Шумная компания из пяти человек студентов, под вечер заваливающаяся в простенький и недорогой минимаркет "у дома", однозначно не была для этого места сколь-либо необычным явлением, однако в заставленном пёстрыми стендами помещении разом стало тесно и суетно-людно. Четыре парня и девушка, один из них явно альфа, высокий и черноволосый заводила, зубоскально выбирающий пиво. Смеются, толкаются, о чём-то в шутку спорят и восклицают с улыбками — пятница же, лучший вечер недели, предвещающий выходное утро! Кто-то притащил из соседнего отдела две пачки мясных стейков и тоже сунул в корзину, девушка придирчиво выбрала себе бутылку какого-то легкого женского алкоголя с сиропом, а полка со снеками стала пустее примерно наполовину — и компания осадила кассу, озадачив единственного кассира целой кучей товаров, рассчитанной, должно быть, человек на десять. Пик, пик, пик — на то, чтобы пронести мимо сканера каждую пачку, определённо, уйдёт время. На ленте не хватает места — уже посчитанные пачки и бутылки приходится сразу раскладывать по пакетам, чтобы освободить место для новых.

Но этим занимаются Кевин и Софья, Брендон выходит покурить, альфа Дилан вертит в пальцах платёжную карточку — единственный здесь сын обеспеченных родителей, не считающий кредиты до стипендии, а Джеймс... Джеймс стоит на шаг позади и молчит, как молчал почти всё время до этого. Улыбался, кивал, смеялся вместе со всеми, но вот слышно его почти не было — а сейчас и вовсе он не глядя принял у Кевина один из пакетов, чуть его не выронив, но всё-таки успев подхватить. И, сглотнув, снова поднял глаза на омегу за кассой, проворно подносящего пачки к счётчику тонкими, суховатыми пальцами узких кистей.

"Красивый, — думается в этот момент ему. — Бывают же такие красивые люди..."

На пальцах нет кольца. Джеймс сам не может ответить себе, почему он обратил на это внимание. Взгляд скользит по простой и дешевой рабочей униформе, поднимается на вежливую и тёплую улыбку, адресованную покупателям. От всей его невысокой — это понятно даже сидя, — фигуры исходит какая-то странная, успокаивающая атмосфера уюта, исходящая от манеры держаться этого молодого... сколько ему — наверное, немного постарше, раз уже работает? двадцать пять? двадцать семь? — даже мужчиной его не назовешь... Омега — и всё тут. Джеймсу нечасто доводится видеть омег-парней — тем более...

— Джеймс, ау! Не тормози! — компания, шелестя пакетами, уже выходила из дверей, и Кэнделл поспешил догнать их, ловя придержанную для него дверь, звенящую колокольчиками, и залпом вдыхая сырой мартовский воздух улицы. Уфф... как будто даже в голове посветлее стало, прохладца приятно просочилась вниз по позвоночнику и заставила передернуть плечами. До квартиры Брендона недалеко — пешком минут десять...

На улице уже стемнело, и свет вывесок отражается в лужах на чёрном асфальте. Ветер ерошит волосы, бьёт сбоку, то и дело усиливаясь и мешая прикуривать, а яркая курсивная надпись "СамБерри" над невысоким крыльцом остаётся всё дальше и дальше за спинами. Пока Кэнделл вдруг решительно не останавливается и на вопросительные взгляды обернувшихся на него друзей как-то неловко и озадаченно хлопает себя по заднему карману джинсов:

— Слушайте, я, кажется, портмоне обронил...

— Где? — удивлённый и обеспокоенный голос Софьи.

— Да там... Бренд, на, вместо меня... — Джеймс суёт пакет другу.

— Точно? А если...

— Да точно — когда телефон доставал, — весьма правдоподобно морщится Кэнделл на свою выдуманную неловкость. Лишь бы только отвязаться... — Вы идите, не стойте, я догоню, адрес же знаю.

— С тобой сходить? — не унимается Софья.

— Не, не надо... я быстро, — извиняясь, улыбается Джеймс, и разворачивается, придерживая на плече лямку рюкзака и подгоняя шаг в обратную сторону.

Шагов через двадцать оборачивается — убедиться, что товарищи действительно пошли дальше без него и не торчат там на ветру, чтобы стать совершенно ненужными свидетелями тому, как он замедляет шаг и в томительно-неясном сомнении замирает, прежде чем ступить на крыльцо и подняться к двери в магазин. Отчего же так неспокойно? Словно он и в самом деле там что-то забыл, что-то очень важное — хотя портмоне-то лежит себе в рюкзаке и никуда не делось. Джеймс стиснул в кулаке лямку и сделал глубокий вдох, решительно делая шаг и толкая от себя звякнувшую колокольчиком дверь.

Внутри всё так же сухо и по-магазинному стыло из-за работы кондиционера, несколько покупателей в зале меж стеллажей. Взгляд прикипает к омеге за кассой — тот пробивает хлеб и молоко какой-то пожилой женщине. Кэнделл колеблется: никогда раньше ему не приходилось знакомиться вот так, как хочется сделать это сейчас. Хочется, но как — он теряется в представлениях. Человек же на работе... Да даже если бы не был на работе, то всё равно — как? Почему-то сейчас кажется, что раньше всё случалось как-то само собой, как ни старайся, в памяти ни одного примера не выцепить. Просто хоп, и общаются, хоп, и друзья. Всегда было что-то общее, что стягивало в один пучок. А тут... тут и причины-то никакой нет.

Хотя враньё это, конечно. Есть причина: этот омега ему понравился. Очень понравился, но...

"И что я ему скажу — здрасьте, вы очень симпатичный и нравитесь мне, давайте знакомиться? Брр, глупость-то какая... Звучит как дешевый пик-ап." — Джеймс берёт корзинку и как-будто придирчиво осматривает её на чистоту — просто потому, что стремается стоять выдающимся из привычного круговорота дел истуканом и пытается не привлекать к себе лишнего внимания. Как все, заходит внутрь, как все, в задумчивости ходит между рядов. Останавливается напротив стенда с журналами — зачем ему журналы? Вообще не упали, но Кэнделл берёт один и листает отвлечённо, по-прежнему осторожно посматривая в сторону кассы и боязливо пряча взгляд, когда обнаруживает, что кассир ничем не занят. Не сразу обращает внимание на журнал, который держит в руках — только потому, что ненадолго остановившиеся рядом девицы с хихиканьем покосились на него. Журнал оказался про вязание для мамочек с младенцами — Джеймс внутренне икнул и поспешил поставить тот обратно на полку. Поставился журнал не сразу — несколько из другой кучи чуть не попадали, и парень, скорчив гримасу, зажал их руками, кое-как возвращая на место и уже почти что с облегчением выдохнув.

Но покой на полке продлился недолго: стоило ему убрать руки, как предательские глянцевые стопочки снова заскользили, и...

— А, ччёрт!.. — ругнулся себе под нос Джеймс, чувствуя себя полным идиотом, и присел, чтобы торопливо пособирать попадавшие на не самый чистый пол цветастые томики...

Отредактировано James Candell (7 марта, 2017г. 22:28:13)

Раскрыться журналы и впрямь не успели — только лишь дружным быстрым ручейком скользких толстеньких дельфинчиков стекли на пол, словно безумные лемминги волной с края обрыва, с веселым стуком и шелестом расстелившись на плитке, влажной и серой от пары десятков прошедших здесь весенних ног.

— Позвольте, я вам помогу?

Джеймс, хаотично пытавшийся собрать журналы и утереть их рукавом куртки, вскинул голову и почти что с ужасом обнаружил над собой того самого примечательного парня с кассы, что оказался сейчас прямо перед ним с милой и участливой улыбкой. Запах абрикосов, чистый и спелый, щекотнул кончик носа, прогоняя сомнения — да, это именно от него так пахло, а не от витрины с ящиками свежих фруктов и овощей. Язык судорожно присох к нёбу от жутчайшей неловкости: застали на месте преступления...

— А, д-да... спасибо. Извините, я случайно...

Но его сумбурные попытки оправдаться словно потонули в уверенных, чётких и спокойных жестах кассира, один за другим берущего журналы, обтирающего обложки тряпкой и ставящего их на полку без следа пережитого. По сути, его "помочь" превратилось в "давайте, я сделаю за вас", потому что Джеймс даже не сразу разобрался в том, что может просто подавать ему журналы, а не бестолково крутить в руках, пытаясь почистить обложки своими силами. Много времени это не заняло — раз, раз, и журналы чёткой аккуратной стопочкой возвращены на место. А запах абрикосов кажется таким сильным, что как будто кроме него ничего больше важного и нет. И Джеймс не отдаёт себе отчёта, что буквально таращится на этого парня в культурно прикрывающем волосы жёлтом платке с логотипом магазина. Миниатюрный, хрупкий, словно воробушек: за кассой он казался выше, наверное, потому, что сидит там на высоком стуле... А с журналами покончено и, кажется, надо что-то сказать или что-то сделать — он же что-то хотел, да? — но Кэнделла только и хватает на то, чтобы неловко улыбнуться в эти короткие несколько секунд...

— Эмиль, подойди на кассу! — доносится голос со стороны, и воробушка только и видели: вспорхнул и скрылся, проворно пробравшись меж ограждавших место кассира стоек со всякой мелочёвкой. Джеймсу к таким даже и подходить порой было страшно: казалось, непременно застрянет там и всё на себя своротит, как тот мужик на гифке...

"Эмиль, значит, да?.." Джеймс ещё несколько секунд смотрит вслед, ощущая, как в груди оседает что-то мечтательно-приятное, а запах абрикосов тает на отдалении. "Ч-чёрт... А я Джеймс. Да, тот самый придурок, который журналы своротил... Ну зашибись просто. Тьфу..." Кассир тем временем сноровисто пробивал покупки очередному клиенту со всё той же мягкой улыбкой. Ну в самом деле, занят человек, работает, не посреди же смены его отвлекать, что он себе вздумал? Догадался, тоже мне...

"Но теперь я хотя бы знаю его имя," — утешил себя Джеймс, в смущении пробираясь на выход без покупок. Выходить сквозь рамки металлоискателя даже с совершенно пустым рюкзаком всегда было стрёмно — но за ними он хотя бы смог вздохнуть свободно, боднув взглядом изображающего бдительность охранника, со скрещенными руками стоящего возле ячеек для хранения. "Я же ничего не взял, что на меня пялиться?" И поспешил толкнуть дверь и выйти из пахнущего абрикосами и прочими вкусностями магазина в прохладу весенней улицы. Фу-ух...

И что теперь? Спустившись с крыльца, Джеймс оглянулся на дверь. Двадцать четыре часа, круглосуточный. Охох... И когда же у него может смена закончиться? Кэнделл бросил взгляд в сторону соседней улочки, куда ему следовало свернуть, чтобы выйти вскоре к дому Брэндона. Ребята, наверное, уже там, поднимаются наверх, включают музыку... Вот только Джеймсу сейчас пиво совсем в горло не полезет. Ну что он там будет делать? Сидеть и думать об этом омеге? Ведь не думать особенно и не получается...

Сколько ему лет? А часто он тут работает? А чем еще занимается? Что ему интересно? А парень у него есть? Ох, обидно будет, если есть. Но не похоже, чтобы на нём стояла метка... И потом, мы же можем просто дружить, да? Сходить куда-нибудь... вместе... Джеймс прокручивал всё это у себя в голове, не сразу осознав, что просто стоит под фонарём, сжимая в пальцах добела лямку рюкзака. Не так-то просто взять и подкатить к парню-омеге... Признаться честно, Джеймс с такими-то и встречался близко всего пару раз, и никогда ему особенно... ну, то есть, вообще никогда — чтоб вот так. Этот какой-то совсем не как те, особенный... невысокий такой, милый. И всё равно... это ведь и у него тоже, получается, бывает такая течка, когда на целую неделю и...? Представить себе немыслимо. Или мыслимо?.. Кэнделл в смятении колупал пальцем лямку, медленно меряя шагами противоположную сторону улицы. Это тоже было причиной как-то... остерегаться их, что ли? Парней-омег... Целую неделю без перерыва — это ж с ума сойти... И в голову сами собой лезут всякие неприличные картинки, пусть даже стоящий перед тобой омега имеет очень цивильный вид и совершенно скромно прижимает к себе папку с рисунками. Такой же художник, как и ты, только никто не смотрит на него серьёзно — омега и рисование, фи, это же так обычно. Ну, помалюёт в блокноте, и где это ему пригодится, чтобы детскую красками расписывать? Итана ему из-за этого всегда было как-то по-человечески, симпатизирующе жаль... но чтобы смотреть на парня-омегу именно как... на парня? Это было странно. Даже слишком...

Но, стоя с ним друг напротив друга, вдыхая запах сочных абрикосов и засматриваясь хрупкой, словно фарфоровой в своей невеликости фигуркой, Джеймс точно понял одно: он себе просто не простит, если сдрейфит и предпочтёт уйти, решив, что ничего такого здесь не было и ничего особенного не случилось.

Отредактировано James Candell (20 марта, 2017г. 13:08:17)

Промаявшись минут двадцать под магазином, ни домой, ни на встречу с друзьями альфа так и не пошёл. Зато придумал и скинул на номер Софьи извиняющуюся смс-ку о срочном рабочем заказе и эскизах, которые хотят получить вот прямо утром к понедельнику. Отправив, с облегчением вздохнул и, поддёрнув рюкзак на плече, заозирался, думая, как ему быть дальше. Погодка была совсем не ахти, даром что Джеймс до сих пор не убрал в шкаф зимнюю куртку и щеголял в ней, боясь пока штурмовать улицы в весенней лёгкой ветровке. Ему не было назло кому храбриться и хорохориться — за несколько лет без денег и обновок он намёрзся в одной куртке на все времена достаточно, чтобы сейчас иметь сдержанность и смелость одеваться по-человечески. Ну, настолько, насколько он вообще мог угадать с погодой и случаем...

Прогуляться от остановки до дома без шапки — ещё вполне приемлемое мероприятие, но вот полчаса с лишним стоять у крыльца какой-то парикмахерской, по ночному времени уже закрытой — уже так себе развлечение. От ветра там более-менее удалось укрыться, но менее темно и холодно от этого не становилось. Вложив в уши наушники-капельки, он сделал музыку громче, неотрывно глядя на свет за дверью в "СамБерри": вход в магазин с двадцати метров просматривался отлично, выходящих не упустить. И всматривался, каждый раз с замиранием сердца всматривался в выходящих, ожидая, когда из-за двери этой появится невысокая тоненькая фигурка так понравившегося ему омеги.

Она и впрямь появилась — уже в одиннадцатом часу. К тому времени у натянувшего капюшон до ушей Джеймса не только стали в смятении таять надежды вообще чего-то дождаться, но и начали отмерзать ноги, и он в тщетной попытке согреться ходил туда-сюда, подпрыгивал на месте, подходил к двери магазина и пытался рассмотреть снаружи место кассира, и даже успел дважды сбегать за картонным стаканчиком горячего кофе в ещё открытое до двадцати двух маленькое кафе неподалёку — всякий раз нервно оглядываясь в окна и боясь пропустить самое важное, отчего, должно быть, на него с некоторым недоумением косились посетители — но Кэнделл этого не замечал, слишком поглощён был своим ожиданием. Уже и штук двадцать завязок для разговора в уме перебрал, отбраковывая одну за другой, и непременно воспользовался бы сейчас одной из них, если бы...

Если бы из магазина омега не вышел ровно следом за высоким мужчиной, придержавшим перед ним дверь. В мужчине Джеймс после некоторой заминки признал по вихрам на непокрытой голове того самого альфу-охранника, с которым он мерился взглядами на выходе — и в замешательстве придержал шаг, постояв под прикрытием рекламного стенда. Они о чём-то говорили, выходя — но шум ветра и шагов мешал разобрать слова. Джеймс куснул себя за губу, гадая — и в первую очередь пытаясь задавить пессимистичный страх: ну вот, не судьба, ничего не получится, место занято... мысль о том, что они могут быть просто коллегами, держалась в голове с трудом. Как зачарованный, Кэнделл шагах в пятнадцати следовал за парочкой дальше по улице. Альфа не переставал что-то вещать и жестикулировать, размахивая и пакетом, который нёс в руке, а омегу — омегу и слышно-то не было, он тихонько шёл себе рядом и вряд ли замечал, что за ним с замирающим в горле дыханием следят издалека.

Опомнился Джеймс только тогда, когда двое, не спеша расходиться, свернули во внутренний двор одного из соседних зданий.
"Что я, чёрт побери, делаю?" — эта стыдливая заминка от понимания, что он подло подсматривает в чью-то чужую жизнь, словно сталкер какой-нибудь, стоила ему полминуты времени. И когда Кэнделл, ускорив шаг, буквально влетел в этот дворик, там уже никого не было: омега с провожатым скрылись в каком-то из подъездов. Тяжело вздохнув, Джеймс потёр пальцами лоб и снова повторил себе уже заданный вопрос: что он, чёт побери, делает?.. В самом деле, как повёрнутый какой-то. Тонкая узкобёдрая фигурка омеги отказывалась идти из головы. Интересно, а какой он, когда смеётся? Наверное, выглядит очень мило...

От знания, что омега возвращается домой — к себе домой? или в гости? — с альфой, стало как-то грустно и неловко. К остановке нужного маршрута замерзший и морально окунутый в бочонок Джеймс шёл быстро только потому, что ему было холодно до потери чувствительности собственных бёдер — и, с разбегу заскочив в закрывающиеся двери трамвая, чудом не оказавшись ими прищемлён, Кэнделл повис на поручне, с протяжным выдохом прижимаясь к нему лбом. Если его пошлют лесом и прямо скажут, что не хотят с ним знаться и дружить — станет ли легче?..

Он не знал. И, как дурак, вечером в субботу примчался сюда снова, добиравшись с пересадкой почти час — только чтобы найти за кассой совсем ненужную девушку-бету и, пока она пробивала ему какую-то пачку дешевых снеков, так и не решиться спросить, когда выходит на работу тот омега. Если она ему скажет о его интересе — это же будет просто кошмар! Точно подумает, что он сталкер какой-нибудь ненормальный...

Во вторник его тоже не оказалось на месте, зато в среду Джеймс, еще только подходя к дверь и берясь за ручку, увидел его за кассой и с трудом одёрнул себя, пряча взгляд в пол и проходя в торговый зал. Он слонялся там с корзинкой минут двадцать, бестолково радуясь жизни, прежде чем набрать каких-то вафлей, банку горошка, кефир и вроде бы ненужных сухариков и таки пройти на кассу, кропотливо выставив их на ленту и тайком втягивая носом запах абрикосов, пока омега его рассчитывал. И, расплатившись — конечно, согласившись на пакет, — вышел, кусая губы и уже совсем знать-то не зная, что делать, как быть и куда бежать. Понимая только одно: в омегу этого — Эмиль, Эмиль его зовут, Джеймсу до сих пор даже про себя было неловко называть его по официально так и не узнанному имени, — он влюбился окончательно, бесповоротно и до какой-то придурковатой дрожи в кончиках пальцев...

В среду он специально пришёл к десяти вечера — его не удержал даже начинавшийся насморк, ничуть не помешавший снова купить то, что без проблем довезёт в рюкзаке до дома, а после еще минут пятнадцать стоять у уже знакомого крыльца соседнего здания на мартовском ветру в ожидании пересменки, чтобы... снова напороться на факт, что охранник и сегодня провожает Эмиля куда-то во дворы. В этот раз Джеймс за ними не пошёл, на повороте свернув в сторону остановки и задержавшись, глядя через плечо. Так далеко заходить ему уже действительно не позволяла совесть.

В пятницу он уже почти по привычке, выйдя в семь вечера из мастерской, где задержался чуть ли не позднее всех прочих, вскочил на остановке в автобус совсем не в свою сторону — чтобы снова пройти по ставшей знакомой старой улочке, поглазеть на запомнившиеся вывески магазинчиков и фирмочек, обильно усыпавших дряхловатые на вид дома по всем первым этажам, и свернуть под буквы "СамБерри", с воодушевлением вдыхая на входе слабо чувствовавшийся в воздухе аромат спелых абрикосов. Этот запах лечил его лучше, чем пастилки от горла: Джеймс за сегодня выел уже целую пачку, а першить в глотке как будто бы перестало только сейчас. Отчего-то такой заход за покупками начинал казаться своеобразным ритуалом, который неправильно будет нарушать. Этого было... так в меру после долгого учебного дня и ночной работы над эскизами и формами для издательства: походить по залу, останавливаясь у полок и украдкой наблюдая за тем, что творится на кассе, подумать, положить в корзину что-то ещё, что хоть чуть-чуть может ему дома пригодиться — и пройти на кассу, чтобы пару минут постоять с ним лицом к лицу, увидеть мягкую вежливую улыбку и услышать заботливое "Пакет пробивать?".. Он даже вещи в пакет этот складывать научился медленно, чтобы хоть немного, но продлить свой повод находиться ближе. Правда, охранник, работающий в смене с Эмилем, кажется, испытывал к Джеймсу какое-то особенное предубеждение еще с того, первого раза, когда он ушел без покупок. Вот и сейчас, ставя на ленту пару бутылок йогурта и кладя пакетики с приправами рядом с банкой чипсов, Джеймс чувствовал на себе его сверлящий спину взгляд. Не, ну а что такого в том, что человек каждый день заходит за продуктами?.. Кэнделл глянул через плечо, возвращая критичный и недовольный зырк по адресу, но тут очередь продвинулась — и стало не до охранника:

— Здравствуйте, — в этот раз первым улыбнулся Эмилю Джеймс, постаравшись как можно более незаметно шмыгнуть носом, покрасневшим от стойко и упрямо переносимой на ногах простуды. Спрей для носа, с которым он не расставался уже третий день, помогал ненадолго и не до конца, но Кэнделл сдаваться не собирался. Нет уж, из-за такого дурацкого случая он в постель не сляжет — вылечится и так, лишь бы иметь возможность ещё немного посмотреть на Эмиля. Какой он симпатичный всё-таки... и глаза — такие синие-синие...

Отредактировано James Candell (24 марта, 2017г. 13:49:06)

— Да, пожалуйста, — серьёзно и затаённым удовольствием от процесса ответил ему Кэнделл и передвинулся на другую сторону кассы, вынимая из портмоне платёжную карту. В носу снова надоедливо засвербело, и парень ненадолго опустил взгляд, смущенно им шмыгнув. Вот ведь зараза... и надо же было ему играть в рыцаря и отдавать единственную нормальную куртку этом потерпевшему... Где ж он шлялся в то время, когда остальным людям раздавали эгоизм?..

— А? — вопрос Эмиля выдернул его из мечтательного созерцания узла на жёлтой косынке кассира, и Джеймс замялся, забегав взглядом по любезно раскрытому пакету и уже пробитым покупкам и промямлив:  — Я э-ээ... ну... ой! — неосознанно он принялся крутить в пальцах карту и не удержал, выронил — она, как назло, стукнулась ребром, отскочила и упала за кассу, куда-то под ноги Эмилю.

— Ох, простите... — Джеймс в замешательстве дёрнул рукой, словно мог потянуться и достать её оттуда, стоя с другой стороны, но наткнулся на непреклонность реальности и замер, чувствуя, как от стыда кровь приливает к щекам и кипятит уши. Ну что же он за недоразумение такое!.. Криворукий дурак, чтоб его...!

— Простите... — только и повторил он, тупя взгляд вниз и понимая, что необходимость лезть под прилавок и ковыряться там в поисках его карточки — очко далеко не в его пользу.

Взрослому парню от всей этой ситуации хотелось одновременно зажмуриться, исчезнуть и побиться головой об стенку. Что ж за напасть, то журналы, то это... Ну и каким Эмиль теперь его запомнит — человеком, у которого всё из рук валится? Но... как ни странно, кассир раздражённым или недовольным не выглядел — и от того перед его мягкой понимающей улыбкой Кэнделлу стало вдвое совестней против прежнего. Ну вот как так, а? Даже языком не прицокнул. Так вообще бывает — или это хвалёная "в работе с людьми нужна сдержанность"? Ему пару раз напоминали об этом, когда заказчик в очередной раз возвращал эскизы с пометками, порой прямо противоречащими его требованиям на предыдущем этапе выбора оформления. Хорошо, что почти со всеми работа велась по удалёнке, а отвечал на письма не он... Джеймс снова шмыгнул носом и взял из пальцев кассира протянутую карточку, крепко прижимая её большим пальцем, чтоб, не дай небо, не ускользнула снова.

— Спасибо, — признательно поблагодарил он. — Да, и мне тоже очень... — закивал он, вставляя карту в прорезь терминала, но на середине фразы резко хватанул воздуха, зажмурился и едва успел отвернуться в сторону.

— Апчхи!! — аж уши заложило слегка. Джеймс поспешно прижал ладонь тыльной стороной к носу, прикрываясь и пальцем левой руки вбивая код авторизации. Потёртые клавиши мягко прогибались резиной под прикосновениями. — Спасибо, — невнятно пробормотал он на учтивое "будьте здоровы", продолжая без конца шмыгать носом: пачка салфеток в карман ветровки помещалась неудобно, и потому пропадала где-то в глубинах рюкзака, где прямо на кассе копаться было совсем некомильфо — он и так уже задерживает, заставляя ждать подошедших следом покупателей. Кэнделл поднял взгляд на омегу и вымученно улыбнулся — ну, старался как лучше, но получилось, само собой, не совсем то, что задумывалось, не удавалось больному альфе изобразить нормальный позитив.

— Да, пожалуйста... Будет полезно, — он одними губами улыбнулся шире, прижмуривая в смешной гримасе глаза и поддёргивая плечами. Но Эмиль посмотрел его имя! И назвал по нему. Не это ли самое замечательное? Джеймс. Такое обычное имя, оно никогда не нравилось самому парню, но тут — как будто заиграло новыми красками, так приятно было его слышать...

Рассчитавшись наконец и за продукты, и за салфетки, Джеймс сгрёб с кассы тощий свой пакет с логотипом СамБерри. Дома у него их скоро будет целый склад... рука не подымалась взять и выбросить, а язык — не развязывался отказаться от любезности кассира. И, попрощавшись с Эмилем, воодушевлённым двинул на выход: ему ведь не показалось, нет, что эта дурацкая ситуация их совсем чуть-чуть, но сблизила? Пусть даже вот так выделяться из ряда покупателей и было... кхм.

Всю субботу под весом надвигающегося дедлайна пришлось провести за планшетом, прорисовывая фон для сложной композиции. И хотя нос ему немного и отпустило (наверное, чудодейственные платочки Эмиля помогли, он ту пачку берёг, как мог), но горло проходить не желало никак. На воскресенье к горлу добавился ещё и кашель, и Джеймс, вместо кофе и чая глуша одна за другой чашки с жаропонижающим, ближе к ночи чуть не уснул носом в работу. Но спать было нельзя, нужно было доделывать. А завтра ещё и четыре пары практики, которые потом отрабатывать, даже если пропустишь. Не говоря уже о том, что и пропускать-то не хотелось: нечасто преподаватель балует их выездной практикой на базе арт-галереи, а не в знакомой до каждой панельки на стенах, тесной и всегда одинаковой мастерской.

Замотавшись в шарф по самый нос, Джеймс — "Тебе только беретика на волосы не хватает!", отметила Софья — героически досидел до конца второй пары,  борясь с ознобом и обжигающим дыхание жаром, давящим на голову изнутри, и стараясь кашлять как можно тише, чтобы не мешать остальным. И сидел бы и дальше, мотая головой на обеспокоенные вопросы товарищей, если бы синьор Веччи сам не подошёл к нему, чтобы наставить на путь истинный — который лежал на выход из галереи, в поликлинику, к которой приписаны все студенты университета, затем в аптеку и домой, лечиться и в приличном обществе нездорового носа более не показывать. Тут уже Джеймсу отпираться было не с руки: пришлось складывать вещи и тащиться на остановку, кусая губы в досаде на свой давший слабину иммунитет. Не то чтобы Джеймс хоть когда-либо отличался особенно крепким здоровьем, но отчего ж так не вовремя-то...!

Вот только силы пинка, приложенного к совести Кэнделла словами интеллигентного беты-преподавателя, не хватило надолго. Заметив в окно автобуса знакомую зеленую крышу высокого здания с логотипом какого-то оператора связи, Джеймс воспрял над давящим на грудь кашлем и не смог устоять: ноги сами вынесли его на остановку, от которой нужно было только перейти на другую сторону и сесть на трамвай, чтобы через семь минут уже идти вверх по старой улочке в сторону Малой Римской набережной — и "СамБерри". И Эмиля. Ведь что он подумает, если Джеймс после того пятничного случая не придёт и пропадёт на неделю? Сто пудов, что альфа какой-то необязательный и непостоянный — или трус какой-то, стыдится показаться на глаза... Ну, Джеймсу и вправду было немножко стыдно, но это же совсем другое!..

Колокольчик наверху приветливо зазвенел, когда Джеймс толкнул дверь и шагнул в маленькое помещение магазина. Надо, наверное, варенья какого... с малиной? Или вишней... нет, при простуде с малиной полезнее. И лимон. Тут же были свежие лимоны?.. Поймав взгляд Эмиля за кассой, Джеймс улыбнулся ему, стянув пониже шарф, и с корзинкой на руке прошёл в зал. И если с лимонами и имбирём особой заминки не возникло, то у полки с вареньем Кэнделл откровенно завис. Было чертовски жарко, он расстегнул куртку, сухо сглатывая и отупевше рассматривая этикетки с ценами. Он вроде... малиновой хотел, да? Или абрикосовое... смаргивая с глаз то и дело набегающую сонливость, Джеймс упрямо тряхнул головой. Голове это не понравилось, затылок прижало туповатой болью. Наверное, абрикосовое... почему-то абрикосов сейчас хотелось больше всего. Спелых, с чуть шершавой, сочно-оранжевой кожицей...

Банка, потянутая с полки в корзинку, до неё не добралась: выпала, словно тяжеленный камень, из неловких и влажных от температуры пальцев, и со смачным "шплюх!" пополам с трескучим звоном осколков превратилась в неопрятное пятно на светлой плитке, оставив Джеймса стоять и осовело смотреть на результат, забрызгавший ему ботинки тёмно-оранжевой мякотью.

Спасение пришло, кажется, даже быстрее, чем Джеймс осознал степень возникшей проблемы. Невысокий кассир-омега возник рядом с ним, обеспокоенно заглядывая в лицо. Не трогать? Ну... да... ч-чёрт. Надо же будет заплатить за банку эту... Джеймс с усилием сощурился, глядя на разбитое варенье. От разыгравшегося жара ему было дурно и соображал он с заметным трудом — только очень удивлённо, если не сказать, что испуганно уставился на Эмиля, когда тот прикоснулся к его лбу чуть прохладной ладонью. Попытка промямлить что-то про "я заплачу" и "извините" схлопнулась и самоликвидировалась где-то на полпути к языку, который присох к нёбу, и Джеймс некстати, сильно и хрипло закашлялся, прикрываясь кулаком и пытаясь спрятать в шарф нижнюю часть лица.

— А... э... — вяло попытался запротестовать он, но Эмиль держал его под руку непреклонно и крепко — у Джеймса не было ни решимости, ни сколь-либо внятного желания препятствовать. Только неловко до ужаса, иголочками покалывающего затылок сквозь горячечный жар — от всей этой суеты, от внезапной заботы, волной подхватившей его и смутительно куда-то влекущей. Благо, Кэнделл был в достаточной степени сознательности, чтобы не пытаться отрицать очевидное: из-за температуры ему очень и очень нехорошо. Нет, до дома-то он дойдёт... ну, должен... сможет же? Вот только как сказать "нет, спасибо", когда вокруг тебя хлопочет и уже звонит кому-то, стоя рядом, человек, который тебе до щемящей щекотки в печени нравится?..

— А... банка... — неуверенно начал Джеймс, шевельнув рукой, когда Эмиль вроде бы договорил и опустил трубку, но толком сформулировать запрос не смог и снова раскашлялся. Он ведь не может уйти из магазина, не рассчитавшись, верно? Это было бы очень неправильно, возмутительно неправильно и стыдно — казалось ему сейчас...

Отредактировано James Candell (24 марта, 2017г. 23:50:19)

На подошедшего охранника поверх плеча Эмиля Джеймс воззрился мрачно и с каким-то горячечно нехорошим видом, какой бывает, когда человек не совсем в себе — от температуры сердце его билось вдвое быстрее, гоняя по телу обжигающую, жаркую кровь, и немного кружилась мутнеющая голова, отчего хрипловатое, отягощённое свербящим в лёгких кашлем дыхание его тоже было учащённым, растравленным — и вид этот, накладываясь на непреклонность замашек альфы, делал Кэнделла немного страшноватым, словно в угол загнанным тем, что ему и без придирок другого альфы плохо: щаз как бросится, да как клацнет зубами, смыкая их на предплечье потянувшейся к нему руки...

Но ладонь Эмиля успела первой — и нахохленность Джеймса сбавила обороты, оседая вместе с ощущением, что молодой альфа как-то стремительно стал занимать больше пространства, чем может физически. "Я ничего не украл, что ты ко мне лапищи свои тянешь", — сквозь температуру вымученное это раздражение зудело под рёбрами. — "А за банку платить тем более буду не тебе и без твоих понуканий. Нашёлся контролёр, когда не просили. Брысь."

— А я на вас в суд подам, если попробуете, — хрипло добавил Джеймс к словам Эмиля, сверля охранника взглядом. Законный авторитет того был Кэнделлу сейчас что в лоб, что по лбу — больше бесил, потому что альфа и так не собирался противиться возмещению ущерба и в дополнительных понуканиях сверх собственного намерения не нуждался. "На наркомана похож" тоже не прошло мимо его внимания. — За оскорбление чести и достоинства личности, — карие глаза альфы ехидно сощурились. Нет, он ничуть не выглядел задетым и защищающимся — скорее наоборот, колко насмехался над "нападающим", прицельно выбивая того из колеи наезда. Только кашель картинку смазал, заставляя Джеймса отвернуться и спрятаться в шарфе, ладонью прижимая тот к лицу.

Подняв глаза на голос, он охотно кивнул на просьбу Эмиля, совсем иначе, открыто и с надеждой глядя в глаза омеги, так сладко пахнущего абрикосами, словно носящего с собой кусочек солнечного летнего сада. В животе от этого запаха приятно и расслабляюще щекотало, и хотелось в это ощущение вслушиваться и вслушиваться — без конца...

— Спасибо, — проговорил, чудом снова не закашлявшись, — вам большое... — сглотнул, опуская взгляд: голову изнутри пекло так, что, казалось, жар из его рта может обжигать рядом стоящих.

Зачем ему надо тут посидеть и чего подождать, Джеймс не задумался сразу — а когда задумался, Эмиль уже упорхнул на кассу и сноровисто за ней суетился, перекладывая продукты тонкими руками, и спросить уже было никак. Только и оставалось, что ждать, неловко съежившись на кресле за кассой, где ему, по-хорошему-то, и находиться не стоит — он же здесь не работает и гостем сидит на чужой территории...