- Свободная касса! Желаете попробовать новый...
Девочка в желто-красной форме Бургервиля зависла на полуфразе. Возможно, ее смутил вид посетителя? Подошедший к кассе смуглокожий, длинноволосый и бородатый альфа, впрочем, идеально расчесанный и пахнущий дорогими духами, затылком цеплял гирлянду под потолком и был одет в костюм - в тридцатидвухградусную жару. Конечно, в закусочной работали кондиционеры, а пиджак альфа перебросил через локоть, но шелковая рубашка с янтарными запонками на фоне толпы детишек и студентов смотрелась... Смотрелась. Хотя пялились скорее на его мрачную физиономию и черную повязку через глаз, судя по шрамам, скрывающую отсутствие оного. Даже очередь притихла.
Тишину прервал писк на уровне коленей мужчины.
- Мистер, а вы пират?
Мистер скосил глаз на источник шума: там был карапуз, которого папаша в гавайских шортах с перепугу пытался затолкать за спину. Боялся, видимо, что этот экземпляр сожрет его вместо бургера. Но дети - бесстрашные создания.
- А у вас правда глаза нет? - Наглела мелочь.
- Правда. - Кивнул мужик, не дрогнув ни одним мускулом.
- А больно было?
- Очень.
- Тетенька, не смотрите так! - Попенял ребенок кассирше. - Ему же больно было. Мама говорила, разглядывать тех, кому плохо - нехорошо!
У работницы общепита некрасиво покраснели уши.
- Мне бутылку воды. И что-нибудь для полиции нравов, на его выбор. - Бледно усмехнулся одноглазый, проводя кредитку через аппарат.

В спину летели смущенные благодарности родителя и восторженный голосок мальчика, диктующего, похоже, все сладкое меню подряд - Клаус не слушал. Он уже заприметил того, кого искал в, действительно, одиозном для себя месте, и направлялся к нему.
Информатор сидел за столиком между колоннами и меланхолично жевал. Серая футболка. Серые, мышиные волосы. Серый взгляд. Если бы этот человек сейчас достал автомат и выпустил очередь в толпу, никто из огромного количества людей, наводнивших Бургервиль, не описал бы его полиции. Таких не запоминают, даже натыкаясь по многу раз на день. Зато невидимка мог бы с подробностью камеры слежения рассказать все, что происходило здесь, пока он жевал - казалось бы, так увлеченно - свой бургер. Будь это Клаусу интересно.

На самом деле Клауса Ланге привели сюда дела, далекие от провонявшей горелым маслом и кетчупом обители клоунов, шариков и детишек, но конкретно этого информатора, видать, в детстве недокормили канцерогенами, все «свидания» он назначал исключительно в фаст-фудах, в промежутках между чавканьем выдавая новости на вес золота. Платить за нее приходилось больше, чем за золото, но информация - товар деликатный. Уверенность в том, что она достоверна и поставщик не стучит в ответ конкурентам стоила и денег, и чудачеств.
Разговор не занял и десяти минут.
Собственно, для посторонних глаз не было никакого разговора: одноглазый из всех мест почему-то выбрал табурет с налепленной на нем жирной жвачкой, естественно, никем не занятый. На него он водрузил дипломат и сел сверху, принявшись негромко переговариваться по телефону. Никто не мог знать, что телефон выключен, а короткие вопросы адресованы не в трубку, а человеку, сидящему за спиной.
Который, в свою очередь, бормотал, уткнувшись в порцию картошки фри.
Вы никогда не замечали, что в наполненном людьми помещении слух не воспринимает чужие разговоры, даже близкие и достаточно громкие, пока специально не вслушаешься - и то суть ускользает?
Хоть запуск атомной бомбы обсуждай.
Вся эта смешная, честно говоря, игра в шпионов на самом деле была вопросом выживания информатора. Некоторые выбирают электронные средства связи, но этот предпочитал перестраховаться, и Клаус мог его понять. Заведи они беседу за одним столиком, серую мышку на его двухметровом и броском фоне тут же бы кто-нибудь заприметил. Один-единственный случайно запомнивший обыватель для его профессии -  риск на грани смерти. Но за те бабки, что ему платили... хм, можно и порисковать.

Добытые новости были противоречивыми. С их помощью Ланге надеялся прощупать почву новой сделки, ради нее еще предстояло тащиться в Лондон. Далеко не первый договор Синдиката с конкурентами и не первая поставка наркоты, к которой Клаус за два года служения приложил руку, именно поэтому хмурая складка залегла между бровей, пока водитель вез его к следующему пункту назначения, плавно лавируя в потоке машин.
Такие сделки всегда таят подводные камни. Без вариантов. Успех зависит от того, сумеешь ли ты их разглядеть.

Середина августа - как всегда, самое жаркое пекло. Даже под кондиционером в крутой тачке, выделенной Синдикатом, мысли ворочались вяло. Стянуть бы липнущий к коже костюмчик, да в бассейн... Но для начала закончить работу. И не дать работе прикончить тебя.
Чтоб ей пусто было, этой жаре.
Перед домом на Карла Барча одноглазый извлек смартфон и несколько раз набрал абонента, стоявшего одним из первых в списке, но ответа не получил. Он прибыл раньше, чем договаривались - так уж вышло, сидеть и ждать для деятельного Клауса всегда было пыткой. Поколебавшись всего ничего, он выскочил из машины и взбежал по ступенькам в прохладное фойе.
Как бы неприятен ни был этот дом, торчать на стоянке казалось еще более тошным занятием. Внутри обычно проходили встречи с важными для Синдиката людьми, здесь же, в пентхаузе, проживал сам биг босс с семьей. Два достаточных повода, чтобы прикипеть к этому месту отталкивающими воспоминаниями. К счастью, сегодня ему нужна была как раз семья, а не ее ее глава, общение с которым каждый раз превращалось в испытание воли и психики. Уже два года как Клаус стойко проходил каждое из них, все больше склоняясь к мысли... впрочем, сейчас мысли о роже начальства занимали только в одном плане: он надеялся, что дома его не застанет.
- Я к герру Гуттенбергу. - Сухо проинформировал он охрану.
- Его нет.
- Младшему.
Ответный кивок вызвал больше облегчения, чем альфа от себя ожидал.
Он поднялся на лифте и, стоя с безэмоциональной, уже отработанной за эти месяцы миной перед очередным постом, пока охрана сообщала о посетителе, на самом деле расслабился.
Анкель дома. Все идет по плану.

- Как это - быть с омегой? Хорошо?

Клаус споткнулся на ровном месте, налетев на торшер.
- В смысле, не понял? - Откровенно тормознул он, ставя лампу на место. От неразговорчивого самурая ожидалось что угодно, только не вопросы о личном.
С какой омегой? Жениться, что ли, удумал?
После лазанья по крышам под палящим солнцем черепная коробка вообще с трудом переваривала мысли, кроме тех, что о душе и кондиционере. Последний оказался нерабочим, напрасно Клаус тыкал кнопки на панели. Приплыли.

Он с выдохом скинул туфли, липнувшую от жары рубашку, без особой бережности отшвырнул дорогие запонки: не выносил, когда что-то шло не так, даже в мелочах. Подергал несколько дверей, нашел кладовушку, а в ней стремянку и ящик инструментов. Тоже хлеб. Сам он совсем недавно, до того, как благодаря мафии дела пошли в гору, снимал такую же картонную комнатушку, где все ломалось и проще было сделать самому, чем ругаться с хозяином о ремонте. Стоило хотя бы попытаться оживить местный металлоломом. 
Тем временем Анкель все говорил, смысл сказанного начал доходить и он взмолился, чтобы в этом долбаном кондиционере всего лишь отошел какой-нибудь контакт, который легко починить, потому что такие новости грозили перегревом мозга.
- То есть, ты еще ни с кем...? Что, ни одну омегу не зажал? Да ну. Целовался хоть? - Клаус недоверчиво сощурился, отирая пот со лба и подвязывая волосы шнурком, чтоб не липли.
Отрицательный кивок и все такой же серьезный серый взгляд.
Такого он не ожидал.

Ланге уставился на нецелованные губы, отчего-то представляя, как они могут реагировать на ласку. Напористо, нетерпеливо? Или послушно? Какой он, когда возбужден? Забывает о своей хваленой сдержанности?
Тьфу ты, пропасть!

- Вот оно что. На, помоги отнести. - Буркнул он видимо не то, что ждал Анкель, пихнув парню в руки ящик с инструментами, а сам поволок в зал стремянку. Все это они сгрузили в комнате под кондиционером. Клаус размял плечи, чувствуя, как капельки стекают по позвоночнику. А еще он прям этим позвоночником чуял, как юный бандит наблюдает за ним и ждет ответа. Причем бандит здесь - не профессия. Временами этот мальчишка, опасный и острый, как восточный клинок, в самом деле вел себя наивнее ребенка. Такими вопросами ведь и нарваться можно! На практическую демонстрацию «как это бывает». Нельзя, сын босса. Да и фиг знает, что у него в голове. 
Подобрав инструмент, Клаус полез наверх.
- Секс - он всякий бывает. - Изрек он наконец, споро развинтчивая шурупы, закусывая в зубах отвертку и снимая крышку. - Жержи, на пол фоложи пока... У твоего отца вкусы специфические.
Клаус поморщился. Он не считал себя вправе комментировать поступки босса, а иначе выразился бы поцветастее. Увлеченность того пытками имела нездоровый и мерзкий запашок.
- Через боль тоже можно получить наслаждение - обоим, но не так. Это целое искусство, то же, что делает Герхард, никакого к нему отношения не имеет. Кто-то любит понежнее. Зависит от тебя, от партнера. Вот с собой ты играешься, сладко ведь? Сладко. А с партнером еще слаже.
Краем глаза Клаус заметил легкий румянец на щеках слушателя и засомневался: может, стоит ему просто омегу подогнать, когда с делами будет покончено, а не вести беседы про пестики и тычинки? Сам во всем разберется.
Он подергал проводки во внутренностях коробки, шикнул, получив легким разрядом по пальцам, облизал их, что-то покрутил, повертел. Слот ожил и принялся вращаться, обдувая благословенным холодом. Ланге прикрыл глаза, глубоко вдохнул.
- Слушай, это сложно объяснить словами. Надо пробовать. В чем загвоздка?

Клаус непроизвольно облизал губы, собирая послевкусие неловкого тычка, должного, видимо, быть... поцелуем? Он не был уверен, чего именно ждал от него Анкель, но реакцию эта невинная простота, предлагающая себя так открыто, вызвала однозначную: взять прямо здесь, нагнуть и отыметь. Ему показалось, воздух из кондиционера дует не холодный, а раскаленный, все тело омыло сладким, тягучим жаром, потому что воображение моментально подкинуло с десяток идей, как и чему мальчишку можно научить. В каждой из картинок он был обнаженный, хнычущий от желания, с широко разведенными коленями... Что за нахрен?

Ланге прикрыл веки и едва слышно застонал. То, что у него может встать на альфу, он выяснил давно и как-то вообще об этом не парился, тем более, с омегами тоже все было отлично. Секс - он и есть секс, почему не разбавить его время от времени чем-нибудь остреньким? Что он и делал, когда особо припекало, хоть случалось такое крайне редко.
Чуть больше напрягало, что впервые желание альфы в нем пробудил именно этот белокожий, замкнутый мальчишка, который не светил ему - Ланге был в этом уверен - ни под каким соусом. Сын босса, да еще один из немногих здравых соратников в гадюшнике Синдиката. Клаус скорее выколол бы себе второй глаз, чем рискнул нарушить шаткое понимание между ними. Даже согласись парень по доброй воле, секс и работа несовместимы, слишком многим такое удовольствие может быть чревато. С любовником можно разойтись. С соратником вы в одной упряжке. Да он даже мечтать себе запрещал! Разве изредка, глядя, как этот чертенок танцует в тренировочном зале с палками или своей немыслимой катаной. Лоснящееся потом тело, потемневший взгляд, прекрасные, сильные движения... На такое шоу и у беты бы встало.
Но он ценил парня за другие умения и берег на свой манер. Как хорошего союзника. Как все еще незрелого мальчика, несмотря на недетскую жизнь, к которой этот мальчик был с малых лет приучен. В среде, где дружба и абсолютное доверие - непозволительная роскошь, между ними выстроились странные, по-своему крепкие отношения. Клаус знал, степень доверия Анкеля к нему высока. Даже гордился втихую, что юный Гуттенберг, почти никого к себе не подпускавший, с первых дней принял его как своего.
Но епт, это уже не доверие, это черт знает что такое!

- Ты соображаешь, о чем просишь?!
Клаус с грохотом отшвырнул отвертку, схватил искушение за плечи и тряхнул, надеясь привести в чувство его, себя - да хоть кого-то в этом дурдоме.
- Боишься сорваться? А я тебе кто, твою гребаную мать, обучающий автомат, машина? Думаешь, у меня выдержка бесконечная?
Он вжал японца в себя и потерся выпуклостью в штанах, крайне напряженной, которую ни с чем нельзя было спутать.
- Хочешь, чтобы я тебя трахнул по-взрослому?
Ланге спустил тормоза и нес откровенную похабщину, потому что был уверен: парня это отрезвит. Он испугается, почувствует отвращение.
«Боишься насилия, грязи? Секс - это грязь, всегда грязь, глупый ребенок. Ну давай же, ударь меня. Или я за себя не отвечаю»
Но Клаус просчитался. И, кажется, в своем стремлении уберечь забыл, что перед ним не нежный цветочек. Вся эта показушная агрессия распалила не только его, от близости тел, пальцев, впившихся в кожу и горячего дыхания Анкель не испугался, но потянулся навстречу. Прильнул еще плотнее, потерся ответным стояком и тихонечко выстонал, полыхая румянцем уже не стыда - полноценного желания...
Потом был провал, яма, вязкое, жаркое безумие, в которое они ухнули, легонько соприкоснувшись губами. Это касание спустило предохранитель, нажало на курок и Клаус оглох, ослеп, принявшись терзать жесткий, совсем не омежий рот, отвечавший... черт, но ведь ни одна омега до сих пор ему так не отвечала! Пусть неумело, что только добавляло сладости, зато как охотно и искренне, моментально вспыхивая! Они целовались, терлись, стонали, теряя ориентацию в пространстве и ощущение времени. Беспорядочно дергали то волосы, то одежду, желая почувствовать больше, но возбуждение не давало остановиться на чем-то одном. Сквозь пелену у Клауса еще мелькнула мысль, что его порядком отросшая за последнее время, пусть и тщательно ухоженная борода - не лучшие ощущения для первого поцелуя. Наверняка царапает. Но то ли Анкеля все устраивало, то ли он в пылу просто не замечал, позволяя все на свете. Даже сдернуть шнурок и собирать свои длиннючие, до самых лопаток, вороные пряди в пригоршни, дергать за них, как за узду, чтобы удобнее было вылизывать соленую впадинку на шее, чтобы сходить с ума от власти над другим альфой. Таким доверчивым...
Все закончилось резко.
Тяжелая, армейская пряжка анкелевого ремня довольно ощутимо саданула по костяшкам, пока Клаус с ней сражался, боль немного отрезвила. Он понял, что все: сейчас стянет эти штаны и никаких деликатностей не будет. Повалить и вставить, на большее он сейчас не способен. Хотелось так, что перед глазами все чернело. Хотелось сжать это сильное тело, подчинить окончательно, заставить стонать, не важно, от удовольствия или боли.
Альфа со всей силы саданул кулаком в стенку, в которую вжал парня - он бы под пытками не вспомнил, когда они здесь оказались.
Ткнулся лбом во взмокший висок, задыхаясь, как после километрового забега. Хорош учитель, ничего не скажешь.
- До греха доведешь. - Просипел он и, оттолкнувшись, мутно оглядел растрепанного, зацелованного юношу, который ответил таким же шалым взглядом. - Ну, что стоишь? Тряпки свои стягивай, железки. Ты же учиться хотел.

Ланге на минуту показалось, что это он здесь - мальчишка, с таким укором посмотрел на него Анкель. Мол, нече пугать, не пуганые. Но молча принялся стаскивать свое барахло. Под толстовкой оказался целый арсенал оружия, о котором Клаус и раньше догадывался, а, тиская, так натыкался в самых неожиданных местах.
Когда последние ножны были сняты и демонстративно отложены, он не стал дожидаться полного разоблачения. Схватил за руку и потащил за собой, но не в спальню, а в узенькую ванную, в которой они вдвоем едва помещались. Что не помешало затолкать послушно следующего за ним экспериментатора под душ и выкрутить кран до упора.
Холодный.
Вода полилась не просто холодная, как ожидалось, а ледяная, несмотря на жаркий сезон. Видимо, трубопровод здесь был еще старых времен, глубоко под землей.
Клаус усмехнулся, глядя, как не ожидавший такой подлянки Анкель отфыркивается, точно вымокший котенок. Правда, сейчас этот котенок наверняка саданет ему под дых, так, что мало не покажется, но это ничего. Зато протрезвеет. Ланге и сам вымок до нитки и почувствовал даже какое-то веселье от дурацкой ситуации: возбуждение обоих никуда не делось, в мокрой одежде выпирая еще красноречивее, зато дурман смывало вместе с ручейками, воронкой уходившими в сток. Вот так хорошо. Так правильно. Не может он, как его папаша, хоть инстинкты вышибают последние извилины. Цацкаться не станет, не к тому обратился! Но и так — тоже не дело.   
Клаус с какой-то отеческой заботой и невесть откуда взявшейся нежностью отвел потяжелевшие, угольные змейки волос, налипшие на лицо японца. Ох и гриву отрастил! Девка обзавидуется. Ладонями отер стекавшую по его лицу воду, не удержавшись, задержал пальцы на измученных им, искусанных до макового цвета губах, обрисовывая контур.
- Успокоился? Вот и будет. Найди себе покладистую омегу.
Ланге развернулся уйти, но что-то пришло ему в голову, он нахмурился, сверкнув глазом. Ткнул в Анкеля пальцем.
- И только попробуй еще! Ты меня понял? Сунешься к другому альфе со своими глупостями, шею сверну обоим!
Понял, что ведет себя, как полохливая наседка, и смутился, неопределенно махнув рукой.

Отредактировано Klaus Lange (5 мая, 2015г. 14:52:54)

Клаус проснулся от вибрации часов на запястье: «Кеснер» не зря стоил свои пятьдесят штук, напичканный, кроме пульсирующего будильника, еще множеством приспособлений. Не шпионский гаджет, конечно, так, по-скромному. Альфа надеялся, ни одно из них сегодня не пригодится.
В пять утра солнце уже обжигало. Нестерпимо хотелось прикрыть жалюзи и дрыхнуть дальше под прохладой кондиционера - трех часов сна было катастрофически мало. Но выбирать в этой жизни надо что-то одно: ленивые желания, либо «кеснер» за пятьдесят тыщ кредитов, поэтому Клаус зажмурился и потер переносицу, сгоняя сонливость. Скоро должен был явиться свой человек. С саквояжем. Пару веков назад в таком лежали бы бумажные купюры, сейчас - компьютер, который, по правилам сделки, переведет аванс на счет контрагента. Остальное получат после. Если будут паиньками.

Мысли о работе как трудолюбивые муравьи начинали копошиться в голове, где бы он ни проснулся.
Стоило, правда, повернуть голову, как захотелось послать все к чертовой матери: Анкель в ничего не прикрывающей сбитой простыне, с темными метками на бедрах, груди и всюду, куда он вчера в дурмане похоти смог дотянуться, определенно вызывал такое желание. «Увлеклись маленько», слишком довольно для раскаяния подумал Ланге. А чего раскаиваться? Это еще кто кого вчера... Собственное тело ломило, словно он мешки с бетоном таскал отсюда и до обеда, как в бородатом анекдоте, мальчишка его укатал до умопомрачения. Так, что хотелось повторить - вот прям щас. Снова впиться в эти сильные плечи, вжимая в кровать... По-быстрому если, аккуратно. Райнер, конечно, может припереться раньше срока, так ведь не скиснет немного подождать под дверью.
Клаус потянулся к соблазнительно спящему мальчику и тут же упал назад, закашлялся, что-то перекрутилось вокруг шеи, удерживая на месте. Он пошарил рукой и фыркнул: ну цирк на проводе, честное слово! Точнее, на цепочке. А еще точнее - та самая омежья побрякушка, принадлежавшая папочке Анкеля. Оказывается, она до сих пор болталась у него на шее, сейчас же кулон застрял между звеньев кровати, будто удерживал на безопасном расстоянии от чада. Ха! Бред, конечно, зато он в самом деле встряхнулся. Времени-то - сполоснуться, перекусить, и за работу. Совсем что-то мозги перетекли в нижнюю плоскость, размяк.
Клаус выпутал остробокий камешек, повозился с застежкой, не осилив хитрый замок, и плюнул: потом снимет, под рубашкой все равно не видно. Потряс завозившегося японца и фактически сбежал в душ - от соблазна подальше.

Райнер, специалист, работающий на Синдикат, прибыл аккурат в половине шестого. Строгий, безэмоциональный, он едва ли обронил пару слов и сразу перешел к делу: отщелкнул крышку своего чемодана, запустил процессор, на экране забегали таблички с цифрами. Деньги перечисляли через свою систему, чтобы не светиться в публичных, от Анкеля требовалось ввести пароль. Клаус видел, как рука парня зависла над клавиатурой дольше, чем того требовала попытка вспомнить цифры, и отлично понимал, почему: Райнер был проверенным человеком, но проверенным не ими. Он подчинялся одному из советников главбосса, к которому Клаус не питал ни симпатии, ни неприязни. Серая лошадка, непонятная. Клаус предпочел бы доверить финансовые вопросы кому-то, кого знал лично, но... Босса эти двое устраивали, а значит, выбора особо не было.
В конце концов, справившись с переводом, бета свалил, даже не пожелав им удачи. Ланге сплюнул и отправился повторно проверять площадку и окрестности, где планировалось заключать сделку. Анкель, уже в полном облачении, следовал молчаливой тенью.
Настроение было тревожным.

Оперативная группа уже нашпиговала окружные строения сюрпризами, проверила периметр и заняла стратегические позиции, не заметные посторонним. Ими командовал Анкель. Клаус же, приодетый в свой шикарный костюмчик, устроился в тени дома на скамейке и развернул газету. Нет, не тайный знак - просто надо же чем-то заняться в ожидании гостей. Анкель подсел к нему чуть позже, уставившись в коммуникатор. Говорить не хотелось, да и не о чем было: при всей внешней расслабленности, оба нервничали. Любой снайпер снимет их с этой скамейки за пол секунды, бронежилеты в этом случае не спасут. Хотя оперативники проверили округу трижды и не нашли ничего и никого подозрительного.

Клаус резче, чем следовало, встряхнул газету, скосил взгляд на Гуттенберга-младшего, тыкавшего кнопки телефона. Картинка на его экране не менялась. Анкель был похож на застывшую перед прыжком кошку: абсолютная собранность. Захотелось вдруг спросить, не слишком ли он вчера перестарался, что-то вроде «как самочувствие?», но представил себе реакцию парня и затолкал сантименты себе в глотку.
- Напомни мне, почему мы...
Клаус не договорил: во двор с визгом завернула тонированная машина, а следом еще две. Не многовато ли народу просто поговорить? Хлопнули дверцы. Клаус, не суетясь, сложил печатное издание, поднялся, ожидая, пока к ним подойдут. Главный здесь был низкий, лысенький и в очках, выбиваясь из образа классического чопорного англичанина. Этот тоже не стал здороваться. «Здесь вообще приняты хорошие манеры?», успел подумать Ланге прежде, чем один из охраны лысого замахнулся и без лишних слов ударил в челюсть. Если бы тот выхватил пистолет, Клаус среагировал бы раньше, но такого он не ожидал. Впрочем, это не помешало ему, сплюнув кровь и мотнув головой, нацелить свою пушку в голову плюгавенького главаря.
Десять других пушек тут же щелкнули затворами, указывая дулом на них с Анкелем.
- Мне кажется, господа, или переговоры зашли в тупик, не начавшись? - Сдерживая раздражение и желание спустить всю обойму, рыкнул Ланге. - Какого хрена, О'Хара?
- Вы мне скажите, мистер Ланге. - О'Хара достал сигару и со смаком, вальяжно принялся ее раскуривать. Чертов ублюдок. - Вы не держите свое слово - мы не держим свое. Думали нас обмануть, прислав пустой платеж? Ай-яй-яй, нехорошо.
- Деньги перечислили утром, я лично проконтролировал. - Клаус потер челюсть, мрачно переглянувшись с напарником. Либо из них делают идиотов, либо не зря он не доверял молчаливому "бухгалтеру". Он видел подтверждение платежа, как это возможно? А, черт, с нынешними технологиями что угодно возможно, а он сам, выходит, недальновидный идиот! Надо было подвесить этого протеже за ноги и пощекотать оголенным проводом, для пущей гарантии!
- Но их нет. А я не люблю, когда со мной играют. - Толстые пальцы помахали сигарой у самого его носа. Клаус не шевельнулся, все так же держа взведенным курок, по виску стекла капелька пота.
- У вас будут серьезные проблемы, если вы хоть пальцем тронете сына нашего босса. - Клаус попытался сохранить деловой тон.
- Я тебя умоляю! - Нагло расхохотался англичанин. Похлопал его по плечу, оставляя жирные следы пальцев на ткани. - Зачем мне трогать Анкеля? Я его еще мальчиком помню, бывал как-то в Берлине, лет восемь назад. Славный городок. А ты мне за базар ответишь. Я тебя в этот асфальт закатаю, но сначала, - он ткнул зажженной сигарой в грудь Клауса, и только богу известно, чего ему стоило остаться стоять неподвижно, ведь любой чих мог спровоцировать перестрелку. - Сначала ты вылижешь мои ботинки. Ну, чего встал? Я жду.
- Я... - Ланге облизал сухие губы, едва заметно кивая Анкелю. Тот даже не попытался вмешаться ни жестом, ни словом. Все верно делал, но что-то неприятное во всем этом, не считая паскудства ситуации в целом, царапало изнутри, как ржавый гвоздь. Еще никогда выражение безразличия на лице мальчишки, к которому он вроде бы привык, не казалось таким холодным. Конечно, это он здесь вип-персона, а Клаус приставлен, чтобы складно чесать языком и прикрывать его собой, если понадобится. Но отсутствие хотя бы намека на то, что Анкелю не все равно, не плевать, на секунду выбило из колеи. На крохотную долю секунды, но он взял себя в руки.
- Мы, кажется, не переходили на "ты". - Он сцепил зубы так, что вены на шее вздулись. Мысленно досчитал до трех, а на четвертый счет хлопнули выстрелы - не со стороны лондонцев, откуда-то сверху. Одновременно он выпустил пулю, целясь в лысого, но так и не понял, попал или нет: в этот момент кто-то бросил шашку, все заволокло дымом. Он успел только толкнуть Анкеля, прижимая к земле под перекрестным огнем, они покатились по асфальту, затем самого его схватили за руку и потащили...

Вода в реке была, как в половом ведре: тепловатой и мутной, мелкая органика ее мутила или черт знает что еще, Клаусу было не до воспоминаний о школьных уроках биологии. Все, что он мог, это рывками содрать пиджак, стесняющий движения, и толкнуться на глубину, где скорость пуль замедлялась.
Броник стиснул легкие, норовя выдавить из них жалкий запас кислорода, но стоило радоваться, что этот броник на нем: под ребрами пульсировало жаркими вспышками боли, значит, не все пули прошли мимо. Скорее всего, трещина, но это лучше, чем дырка в легком.

Альфа переключил наручные часы в режим навигатора и, полагаясь на светящуюся стрелку, проплыл сотню-другую метров в этом киселе, не видя ни зги, не очень соображая, куда движется. Легкие резало, но он позволил себе вынырнуть, только когда сознание начало уплывать.
Жадно, спазмами глотнул воздуха и снова ушел под воду, различив на берегу, на расстоянии выстрела черные джипы, набитые молодчиками с оружием.
Нехорошо. По его расчетам, прикрытие должно было уложить их всех еще на переговорной площадке. И продырявить шины. Значит это уже - новые боевики, подкрепление. Чертова прорва. Сколько их там? Целый эскорт для того, чтобы отправить его на тот свет? Или получить выкуп за Анкеля? Информатор предупреждал, мелкая в общем-то банда о'Хары спелась с более крупной, но такого ажиотажа вокруг своей скромной персоны Клаус не ожидал. Злость дала новый толчок, он поплыл энергичнее, рассчитывая обнаружить трубы водопроводного канала, по которым сможет выбраться в безопасное место. Карта окрестностей, тщательно изученная накануне, понемногу складывалась в памяти, пока он греб, стараясь экономить силы. Он ждал засады, но не такой объемной, он ни черта не понимал, что происходит, и как мог настолько облажаться. Зная одно: рыбам на корм не пойдет. Сначала сделает свою работу - вернет Анкеля в Берлин живым. И, если сам выживет, лично расстреляет всех, кто устроил на них охоту.
Но прежде заставит жрать эту вонючую жижу, в которой ему пришлось нырять!

Следующий вдох он уже сделал под мостом, оказавшись на поверхности водоканала - ответвления, существующего для технических нужд. Солнце стояло в зените, даже здесь, в тени, воздух был парной и тяжелый, но он показался благословением. Надышавшись ровно настолько, чтобы цветные пятна перестали плясать перед глазами, выбрался под прикрытие мостовых опор. Они были ржавыми, построены еще, видимо, до его рождения. Кругом - заброшенные корпуса фабрики, и ни души. Самая клоака лондонских трущоб. То, что надо.

Альфа задержал взгляд на темной змее канала, но только на секунду. Парень выплыл, наверняка уже ждет его на месте. Справился, иначе... Нет, иначе быть не может.

Одежда выглядела жалко, зато повязка на глаз, выполненная из специального материала, прошла боевое крещение - не намокла и держалась, как влитая.
Он проверил оружие в непромокаемой кобуре и патроны. Сухие, на месте. Перезарядил, стараясь не высовываться, вслушиваясь в каждый скрип прогнивших свай. Руки дрожали от напряжения, колени подкашивались: требовалось хотя бы пять минут передышки, но их не было. Сгребая с лица спутанные мокрые патлы и клянясь обрезать их к лешему, как только выберется в цивилизацию, он, прихрамывая на непослушных ногах, пересек дорогу и оказался под прикрытием стен, бывших когда-то цехами.
«1908 год», гласила щербленая надпись, «Слава рабочему классу». Развалины, кое-где лишенные крыши. Оттуда несло сыростью и свалкой.
С мяуканьем прошмыгнула кошка, захлопали голубиные крылья. Альфа едва не выпустил в зверя обойму, но заставил себя дышать ровно. Тишина этого места щекотала нервы, здесь его найдут рано или поздно, стоило поторопиться.

Площадку, где обосновался местный сброд, найти оказалось не сложно: вывел дым, валивший из подожженных мусорных баков. Жители трущоб пялились на него с безразличием или злостью, что они там жарили в такую жару - непонятно, но едва ли Клауса это интересовало. Он увидел среди них знакомую угольно-черную макушку, мокрую, как у него, одежду, и прикрыл глаза, выдохнул.
Чтобы, открыв, обнаружить себя под прицелом стволов, направленных со всех сторон. Лондонские ублюдки. Глупо было надеяться уйти от джипов.
Клаус медленно поднял руки, отшвырнул пистолет. А что оставалось делать?
Нищие, завидев банду, расползлись, как крысы - бесшумно и в момент. Альфа остался один в окружении человек двадцати, наверное, он не успел пересчитать.
И Анкель. Тот стоял чуть поодаль. Только почему-то не бросал оружия, переглядываясь с главарем. Что он творит?

- Ну так что, сделка тебя устраивает? - Хрюкнул толстяк, доставая очередную сигару и излюбленным, видимо, жестом, хлопая на этот раз Анкеля по плечу. У Ланге возникло ощущение дежавю и извращенной нереальности происходящего: Анкель никогда бы не стерпел ни «тыканья» от какой-то лживой свиньи, ни такого с собой обращения, но сейчас стоял спокойно и кивал, разглядывая его, Клауса, прицельно и задумчиво.
О чем они? Какая к черту лысому сделка?
- Свяжите его. - Видимо, удовлетворенный этими кивками, о'Хара повелительно махнул рукой.
- Выкуп за тебя, мальчик, делим 60 на 40, а с этим... - Он поморщился. - Делайте, что хотите, только после приберите за собой.
Клауса тут же подхватили под локти, заламывая руки, потащили к торчащему посреди площадки столбу и прикрутили веревкой. Нежно саданули под дых. Боль от пули, застрявшей в броне, расцвела новыми красками.
Он посмотрел в чуть раскосые, со спокойствием взирающие на все это глаза, которые целовал прошлой ночью. Посмотрел, когда смог разогнуться.
- И что он тебе предложил? Или ты ему? - С усмешкой поинтересовался он у... напарника? Любовника? Предателя? В это просто не верилось. Кто угодно во вшивом Синдикате мог продать его, многие бы сделали это с удовольствием, только не сын Гуттенберга. Какая-то часть его отказывалась верить. Но реальность... реальность была другой.

Отредактировано Klaus Lange (4 июля, 2015г. 03:24:20)

«Я похож на шлюху?...Если бы папаша не давал такое бабло...»

Абсурдные фразы доходили до Клауса медленно, выплывали из пульсирующей болью вязкой массы, в которую он погрузился от удара в печень (черт, в третий раз за сегодня!) и плевка в душу, причем последний шибанул больнее. Все-таки привязался к мальчишке, непозволительно привязался. И вот расплата: вместо того, чтобы сгруппироваться в опасной ситуации, включить мозги - мозги, а не сантименты! - и думать, как бы спасти свою шкуру, когда его оставили за бортом, вышвырнули за ненадобностью, Клаус оглох, обмяк. Можно подумать, Гуттенберга сынок не кулаком его приложил, а кувалдой, да по башке. Все звуки вырубило, действующие лица притихли. Клаус видел только Анкеля перед собой, сверлил потемневшим взглядом, словно пытался просверлить кожу и увидеть там чревоточину.
Не вышло. Царапающая грань подвески, сдернутой с шеи и сунутой в кулак «иудой», отрезвила лучше пощечины. Царапающая. Достаточно острая, чтобы попытаться перерезать ею путы. Ланге все понял: и что он идиот, думал сердцем, членом, чем угодно, только не головой; и что парень шикарнейшим образом блефует, а он повелся.
Он тряхнул башкой, разбрызгивая воду с волос, и расхохотался. Громко, от души. Чувствуя, как волна облегчения смывает все то мутное и грязное, что заполонило нутро.
- А ты талантливый сукин сын! Не продешевил?
К счастью, сошло за продолжение концерта по заявкам, а не за истерику, потому что в некотором роде это она и была, но он имел право! Его только что приставили к жертвенному столбу и помиловали.
Пока самурай продолжал развлекать публику беседой, у Ланге была минута на все, что он мог выжать из ситуации. За спиной не было никого, парни сбились поближе к своему шефу, не доверяют чужаку. И правильно делают. На него почти не смотрят - чего смотреть, он-то привязан к столбу. Любое движение, все же, могло привлечь взгляды; скользкий кулон норовил выпасть из вспотевшей руки, царапать им узел, выкручивая кисть и не привлекая внимания, оказалось адовой работой.
«Один пацан не справится... поржут и сделают по-своему, собачья свора... Вдвоем есть шансы их положить... Ну же, давай...» 
Веревка поддавалась нажиму буквально по ворсинке, времени на эту художественную резьбу не было ни черта, но кулон во влажной ладони - все, чем Клаус располагал. Нет, не все! Он запилил активнее, уже плюнув на осторожность, когда один из автоматчиков, привлеченный возней, стал заходить сзади, путы ослабли достаточно, чтобы дотянуться до часов на запястье. Бац! Нажатие на ободок выпустило лезвие, спрятанное в полезном приборе. Бац! Веревка рассечена вместе с кистью - чепуха, пальцы на месте. Они все еще гнутся достаточно, чтобы, перекатившись по земле и захватом обезоружив первого попавшегося бойца, расстрелять толпу из его автомата.
И попасть через пень колоду. Тьфу!
С реакцией и рукопашной у Клауса все было зер гут, а вот стрельба... Стрельба - это такая подлость, которая с самого первого убитого им человека выходила через задницу. Оружие не любило его. Наверное, потому, что сам он не отвечал взаимностью. Оно было необходимостью, средством выживания, рабочим инвентарем, поэтому, сцепив зубы, он день за днем оттачивал навыки перед мишенью: неподвижной, подвижной; в особо дурном расположении духа - с портретом ненавистных личностей. Убийство, даже не его руками и к нему не относящееся, стало обыденностью за два года служения мафии, но при этом пуля, входящая в плоть, до сих пор вызывала отторжение. В конце концов, он не был убийцей по призванию - бизнесменом, вынужденным отмывать свои деньги на грязи, да, но не убийцей. Игроком, лавирующем среди интриг и борьбы за власть; а чтобы эту власть удерживать, чтобы глава Синдиката видел в нем достойного, приходилось браться и не за такие помои.

Поэтому на парней, карточным домиком падающих под очередью его автомата, Клаус взирал без единой эмоции. В конце концов, они бы обошлись с ним хуже.
Вот только стрельба эта больше походила на гуманитарную помощь: кому в ногу, кому в руку, кого бог помиловал. Снова промедлил. Снова дрогнул. Снова не прицелился, как следует. Он не жалел отморозков - в основном наемники, которые долго бы издевались над ним прежде, чем он бы издох, попади он им в руки. Жалости не было, пушка его просто не слушалась, как надо, и это чертовски бесило. Это могло стоить ему жизни.
Но он был не один.

Почти в унисон с его пальбой прошлась еще одна очередь, укладывая лондонцев, как уток: Анкель стрелял, прикрываясь уже бездыханным телом о'Хары, нашпигованном пулями своих же. Клаус не стал любоваться точностью самурая. Он отполз под прикрытие баков, и дальше, дальше, ползком за полуразрушенную стену, пока не увидел то, на что надеялся: припаркованные в сторонке джипы. Верно, не пешком же братва сюда допилила! Сгибаясь от боли в животе - к счастью, старой, перестрелка его миновала, Клаус вразвалочку добрался до автосредства. Ковыряться в проводке не пришлось: эти имбецилы оставили ключ зажигания. Самоуверенные идиоты.
Снова секундное промедление: хорошо бы вывести остальные тачки из строя, но тачек пять штук, а там его самурай под обстрелом один... 

Газу, сходу выжимая максимум из мощного движка, и - обратно, на поле боя, протаранив по пути тех, кому не повезло. Хорошие у ребят машины, видать, бабла много. Ничего, это можно исправить. Под речитатив пуль по бронированному кузову Ланге с визгом затормозил подле напарника, схоронившегося между трупом и коптящим мусорным баком:
- Прыгай!
Втянул почти за шкирку, сразу трогая на полной скорости.
Гуттенберг-младший выглядел вполне живым, не сказать, что целым.
В зеркале заднего вида остатки бойцов суетились, как черные жуки, тоже запрыгивая в джипы. Две штуки тронулись с места. Клаус не жалел, что не порезал им шины, не потерял драгоценные минуты, его приоритетом был Анкель. Прочие проблемы - по мере поступления.
Он мчал так быстро, как мог, надеясь сейчас выиграть за счет скорости, а оторваться уже петляя более извилистыми, запруженным лотками торговцев и движением, улочками.
Ладонь, которую рассек, колупая веревки, мазала кровью, делала руль скользким и непослушным. Клаус сорвал и без того треснувший рукав рубашки и обмотал им руку. Дело пошло на лад, не считая гудящих ребер. Опухшая и расцвеченная скула в зеркале его даже развесилила. Анкель смотрелся не лучше. Красавцы, оба!
Хотелось сказать много ласковых и не очень, особенно по поводу представления, устроенного некоторыми, но дорога и погоня сильно затрудняли диалог, поэтому он спросил по делу:
- Ранен, актер? Патроны остались? Пальнуть бы в ушлепков у нас на хвосте...

Отредактировано Klaus Lange (1 августа, 2015г. 04:28:33)