• ВНЕШНОСТЬ •
› рост/вес: 175 см / 59 кг
› цвет волос: темно-шоколадный, почти черный
› цвет глаз: карие
› особые приметы: в каждой мочке уха по две серьги, в левом ухе еще три прокола по хрящу, но там носит серьги редко, время от времени, когда того требует сценический образ. Порой носит темно-красные линзы, опять же, в угоду сцене.

Гук мало похож на типичного омегу. Довольно высокий для омежьего пола рост и четкий мышечный рельеф тому виной. Нет, он не имеет больших объемов мышечной массы, как качки из тренажерного зала, все в меру, все не выходя за рамки положенного природной сущности. Он с малых лет приучен поддерживать хорошую физическую форму. Гук очень похож на отца, но черты его лица более тонкие, мягкие. От матери Гук взял не много во внешности - тонкие запястья, длинные аристократичные пальцы и чуть больший, чем у отца, разрез раскосых глаз. Парень обладатель темно-шоколадной, густой шевелюры с растрепанной косой челкой, вечно падающей на глаза. Сами глаза карего цвета, в зависимости от освещения меняющие оттенок от почти черного, до темно-янтарного, порой без слов способные показать, куда вас послали и каким комплиментом наградили. Гук одинаково естественно смотрится как в джинсах, футболках и кенгурухах, так и в строгих костюмах (которые, к слову, терпеть ненавидит всеми фибрами души). Его редко можно увидеть без болтающихся на шее, либо заложенных в уши наушников.

• ХАРАКТЕР •

Упрямство и своеволие всегда были у Гука в крови, а полученное воспитание от бабушки-альфы, лишь укрепило и окончательно сформировало эти качества. Он всегда и на все имеет собственное мнение и переубедить его в чем-то весьма сложно, если он уверен в своей правоте. Он излишне прямолинеен и не боится называть вещи своими именами, как бы грубо это ни казалось и какими бы последствиями для него чревато ни было. Он никогда не отступает, даже если видит, что ситуация для него безнадежно проигрышная, в силу чего не редко влипает в неприятности. Если сказал - будь добр соответствовать. Если взялся делать - доведи до конца. Он терпеть не может лжи и несправедливости, интриг и изворотливости. Если человек ему в наглую лжет, он может прямо в лицо сказать "Ты же врешь." И обосновывать не будет, еще чего, зачем разбрасывать слова и растрачивать силы на того, кто этого недостоин? Да и слышать в ответ оправдания и попытки прикрыть вранье новой ложью вызывают лишь возмущение и еще большее разочарование в человеке. Порой он интуитивно чувствует, где правда, а где ложь и его бесит, когда кто-то пытается извратить факты. К слову, друзей у Гука не так много, он предпочитает не допускать людей близко, так как не любит в них после разочаровываться. Не любит прятаться за масками и также терпеть не может видеть маски на людях. Если говорит, то только то, что думает. Если конечно считает нужным что-то говорить вообще. Иным достаточно и насмешливого взгляда, а некоторым и того будет слишком много.
Свои проблемы и неприятности привык решать сам, никого особенно не посвящая в свои дела, благодаря чему его действия не редко бывают неправильно истолкованы, но Чонгук не стремится объяснить их и оправдать себя - ведь настоящий друг поймет и так, ему не нужны оправдания, если ты веришь человеку и это взаимно, то, при любых обстоятельствах он займет твою сторону, ну а для чужих - зачем что-то объяснять? Шли мимо, вот и идите.
Он большой собственник, как в вещах, так и по отношению к людям. Сильно не любит, когда трогают его вещи, его людей. И, если он вдруг позволил вам пить чай из своей чашки - это уже знак доверия и расположения к вам. Он не любит чужих прикосновений и, если человек ему не нравится или безразличен, он никогда не пожмет руку в приветствии. Но тех, кто ему действительно дорог и кому он безоговорочно верит, сие табу не касается.
С детства неприхотлив и привык довольствоваться малым, как говорится - "привык жить сам по себе, есть, что поймает и спать, где придется". Легко приспосабливается к новым местам, особенно не заморачиваясь по поводу смены места дислокации. Он может легко пережить потерю каких-то материальных ценностей, даже не задумываясь и лишний раз не парясь по этому поводу. Но вот потерю близких, друзей, тех, кто как-то ему дорог, кому верит - переживает долго и тяжело, иной раз впадая в апатию или наоборот, изобилуя вспышками гнева и ярости. Напугать его чем-то обычному человеку было бы весьма сложно.
Порывист и эксцентричен. Если возмущается - так от души, если молчит - то "как рыба об лед". Если хлопает дверью, то уж так, что бы с потолка штукатурка осыпалась. Если дерется - то до последнего. Есть такой пунктик - если довести до крайности, до определенного предела, то, заместо того, что бы отступить и сдаться на милость победителя, предпочтет кинуться грудью на амбразуру, как степной кот, загнанный в угол. Кстати о котиках. Животных любит, пожалуй, гораздо больше, чем людей.
Бабушки воспитывали Гука в традициях нации - он знает язык, культурное наследие, сохранившиеся исторические факты и чтит традиции, но при этом, естественно, не игнорирует порядки современного мира. Знает множество корейских сказаний и поверий и неплохо готовит блюда национальной кухни.

• БИОГРАФИЯ •

- Вернулся  наконец? - голос матери вызывает лишь тошнотворные чувства. Он на миг замирает на пороге, морщится, затем, быстро скинув кеды, направляется в свою комнату.
- Ты как ведешь себя с матерью? - второй голос, более грубый и низкий, нарисовался где-то со стороны дивана. Гук лишь презрительно кривится. Его решили повоспитывать? Ну надо же. - А ну иди сюда, щенок!
Парень продолжил путь, полностью игнорируя обращенные к нему реплики. Но у самой лестницы дорогу ему вдруг преградил отец.
- Оставь меня в покое. - тихо шипит Гук. Парень нисколько его не боится. Он спокойно смотрит в глаза преградившему дорогу мужчине, заняв выжидательную позицию. Эта игра в гляделки лишь проверка на слабость. Но в глазах подростка мужчина читает лишь холодное безразличие и полнейшее отсутствие хотя бы крупицы страха. Ну и кто в ней выиграет? Чонгук исподлобья вперился в глаза особи мужского пола, вздумавшего поиграть в дочки-матери в кои-то веки. Минута, другая и мужчина первым отводит глаза. "Да, сволочь, вот так, правильно, лучше отойди с дороги." Губы мальчишки кривятся в презрительной ухмылке. Будь отец альфой, а не бетой, без ярко выраженного запаха, Гук вряд ли смог бы проявить характер и сохранить себя, как личность. Но альфы в семье не было. Некому было повлиять, подавить, заставить бояться.
- Звереныш...- зло бросает ему вслед отец, возвращаясь на свой диван и вновь утыкаясь в телевизор.
Хмыкнув и бросив косой взгляд на мужчину, парень поднялся в свою комнату, отгородившись ото всех дверью и музыкой, вновь врубив колонки на полную мощность и более не слыша ни окриков матери, ни возмущений отца. По сути, ему было плевать. Давно плевать. Он не мог этого исправить, этой странной шутки судьбы. Вроде бы семья, вроде бы дом. Вроде бы. А на деле, лишь кучка людей, связанный псевдоузами, подчиненные какому-то неправильному алгоритму - проснуться утром, пойти в школу, вернуться, перекинуться парой колких фраз и отправляться на работу. Поздно ночью вернуться и выключиться до утра.

В общем-то, семьей они никогда и не были. Гук не понимал, как ни пытался, откуда в его родителях столько ненависти к собственному ребенку? Почему то, что испокон веку являлось нормой общества, в его семье вызывало столько отвращения и презрения? Да, он родился омегой в семействе, где несколько поколений рождались беты. Неожиданно? Безусловно. Но почему в их век, когда все половые предрассудки остались в далеком прошлом, его омежья сущность стала позорным клеймом для самых близких и родных людей? По какому такому закону он должен был чувствовать себя ущербным среди равных? Возможно, он бы и поверил в собственную неполноценность и отвратительность и вырос бы бесправной тварью дрожащей без собственного мнения и характера, если бы не воспитывался до двенадцати лет матерью отца и ее сестрой.

***

Детство Гука прошло в доме бабушки, которая, видя неприятие малыша собственными родителями, забрала его к себе, едва ли не после самого рождения. Бабушка Чон была представительницей малочисленной, но дружной корейской диаспоры и, в отличие от родителей Гука, не имела никаких предрассудков - ни половых, ни расовых. За сим, когда сын решил жениться на европейке, не имела никаких возражений. Правда, госпожу Чон слегка огорчало, что сын не привел невестку домой, а переехал жить с нею в новый, современный дом, как и то, что, в отличие от них самих, избранница сына была дочерью весьма состоятельного семейства. Но, решив не вмешиваться, просто пожелала молодым счастья.
Бабушки души не чаяли во внуке и, насколько смогли, постарались заменить Чонгуку родителей, окружив заботой. Старшая сестра бабушки, являясь альфой и всю жизнь проработавшая в полицейском управлении, собственных детей не имела, за сим, с азартом взялась за воспитание двоюродного внука. По-началу она долго сетовала на то, что принесенный в дом ребенок "не мужик", не альфа то бишь. Вплоть до того момента, как со дня рождения Гука миновал год. Мальчишка уже уверенно держался на ногах и во всю пытался пинать подаренный кем-то из соседей мячик. В тот момент старшей бабушке в голову пришла одна весьма интересная мысль. Какая, собственно, разница, альфа или омега? Ведь омегу же тоже можно научить играть в футбол? И всему тому, что знала сама. А знала она не мало. Именно она собственноручно выстрогала ему первую рогатку, именно она научила кидать камешки "блинчиком" по воде, именно она учила его первым приемам самообороны.
- Тебе что, слабо? Ну упал, чего ты ноешь как кисейная барышня? - заботливая бабуля учила стойкости Гука. Почему-то именно сравнение с этими кисейными барышнями, о которых он вообще понятия не имел, выводили его из себя и заставляли шустро подняться на ноги и забывать о разбитых коленках и ободранных ладонях. Старшая бабушка никогда не читала нотаций и не давила авторитетом, не кичилась возрастом, избрав позицию, скорее, близкого друга, нежели "умудренного опытом" взрослого. Она учила Гука быть стойким, не пасовать перед трудностями и всецело старалась поддержать веру в то, что нет ничего невозможного.
- Всего можно достичь, если очень постараться.
- А если не получится?
- Значит ты не очень-то этого и хотел.

Садик и начальная школа стали трудным испытанием для воспитателей-преподавателей, к которым в класс попал Чонгук. Если где-то уронили школьную доску, которая до этого крепко висела на стене или разбили окно, или расквасили кому-то нос  - такие происшествия редко обходились без участия Гука. Преподавателей скорее удивляло, если оказывалось, что мальчишка был не причем. Вот тогда взрослые начинали беспокоиться - а не заболел ли? Не то что бы Гук сам стремился к таким вот неприятностям и приключениям, оно само как-то так получалось. Ну не мог он пройти мимо, если затевалось что-то интересное, а окно... Это ведь совершенно случайно вышло. Как не мог промолчать, если кто-то пытался оскорбить словом. Взрослые понимали это, поэтому, если и случалось что-то из ряда вон выходящее, всегда знали, что под завесой очередного хулиганства, должна лежать какая-то веская причина. Правда, наказаний и взысканий за эти проделки никто, конечно, не отменял.

Помимо обычной школы, бабушка Чон, не взирая на возмущения старшей сестры, отдала его на обучение в музыкальную студию.
- Человек должен быть всесторонне развит. - заявила бабуля.
- Зачем ему твоя музыка? Ты погляди, погляди, как он в макивару бьет! Нет, ты глянь! Какой удар, а? Моя школа! - гордо возражала старшая бабушка.
- Одно другому не мешает. - улыбалась бабуля.
Что тут сказать, музыкальная студия стала для Гука вторым домом, откуда порой было и за уши не вытянуть. Когда пальцы касались клавиш пианолы или же когда начинал петь, по телу словно искорки рассыпались. Гуку нравилось это ощущение. Он просто не мог словами описать свои чувства, что испытывал во время игры на инструменте. Когда звуки музыки и ее ритм проникают в каждую клеточку твоего тела, захватывают целиком и полностью, свободно движутся через твое тело, от макушки до пяток заполняя тебя, когда ты словно становишься одним целым со звуком, каждое движение во власти их приносит эйфорию, не сравнимую ни с чем. Ты словно становишься одним целым со вселенной, дышишь всем воздухом одновременно и живешь, ярко горишь и пылаешь, но не сгораешь при этом, отдаваясь до капельки музыке и ритму. А после, когда мелодия потихоньку оставляет тело, чувствуешь легкую грусть и теплую, приятную усталость, разливавшуюся негой по всему телу. И хочется немного просто посидеть, не двигаясь, чему-то бессознательно улыбаясь и чувствуя, как кружится голова...

Гук рос довольно беззаботно под опекой бабуль, казалось, жизнь всегда будет безоблачной и благосклонной к нему. Но всему когда-нибудь приходит конец. Когда ему исполнилось десять лет, старшей бабушки не стало - как сказала бабуля Чон, возраст брал свое.
- Все мы когда-нибудь покинем этот мир, Гукки. Каждый в свое время. - поглаживая внука по шоколадной макушке, успокаивала его бабушка, тихо вздыхая.
А пару лет спустя, мир Гука был окончательно разрушен. В его жизнь внезапно решили вернуться мать с отцом, явившись одним из вечеров в дом бабушки и потребовав вернуть им сына. Мальчишка, конечно же, не мог знать, что понадобился родителям лишь из-за денежного пособия, что выплачивал им его дед, со стороны матери. Которого, к слову, он никогда в жизни не видел и, с которым ему предстояло познакомиться, спустя несколько дней.

Попав в новый дом, он с порога почувствовал себя неуютно. Незнакомая обстановка, незнакомые люди, коими являлись мать с отцом и незнакомый мужчина, перед которым последние лебезили изо всех сил и которому представили его, как внука. Чонгук настороженно наблюдал за взрослыми, пытаясь как-то уложить в голове свое с ними родство. Но не получалось. Ни мать, ни отец, не вызывали ни одной положительной эмоции. Гук чувствовал фальшь на каждом шагу и не желал идти на контакт ни с ними, ни с дедом, сочтя его с ними одного поля ягодой. Он надеялся, что, после визита деда сможет вернуться обратно к бабушке. Но не вышло. новоявленные родственники попросту заперли его в комнате, заявив, что отныне здесь его дом. Мириться с этим мальчишка вовсе не собирался и, памятуя чему учила его старшая бабушка, сбежал из дома через окно, пустив в дело простыни и пододеяльник, сорванные с постели и связанные в веревку. Но, радоваться возвращению в дом бабушки ему пришлось не долго - родители вновь приехали за ним и, не взирая на протесты старушки, увезли мальчишку обратно. Спустя месяц не стало и бабушки Чон. Быстро отбыв похороны, родители продали ее дом и со спокойной совестью забыли о ее существовании. Для самого Гука же настали черные времена. Еще не достаточно взрослый, что бы противостоять взрослым, уйти и жить самостоятельно, но с детства наученный отстаивать собственное мнение и любить свободу, он сопротивлялся, как мог, с каждым днем все больше и больше уходя в себя и отгораживаясь от так называемых родителей стеной...

***

Все это было бы слишком уж убийственно, не будь в этой холодной цепочке событий таких составляющих, как немногие друзья да еще любимое увлечение, не дававшее окончательно потерять надежду на лучшее. У Гука была мечта. Вернее, по-началу это было лишь увлечение, теперь заменявшее ему все, чего так не хватало в жизни мальчишки - родительские любовь, внимание и заботу, уют родного дома, за стенами которого всегда бы ждали и стены которого были бы стойкой крепостью, способной защитить от любых неприятностей, обычные теплые человеческие отношения между родственниками, уютные семейные праздники... Все то, что в изобилии имели соседские дети, но чего ныне был лишен Гук. Всему этому он нашел собственную альтернативу, утопив все эмоции и потребности в музыке. Правда, после того, как оказался в родительском доме, про занятия в студии и секции тхэквондо, куда начал ходить после смерти старшей бабушки, дабы не терять форму, пришлось на некоторое время забыть. Родители не собирались оплачивать ему их, а устроиться на работу до четырнадцати лет Гук не мог по закону. Долгих два года он пытался заниматься сам, не имея под рукой инструмента, просто повторяя полученные знания в уме, просто исписывал остатки нотных тетрадей сочинениями, текстами к ним, куда изливал все, что накапливалось внутри и было некому высказать... По достижении четырнадцати лет Гук активно начал искать подработки. Но все его попытки работать частенько оборачивались неприятностями. Куда мог устроиться работать подросток? Естественно в кафе, в небольшие магазинчики-ларьки, в доставку, изматывая себя множеством работ и получая за это гроши. Но, в принципе, Гук мог смириться с этим. Но вот чего не мог, так это научиться молчать при виде явной несправедливости и улыбаться в ответ на грубость и наглость. Внутри словно черт просыпался и Чонгук, выходя из себя, впадал в ярость, теряя контроль над собой а вместе с этим и очередное место работы. Но он не сдавался. Ведь, если он потеряет возможность заниматься тем, к чему лежала душа, то, скорее всего, потеряет и смысл существования. Жизнь забитым затворником в комнате дома - это явно не для него. Уж лучше сразу в крематорий, чем подобное времяпрепровождение.

Когда Гуку исполнилось шестнадцать, в один из дней он наткнулся на плакат с объявлением о прослушивании на должность ведущего вокалиста в андеграунд-группу. Видя в этом подкинутый судьбой шанс для воплощения собственной мечты, Гук не смог пройти мимо. Но все же, прежде чем решиться отправиться в противоположную от дома часть квартала, к черту на куличики в неизведанные е... места, долго ходил вокруг афиши, рассматривая, перечитывая и все же решился, сочтя, что терять ему, в общем-то, нечего. Скорее, он бы долго сожалел о том, что не сделал, если бы все же проигнорировал этот шанс.

Но, переживал о провале Чонгук, как оказалось, зря. Тембр голоса мальчишки показался весьма необычным лидеру группы, вкупе со внешностью, пожалуй, единственным положительным наследием от родителей. И Гук был принят. Выглядевшие диковато и странно на первый взгляд участники группы на поверку оказались весьма неплохими ребятами. Со своими тараканами конечно, но кто в этом мире был идеален? Гука мало интересовало то, что место постоянной работы группы, мягко говоря, не подходящее для подростка-омеги, ведь он наконец получил способ самовыразиться и излить душу в музыке. Тем более, что, в лице участников группы он получил новых хороших друзей и защиту от излишне впечатлительных посетителей "Черной дыры", как называлось кафе, где работала группа. Наконец-таки Чонгук получил то, о чем так долго мечтал. Ко всему прочему, благодаря работе в группе, он наконец смог оставить все остальные подработки и времени на учебу и творчество стало заметно больше. С этого момента даже тяжкая обстановка дома и скандалы с родителями перестали иметь какое-либо значение, мальчишка с головой погрузился в занятия в группе. Жизнь шла на лад. Равно до тех пор, пока его жизнь вновь не перевернулась.

Однажды, вернувшись домой после очередной репетиции, Гук застал дома копов. Дом был опечатан, а родители взяты под стражу. Чонгук не был посвящен в их дела, не имея никакого интереса вникать в них, да и отец с матерью никогда не считали нужным делиться чем-то с нежеланным сыном. Как оказалось, они были замешаны в каком-то странном деле с шантажом и вымогательством. Но это как-то вовсе не удивило мальчишку. Его больше насторожило появление в его жизни нового родственника, который поспешил оформить опеку над ним. Вот это были новости. Гук конечно понимал, что в его ситуации ему светил либо детский дом, либо этот вот, странный вариант. Он знал, что где-то у него есть еще родственники по материнской линии, которых он никогда не слышал, да и не задумывался о том, что бы кого-то искать - если им не интересовались с самого детства, как он думал, значит не имело смысла себя навязывать. И вот это внезапное явление старшего брата, даже не поинтересовавшегося мнением самого Гука и поспешившего все решить самостоятельно, бесило мальчишку. Его вновь перебрасывали на новое место, загоняя в чужой дом, словно игрушку, вновь ставя перед фактом и не считаясь с его собственным мнением. Нет, он отлично осознавал, что, попади он в детский дом, то все обстояло бы намного хуже. Но и мириться подобным раскладом молча не собирался. Уж больно это напоминало переезд в родительский дом в прошлом...

ОБ ИГРОКЕ

Отредактировано Jeon Jungkook (4 сентября, 2016г. 14:34:37)