► Краткая перепись нынешнего семейства Поло в порядке «авторитета»:
Руджеро Поло - глава семьи, альфа, 39 лет.
Джеронимо Поло - преемник, альфа, сын Долорес, 12 лет.
Ласэрайа Поло – альфа, дочь дяди Кегана, 36 лет.
Силайон (Лоренсо) Поло – омега, отец Руджеро, 63 года.
Долорес Поло – омега, жена покойного Николо Родарри и мать Джеронимо, старшая сестра Руджеро, 41 год.
Рокко Поло – омега, младший брат Руджеро, 32 года.
Эрколе (Альчато) Поло – омега, муж покойного троюродного брата Каллисто, 40 лет.
Николетта Поло – бета, дочь Эрколе, 15 лет.
Алессандро Поло – омега, сын Эрколе, 17 лет.
► Генеалогическое древо.

---

Поло – один из старых родов, тесно связанный с «Коза Ностра» не одним поколением. Их клан вошел в состав мафиозной группировки на момент ее расцвета, в далеком 1820 году, и с тех пор во всем поддерживал Семью. Поло не стремились занять лидирующую позицию в этой преступной структуре и не участвовали в тайных заговорах против правящих Донов, но всегда брали за такой «нейтралитет» большие лакомые куски. Они держали под своим контролем 70% всей спиртовой промышленности в Неополисе, оказывая достаточно большое влияние сразу на две сферы: алкогольную продукцию и медицину. А все потому, что им удалось вывести производство этилового спирта на «новый уровень», отказавшись от использования зерновых культур (выращивание которых в условиях строжайшего контроля и беспощадного климата было и до сих пор остается занятием сложным и неблагодарным). Семья не прогадала тогда, отдав предпочтение безвредным, на первый взгляд, кислотам, более дешевым и легко добываемым. И все бы ничего, вот только в 1921 году эта методика брожения дала сбой, а Поло не уделили этому внимание, махнув рукой на проблему. Подумаешь, вместо этанола получался метанол, подумаешь, люди гибли.
Изменения в ведении дел Поло произошли в пятидесятых, когда бразды «правления» перешли в руки амбициозного молодого альфы Алонсо – дедушки Руджеро. Возросшая на тот момент конкуренция между тремя самыми крупными группировками Неополиса не могла не тревожить мафиози, особенно когда одеяло перетягивали между собой, в основном, «Берлинский Синдикат» и «Команда-А». Перемены не в пользу «Коза Ностра» негативно сказались и на нечистом бизнесе Поло. Семье оттоптали хвост за изготовление губительного для потребителя продукта и отняли лицензии на производство и оборот этанола для медикаментов, составлявшего 40% всей прибыли. А когда регулирование алкогольного рынка Неополиса, обретшее вес благодаря «Синдикату», вовсе начало покушаться на святое (на крепкие спиртные напитки), Алонсо поднял настоящую тревогу. Альфа не хотел быть зависимым от постоянно сменяющейся власти в городе, и сделать это было можно лишь перекинув добрую половину сил куда-то еще, за пределы Неополиса.

«- «Коза Ностра» должна расширять свое влияние и в других полисах! – настойчиво повторил глава Поло на совете, обводя взглядом присутствующих, – нам нужна молодая кровь извне.»

Он хотел одним выстрелом убить двух зайцев: помочь сохранить (и подкрепить) значимость группировки, разбавив старый состав новыми кланами, и компенсировать личный убыток. И, стоит отдать ему должное, план удалось привести в исполнение. Алонсо, дабы показать другим лидерам пример, самолично покинул город с частью семьи. В Неополисе у Поло по-прежнему оставалось два крупных завода по производству этилового спирта. Руководство бизнесом, по решению Главы рода, легло на плечи его младшего брата Регана, который также стал временным представителем семьи на Совете. Доверяя крупное дело младшему родственнику, Алонсо не сомневался в принятом решении ни на мгновение, попросту не видя иного выхода из положения. Забегая немного вперед, Реган действительно не подвел, сохранив репутацию и бизнес семьи в Неополисе, однако вовсе не по доброте душевной. Сложившаяся ситуация дала ему шанс раскрыться, почувствовать себя на месте брата. Именно с инициативы Регана началось производство этанола из морских травянистых растений Syriadix, добыть которые можно было в прибрежных водах. Минимальное содержание посторонних примесей в спирте (категория высшей очистки!) и безвредность для человека – это два ключевых фактора, замявших скандал и очистивших репутацию «Ethanol-Neo». В последующие годы компания полностью отказалась от брожения кислот.

А Алонсо тем временем выбрал в качестве площадки, на которой можно было бы развернуться, Нео-Флоренцию, спиртовая промышленность которой была достаточно слаба для того, чтобы Поло смогли без особых усилий подмять ее под себя. Полис, ко всему прочему, располагался в относительной близости от Неополиса (пять часов езды). Иноземцев там, правда, встретили без особого энтузиазма, а обитавшая в пределах города преступная организация «Зеро» так вообще не была в восторге.
Но приказ от руководства звучал предельно лаконично: «никаких конфликтов». И Поло послушно следовали ему, избегая стычек с местными мафиози, но при этом активно прощупывая почву под ногами.
За время своего правления, Алонсо удалось сделать многое: построить крупный завод на окраине полиса, наладив там автономное производство; обзавестись сильными партнерами в лице семейства Лоренсо (что занимались изготовлением портвейна под маркой «Rubiko»), скрепив дружбу браком между Эмилем (старшим сыном Алонсо) и юным омегой Силайоном; и подступиться к весьма болезненной, но такой желанной идее о возвращении под свой контроль производства этанола для медикаментов. Решение этой задачи он возложил на двух своих сыновей, Эмиля и Кегана, и если первый буквально жил этой мыслью, то Кеган категорически не одобрял идею.

«- Esa serpiente всех нас сведет в могилу, – воскликнул недовольно Кеган, в порыве гнева стукнув по столу кулаком, – неужели вы забыли, что было в Неополисе?
Змеей он называл медицинскую отрасль, зло ссылаясь на ее символику и видя в этом лишь очередные неприятности для Поло. И кто бы мог подумать, что его слова окажутся пророческими.»

Но Эмиль был полон энтузиазма, хоть, по иронии судьбы, руководитель из него вышел и паршивый, -- альфа больше блистал своими ораторскими качествами. А младший брат наоборот, обладал большим потенциалом к управленческой деятельности, но не имел ровным счетом никакого желания.

Алонсо руководил семьей до последнего, сохраняя место лидера даже после того, как коварная болезнь, поразившая сначала легкие, а затем и содержимое черепной коробки, парализовала ноги. Поэтому Эмиль главой семьи стал в возрасте 31-ого года, уже после смерти своего отца.

Сильный союз Поло и Лоренсо, между тем, преподнес семье самый ценный подарок – большое потомство. Прелестная Долорес, обожаемый Руджеро, очаровательные Антонио и Рокко. Родители, безусловно, души не чаяли в своих детях, но именно второй ребенок всегда был «чуточку» особеннее. А все потому, что Руджеро – единственный альфа, долгожданный наследник. Одно это уже ставило его выше сестры и братьев, что в будущем негативно сказалось на их взаимоотношениях. С раннего детства мальчику любовно напоминали о его исключительности. Поло не были любителями сюрпризом, а потому позаботились узнать пол ребенка при первой же возможности.
Маленькому альфе позволяли все, но, в то же время, не выпускали из-под пристального надзора старших. Вместо прыжков с тарзанки – игры возле крыльца родного дома, вместо шумных посиделок со сверстниками – компания отца и дяди. Эмиль все свободное время посвящал сыну, и даже брал Руджеро с собой на отнюдь не детские мероприятия. Со стороны это, конечно, смотрелось невероятно нелепо и в какой-то степени даже комично, но свои плоды подобная практика со временем все же дала. Моральные принципы были сформированы в мальчике по всем криминальным канонам. Как данность впоследствии воспринимались те многие вещи, на которые в цивильном обществе было наложено табу: оружие, манипуляция законодательством полиса, нелегальный бизнес, лишение человека жизни. Силайон, конечно, был против такого влияния на ребенка, но мнение омеги в подобных вопросах имело слишком малый вес. И вовсе не из-за неуважения, нет, просто втягивать представителей хрупкого пола глубоко в мафиозную стезю было не в почете у Поло. По этой же причине у отца-омеги не получилось отгородить любимого сына от слишком раннего знакомства со свирепой старухой с косой наперевес.
Одно дело, когда ты смотришь на акт смертоубийства через призму голограммы и сюжета захватывающего боевика, но совсем другое – самолично видеть, как уходит из человека дух. Дядя застрелил «предателя», пытавшегося подорвать авторитет семьи (как заботливо объяснили потом), на глазах семилетнего Руджеро. И этот испытанный животный страх, заставивший тогда сердце просто прилипнуть к позвоночнику, надолго отпечатался в памяти ребенка, вместе с тем оставив на задворках сознания тревожную мысль о том, как легко, оказывается, можно перечеркнуть чужую судьбу.

«- Кем ты хочешь стать в будущем, Рудже-р-р-ро?
- Я стану стрелком! – встрепенулся десятилетний альфа, неохотно отрывая взгляд от красавицы «Беретты М-12», что кокетливо сверкала, будто подмигивая, начищенным дулом с отцовского стола.
- Пф-хах, сынок, такой профессии нет.
- Но…
- У меня есть идея получше, слушай внимательно….»

И естественно Руджеро… не слушал. Будучи ребенком, он был просто не способен воспринимать информацию серьезно, поучительные речи старших влетали в одного ухо и вылетали из другого. И все же, маленькому альфе нравилось проводить время с отцом и дядей, нравилось чувствовать себя частью чего-то важного, нравилось это незаслуженное доверие, с которым взрослые к нему относились.
Немногословный, но добродушный – по отношению к семье – отец, вспыльчивый и громкий дядюшка Кеган, они были полными противоположностями друг друга, но все равно каким-то невероятным способом уживались вместе, дорожа братской связью. Руджеро тянулся к ним неосознанно, поначалу стремясь быть похожим на старших альф подражая, а после просто переняв какие-то базовые черты и привычки. В последующем, к примеру, часто слыша в свой адрес «смотришь, как отец» или «когда сидишь вот так вот над тарелкой с едой – ну прямо вылитый Кеган!». А вот от своего деда Руджеро не перенял ровным счетом ничего, да и, признаться честно, помнит его смутно, потому как тот в последние годы своей жизни большую часть времени проводил в кабинете, не контактируя с окружающими.

В отличие от сестры и младших братьев Руджеро не ходил в школу, находясь на домашнем обучении. Эмиль аргументировал это тем, что ребенок слишком много видел для своего возраста, а гарантий того, что маленький альфа сможет держать язык за зубами, не поддаваясь внешним искушениям, у них не было. «Да и знаний он получит больше», – после некоторой паузы, добавлял отец. И действительно, процесс обучения проходил значительно быстрее, по программе Руджеро опережал своих сверстников на два года. Ко всему прочему, для общего развития юному альфе был добавлен целый ряд предметов, не входящих в школьную программу. Например, философия, астрономия, баллистика, этика, музыка. Словом, все то, что всенепременно «заинтересует» подрастающего мальчика. Ему прививали физическую культуру, обучали владению стрелковым оружием (поначалу тренируя на холостых и демилитаризированных патронах, а по достижению 16-и лет уже позволяя использовать боевые) и холодным, и искусство владения рапирой, абсолютно бесполезной по нынешним меркам, приплести смогли. Можно сказать, что Эмиль и Кеган бессовестно душу отвели на Руджеро, и даже Силайон свою лепту внес. Они пытались воспитать из ребенка нечто невообразимое, реализовать в одном нем то, чего у них самих в столь юном возрасте не было. Представителей же хрупкого пола так не загружали, давая возможность самостоятельно выбирать те же самые хобби. Впоследствии, такое отношение к Руджеро лишь расширило пропасть между ним и близкими омегами, с которыми он и без того почти не общался, пересекаясь лишь во время принятия пищи. И если с сестрой мальчик умудрялся сохранять маломальский нейтралитет, то с младшими братьями отношения не клеились от слова совсем. Антонио и Рокко страшно ревновали альфу к главе семейства, частенько жалуясь на то, что отец совсем не балует их вниманием. А Руджеро и не отрицал, не упуская возможности поддеть омег, не особо заботясь об их чувствах. Он вообще мало о чем заботился, напоминая больше упрямого и избалованного чертенка, нежели будущего наследника, на плечи которого должна была лечь ответственность. Несмотря на бесконечное уважение к взрослым и, в особенности, обожествление отца, мальчишка не был готов быть примерным сыном, братом, учеником. А отсутствие свободы выбора лишь подкармливало юношеский максимализм. Будем честны, Руджеро тогда не один литр кровушки испил у преподавателей, прыгая на их нервах, как на батуте. Он частенько силился улизнуть с неинтересных ему занятий, что в рамках собственного дома было, конечно же, невозможно, но нужно было видеть, с каким рвением он каждый раз предпринимал эти попытки.
Именно в тот период жизни у Руджеро появился первый и самый верный друг – Ласэрайя, дядюшкина дочь. Кеган привел ее в родовое гнездо в трехлетнем возрасте, не желая оставлять на попечительство матери. Ребенок вообще был незапланированным, и поступок дяди семья, во главе с Эмилем, не одобряла. Поэтому девочка всегда чувствовала себя неуютно в обществе взрослых, ощущая недосказанность и скепсис. А Руджеро увидел в двоюродной сестре, прежде всего, близкого по духу человека, которому можно довериться, с которым весело и интересно проводить время и, самое главное, который не претендовал на внимание отца. А когда стал известен пол Ласэрайи, между ними и вовсе воцарилась негласная мужская солидарность. Стоит сказать, что вместе они много дров наломали, начиная с мелких пакостей в юношеском возрасте и заканчивая крупным махинациями, будучи взрослыми людьми.
Сейчас, положа руку на сердце, Софист может смело сказать, что в его жизни не было и, скорее всего, не будет больше товарищей настолько преданных и самоотверженных.

Серьезные перемены в характере альфы начались в шестнадцать лет, именно в этом возрасте он столкнулся с вещами, что заставили подростковый эгоцентризм и распущенность дрогнуть: гоном и убийством.
Гон был встречен с распростертыми объятиями, как долгожданное подтверждение своей состоятельности и начало взрослой жизни. А легкое недовольство от отсутствия контроля над той частью тела, что находилась ниже пояса, было компенсировано ни с чем несравненным чувством животного доминирования над более слабым человеком. Родители постарались найти опытного сопроводителя для своего чада. И этот их поступок можно охарактеризовать как «пряник», за которым неизменно последовал кнут.
Эмиль всегда равнял окружающих по себе, а потому рассудил, что раз его сын уже испытал на своей шкуре шалость природы, то отполировать это нужно кровью и порохом. И снова предлог расправы над предателем, о преступлении которого в который раз умалчивали, то же помещение, та же группа людей, состоящая из Эмиля, Кегана и трех доверенных лиц. Только вот на месте дяди уже находился Руджеро, и рукоять оружия сжимали именно его руки. В состоянии шока, не слыша и не видя ничего перед собой, юноша тогда разрядил в оперативника всю обойму, а потом и вовсе отбросил пистолет. Его душила подкравшаяся трусость. Он не желал лично выступать в роли палача, не хотел брать на себя такую ответственность, не был готов, не осознавал, не думал, что это так страшно, и впервые так искренне стыдился собственных детских мечт, которые рассыпались с первым же выстрелом по живой мишени. Но отец, как бы сильно ни любил своего сына, был непреклонен и считал, что Руджеро следует поставить акт смертоубийства на уровень привычки, если он хочет в будущем возглавить семью. Поэтому теперь любая экзекуция в рамках их преступной организации была возложена на плечи совсем еще молодого альфы, под надзором Кегана. А юноша и не подозревал раньше, что среди подчиненных отца так много изменщиков, а от количества врагов на стороне и вовсе волосы на загривке дыбом вставали. Словом, пройти Руджеро пришлось огонь, воду и медные трубы, прежде чем обрадовать отца достигнутым результатом. Отвращение к себе, отвращение к окружающим, злость, безразличие, удовлетворение, как эпилог – это был действительно долгий путь, занявший у Софиста четыре года. Сказалось полное отсутствие мотивации – аргумент по типу «ты должен ради…» не заходил от слова совсем – как таковой, ведь это был не тот случай, когда на убийство заставляла идти жизнь. Сказать, что от постоянного напряжения и борьбы с самим собой психика юного альфы не сдвинулась ни на дюйм – значит соврать. Время подточило страх, жестокость расцвела, а насилие превратилось в рутину, разбавить которую молодой альфа мог, только изощряясь в методах наказания. Ему больше не нужны были ни пистолет, ни нож, одного карандаша хватало с лихвой. Именно в тот период жизни наследственная чертовщина, наконец, перестала «метаться» и осела на дно черепной коробки, оставив свой неповторимый отпечаток на характере.
Но обиды на отца Руджеро тогда не держал, а если спросить его сейчас, то и вовсе скажет, что решение родителя было верным, и что сам он поступил бы точно так же. Словом, Эмиль мог гордиться своим сыном: задумка удалась.

Не прогадали старшие и с высшим образованием, успев достаточно изучить привычки и пристрастия своего ребенка для того, чтобы помочь ему сделать правильный выбор. Так уж было заведено в клане – поддерживать и наставлять во всем младшее поколение, не позволяя наступить на одни и те же грабли, что и их предшественники.
У Руджеро был подвешен язык, он трепетно относился к мелочам и, сам того не подозревая, вечно стремился стать ключевым звеном в любой цепочке. Родители разглядели в нем задатки толкового управленца, а потому и посоветовали, вернее настояли, идти именно в сферу административного управления. Поступал в университет Руджеро, конечно, не потому что хотел, а потому что «надо» и «пригодится», не испытывая особо энтузиазма поначалу. Но смена обстановки и социум как таковой быстро пригладили колючки, которыми хотел уж было обрасти молодой человек. За свои семнадцать лет он почти не общался со сверстниками, проводя больше времени с оперативниками подконтрольной группировки и семьей. Университетская жизнь была словно глоток свежего воздуха, лишаться которого Руджеро ох как не хотел, а потому исправно пережевывал гранит науки, чередуя этот процесс с поставленной отцом «задачей».
К моменту окончания бакалавра, в возрасте двадцати лет, молодой альфа открыл в себе, наконец, талант (Силайон всегда говорил, что каждый человек одарен по-своему) и теперь всячески стремился его развить. Руджеро умел выстраивать так называемую «систему», безотказно работающий механизм, да тот же самый базовый каркас, под любые нужды, будь то бизнес или закон. Вот только принимать участие в реализации собственных стратегий не мог, не хватало терпения, поэтому молодой человек всегда ограничивался одним только созданием, после попросту умывая руки. А, впрочем, от него большего и не требовалось.
Альфе так и не удалось получить степень магистра, вернее, ему не дали. Эмиль хотел научить сына как можно большему, погрузив его с головой в дела семьи. Не опасаясь того, что Руджеро может оступиться, ему позволяли подкручивать гайки в бизнесе, а позже и вовсе курировать работу над несколькими проектами.

И так до тех пор, пока клан не подошел к заветной мечте, исполнение которой Эмиль ставил для себя целью всей жизни. Вернуть семье утраченное влияние в сфере медицины, прекрасно осознавая, что в сравнении с той же алкогольной промышленностью, даже в рамках Нео-Флоренции, это неприступная крепость. Знали, что эта область рынка находится под контролем группировки «Зеро». Знали, что могут обломать зубы в попытке захватить контроль. Эмиля это только распаляло, в конечном итоге мужчиной завладел тот опасный азарт, толкавший на сумасшедшие поступки. А Руджеро топила жадность, одна только перспектива того, какой кусок пирога они собирались откусить – кружила молодому альфе голову не хуже хмеля. И только Кеган был верен своим принципам, не желая принимать участие в этом «безумии», как он выражался. Впрочем, безуспешно, потому что сделать что-либо, когда и глава клана, и наследник выступают в качестве противовеса, едва ли возможно. 
Руджеро лично занимался разработкой системы, предусмотрев почти все варианты развития событий и под каждый подогнав стратегию. Единственное, чего он не предвидел, так это прямой агрессии со стороны «Зеро». Поло вообще не воспринимали эту преступную организацию всерьез, в сравнении с «Коза Ностра» она смотрелась просто смешно. За свою неосторожность клан заплатил слишком дорогую цену.
Все было до глупости банально и больше напоминало кадры дешевого боевика: ночная засада, обстрел кортежа, авария и попытка «добить» застанных врасплох Поло. Они тогда как раз возвращались с важного совещания, а Руджеро вместе с отцом находился в проклятом магнитокаре, взятом на мушку. Подстреленного водителя и частичного повреждения генератора магнитного поля было достаточно для того, чтобы железо размагнитило и машину выбросило с трассы. Руджеро выжил лишь чудом. Сотрясение мозга, перелом ключицы, обезображенное лицо, вывихи и гематомы – все это блекло на фоне того, что стало с Эмилем и подчиненным.
В двух ехавших следом машинах находились Николо Роддари и его оперативники. И видит Небо, только благодаря им, давшим отпор в завязавшейся перестрелке (вследствие которой погиб Николо), Руджеро, находящегося в бессознательном состоянии, и уже скончавшегося на тот момент Эмиля удалось вытащить из магнитокара и спешно увезти до того, как на шум прибыла полиция. Уже в госпитале, куда были незамедлительно доставлены Поло, а затем и подстреленный Глава Роддари, была официально установлена смерть Эмиля и Николо. Пролитая кровь ознаменовала лишь начало безжалостной вендетты, и Нео-Флоренция буквально содрогнулась.

Из госпиталя Руджеро улизнул как только врачи закончили накладывать гипсовую повязку и швы (о курсе реабилитации альфа тогда не думал, за него об этом беспокоился Кеган, каждый раз силками затаскивая упертого племянника в чертоги больницы). Воздействие шока дало о себе знать, и молодой человек впал в состояние, похожее на психическую анестезию: ни горечи, ни душевных страданий, ни злости, ни ужаса, ничего. Ныне альфа неохотно вспоминает о том времени, на инстинктивном уровне опасаясь вновь столкнуться с этим всепоглощающим равнодушием.
Он даже не удосужился разделить скорбь с родными, не появляясь дома вплоть до того момента, когда все было кончено, оставив все заботы об убитых горем близких родственниках на Ласэрайу. Эмоциональная волна захлестнула Руджеро лишь спустя два месяца, когда альфа выполнил свой долг и, наконец, позволил себе расслабиться. А на момент происходящих событий, Софист принимал власть в свои руки с чуждым ему хладнокровием и ясным осознанием того, что он должен сделать. Поддержка Кегана, признававшего нового лидера семьи и готового без колебаний идти за ним, во многом помогла Руджеро. Ко всему прочему, расправы над убийцами жаждали и Родарри, тоже потерявшие в ту роковую ночь главу своей семьи. Николо погиб незадолго до рождения долгожданного первенца.
Присоединившиеся к проведению вендетты Тассо, желавшие поддержать союзную семью, а заодно увидеть нового лидера в деле, лишь добавили Поло веса, развязав Руджеро руки. Молодой альфа начал «охоту» незамедлительно, пообещав самому себе достать не только исполнителей, но и заказчиков хоть на краю Деметры.

И он достал, поднял всю Нео-Флоренцию на уши, но достал и оформил убийцам громкую смерть. Кровавая расправа над обидчиками вернула Поло пошатнувшийся было авторитет, а молодому альфе достойную криминальных кругов репутацию, но не заполнила дыру в сердце. Руджеро не получил морального удовлетворения, даже когда снаряжал ливер убийцы свинцом из любимой отцом «Беретты М-12».  В конце концов, месть не могла вернуть ему родителя.
Пострадавший глаз альфа оставил нетронутым, несмотря на возможности медицины, в силах которой было вернуть не полноценное зрение (что всяко лучше, нежели полное его отсутствие). Оставил, чтобы каждое утро смотреть в зеркало и подстегивать себя, с каким-то мазохистическим удовольствием купаясь в злости.

Скатиться в апатию и глубокую депрессию альфе не дали работа и, как это ни парадоксально, родные. Общее горе удивительным образом сплотило семью и стерло былые обиды. Этот период времени можно даже охарактеризовать, как воссоединение, полноценное «возвращение» Руджеро в семью, от которой духовно он был так далек все это время. Теперь именно на альфе лежала забота о близких, и личностный эгоизм впервые дрогнул от такого напора ответственности, отступая на второй план. Сказать, что Софисту было сложно – ничего не сказать, причем большая часть сил у него уходила на ранимых омег, чья судьба волновала так же сильно, как и собственная. Отсутствие одного глаза не делала Руджеро слепцом, и он прекрасно видел, как плохо его близким, как душили воспоминаниями родной дом и сам город. Нео-Флоренция разом поблекла, больше не источая того тепла и радости, лишь пугая несвойственным ей затишьем, наставшим по окончанию громогласной вендетты. Отец буквально увядал на глазах, а Долорес, казалось, окончательно замкнулась, даже новорожденный ребенок не мог вернуть ей желания жить. Судьба Джеронимо, маленького мальчика, так напоминавшего Николо, тоже не могла не беспокоить молодого альфу. Со смертью главы клана Родарри и окончанием мести эти две семьи мало что связывало, а сотрудничество значительно ослабло. Бразды правления принял младший брат Николо, недалекий, но нахальный альфа, мало что понимающий в политике. Иметь такого самодура в союзниках Руджеро не хотел (это желание, впрочем, было взаимным), поэтому в кратчайшие сроки договор между родами был расторгнут, и Долорес с сыном вернулась под крыло Поло. Вместе с женщиной к семье, с одобрения Софиста, примкнул и отряд бойцов из числа «личной гвардии», ранее находившийся под началом Николо Родарри и не желавший подчиняться новому лидеру их семьи.

Руджеро был абсолютно не готов заменить Джеронимо погибшего отца и в то же время прекрасно — по собственному опыту —  осознавал, как важно для ребенка иметь опору в виде взрослого альфы подле себя. Казалось бы, бытовые проблемы, бытовые вопросы, но для альфы проще было бы организовать процесс работы какого-нибудь бизнеса, чем решить подобную задачу. И в этом плане с Руджеро были солидарны и Кеган, и Ласэрайя. Помощь пришла неожиданно вовремя, когда молодой человек исчерпал, казалось, все душевные силы, -- в лице Рокко. Юный омега первым оправился от потери, а увидев, в каком плачевном состоянии находились родственники, незамедлительно подставил плечо брату. Эмиль был камнем преткновения для своих детей, причиной постоянных ссор и ревности. Как бы ужасно это ни звучало, но его смерть принесла долгожданный покой в сердца младшего поколения Поло. Младший омега не только помог Руджеро вытянуть из забвения отца и сестру, но и выстроить цепочку отношений с ребенком. Он подсказал альфе, как себя лучше вести по отношению к Джеронимо.

Прошло два года, прежде чем Руджеро почувствовал себя полноценным лидером клана. Именно столько времени альфе понадобилось, чтобы адаптироваться, потому что «подхватить» эстафетную палочку Эмиля оказалось не так просто. И это несмотря на то, что Софист принимал активное участие во всех делах отца.
Но стоило альфе выдохнуть, как тревожная весточка пришла из Неополиса. Там при «странном стечении обстоятельств» - именно такая формулировка использовалась в разговоре - погиб Каллисто Поло, на чьих плечах лежала ответственность за управление бизнесом в конкретном полисе и представление семьи на Совете. Его отец, Жакомо Поло, уже не мог вести дела клана по причине болезни. Отсутствие лидера могло привести не только к краху гегемонии в производстве этанола, но и потере авторитета в кругу мафии. А Руджеро увидел во всей этой накатывающей волне крупных неприятностей долгожданный шанс увезти семью из осточертевшего города.
Решение о возвращении в Неополис молодой лидер принимает в течение полумесяца, не дожидаясь, пока проблемы сами посыплются ему на голову. За бизнес, вертевшийся вокруг крупного завода, он даже не беспокоился; Поло давно научились успешно вести дела на расстоянии, Неополис и Нео-Флоренция просто «поменялись» местами.

Воссоединение семьи произошло быстро, возможно, даже слишком быстро. Морально к этому не был готов никто, кроме самого Руджеро, действовавшего на тот момент нахрапом. Из медленно угасающего Жакомо он вытряс всю информацию о делах семьи в Неополисе за последние годы, а ознакомившись с фронтом работы, с готовностью в нее погрузился. Наученный опытом, Софист чувствовал себя намного увереннее на новом месте, уже не нуждаясь так остро в моральной поддержке близких.
Позывное, к слову, альфа получил именно от Жакомо, что в шутку – без страха и в явном желании съязвить – в присутствии подчиненных назвал главу семьи «самым настоящим софистом». А сотрудникам только волю дай – окрестят без суда и следствия.

Смерть Каллисто не казалась Руджеро чем-то из ряда вон выходящим -- бета погиб вследствие совершенно нелепого ДТП. Но альфа все равно решил проверить на вшивость приближенных скончавшегося лидера. Вернее, поручил это дело Ласэрайе, которой было только в радость исполнять роль палача. Ее стараниями, слияние двух группировок (прибывшей из Нео-Флоренции и местной) прошло почти безболезненно: подумаешь, ряды со стороны людей Каллисто значительно поредели.
А пока Бестия не без удовольствия прокручивала через свою кухонную мясорубку – ах, женщины! – новоиспеченных подчиненных, Руджеро стремительно закреплял свое лидерство на новом месте не только в рамках работы, но и дома. Ведь теперь под крылом альфы находились, помимо близких, и дальние, совсем незнакомые родственники, а это: родители Каллисто, его муж и дети. Но если мужчина эти «перемены» воспринял как данность, то сами представители хрупкого пола еще долго притирались друг к другу, периодически спотыкаясь о различающиеся семейные ценности. Впрочем, «полем битвы» – так окрестил Руджеро процесс поиска компромиссов – становились гостиная и кухня, в коих сам альфа был гостем редким.

Свое место на Совете «Коза Ностра» Софист занял удивительно тихо, его появление вообще было чем-то само собой разумеющимся, явлением ожидаемым. Поло все равно не могли вечно существовать на два полиса и их возвращение было лишь вопросом времени. Да и, несмотря на прибытие «подкрепления» в лице одного из старых кланов, внимание «Коза Ностра» было приковано тогда к развернувшемуся противостоянию между двумя другими группировками.
В целом, Руджеро исправно хранил нейтралитет от лица Поло, несмотря на череду событий, потрясших мафиозную организацию. И изменил своим принципам лишь на мартовском собрании Совета 15-ого года, когда остро встал вопрос о выборе дона. Софист был в числе тех, кто проголосовал за семью Веррони, просто не видя более подходящей кандидатуры, способной обеспечить стабильное будущее мафии. Засим Софист вновь отступает в тень, молча переживая кризис их преступной группировки и стараясь как можно тише вести дела своей компании. Попросту прекрасно осознавая, что второго громкого скандала, если таковой случится, «Ethanol-Neo» уже не переживет.