. От толчка тот едва не свалился со стула, но какой-то силой удержался. Брюнет же развернулся боком, облокотившись о стойку и прислонившись спиной к стене. – Давай сначала и покороче. В чем дело?

– А ты еще не слышал? – недовольно прорычал тот, потирая ушибленную руку, и даже, кажется, собирался возмутиться, но одного взгляда на собеседника вполне хватило, чтобы избавиться от этого желания в кратчайшие сроки. – Удивлен, что нет. Награду за голову одной из «наших» объявили только с утра, о ней уже каждая собака знает.

– Сейчас каждый день объявляют награду за чью-нибудь голову, – Атрейдес скучающе ухмыльнулся. В последнее время он был слишком занят, чтобы интересоваться какими бы то ни было новостями. – Сказал же: выкладывай. Живо.

– Мгхм, – шакал быстро переглянулся с напарником, воровато осмотрелся и подождал, пока хозяин таверны отойдет дальше, после чего подвинулся ближе к Трею. – Видишь ли, вчерашним вечером местная стража устроила облаву на возвратившихся в город контрабандистов – нас однозначно сдала им какая-то крыса, – и преуспела, поймав четверых. Еще трое удрали, так гвардейцы гнали их на лошадях до самого Ренхевенского леса.

– И? – Ал флегматично поднял брови, даже не попытавшись сдержать едкую насмешку в голосе. – У вас и так работают сплошь одни крысы – ничего из ряда вон выходящего здесь нет.

– Да подожди ты и дослушай! – шакал тут же ощетинился, злобно сверкнув глазами, за паузу в рассказе отпивая немного из забытой было на стойке бутылки. – Перейдя границу Ренхевена, никто из него уже не вернулся. Нашли семь трупов со стрелами у кого в головах, у кого в брюхе. Каким-то чудом выживший гвардеец не смог рассказать ничего внятного – даже не понял, откуда стреляли, но это очевидно дело рук… лесных… оборотней, – никто из их расы не любил тех названий, которые им даровал человек. – Видел только, что девчонка убежала намного дальше других, невредимая. И тела ее не нашли. На том и порешили, что она их целенаправленно завела в западню.

– Вместе со своими же? – пропустив между пальцев перо, небрежно вплетенное в волосы, брюнет скривил губы. – Слабо верится. Какой ей от этого прок, вашей… девчонке?

– Серпенте, – поправил рыжий, хмыкнув. – И я тоже так думал. Много над этим думал. Потом переговорил с главарем тех четверых, что под замком, и выяснилось, что она умыкнула у его покойного предшественника какую-то ценную штуку из тех, что они нашли в руинах. Того взяли сразу – выпасть никак не могла. Ни при осмотре вещей, ни при ком-то из мертвецов, ни рядом, ничего необычного не нашли. Да и не могли те двое, кишка тонка… А она всегда неприятная, «скользкая» была, не говорила – шипела. Змея, чтоб мать ее…

– Притормози, о матерях потолкуешь позже – мне, поверь, насрать на взаимоотношения в вашей шайке. Насколько стоящую вещицу она стащила? Глава, я так понимаю, хочет свою игрушку назад?

– Еще как хочет. В камере, правда, посидит еще как минимум неделю, но обещал заплатить вчетверо больше, чем за голову девки дают. Да и дьявол бы с ней! Хорошая змея – мертвая змея! Будет нужно – можно и убить, коли все еще дышит. Но энтот… артефакт надо возвратить. Позарез.

– Ага. Значит, вчетверо и позарез, – повторил Трей, задумчиво побарабанив пальцами по стойке, и недобро как-то сощурился. – Знаешь, грех не взяться за такое дело. Буду идти мимо – глядишь, и наткнусь на труп этой Серпенте, – поднялся с места с необычной для своего роста и сложения плавностью, в пару глотков за раз осушив недавно поставленную на стол кружку с алкоголем – и пренебрежительно нахмурился, выдохнув. – В живых бы ее не оставили. В Ренхевене с чужаками разговор короткий.

Здесь он немного слукавил: на самом деле, собратьев лесные убивали далеко не всегда, но «отсечь» конкурентов никогда не бывало лишним мероприятием – особенно зная, что шакал привык слепо верить каждой крупице информации, которую Алдераан предоставлял ему раз эдак в полгода о внутреннем устройстве ревностно обороняемого зверолюдьми леса. Расплатившись и «дружески» похлопав мародеров по плечам, он поспешил удалиться, возвращаясь обратно в сырость и снова начавшийся дождь. На улице пришлось накинуть на голову капюшон и закрыть нижнюю половину лица куском ткани – видит небо, из города следовало убраться хотя бы ради того, чтобы перестать заниматься такой тупостью, как конспирация. Кажется, придется нанести визит в Ренхевен раньше запланированного времени. Вернуться домой.[AVA]http://ipic.su/img/img7/fs/Untitled-7.1465569961.png[/AVA]

Отредактировано Madara Murakami (10 июня, 2016г. 18:10:39)

[AVA]http://ipic.su/img/img7/fs/Untitled-7.1465569961.png[/AVA][NIC]Atreides[/NIC]Северная граница Ренхевена претерпела значительные изменения с его последнего визита: Атрейдес понял это еще на подходе, когда почуял сладковатый трупный запах. По мере приближения он становился все резче и отчетливее, впитывался в стенки глотки, закономерно отзывался тошнотой, забиваясь в ноздри, даже если брюнет старался дышать через раз. Звериное чутье имело свои недостатки. Много недостатков — таких, от которых любой нормальный человек давно бы свихнулся. Временами казалось, что они даже перевешивают собой достоинства.

Особенно в такие времена, как сейчас. Застыв на самом краю улесья, Трей мрачно осклабился и облизал губы. Молча окинул критичным взглядом полуразложившиеся, — и явно изъеденные птицами, — тела, живописно подвешенные на изогнутых ветвях покореженного дерева, подсвеченные тусклыми, наклонными лучами занимающегося рассвета. В воздухе густо клубился утренний туман, холодный и колкий — белесыми сполохами он то и дело лизал бока покойников, скрадывая невыносимую вонь. Семь новых тел. Семь, точно по числу новых гостей, рядом со скелетами их предшественников. И еще трое, совсем свежие: судя по нашивкам, из поискового отряда.

«Да, это многое объясняет. — думал он, прижимая ткань ближе к лицу. — Объясняет и подкрепление в командории ордена, и внеплановую зачистку подземелий от зверья, и повышение награды за удачную «охоту». — молча напряженно сжал кулаки, остановившись на стрелах, пробивших грудины. Шакал, очевидно, не врал. — Ну что ж, чего ради теперь языком чесать. Будет, за что отблагодарить соплеменников… со всей щедростью.»

В одном из трупов стрел было две. Одна — точно в сердце. Вторая же угодила аккурат в глаз, зияющий, как темная отвратительная дыра, из которой теперь медленно вытекал гной. Трей глухо, коротко зарычал и шикнул. Зная, что в обвисших лохмотьях ничего не найдет, он бегло осмотрел землю рядом и обогнул препятствие, желая как можно скорее убраться отсюда — уйти, наконец, дальше, глубже в лес, где не слышно ничего, что напоминает о внешнем мире. Кто бы знал, что отношения с человеческой расой всего за три месяца вновь станут настолько напряженными. «Настолько напряженными, — снова шикнул он, — чтоб еще до границы выставлять «предупредительные знаки». Не хватало только, чтоб сукины дети пригвоздили тела к деревьям по всему периметру. Еще немного — и начнут украшать головами дорогу вдоль тракта… В этом даже мог быть смысл, если бы они и впрямь отпугивали людей.»

Трей злился. Не из милосердия к людям, нет — ему было глубоко наплевать на недоумков, рискнувших сунуть нос в Ренхевен. Они получали то, что заслуживали. Они оттеснили их на запад, к горам, вплотную подобравшись к Жаровням, заняли и бесконечно застраивали землю, на которой теперь стоял их хваленый Мистен — но в Ренхевен никто, за последнюю сотню лет, не вошел. Предпринимали попытки, куда без этого. Излишне самоуверенные, отчаянные, любопытные, либо попросту самоубийцы — все они сейчас были здесь, под его ногами, время от времени похрустывая останками покоящихся в земле костей. Оборотням, надо думать, такой треск только раззадоривал боевой дух. Давал повод потешить свое самолюбие прежде, чем натянуть тетиву — и насладиться недоуменной гримасой боли на лице человека, не успевшего даже понять, откуда стреляли. Прежде, чем пронаблюдать, как кто-нибудь из товарищей оного свалится в волчью яму. Прежде, чем еще кто-то по неосторожности не наступит на ловушку, активировав самострел…
Словом, «предупредительные знаки» здесь ставили вовсе не для красоты. Чужаков в Ренхевене ждала только смерть.

Трей «чужим» не был: ему были прекрасно известны все методы, к которым здесь прибегали «в порядке самозащиты». Несмотря на то, что с момента его изгнания их ужесточили вдвое, он шел по скрытым тропам без особых трудностей — шел быстро и осторожно, легко, энергично, уверенно, не сбавляя темпа и не задев ни единой лишней ветки. Он с самого детства знал, как распознавать невидимые человеческому глазу капканы, знал все их возможные «точки опоры», знал, где стоит замереть, замедлиться и не выпускать оружия из рук, а где — двигаться побыстрее, перебираясь через деревья вместо того, чтобы идти по открытой дороге.

Он, напротив, был «одним из них». До мозга костей и каждой клетки крови. Но при этом имел все основания считать, что ему тоже не преминули бы пустить стрелу в голову при первом удобном случае — да только вот у лесных еще оставались крупицы здравомыслия, не замутненного гордостью и гневом. Им все еще был нужен источник информации извне, нужен именно Атрейдес — до тех пор, пока находился на их стороне. Только потому, что сейчас, будучи прижатыми к стенке, остервенело оберегая последние клочки своей земли — находились не в той ситуации, в которой можно разбрасываться союзниками направо и налево. Только поэтому.

И все-таки Алдераан злился — не на людей, а на обитателей Ренхевена, своих же собратьев. Предприятие тривиальных действий навроде сбора сведений, а не тупое существование в рамках информационного вакуума, заполненного постоянным страхом и болезненным ожиданием того, когда же из Блэкуолла придет приказ «избавить лес от паразитов», свидетельствовало о наличии у вождей хоть какого-то — иронично, но близкого к человеческому — интеллекта. Это обстоятельство обнадеживало. То же самое обстоятельство, вместе с тем, свидетельствовало о непрошибаемой уверенности в собственной исключительности. Настолько непрошибаемой, что им, гордым «хозяевам этой планеты», было невдомек, что от их выходок страдают не столько имперцы, сколько такие же оборотни либо полукровки, проживающие в имперских городах, ввиду объявленной охоты и без того вынужденные прятаться в подземельях, тоннелях канализационной системы и старых шахтах. В лучшем случае им доставались теплые места в трущобах или Блэкуоллском магическом гетто, если удавалось сойти за человека. А в случаях прямо-таки фантастического везения, обусловленного таким же фантастическим умом — который дикарям взять, как правило, неоткуда — и не менее фантастической хитростью… Получалось что-то из разряда Дрота Данко.

Трей усмехнулся, уже на подходе к заставе свистнув и дожидаясь ответного сигнала. Отчего-то страсть как захотелось съездить кулаком по лисьей морде — хотя бы потому, что лис умудрялся из раза в раз этого избегать. Пожалуй, следовало проигнорировать последние поручения: он был бы здесь на два дня раньше, если бы не задержался в городе, «по старой дружбе» согласившись отложить проверку шакальих слов на честность. Что поделать, но помощь Данко — а если Данко так настаивал, это значило, что никто другой не справится, — он ставил в порядке приоритетов выше, чем поиски малолетней контрабандистки, по незнанию раздувшей искры на тлеющих углях вражды.

«Заставой» данный пункт именовался скорее формально: зверолюдам нравилось заимствованное у блэков слово, и его тут же пустили в обиход. В ствол дерева рядом врезалась сигнальная стрела: у таких были особые наконечники, крупные и полые, с отверстиями спереди и по бокам, через которые воздух во время полёта прорывался с характерным звуком. Еще шесть лет назад такими отваживали незваных гостей. Теперь же они использовались, в лучшем случае, как мера устрашения. В худшем — для указания направления обстрела.

— Стой, — бросил вышедший навстречу дозорный, с сомнением осматривая пришедшего. Последний сбавил шаг и все-таки замер у самого входа в лагерь, ленивым жестом оттянув один из перекрещенных на груди ремней. — Рановато ты заявился, Алдераан. — тон недружелюбный: ему здесь не рады. Особенно волки. «Псина, — нахмурился Атрейдес, тоже не скрывая своей неприязни. — Не переношу, когда несет псиной.»

— И что это еще за дрянь при тебе, э? — подключился второй, спрыгнув с дерева и подходя со спины, все ж таки обратив внимание на «груз» одного из ремней — здоровое, развернутое дулом вверх винтовальное ружье. Трей не удивился: на такую реакцию он и рассчитывал.

— Не трожь, покуда руки дороги. Отрублю быстрее, чем заскулить успеешь, — предупредил медленно, скосив взгляд на второго волчару, почти целиком покрытого серой шерстью. Уже протянув было лапы к оружию, он на полсекунды затормозил с решением, но, сцепив зубы, послушно отпрянул. На губы заползла высокомерная ухмылка. «Ну, то-то же.» — Так теперь встречают старых друзей, да, Энебиш? — на несколько секунд между ними повисла напряженная пауза. Патрульный молчал, в ответ только сощурившись — продолжал молча пронизывать его ледяным, гордым, непроницаемым взглядом. — Значит, обойдемся без прелюдий. — не дождавшись более явной реакции, Алдераан разочарованно цокнул языком. — Есть к вам одно дело. Интересно, что за «дрянь» — будете сотрудничать. Не будете сотрудничать — гвардейцы затолкают ее вам в задницы при первом удобном случае.

— Нас не запугать человеческими «изобретениями». Если ты в самом деле думал, что это подействует, то могу только похвалить за попытку. Или посочувствовать непроходимой тупости, — холодно произнес Энебиш, пока Трей сбрасывал с плеча ремень и точными, выверенными движениями заряжал винтовку. Зарядил, упер прикладом в плечо и прицелился. Для лесных зверолюдов, однако, манипуляции изгнанника не несли ровным счетом никакой смысловой нагрузки. — Тебе придется назвать еще, по крайней мере, две причины для того, чтобы я не развернул тебя в обратном направлении.

Спустя мгновение, заглушив последние слова оборотня, прогремел выстрел — эхом пронесся по чаще леса, отозвавшись в ней испуганным щебетом и шелестом птичьих крыльев, разнесся по лагерю вместе с хрустом пробившей ствол дерева пули. От дула ружья в воздух взметнулся клуб черного дыма, и горячий, до омерзения резкий запах пороха тут же защипал нос, раздражая звериное обоняние. Второй патрульный подобрался к «мишени», обводя пальцами треснувшую кору. Наступила тишина: тяжелая и заполненная глухим, болезненным недоумением.

— Валяй. Когда ваши трупы найдут с такими же дырами в черепах, это уже будет не моя забота, — с мрачной насмешкой он бросил ружье в руки Энебиша, потрясенно следящего за действиями напарника, после чего положил ладонь ему на плечо, ощутимо сдавив. — Кажется, нам все-таки есть, что обсудить.

Неохотно, но в лагерь его все-таки впустили — теперь не могли не впустить. Огнестрельное оружие вошло в оборот в Блэкуолле сравнительно недавно, было чертовски дорогим, а в степени распространенности значительно уступало более привычным, недорогим и надежным арбалетам. Однако, прогресс не заставлял себя ждать, двигаясь вперед семимильными шагами, и вот уже пару недель назад самому Трею пришлось вытаскивать из плеча пулю. В его случае регенерация сделала свое дело, стянув поврежденные кости и волокна мышц за считанные минуты, но кто-нибудь другой на его месте вряд ли отделался бы так легко. Ружье, впрочем, он снял с трупа орденского офицера, осевшего в Мистене — и убитого как раз по заказу Данко. По всей видимости, двухдневная задержка того стоила. Другое дело, что девчонку за это время могли бы уже…

Атрейдес остановился, сначала принюхавшись, а потом заслышав тихое копошение в одной из клеток. Сначала он не обратил особого внимания, будучи занятым прояснением ситуации и стараясь реже дышать, чтобы не чувствовать псовую вонь, но теперь отлично чувствовал присутствие еще одного существа. Хищный синий взгляд метнулся в заданном направлении, быстро выловив в тени искомый силуэт. Бинго.

— Так, так, так. Что это тут у нас? — Заискивающе протянул оборотень, в несколько неспешных шагов преодолев расстояние, и теперь на глаз оценивал свою находку. Шумно втянул носом воздух, убеждаясь в и без того очевидном факте: от запертой девушки незримыми лентами тянулся холодный запах змеиной кожи. — Серпенте, да? Подняла ты в городе шуму и пыли. Кто бы мог подумать, что такая мелочь может создать столько проблем, — усмехнулся, обратив внимание на завязанные глаза и руки, и кругом обошел клетку, остановившись позади нее. — Не дергайся. Пальчики целее будут.

Какими бы там ни были планы Ренхевенских патрульных на Серпенте, с намерениями Алдераана они не пересекались никоим образом: отдавать девчонку в их распоряжение он не собирался. Не только потому, что знал, какими изощренными способами местные ворожеи любят промывать мозги попавшему в их руки городскому отребью, и не столько из глубокой неприязни к конкретному караулу, сколько попросту не желая делить свою добычу с кем-то еще. Если эта добыча, конечно, окажется ко всему прочему достаточно умной, чтобы воспользоваться предоставленной ей возможностью показать себя.

— Эй! Ты какого дьявола там делаешь?!

Местоположение Трея в пространстве таки заметили, и окликнули его как раз в тот момент, когда он, вложив в узкие — человеческие! — ладони полукровки рукоять раскладного ножа, заприметил на запястье край браслета, скрытого под рукавом, и подцепил его пальцами. А расщелкнув и сдернув оный — спустя секунду сдавленно зашипел от боли, даже не сразу осознав, как и когда она успела вывернуться для укуса, и отдернул руку, не преминув отвесить змее легкую затрещину.

— Бл#дь! — из груди вырвалось гортанное рычание, пока он бегло осматривал следы маленьких острых зубок на внешней стороне ладони. — На вот, полюбуйся. Не подскажешь, как вы это пропустили? — поинтересовался, помахав браслетом перед носом подоспевшего патрульного, прямо-таки подавившегося смехом. Змея, лишившись браслета, тем временем стремительно принимала свой истинный облик: на руках проступила чешуя, шевельнулся в траве хвост, да и длинные, загнутые назад рога смотрелись крайне живописно. Бросив убийственный взгляд сначала на волчару, а потом снова на нее, Атрейдес вытянул кровь из места укуса и раздраженно сплюнул в сторону. — Вот же сучка…

Ну что ж. Предположим, характер у нее есть…

Отредактировано Madara Murakami (10 июня, 2016г. 17:46:26)