19.09.2017 » Форум переводится в режим осенне-зимней спячки, подробности в объявлениях. Регистрация доступна по приглашениям и предварительной договоренности. Партнёрство и реклама прекращены.

16.08.2017 » До 22-го августа мы принимаем ваши голоса за следующего участника Интервью. Бюллетень можно заполнить в этой теме.

01.08.2017 » Запущена система квестов и творческая игра "Интервью с...", подробности в объявлении администрации.

27.05.2017 » Матчасть проекта дополнена новыми подробностями, какими именно — смотреть здесь.

14.03.2017 » Ещё несколько интересных и часто задаваемых вопросов добавлены в FAQ.

08.03.2017 » Поздравляем всех с наступившей весной и предлагаем принять участие в опросе о перспективе проведения миниквестов и необходимости новой системы смены времени.

13.01.2017 » В Неополисе сегодня День чёрной кошки. Мяу!

29.12.2016 » А сегодня Неополис отмечает своё двухлетие!)

26.11.2016 » В описание города добавлена информация об общей площади и характере городских застроек, детализировано описание климата.

12.11.2016 » Правила, особенности и условия активного мастеринга доступны к ознакомлению.

20.10.2016 » Сказано — сделано: дополнительная информация о репродуктивной системе мужчин-омег добавлена в FAQ.

13.10.2016 » Опубликована информация об оплате труда и экономической ситуации, а также обновлена тема для мафии: добавлена предыстория и события последнего полугодия.

28.09.2016 » Вашему вниманию новая статья в матчасти: Арденский лес, и дополнение в FAQ, раздел "О социуме": обращения в культуре Неополиса. А также напоминание о проводящихся на форуме творческих играх.
Вверх страницы

Вниз страницы

Неополис

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Неополис » Игровые эпизоды » Tea or tear | 26 июля 2015 [✓]


Tea or tear | 26 июля 2015 [✓]

Сообщений 1 страница 15 из 15

1

1. НАЗВАНИЕ ЭПИЗОДА:
Или сложное дело о простом похищении.

2. УЧАСТНИКИ ЭПИЗОДА:
Анкель Гуттенберг, Вивиан Монтгомери + позже Хана Гуттенберг

3. ВРЕМЯ, МЕСТО, ПОГОДНЫЕ УСЛОВИЯ:
Тёплый летний вечер и ночь, сначала — ресторан "Орхидея" в Римско-Парижском квартале, позднее — поместье Юме, зеленая зона Берлинского квартала.

4. КРАТКОЕ ОПИСАНИЕ СОБЫТИЙ:
Обычный музыкальный вечер в знакомом, как свои пять пальцев ресторане: тот же рояль, те же восхищенные лица, те же поклонники, в безнадёжном ожидании собравшиеся на улице — казалось бы, что может пойти не так?
Но вот вечер заканчивается, пора уходить — к черному входу уже подали лимузин.
Оказывается, что-то всё-таки может.

5. ОПИСАНИЕ ЛОКАЦИИ:

Ресторан «Орхидея»
пр-т Елисейские поля, 781

http://s56.radikal.ru/i151/1501/a6/ab740f162bad.jpg

Тончайшая классика атмосферы Елисейских полей воплощена в интерьере и стиле этого заведения. Лавандовый и серый бархат, серебро, хрусталь и белый клен — этот ресторан стоит посетить хотя бы затем, чтобы соприкоснуться с естественностью и исключительно натуральными материалами. Понятное дело, цена за блюда и обслуживание здесь соответствующая, а бдительный швейцар на входе не пустит того, кто не выглядит платежеспособным. Подают здесь блюда французской и итальянской кухни, а по вечерам неизменно играет живая классическая музыка — для этого на сцене в глубине зала стоит белоснежный рояль. Славится ресторан в основном не кухней — она здесь на уровне, но ничего примечательного — а, скорее, тем, что именно здесь предпочитают праздновать события и устраивать званые вечера звезды культуры близкой к первой величины.

Поместье Юмэ, частные владения, зеленый сектор.
Адрес по названию поместья.

http://5.firepic.org/5/images/2015-01/11/tx70h16rnte2.jpg
В отдалении от города Анкель выкупил пять акров земли и, испытывая затаенное отвращение к тому зданию, где рос, построил там дом собственный. В том стиле, что всегда его привлекал - традиционных японских минка. Однако, так как дерева не так уж и много, и в основном оно использовалось для внутренней отделки и мебели, для каркаса здания, стен вокруг участка, дома для слуг и сёдзи использовались полимеры, стилизованные под дерево и плотную рисовую бумагу. Крыши, однако же, черепичные.
Вокруг дома разбит сад, с озером и, на первый взгляд, буйными и дикими зарослями. Через озеро, в котором живут карпы кои, перекинут мостик, что ведет к каменной беседке. В саду живут снегири, синицы, иволги и соловьи. Во внутреннем дворе же находится сад камней, имитирующий земные японские острова в миниатюре.
Не смотря на то, что в традиционных японских домах довольно-таки холодно зимой, здесь благодаря электрическому отоплению - тепло. В основном доме, в левом крыле находятся комнаты самого Анкеля, Юмэми и Ханы, "матери" и сестры мужчины, правое же отведено для очень редких гостей. Их разделяет длинный зал-коридор, отведенный для праздников и прочих подобных мероприятий.
Дом охраняется очень тщательно, по периметру ограды есть видеокамеры, кроме того, на ночь спускаются дрессированные псы, признающие лишь тех, кто живет в поместье не менее года. И, разумеется, бдит охрана.

+N

http://5.firepic.org/5/images/2015-01/11/z6h8lq13qtk2.jpg
http://5.firepic.org/5/images/2015-01/11/y94eg6r6qyen.jpg
http://5.firepic.org/5/images/2015-01/11/4ra4ske060n2.jpg
http://5.firepic.org/5/images/2015-01/11/qgxmoa7qt4tm.jpg
http://5.firepic.org/5/images/2015-01/11/bs7d46ftshpi.jpg
http://5.firepic.org/5/images/2015-01/11/nyvgi8693d7e.jpg
http://5.firepic.org/5/images/2015-01/11/yjwyxoe4bqic.jpg
http://5.firepic.org/5/images/2015-01/11/o9opsy3fmck0.jpg
http://5.firepic.org/5/images/2015-01/11/b1wc7zvb20bk.jpg
http://5.firepic.org/5/images/2015-01/11/lqu6o7q36inu.jpg

Отредактировано Vivianne Montgomery (8 июля, 2016г. 07:15:36)

0

2

Одним жестом Вивиан отказалась от угощения, предложенного по велению хозяина ресторана. Тонкая рука взмыла вверх на короткие секунды, просторный рукав блузы скользнул вниз, обнажая запястье – но взгляда она не отрывала от мужчины, сидящего напротив. Вслушиваясь в его аромат, Вивиан находила в нем привлекательные нотки и мягко улыбалась его рассказам.

На самом деле, они против привычного зачастили в «Орхидею»: прежде уговорить отца удавалось с огромным трудом, но за последний месяц она была здесь уже в четвертый раз, и подобная вольность трактовалась юной дочерью комиссара на свой манер. Быть может, именно сидящего напротив человека выбрал ей отец в будущие мужья? Она не знала наверняка, а говорить об этом не считала нужным – отец все поведает ей в свое время.

– Благодарю вас за прекрасный вечер, – мягкий шепот скрадывает высокий тембр голоса, прощание звучит почти романтично. Краем глаза Вивиан видит своих охранников, и с легким разочарованием вспоминает, что Вольфганга нет сегодня среди них – от него всегда пахло притягательнее многих.

Поднимается с места, сжимая в ладони мягкую кожу клатча. Оправляет воздушную ткань юбки, коротко кивает на рояль, давая понять своей охране, что перед уходом желает задержаться для еще одной мелодии. Им остается только терпеливо ждать.

Белоснежным облаком, пропитанным ароматом орхидей, опускается она на невысокий табурет перед инструментом. Нежно гладит опущенную еще крышку, толкает ее от себя. Тонкие пальцы не порхают над клавишами, но требовательно и настойчиво извлекают нежную мелодию, плавным напевом укращающую зал и приковывающую взгляды всех гостей ресторана к прекрасной Вивиан Монтгомери. Известная когда-то тысячелетия назад композиция Nino Rota ныне – безымянная песня о чистой и светлой любви.

Лишь две минуты длится упоение игрой, а после Вивиан поднимается, в последний раз скользя кончиками пальцев по белому лаку, словно прощаясь с добрым другом. Улыбается учтиво и вежливо на звук аплодисментов, но не чувствует трепета от восторга публики – лишь спокойное удовлетворение собственной игрой, куда более важной, чем все прочее, и понимание, что на контрабасе эта мелодия звучала бы глубже и сильнее.

Она покидает зал, чувствуя спиной чужие взгляды – и в окружении четырех охранников покидает ресторан через черный ход, устроенный менее помпезно, чем парадный, но более удобный для тех, кто хочет покинуть «Орхидею» без лишних шума и внимания. Сегодня ее ждет длинный черный автомобиль – как и всегда, впрочем. Все как всегда, – мысленно повторяет Вивиан, делая шаг к машине.

+2

3

Черный ход выводил в угловой переулок между рестораном и гостиницей. Глухая бетонная стена с одной стороны, приукрашенный слегка подъезд с другой. Стоянка для автомобилей выступающих звезд, на которой несколько магнитокаров, в том числе и тонированный черный фургон, водитель которого опирался на капот сбоку и нервно курил. Стоял он тут явно давненько - видно было по парочке валяющихся у ног бычков. Ждал кого-то? Возможно.

Дверь фургона распахнулась и из него выбрались пара переругивающихся на ходу парней, ещё трое - высокий светловолосый мужчина с телохранителями в костюмах-тройках вышли почти вслед за Вивиан. Её телохранители, пусть с виду и не дергались, но заметно напряглись, когда парни из фургона поравнялись с окружающими девушку охранниками.

Всё произошло быстро. Четыре выстрела, тихих-тихих, словно через ватное одеяло, почти одновременных - максимум, что могла услышать девушка перед тем, как её жестковато схватили за плечи и, заклеив рот скотчем, накинули на голову плотный мешок, встряхнув, чтоб не слишком сильно сопротивлялась, пока связывают руки - у запястий и чуть повыше локтей, попробуй выкрутись. Профессионально и безразлично обыскали, убедившись, что ничего опаснее ногтей у неё нет.

Телохранители мешками остались лежать на асфальте, с яркими пятнышками-дротиками, кому и куда попало, а Вивиан подняли и отправили в тот самый фургон, достаточно осторожно, чтоб не наставить синяков, но как-то обыденно и безразлично, словно похищения устраивали они по десять раз на дню.

- Сидней, - ясно же, что это не имя, а прозвище, - ты остаешься? - невозмутимо поинтересовался один из мужчин у другого.

- Да, - в голосе второго проскользнули холодные и безразличные ноты, а ещё толика раздраженной усталости. Хлопнули двери, скрипнули кресла.

- Тан, проследи за девчонкой, - произнесли другим голосом, более низким и хриплым, прокуренным.

- Думаешь, надо, Олли? - хлопнула дверь, фургон качнуло. Водитель выводил машину из переулка, оставляя в оном тела, лимузин и чистильщика.

- Думаю, нам подкинули неприятность, - огрызнулся названный Олли. Он явно был тут лидером, и альфой, как и все остальные. - Проследи.

- Есть, босс, - с иронией ответили. Одно из кресел скрипнуло снова, послышались шаги и шорох.

Авто ехало долго, то поворачивая, то вообще петляя, что ощущалось в покачиваниях, пока под днищем не зашуршала брусчатка, а после - снова стало тихо. И через несколько минут машина остановилась. Девушку подняли на ноги и потащили куда-то не особо обращая внимание - заплетаются ноги или нет. Если пыталась упасть - аккуратно удерживали и тащили дальше. Сначала по какому-то помещению, а потом явно по лестнице вниз, в подвал, где разрезали веревки, сдернули мешок с головы и толкнули к откидной койке в углу,  на которой лежал матрас без простыни. В другом углу имелся туалет, даже отгороженный приваренной к трубе в стене перегородкой, мойка, и лампочка, которая всё это и освещала. Серые, ничем не выделяющиеся стены местами были в бурых потеках и пятнах.

Мужчина, плотно сложенный, с широкоскулым лицом, седыми висками и темными глазами одернул куртку и резковато, по-армейски, развернулся, ничего не говоря Вивиан. Почему, что, кто, и когда её выпустят - оставалось неизвестным.

Два раза в день девушке приносили еду. Весьма приличную - шницель и гречневую кашу, помидор или огурец, и полулитровую бутылка минералки. Приносил всё тот же хмурый и явно недовольный своими обязанностями мужчина, на все капризы, мольбы, истерики и прочие "радости" отвечая безразличием и коротким "всё зависит от вашего отца".

Приходил же мужчина четыре раза с момента  попадания Вивиан в руки похитителей.

+2

4

От них разило опасностью так же сильно, как от самой Вивиан – беспомощностью и страхом, но осознала она это лишь услышав глухие, слившиеся в единый звук, выстрелы. Не успела даже вскрикнуть, когда оказалась в капканах чужих рук, что ощупывали ее с грубой настойчивостью, противной для девушки. Едва ли до этого дня Вивиан смела думать, что в этой жизни есть что-то настолько омерзительное.

Пыталась вслушаться в голоса, запомнить запахи и слова, увидеть что-то сквозь плотную ткань, но тряска, ломота в скрученных руках и жар собственного дыхания мешали сосредоточиться. Липкая лента не позволяла закричать – лишь мычать так тихо, что даже звук мотора перекрывал звук ее голоса, а мешок позволял дышать, но мешал слышать ароматы. Не слыша, но ощущая присутствие рядом сильных альф, Вивиан прижалась спиной к какой-то опоре и вздрагивала от каждого резкого звука в ужасе. Дорога была долгой и изнурительной, и чем чаще трясло машину, тем ощутимее взрезались веревки в нежную кожу, натирая и коля ее в не скрытых тканью запястьях.

Вивиан попыталась закричать, когда кто-то снова схватил ее. Ноги ее подкашивались от страха, руки болели в плечах и запястьях, и злые слезы проступили в уголках глаз – она не привыкла к подобному обращению, никогда прежде никто не был так жесток с ней. Но упасть ей так и не дали – поднимали, держали, упрямо вели куда-то. С неудачно поставленной ноги слетела туфелька – незадолго до того как ее заставили спуститься вниз. Сравнение со старой сказкой придет ей в голову много позже, и против ожиданий не принесет ни капли радости.

В нос ударили яркие отвратительные запахи: сырости и железа, – перебивающие даже запах альфы. Лампочка ослепила отвыкшие от света глаза, воздух охладил стертые запястья. Резкий толчок в спину – и Вивиан падает на пол, едва успевая выставить перед собой ладони, чтобы смягчить удар. Она чувствует себя грязной: но если прежде это ощущение было вызвано руками, облапавшими всю ее, то теперь плотная пыль липла к ладоням и белоснежной одежде. Дверь с гулким стуком закрывается, а Вивиан остается лишь глотать слезы, поднимаясь на дрожащие ноги. Больно оттягивает кожу скотч, когда она медленно тянет его за края, но это ничто в сравнении со страхом.

Настороженно присматриваясь к своей тюрьме, Вивиан боится прикоснуться к незнакомой постели, а еще большее отвращение вызывают жуткие удобства в другом углу. Даже подходить туда тошно, и первое время она стоит около двери, растирая озябшие и затекшие ладони. Усталость со временем берет верх над брезгливостью – да и касаться стен или пола ей еще противнее, чем присесть на краешек сбитого матраса. Сколько может – сидит с прямой спиной, чинно сложив ладони на коленях, но чем больше времени проходит, тем ощутимее становится тяжесть в плечах: не то от осознания произошедшего, не то от банального утомления. Держится дальше от туалета, но и туда ей однажды придется заглянуть.

Дрожью пробивает все тело, стоит только вспомнить о погибших охранниках – лучших, несомненно, лучших в своем деле, ведь отец не допустил бы других. Их убили, – уверена Вивиан, и это не укладывается у нее в голове. Почему? За что? Ответ слишком очевиден, чтобы успокоить юную Монтгомери – из-за нее. А вот что было не так ясно: зачем? Кому настолько потребовалась Вивиан, что ради этого посчитали возможным даже убить невинных людей?..

Ничего, – убеждает себя Вивиан, обхватывая ладонями колени и рассматривая алеющие браслеты ссадин вокруг запястий. – Это все ничего, ведь отец непременно найдет и защитит ее. Папа не даст ее в обиду, он обещал ей это всегда, и Вивиан всегда верила. И Вулли, непременно бросивший свой отгул ради поиска маленькой принцессы, тоже – ей нечего бояться.

Когда альфа приходит снова, у Вивиан еще есть вопросы. Она сидит все так же прямо и манерно, точно находится на званом ужине в доме своего отца, а не в пропахшей всякой дрянью комнатушке где-то под землей. Вивиан спокойна, пока альфа рядом – так ее учили, но безразличное «от вашего отца» выбивает ее из колеи, и она снова плачет, когда дверь за ее тюремщиком закрывается.

Одного его запаха хватает, чтобы даже не пытаться бежать – она чувствует, знает, что всякая ее попытка обречена на провал, но все же ищет глазами что-то, что могло бы спасти ее. Не прикасается к еде, и лишь когда пересохшее горло начинает саднить, решается прикоснуться к бутылке. Невскрытая прежде, словно только из магазина, вода открывается с тихим треском, и Вивиан припадает к горлышку с жаждой умирающего в пустыне человека.

Неумолимо медленно тянется время: ни звуков, ни новостей, ни новых мыслей – лишь безоглядная вера в силу отца и его людей. Раз за разом смыкаются глаза, опускается голова, меркнет мир – и Вивиан вздрагивает, подаваясь корпусом вперед, моментально просыпаясь. Гул в висках с каждым разом все сильнее, и стоит только склониться к матрасу, покоряясь судьбе, как она немедленно засыпает… чтобы мгновенно проснуться от звука поворачивающегося в замочной скважине ключа.

– Отец этого не забудет, – глухо шепчет она, следя за тем, как меняются тарелки с нетронутой едой на практически такие же. Вивиан не угрожает, но обещает – вслух, потому что так проще верить самой себе. Еще одно напоминание о том, что Вольфганг уже перевернул половину города в ее поисках и что они не успокоятся, пока не освободят ее; еще одна капелька надежной уверенности в своих защитниках.

Чуткий сон пленницы прервали снова – Вивиан уже не знала, сколько позади часов и дней. Вечность в серых камнях, среди затхлых и густых запахов, которыми пропитались волосы и тонкая одежда, – и девушке кажется, что за этим кошмаром она уже не слышит саму себя. Снова альфа у порога, снова безразличие вместо ответов, снова слабый аромат жареного мяса и тошнота у горла – она уже не уверена, мутит ее от гнетуще тяжелой атмосферы или от голода; но к еде не прикасается, снова забирая лишь воду.

Четвертый раз дверь открывается, когда Вивиан снова сидит на самом краешке, сложив ладони на коленях. Ей не привыкать, пусть и держится с трудом – но всем своим видом хочет показать, что она сильная, достойная своего отца девочка. Встречаясь взглядом со своим тюремщиком, она смотрит упрямо – и на этот раз не говорит ни слова.

В конце концов, ей остается только ждать, и Вивиан уверена: совсем недолго.

Отредактировано Vivianne Montgomery (4 сентября, 2015г. 22:51:25)

+2

5

Два дня назад:

Перебирая бумаги и включив мобильник на громкую связь (благо, снаружи кабинета никто и ничего не услышал бы), Анкель выжидал, когда несколько раздраженный поток обвинений, которые перемежались "верни мою дочь, тварь" в разных вариациях, стихнет и мистер Монтгомери хоть немного придет в себя. Мыслить адекватно в подобной ситуации вряд ли бы смог любой отец, для которого семья значит хоть что-то, тут он превосходно понимал чувства министра внутренних дел. Однако же, тот, судя по всему, не до конца осознавал с кем связался, раз попытался отказать Берлинскому синдикату.

Глупость, конечно. Глупость вдвойне - что отказ был довольно-таки резким и категоричным. Видимо - образ прочно сросся с лицом и его заменил постепенно. Но тут было уже дело даже не в том, что мистер Монтгомери с удовольствием воспользовался помощью Синдиката, когда это требовалось, но совершенно не желал за эту помощь платить.

- Мистер Монтгомери, - Анкель говорил негромко. - Вашей дочери у меня нет.

Затем последовало долгое-долгое молчание. Гуттенберг дал время мистеру Монтгомери переварить новость, слушая сердитое сопение и читая очередное дополнение к "Закону о защите информации". Мерно шуршала бумага, Анкель подумывал сходить в библиотеку и взять оттуда томик Бальзака, а после - спуститься в зал.

- Вы ещё собираетесь тратить моё время бессмысленными вздохами? - поинтересовался он с иронией. - Прошу заметить, я не трепетная омега, не расчувствуюсь.

- Хорошо, - мистер Монтгомери быстро брал себя в руки, иначе ему не удалось бы забраться так высоко. - Что вы хотите за...- он практически выдавил, - помощь?..

- Цена была озвучена, мистер Монтгомери, - Анкель закрыл папку и отложил её наверх стопки таких же, просмотренных и утвержденный. - Однако, теперь она мне кажется недостаточной.

- Тварь... - выдохнули сквозь зубы по ту сторону провода.

- Выбирайте выражения, любезнейший, - в голосе Гуттенберга лязгнула сталь. - И не забывайте с кем говорите.

Небольшая пауза стала ответом.

- Я рад, что вы меня поняли, - возвращаясь к тому же, холодновато-выверенному тону, произнес Анкель. - Итак, цена. Во-первых - услуга, которую с вами оговаривали. А во-вторых... во-вторых с вами обсудит человек, который приедет через... - он посмотрел на экран мобильного. - Час. Вы ведь будете ещё на рабочем месте?

На том конце скрипнули зубами.

- Да, я буду ждать вашего человека, - смиряясь. - Но...

- Без "но", мистер Монтгомери. Выполните требуемое. Доказательства...

- Будут.

- Тогда начнутся и поиски, - Анкель нажал отбой, довольно усмехнувшись. Шах и мат, мистер Монтгомеги.

Ныне:

В пятый раз альфа не пришел. Вместо него от двери коротко брызнуло искрами, а в помещение вошли двое бет. Высокие, с одинаковыми повадками и движениями, похожие друг на друга как две капли воды. Насколько похожие, что казалось - в глазах двоится.

- Леди, идемте с нами, - один из них направился к девушке, медленным текучим шагом, словно боялся спугнуть дикого перепуганного зверька. Второй стоял у двери, спокойно наблюдая за коридором. Ладони его оттягивала пара стволов с глушителями. Да и вообще оба парня напоминали гончих, спущенных с поводка.

- Друг вашего отца просил. Герр Гуттенберг вернет вас домой, - бета на мгновение остановился в паре шагов. - Только прошу вас, леди Вивиан, думаете кричать - будьте добры, кричите снаружи, сначала нам необходимо выйти отсюда, - он быстро разорвал дистанцию и подхватил девушку на руки. - Меня зовут Йоль, - он кивнул на близнеца, - а этого молчуна - Ян. А теперь нужно помолчать, все вопросы - после, зададите герру Гуттенбергу, - Йоль держал бережно, словно что-то крайне ценное, что нужно было защитить любыми методами.

Мрачный серый коридор сменился лестницей вверх, у подножия которой сломанной куклой лежал тот самый альфа, что приносил Вивиан поесть; чуть выше было ещё одно тело, лежащее вниз животом так, что рассмотреть его лицо не представлялось возможным. Чтоб выйти - пришлось крайне быстро пробежаться по короткому коридору, и, миновав лестницу, что вела наверх, на второй этаж богато обставленного здания - выбраться через летнюю веранду. Дом, казалось, никем не охранялся и вообще, и кроме тех двоих в нём никого не было.

То, что это ошибка, стало понятно у машины, низкого и вытянутого магнитокара, больше похожего на стрелу. Автоматная очередь прошила асфальт там, где только-только стоял Ян, высекая вспышки. Потом послышались крики, темные окна вспыхивали одно за другим. Йоль быстро усадил девушку на заднее сидение и велел пристегнуться, в следующую минуту оказываясь за рулем. А ещё через миг машина стартовала с места, взяв резкий разгон.

Они петляли, хотя, наверняка в том не было нужды. Погони за машиной не было.

Петляли долго, пока не выехали на трассу вдоль лесного массива, после, минут через двадцать, сворачивая на очередное ответвление дороги. Лес плотной стеной стоял по обе стороны от дороги, шурша листвой, словно перешептываясь, соприкасаясь ветвями-ладонями, передавая друг другу новости о машине, что направлялась прямиком к воротам в поместье. И уже совсем скоро можно было увидеть в просветах черепицу и стены ограды, сложенные из темно-серого гранита. И подкатив к самому входу, парни загнали авто на стоянку, а сами вышли. И один из них, то ли Ян, то ли Йоль - одним богам известно, кто именно, распахнул заднюю дверцу.

- Прошу вас, леди, около поместья на магнитокаре не подъедешь, - один из них аккуратно достал девушку из машины, снова поднимая на руки. И быстро направились к хозяйскому дому. - Для вас выделены покои и... думаю, вы захотите вымыться и сменить одежду, - заметил бета. Голос у него был мягче и глуше, чем у того, что нес её до этого. - За вами зайдут. Если заходите побродить по поместью - словите кого-то из слуг, а то заблудитесь.

А вскоре Вивиан оказалась в уютных комнатах. Песочно-золотистые тона расписанных нарциссами фусума, песочно-золотистые - где темнее, где светлее - тона низенькой мебели. На кресло чья-то заботливая рука уложила смену одежды и широкое полотенце, приоткрыв двери в душевую.

Отредактировано Ankel Guttenberg (6 сентября, 2015г. 13:18:15)

+2

6

Свежий и яркий запах ворвался в глухую комнату вместе с близнецами. Горькие и жгучие травы заполнили все пространство и освободили голову от приевшейся уже вони, царящей в ее темнице. Ослабшая от голода Вивиан не нашла в себе сил подняться им навстречу – лишь смотрела устало и пусто, как мягко приближается к ней один из юношей. Качает головой – не намеревалась кричать – но жест, похоже восприняли иначе: не то как отказ, не то как неспособность идти самостоятельно, – и подхватили ее на руки. Одного вдоха хватает, чтобы успокоиться и неловко обхватить руками шею Йоля – так она еще совсем маленькой держалась за папу и Вулли, так она показывает свое доверие, впитанное с запахом мяты.

Вивиан зажмурилась, когда ее проносили мимо тел – похоже, из-за нее умерли еще люди, и пусть жалости к своим похитителям она не испытывала, видеть это было выше ее сил. Ей не нужно было смотреть на дорогу, на тела, на близнецов – только зажмуриться...

..и не закричать, услышав короткий перестук автоматной очереди. Рефлекторно сжала руки, спрятала голову, зажмурилась еще крепче и поджала губы. Мята – только мята отрезвляет голову, но прогнать ужас, засевший в животе и свернувший все нутро в гордиев узел, не помогает даже она. Неохотно отпускает Йоля, дрожащими руками ища ремни безопасности, застегнуть которые удается только уже в дороге.

То и дело оглядываясь за спину, Вивиан думает, что погони нет – удалось ускользнуть, и понимание это позволяет взять себя в руки. Перекидывает через плечо растрепанные волосы и бережно заплетает их, приводя себя в некое подобие порядка – и если внешне трудно вернуть белизну платью, а из волос изгнать запах железа и гниения, то мысли устаканиваются по мере того, как тонкие пальцы прячут прядку за прядкой в сложную косу.

Вспоминает все, что говорил ей один из близнецов: Друг, не кричать; Йоль и Ян, никаких вопросов. Герр Гуттенберг, – всплывает в сознании знакомая фамилия: такая же у Ханы, с которой Вивиан знакома по школе. К девушкам не обращаются "герр", а значит речь идет о мужчине из семьи Ханы – отец, брат?.. Они не были настолько близкими подругами, и Вивиан не знала наверняка – и тем более не знала, как связана семья Гуттенберг с Монтгомери.

Вивиан не открывает окна, но почти ощущает, как лес вокруг машины тихо шепчет, повинуясь ветру. Радость и спокойствие занимают соседние места в ее сердце, заставляя улыбнуться в предвкушении скорой встречи с отцом. Вот сейчас машина свернет налево, а там рукой подать до высоких ворот, скрывающих от чужих глаз поместье Монтгомери.

Тревога просыпается, когда нужный, казалось бы, поворот так и происходит. Уже мелькает среди листвы крыша дома и ограда, и Вивиан с трудом осознает, что цвета не те. Ее везут не домой?

"Где я?" – Хочет спросить, но молчит, не торопясь покидать машину, и тогда один из близнецов вновь берет ее на руки.

Их запахи отличаются, пусть Вивиан еще и не уловила деталей. Один ярче, сильнее, другой – мягче и плавнее, но оба вызывают такое желание доверять им, что девушка не сопротивляется, позволяя вновь нести себя на руках. Должно быть, таких охранников даже отец мог бы приставить к ней – беты, не вызывающие желаний и касающиеся юной Монтгомери без единого намека на пошлость или близость, заботливо и осторожно.

Дом выглядит необычно по меркам Монтгомери – низкий, приземистый, с раскидистыми крышами и в непривычном стиле. Снаружи он кажется ей недружелюбным и слишком мрачным, но внутри простор и светлый в своих тонах минимализм подкупает девичье сердце. Довольно уютно, – думает Вивиан, но все так же не произносит ни слова. Кивает, выслушав инструкции от Яна – она уверена, что это был он – и остается в одиночестве посреди просторной золотистой комнаты. Вся мебель низкая, и, заметив на кресле светлые ткани, Вивиан опускает взгляд на свое собственное одеяние. Некогда белоснежное платье изодрано, испачкано. Многочисленные зацепки, несколько дырочек, множество пятен. Посеревший материал отвратителен и на глаз, и на ощупь – и от него все еще пахнет железом, как и от волос, – и вопроса "принимать ли чужое гостеприимство?" перед Вивиан не стоит.

Запирается в душевой и закрывает глаза, отдаваясь во власть потоку, скользящему по телу. Теплая вода смывает грязь, но не усталость, а среди застывших на полочке флакончиков девушка долго ищет тот, который смог бы перебить въевшееся зловоние и не вызвать отвращения. Много внимания уделяет волосам, промывая несколько раз подряд, а затем неспешно и планомерно расчесывая и высушивая их. Глядя на саму себя в зеркале, с неудовольствием отмечает синяки, пролегшие под глазами, и бледные щеки – длительное голодание не сделало ее привлекательнее.

Простое платье, выбранное для нее хозяевами дома, очень просторное: опоясанное под грудью, оно могло бы подойти как девушке более хрупкой, так и более плотной. Простого кроя, длинное и с закрытой грудью – Вивиан благодарна за такой выбор, пусть и едва ли надела бы когда-нибудь подобный наряд по своему выбору. В любом случае, оно чистое, пахнущее лавандой и приличное – а большего требовать в ее ситуации было бы нелепо.

Вернувшись в комнату, так никого и не застает – и опускается в кресло, на котором прежде была одежда, в ожидании. В чьем же доме она сейчас находится и почему ее не отвезли сразу к отцу?.. Кто такой Гуттенберг, как он связан с Майлзом и замешана ли здесь Хана? Должно быть, если осмотреть поместье, то можно понять больше, но Вивиан слишком устала. Отклонившись к спинке кресла и прижавшись щекой к мягкой ткани, девушка сама не замечает, как глаза смыкаются, и ее одолевает неумолимая дремота.

Отредактировано Vivianne Montgomery (10 сентября, 2015г. 14:24:54)

+2

7

- Она здесь, - Анкель поднял пиалу, отпивая глоток ароматного с жасмином и мёдом чая. Скосил взгляд на Яна, кивая едва заметно.

- Хорошо, - парень кивнул и скрылся за фусума, оставляя его наедине с чайником. Он не спешил, не спешил и герр Гуттенберг, не сдвинувшись и на миллиметр с дзабутона. Да и к чему было дергаться. Вряд ли гостья захочет предстать перед хозяевами в недолжном виде. И вряд ли захочет узнать о том, что по сути статус её, пленницы, ни на йоту не изменился, просто... несколько сменилась обстановка содержания. И клетка просто покрылась позолотой. О, конечно, Вивиан могла гулять по поместью, но не заходить на хозяйскую половину и не оставаться на улице после захода солнца. Безусловно, тренированные псы могли бы убить того, кто так неосторожно решил покинуть расписные комнаты после захода солнца. Чужака.

В этом случае оставалось бы лишь сожалеть о столь глупой кончине.

- Масиро-доно, - передатчик был отлажен безупречно. Масиро Дан, управляющий поместьем, откликнулся почти мгновенно. - Отправьте кого-нибудь присмотреть за нашей гостьей, - просьба. Из тех, что воспринимаются как приказы.

- Слушаюсь, герр Гуттенберг, - донеслось в ответ. И сигнал прервался. Безусловно, всё, что нужно, было сказано. К гостье он зайдет позже, когда допьёт чай и зайдет к сестре и молодому Веррони. Ранее гостей принимал отец, последний год и сестра. И Ромео, который со временем станет частью семьи Гуттенберг, тоже необходимо привыкать быть хозяином этого дома. Принимать гостей, привнести что-то своё, принять здешнее. Такова договоренность. Цена. И Анкеля она полностью устраивала, так что менять что-либо он не собирался.

Мёд приятно горчил на нёбе, чай сбивал сладость почти полностью. Анкель снова и снова подливал себе ароматного напитка, наслаждаясь каждым глотком. Мгновение - мимолетно, его стоило ценить. Сад и легкие сумерки, сизой тенью спускающиеся на густые ветви, ветер, порывами прижимающий ковыль к земле и треплющий рукава темно-синего косодэ. Нагоняющий на небо Деметры плотные серо-стальные тучи, полнящиеся дождем. Пожалуй, было пора.

Анкель допил чай и поднялся. Накинул на плечи хаори, обозначая официальность встречи, и сдвинул фусума комнаты в сторону. обозначая, что можно войти и убрать. Татами скрадывали шаги, он вначале зашел к Хане, постучав и дождавшись позволения войти.

- Твоя знакомая здесь, Хана, - он мягко коснулся плеча сестры. - Вивиан Монтгомери. Она наша гостья и останется на несколько дней в комнате нарциссов.

Погладил мягко и вышел, прикрыв створки, направляясь ко второму вынужденному гостю этого дома. Отца он тревожить не хотел и не стал, за день тот и так достаточно устает. А девушку отлично займут и они втроем.

В гостевой части дома он постучал в комнаты Веррони.

- Ромео, в доме... - небольшая, многое говорящая пауза, - гостья, - снова пауза и:
- Надеюсь, что увижу вас в бамбуковом зале, - он немного помолчал, опять. - Её зовут Вивиан Монтгомери, - лишнего он упоминать не стал. Как и то, что статус "гостья" просто красивое слово.

А после проследовал в убранный сообразно традициям зал. Легкие закуски были расставлены на длинном столе, как и чай в чайниках на специальных подставках, что не давали ему остывать. Также он знал, что девушку несколько ранее разбудила молчаливая бета, что принесла ужин и должна была провести девушку в уютный зал. В центре его, в специально оформленном углублении, горели несколько сосновых поленьев.

Анкель, ожидая, устроился за столиком. на котором лежала доска с го. Этой партии была не одна неделя, и, судя по обстановке, её выиграет Хана. Ему остается лишь достойно отколоть от её "войска" ещё часть.

+2

8

//прошу прощения, уехала домой, а ноут оставила. внешний вид

Лето, конечно, все меняет в жизни юных девушек. Тут вам и времени свободного больше на всякие развлечения вроде встреч с подружками, переходящими в походы по магазинам, посиделки в кафе и, ну куда же без этого, разговоры по душам, сплетни, прочее. Ах, и мальчики. Когда учишься в школе для девочек, мальчики становятся особой темой, в их-то нежном и романтическом возрасте!

Хана, со своей незаинтересованностью в романтике, в такие моменты все же немного выделялась из стайки приятельниц, которые часто звали Гуттенберг-младшую за компанию, а брюнетка и не отказывалась – с её статусом от активной социальной жизни никуда не денешься и привыкать лучше сразу. А когда приятная, но зачастую пустая болтовня надоедает, всегда можно отговорится делами, которых и вправду было выше крыше. Нельзя же отдыхать все эти три прекрасных месяца!

Маленькая, но трудолюбивая омега нашла не один плюс в изменившемся расписании. И нет, первым шла вовсе не отмена раннего будильника. Подготовку к поступлению никто не отменял, а кто рано встает, тот и успевает больше, соотвественно. Тут уж приходилось следить за количеством часов для сна, больно легко Хана могла увлечься и забыть о ходе времени.

Главной радостью каникул Гуттенберг-младшая считала возможность чаще посещать японскую диаспору. И больше времени проводить с семье, конечно. Да, это должно идти даже первым. Правда, для Анкеля каникул в работе не существовало, но это уже частности. Зато отец.. Отец всегда рядом и можно продолжать тайком – но все мы знаем, что родителя такое внимание всегда замечают – наблюдать за ним и учится у него же.

Впрочем, это лето Хана решила посвятить попыткам научиться играть на кото, отчего достаточно сильно смущалась, нервничала и переживала перед домашними – а вдруг те слышат, как она терзает несчастного «дракона»? Казалось бы, всего лишь музыкальный инструмент, но его историю и значение далекие предки смогли сделать такой красивой и увлекательной! В такие моменты Хана гордилась тем, какая в ней течет кровь, даже если это капля в море по сравнению с прошлыми временами.

Услышав легкий стук, девушка отложила книгу, в которой как раз-таки описывалось какая часть инструмента какой части дракона соответствует и из чего раньше делались струны и медиаторы, называемые котозумэ, что, к слову, звучало приятнее. Поднявшись навстречу брату, Хана порадовалась, что сегодняшний вечер уделяла теории, а не практике.

- Брат. - с легким недоумением и вопросом откликнулась брюнетка. Хотела было все-таки озвучить заметавшиеся в голове мысли, но теплая ладонь на плече отлично тормозила от необдуманных поступков. - Надеюсь, ты расскажешь потом. - вздохнула, посмотрев в широкую спину Анкеля и покачала головой. Последний год был слишком насыщен событиями и новыми открытиями, но видимо насыщен недостаточно, раз девушка по-прежнему не может удержаться от любопытства и желания влезть и узнать то, что знать совсем не стоит.

Повернувшись к зеркалу, девушка нервно потеребила кончик косы. Брат выглядит официально, стоит ли и ей сменить наряд? Впрочем, поймет ли это Вивиан? Эта старшеклассница импонировала Хане, ей хотелось проводить с юной Монтгомери больше времени, возможно даже стать друзьями. И дело было не столько в схожем положении в обществе, сколько в разделенной страсти к музыке. Одно совместно выступление и уже хочется преодолеть любые преграды, которые могут возникнуть из-за разных характеров и увлечений. Да, наверняка ей будет чему поучиться у выпускницы. Тому же терпению.

Поправив пояс и переплетя косу, Гуттенберг-младшая сочла, что выглядит достаточно.. по-домашнему, но не совсем? Все же они пока еще не были близкими друзьями, стоило соблюдать принятые границы. Но и не создавать атмосферу излишней официальности, на это хватит брата, чтобы излишне не давить, вызывая дискомфорт. Гостям ведь должно быть тепло и уютно. Хотя, все, конечно, зависит от того, какие это гости. Для Ханы Вивиан была желанных гостем, но что же думал герр Гуттенберг и что именно крылось за его поступком? Ками, это все-таки не дает ей покоя.

Старательно сохраняя неторопливый шаг, брюнетка все же чуть впопыхах зашла в зал, оглядываясь по сторонам и переводя дыхание. Кроме брата никого еще не было и можно было не переживать за случившуюся небрежность и успокоиться. Успокоиться и подготовиться, она же воспитанная молодая девушка.

Подойдя к Анкелю, брюнетка позволила себе оставить на щеке того легкий поцелуй, пока никто не видит. А проявление такой мимолетной нежности было важным для них обоих, наверное. Для так точно, девушка ведь не всегда понимала, когда не права и когда стоит просто поддержать, без любопытных вопросов.

- Тебе передали старые рукописи с тактиками, которыми со мной поделились мастера из диаспоры? - устроившись напротив, Хана легко улыбнусь. Одна из записанных тактик давала возможность свести партию в ничью и она была бы рада помочь брату в этом, но… Но поддаваться было бы даже не нечестно, а некрасиво по отношению к нему. На какой момент ей стало жаль, что вот-вот подойдут остальные и партию придется отложить. Все-таки ей не хватало его внимания.

Отредактировано Hana Guttenberg (21 сентября, 2015г. 05:59:46)

+2

9

Деликатность, с которой юную Монтгомери разбудили, стоила чести слугам Гуттенберга. Безупречно вежливая, служанка-бета принесла с собой аппетитно пахнущую еду, и оставила Вивиан наедине с блюдом на какое-то время, позволяя в спокойной обстановке пообедать – или поужинать, кто знает. За окном было еще достаточно светло и включать освещение в помещениях слуги не спешили, а сама Вивиан давно уже заблудилась во времени.

Желание накинуться на еду было скрадено воспитанием: как бы выглядела дочь Майлза Монтгомери, приступив к трапезе с манерами оголодавшего зверя! Какое-то время она еще провела в кресле, созерцая поднос и прислушиваясь к себе – сильный голод, скручивающий узлы в животе, был все же слабее страха. Она все еще не знала, где она находится и почему ее не отвезли к отцу, если это все-таки дом друзей. Были ли у отца вообще друзья? И почему Вивиан никогда прежде не видела Гуттенберга в родном доме?

Обхватив себя руками, девушка замерла в кресле. Шея ныла – слишком неудобной была поза для сна, и Вивиан легонько разминала ее пальцами, пока была возможность. К еде она решила вновь не прикасаться, рассудив, что действительно хороший друг не стал бы держать ее в незнакомом поместье – и значит, здесь ей может грозить не меньше, чем в пропахшем сыростью и отходами подвале.

В странные, непривычные для Вивиан двери постучались – служанка вошла в комнату после тихого "Да" и предложила проследовать за ней к герру Гуттенбергу. Юная Монтгомери согласилась коротким кивком. Ее проводили меж комнат по коридорам в сторону другого крыла здания – и провели к длинному, просторному залу. Служанка открыла невысокую дверь перед Вивиан, пропуская ее вперед. Чтобы зайти внутрь, даже невысокой омеге пришлось слегка наклониться.

Внутри ее уже ждали. В первую очередь, конечно, девушка узнала подругу – Хана Гуттенберг действительно была здесь, и от одной этой мысли на сердце стало легче и спокойнее. Стоило бы подумать о том, что едва ли Хана решает что-то в этом доме и сможет защитить Вивиан, но в тот момент девушка испытала такое облегчение, что не решилась на дальнейшие, куда более скверные предположения. Едва заметно улыбнувшись и кивнув Хане, Вивиан сделала несколько шагов вперед и перевела взгляд на мужчину, который так же был в этом зале. Несомненно, это и был герр Гуттенберг – действительно пугающий альфа. Когда Монтгомери подошла ближе, ей на секунду показалось, что ее лицо опалило жаром – настолько сильным запахом он обладал, и робея перед непреодолимой для омеги мощью, Вивиан опустила глаза. Присела и склонила голову в реверансе – и смотреть в лицо Гуттенбергу больше не решилась.

Ни слова не промолвила, ожидая приглашения присесть и каких-либо пояснений: было бы крайне невежливо обращаться с обвинениями, не дав спасителю шанса все объяснить. И тем более – что перед ней был все-таки опасный альфа, чей запах не позволил бы ей сказать лишнего.

Хорошо, все же, что Хана здесь, – думала Вивиан, поднимая взор на темноволосую девушку, и пусть вслух она говорить не осмелилась, но взгляд ее потеплел невысказанной благодарностью.

Отредактировано Vivianne Montgomery (4 ноября, 2015г. 23:29:26)

+2

10

Анкель легко обнял сестру в ответ, на миг прижав к себе и приняв поцелуй в щеку с едва заметной улыбкой, особо ярко обозначившейся в уголках глаз. Просто чуть более явно проступили морщинки и сталь в серых глазах слегка смягчилась. Безусловно, сестру он любил ничуть не меньше, чем отца, однако, в доме была чужая. И расслабиться полностью в присутствии посторонней он не мог. Слишком серьёзно относился даже к подобным нежным пташкам - кто знает, откуда и как может придти удар. Пожалуй, даже в присутствии близких полностью расслабиться он не мог - именно из-за этого "вдруг". И сейчас, когда он был единственной преградой меж опасностью и сестрой... Что ж, несобранным или не готовым он быть не мог.

- Безусловно, милая моя, - он слегка опустил веки, показывая, что трактаты отыскали адресата. - Но пока я ещё не читал их. Думаю, вы оставили там мне небольшую подсказку, как и то, что сейчас я ею вряд ли воспользуюсь, - он хорошо знал Хану, пожалуй. даже слишком хорошо, чтоб позволить себе легкую нотку укора в голосе. По-братски добрую и без малейшего грана осуждения. Всё же, сестра хочет помочь. И он позволит ей помочь, потому что кто знает, когда ему пригодятся описанные в книгах методы? Пренебрегать же даже подобным он не имел ни желания, ни права. Особенно, сейчас, когда Берлинский синдикат в состоянии холодного противостояния и, словно меж молотом и наковальней, между Коза Нострой и Командой-А. И к тому же, семиглавый дракон, которым являлся Синдикат, требовал неусыпного контроля, дабы не отвыкал от хозяйской руки, и помыслить не мог, о том, что способен противиться его воле.

- Думаю, нам не удастся закончить эту партию в ближайшее время, - он протянул ладонь и погладил сестру по руке. - Тем больше поводов будет проводить свободное время с тобой, имото*-тян, - со стороны открытой террасы степенно вошла служанка-бета, что-то негромко проговорила Гуттенбергу, поклонилась Хане и так же быстро ушла. Альфа на миг прикрыл глаза.

Легкий стук пальцев о фусума отвлек и Анкель снова уселся в безупречную сэйдза, кинув посерьёзневший взгляд в сторону сдвинувшейся двери, разглядывая вошедшую девушку. Милая, однако не настолько, чтоб вскружить кому-либо голову с первого взгляда. По крайней мере, здесь она лишь с одной и весьма определенной целью - дать понять её отцу, что в этом городе сопротивляться Синдикату более чем неразумно, особенно человеку, что с таким удовольствием прибегает к его помощи, когда станет совсем невмоготу.

- Доброго вечера, юная леди, - ровный, несколько безразличный тон. Ровный, не выражающий ничего взгляд. Неплохо воспитана, реверанс почти идеален. В старых традициях, видимо. Что ж, мистер Монтгомери явно не поскупился на свою дочь. Однако, охрана у неё отвратительна. Может, стоило отдать приказ уничтожить их? Хотя... им придется оправдывать свою вину перед нанимателем, а значит худшего наказания за нерасторопность не придумаешь.

- Меня известили, что вы пренебрегли ужином, - он смотрел девушке в глаза. - Не голодны? Или всё-таки не откажете нам в любезности и выпьете хотя бы чаю? - нотка иронии проскользнула в холодном голоде. Без сомнений, он был прекрасно осведомлен в каких условиях содержалась девушка, однако в его словах не было ничего, кроме вежливости хозяина дома. - Присаживайтесь, прошу, - повел рукой в сторону столика, уставленного легкими закусками, фруктами и с несколькими накрытыми бежевыми полотняными салфетками чайников. - Хана заваривает прекрасный чай, - легкий, едва заметный поклон в сторону сестры.

*имото-тян (яп.) - младшая сестра, сестренка.

Отредактировано Ankel Guttenberg (8 ноября, 2015г. 20:50:03)

+2

11

Прикрыть глаза, на короткий миг утыкаясь носом в плечо Анкеля и вдыхая такой родной с детства запах. Для нее совсем не тяжелый и не давящий – никогда таким не был, Хана всегда старалась уловить вишневые и книжные нотки, а после старательно улыбаясь, как можно не заметнее, это казалось чем-то очень личным, семейным, доступным только им с Юмэ. Как персональное средство успокоения – когда в более расслабленной обстановке просто падаешь в такие надежные объятья и чувствуешь родное тепло.
Жаль, сейчас был не такой момент.

- Как всегда проницательны, дорогой брат, – Хана тихонько смеется, прикрыв рот рукавом и не отводя немного лукавый взгляд. Что поделать, если герр Гуттенберг действительно видел всё и всех насквозь, образ жизни обязывал. Иногда это было обидно, не иметь возможности чем-то удивить, но то, что он был рад её помощи являлось куда более приятным и сильным чувством. Так Хана чувствовала себя хоть сколько-то полезной, ведь стратегии, используемые в сёги почти всегда можно было применить в жизни. Да и что она, эта жизнь, как не очень длинная партия игры со множеством фигур?

- Я буду ждать этого, – омега самыми кончиками пальцев провела по ладони Анкеля от запястья к подушечкам пальцев, не то делясь своими силами и мягкостью, не то стремясь перенять немного его уверенности и спокойствия.  Знание очень тяжелая ноша, способная принести много тревог. И как еще ослаблять эти переживания, если не прикосновениями, убеждающими в реальности происходящего? Что ее брат по-прежнему жив, его кожа теплая, а в серых глазах не застыли эмоции. И хочется, чтобы он всегда был так силен и спокоен, был рядом с ними.
Да, тяжело знать. Знать, и не иметь представления о том, чем можешь помочь.

Когда вошла служанка, Хана уже отстранилась от брата, возвращаясь к низкому столику и осторожно присаживаясь. Оставаться на ногах, когда сидит Анкель она посчитала неправильным, да и ведь это не настолько серьезная встреча, скорее дружеский визит, верно? Устроившись справа от Гуттенберга-старшего, брюнетке пришлось чуть полуобернуться, чтобы рассмотреть Вивиан, которая выглядела.. бледноватой? Взволнованной? Напряженной?
Поймав взгляд аметистовых глаз, омега тоже улыбнулась уголками губ, стремя приободрить школьную подругу. В конце концов, зачем ей бояться её брата?

Моргнув, переводя взгляд на мужчину, брюнетка подавила в себе желание покачать головой. Да, вот такого Анкеля можно испугаться, а если нет – то оробеть точно. Эта холодность и серьезность. Разглаживая невидимые складки, Хана осторожно посматривала на Монтгомери, наблюдая за её реакцией и невольно снова прикрывая рот рукавом, пряча под желанием почесать кончик носа легкую улыбку, смутно представляя, какое впечатление Анкель мог произвести на молодую девушку, особенно такую, как Виви.

- Добрый вечер, Вивиан. Рада Вас видеть, - голос Ханы в отличи от брата теплый, успокаивающий. Она словно стремится разбавить тот холод и скованность, которая может возникнуть. Быстрый взгляд в сторону Анкеля и легкий прищур, Гуттенберг-младшая не понимает его мотивов для такой интонации, да и вообще всего происходящего, и это грызет изнутри, мешая сосредоточиться. Впрочем, это она, Хана, тоже во многом знает собственного брата как облупленного! Несмотря на всю его скрытность и желание уберечь. А Вивиан… Вивиан может и не заметить ничего, кроме холодного спокойствия, противовеса запаху горячей стали. Вот только сможет ли выдержать взгляд?

- А повар приготовил прекрасные десерты и закуски, – она снова улыбается, а после хмурится, качая головой. – Вивиан, это ведь не дело, отказываться от еды. Надеюсь, с Вашим самочувствием все в порядке, Вам стоит беречь себя. – Хане может и хочется вести себя чуть непосредственней, как она могла бы позволить себе наедине с братом, или наедине с Вивиан, но сейчас – когда они оба столь собраны, а светловолосая еще и словно прут проглотила, Гуттенберг-младшая пребывает в смятении, не зная, как ей стоит поступить, как разбавить атмосферу и допустима ли ее энергичность? Дело-то явно неладно.
«Ах, папа, как мне тебя не хватает сейчас.»
И верно, ей еще столько предстоит понять. И как, если не на практике постигать тяжелое искусство сглаживания острых углов и придания спокойствия другим?

Чай, да. Что-то.. расслабляющее? Или немного озорное?
Вытянув руки, отчего тонкая ткань сползает к локтям, оголяя кожу, Хана открывает одну из баночек, насыпая чай в заварник и заливая сверху кипятком и закрывая тонкой крышкой. Лепестки зеленого чая танцуют вместе с цветами на стеклянном дне и остается только немного подождать.
Как раз столько, сколько потребуется Вивиан, чтобы ответить Анкелю и сесть, принимая наверняка неудобную с непривычки позу.

+2

12

Вопреки ожиданиям, мужчина не встает со своего места, не представляется, никак не выражает своего почтения. Вивиан уязвлена – привыкшая к благоговению толпы, восхищению окружающих и деликатности сопровождающих, она ожидала не меньшей учтивости и от хозяина огромного жилища, однако тот отказал ей даже в минимальных проявлениях вежливости. Впрочем, Хана тоже не поспешила представить их друг другу, и если альфа явно знал, с кем разговаривает, то сама Вивиан так и осталась теряться в догадках.

Неприятным осадком осела на сердце обида: ни злиться, ни говорить прямо о недовольстве юная мисс Монтгомери приучена не была, и ничего иного ей не оставалось. Должно быть, герр Гуттенберг настолько влиятельный человек, что в праве пренебречь простейшим этикетом в угоду своему… стилю?.. Девушка обратила внимание, что и он, и Хана сидели на коленях: и судя по низенькому столу, иных вариантов в этом доме не рассматривалось.

В любом случае, она лишь гостья, спасенная из плена принцесса, которой должно быть благодарной и вежливой со своим спасителем – какими бы предпочтениями он ни обладал. Да и как тут сметь мыслить о чем-то ином? Герр Гуттенберг буквально давил, настойчиво и правомерно требуя – и мог бы закалять сталь одними только взглядом и словом: распаляя сердца пламенным запахом и замораживая их тут же непоколебимым холодом. Вивиан не представляет себе человека, который выдержал бы подобное давление, но в глазах Ханы замечает теплые искорки – и понимает, что все же есть такие люди.

Она все же вынуждена смотреть в глаза Гуттенбергу, и ощущает, как чужая воля сминает ее собственную. Отец был бы недоволен, – думает Вивиан, с облегчением переводя взгляд на поучающую ее омегу. Слушать девичий голос было много проще, а смотреть на Хану – и подавно, пусть даже жар аромата альфы и не позволяет забыть о том, кто сегодня задает тон всей встрече.

Молча принимает приглашение сесть: для этого нужно подойти ближе и неловко, с долей стыда во взгляде, опуститься на колени – Вивиан пытается копировать позу Ханы, но нет в ней ни необходимых знаний, ни – тем более – привычки. Ей кажется, что Гуттенберги решили выставить ее посмешищем сегодня – и спасибо, что только в своем узком семейном кругу, без иных гостей.

Как еще вы желаете унизить меня, мистер Гуттенберг? – Невольно думает Вивиан, смыкая ладони перед собой. Опускает глаза и созерцает танец чаинок за стеклом, и в их неторопливом вальсе ищет умиротворения, покоя.

– Примите мои извинения, я не хотела оскорбить вас, – говорит она мягко, осторожно. Выбирать слова – первое, чему ее учили, но прежде ей не доводилось быть в подобных ситуациях, и Вивиан боится ошибиться с выбором. – Спасибо за вашу заботу.

Последнее – искреннее, теплее и в большей степени Хане. И лишь сказав это, запоздало понимает, что не поблагодарила за свое спасение от похитителей – а именно это ей следовало сделать в первую же очередь, каким бы обидам ни было предано ее сердце.

– И за вашу помощь, – чуть наклоняется вперед, опускает голову в сторону Гуттенберга в легком полупоклоне: так можно не смотреть в глаза альфе, и от этого немного легче. – Мне неловко за доставленные хлопоты.

Выпрямляясь, смотрит кротко и послушно: ей действительно стыдно, и тем больнее от мысли, что отец тревожится о ней – возможно даже сейчас не зная, где она находится и все ли у нее хорошо. Майлз Монтгомери, несмотря на всю свою строгость, действительно любит свою дочь и волнуется о ее благополучии.

– Могу ли я узнать, – смотрит со смиренной настойчивостью, почти отчаянной мольбой, – сообщили ли вы моему отцу, что со мной все в порядке?..

«И где я», – не договаривает, но подразумевает. Если папа знает, он непременно приедет за ней, заберет домой и утешит – и лишь его поддержка ей нужна сейчас как воздух.

+3

13

Разность культур. Со временем Монтгомери начнет понимать, что хозяева не обязаны следовать правилам гостей, так же, как и гости - правилам хозяев. Если, конечно, не хотят с первых шагов прослыть подлизами. Женщинам дозволено сесть набок, особенно женщинам гайдзинов. Пытаясь же подражать хозяевам - делай это толково. Анкель с одобрением посмотрел на Хану. Вот кто тут был принцессой. Да и в любом обществе. Невозможно не перенять от Юмэми манер, невозможно не стремиться к безупречно-точной грации в этом доме.

- Ваш чай - лучшее, что снимает усталость, сестра, - спокойно произнес. Двинулся, чуть меняя позицию и поворачиваясь больше в сторону Ханы. - Вы уже успели попробовать те десерты, моя дорогая? - поинтересовался он вежливо, не глядя на гостью. Вряд ли она способна на большее, чем стандартные вежливо-боязливые фразы, по крайней мере в его присутствии. Собственно, чтоб и разбавить тяжелую атмосферу Анкель позвал Хану. Всё-таки его маленькая сестра способна была превратить даже самый мрачный день в домашне-уютное празднество. И это отнюдь не последний среди её талантов, так что не ей сейчас говорить тихо и волноваться о том, что она сделает.

- Да, гостье следовало бы заботиться не только о собственной фигуре, - аккуратно сложенные руки на коленях. Так сидеть он мог многие часы, как и вести размеренную, неторопливую беседу. Часов, впрочем и не требовалось, дань вежливости как хозяин этого дома он тоже уже отдал, в остальном же... в остальном - ей оказывают неслыханную честь. Особенно, учитывая, что она всего-навсего наиболее быстрый и безболезненный метод управления мистером Монтгомери. Тем более, что Анкель отправил тех, кто охранял его, тех, с кем он тренировался в полную силу, тех, кого натаскал Гиммлер, своих личных охранников, что куда ценнее, чем одна девчушка.

- О возможности двигаться тоже, - равнодушный взгляд в сторону Вивиан. Хорошеньких лиц не счесть, но кем бы она была без своего властного отца. Такие омеги явно миром не правят.

- Ваши извинения приняты, - простая, заезженная формальность. Вы думали таким образом взять себе что-то ценное? Следующую формальность он пропустил мимо ушей. Неловко ей. Ещё глазки так потупить и рисуйте портрет святой невинности. И это казалось наиболее фальшивым. Насколько было проще с Ханой... да даже и с тем же Веррони, чувства которого оставались глубоко, но всё же достаточно доступны и искренни. Достоинство и честь для Монтгомери явно оставались пустым сотрясением воздуха.

- Ваш отец знает всё, что требуется, - короткий безразличный ответ. - Вы вернетесь к нему, в своё время,  - он перевел более внимательный взгляд на сестру, наблюдая за точными движениями. Она пока ещё не замечала легкости собственных действий, каким естеством и теплом, не заученным, а природным, они дышали.

- Хана, вы говорили, что достигли в учебе определенных успехов. Для меня стал сюрпризом ваш выбор факультета и университета, - он ожидал, когда сестра оделит его чаем, разглядывая точеное лицо.

Отредактировано Ankel Guttenberg (4 января, 2016г. 18:10:31)

+2

14

«Хоо…»

Склонившись над чайником, приподнимая крышку и вдыхая богатый аромат, Хана сощурилась, слушая тихие фразы Вивиан. Они адресованы брату и ее не касаются, как и то, что задумал и привел в исполнение Анкель. Сейчас ее дело заварить чай, не дать блондиночке закрыться в себе и чуть выковырять ее из той скорлупы, в которую захочется влезть омеге перед таким альфой.

Разлив чай по чашкам, брюнета вернула чайник на специальную подставку, поддерживающую воду горячей. Следуя примеру Анкеля, омега повернулась больше в его сторону, обхватив круглые керамические бока пальцами, протягивая чашу брату, легонько улыбаясь.

- Нии-сан. – и это «нии-сан» так легко скользнуло с губ, словно Хана вернулась лет на восемь-десять назад, всюду бегая за Анкелем и повторяя, смешливо улыбаясь. Вот и сейчас сказала быстрее чем поняла, что европейский аналог был бы уместнее. Впрочем, Вивиан и так знала, кем ей приходится Анкель, так что пояснение не требовалось и можно было не беспокоиться. – Прошу, попробуйте. Он с мятой. – фразы вроде «он поможет взбодриться» брюнетка предпочла адресовать Монтгомери, считая, что не в праве намекать на усталость и, не дай ками, слабость брата перед кем-то чужим.

Вновь сменив позу, напоминая не каменную фигуру, как Гуттенберг-старший, а скорее воду, Хана протянула чашку Вивиан, укоризненно качнув головой.
- Брат прав. Вам вовсе не стоит так сидеть. – «расслабьтесь» повисло в воздухе, отражаясь в теплом взгляде, а омега продолжила, - Сядьте боком, пока не заболели ноги. – на всякий случай школьница даже показала как сменить положение, что позволило бы прилагать гораздо меньше усилий и чувствовать себя более расслабленно. Вивиан, конечно же. Для их семьи традиционная поза давно не вызывала дискомфорта.

- Десерты-ы. -  мечтательно протянула брюнетка, касаясь щеки пальцами одной руки, а второй обхватывая локоть первой. – Знаете, дорогой брат, думаю, мне тоже следует заботиться о своей фигуре. – фраза серьезная, а глаза смеются, да и голос нет-нет, да подрагивает от желания рассмеяться. – Если повар не перестанет готовить столько вкусного, да приговаривать, что я мало ем, то я начну чаще появляться на Ваших тренировках. – она зажмурилась, вспоминая не вкус десертов, а вид сосредоточенно занимающегося брата. – Если Вы не будете против. – добавила тихонько, поднося чашу к губам и делая глоток. Действительно, бодрит. Нежно, мягко, свежо.

- Вивиан, думаю, Вы должны меня понимать. Эта страсть к сладкому! – по сути нет, не должна. Но Хане отчего-то думалось, что старшеклассница тоже не прочь полакомиться, но вот волновалась ли она за свою фигуру? Возможно, даже больше самой Гуттенберг-младшей, ведь имя блондинки на слуху у всего Берлинского квартала, а репортеры то и дело стремятся с ней встретиться. Омеге это казалось пугающим, смущающим, такое пристальное внимание к свой персоне, особенно если сам по себе не успел добиться чего-то действительно значимого.

Углядев среди десертов так любимые данго, брюнетка положила палочку с шариками на блюдце, внимательно слушая фразы и делая пометки в голове. Раз Виви останется у них, то потом можно будет зайти к ней и узнать все подробности. И поговорить с братом. Но все это тет-а-тет, а пока лишь поддержать Монтгомери, создавая приятную, не столь напряженную атмосферу. И по правде, одно это требовало от Ханы перестать думать о лишнем сейчас.

- Ох. – брюнетка задумчиво погладила бок чашки большим пальцем, совсем легко покраснев. – Да, думаю, теперь в следующем году учителя будут рассчитывать на мое более активное участие в жизни школы. Если.. – она запнулась, задумчиво делая небольшой глоток. – Если меня попросят подготовить речь к какому-либо мероприятию, у Вас найдется немного времени, чтобы помочь мне с подготовкой? – быстрый, теплый взгляд, и за самой фразой скрывается простое желание проводить больше времени с родным человеком.

- Да. – как всегда бывает, стоит зайти разговору о любимых увлечениях, Хана расправила плечи, выпрямляясь и словно как-то светясь изнутри. – Я понимаю, возможно кажется, что мне это совсем не подходит. Или не совсем ожидаемо, но. – вновь чуть повернувшись к брату, она осторожно взяла его руку в свои маленькие ладошки. – Знаете, как это приятно, когда задумка в голове получает достойное осуществление в реальности, а потом приносит кому-то радость? Разбираться в работе какого-то механизма, собирать с нуля своими руками! – и она действительно светилась. Улыбкой, глазами, энергией. Светилась и стремилась поделиться этим с братом. – И мне хочется побольше об этом узнать, хочется собирать что-то грандиозное. И продолжить собирать игрушки.

Переведя дух, легко выпуская руку Анкеля, брюнетка почесала щеку указательным пальцем, смотря куда-то в сторону и усаживаясь прямо, после переводя взгляд на мисс Монтгомери.

- Вивиан, а Вы? Этот год же стал для Вас выпускным, верно? Уже решили, куда дальше? – действительный, не поддельный интерес, и внимательный взгляд темных глаз. Хане всегда нравилось слушать истории о чужой жизни, особенно от людей с во многом противоположными интересами.

Отредактировано Hana Guttenberg (7 января, 2016г. 07:41:46)

+3

15

Значит, брат. Анкель Гуттенберг. Хану нельзя было назвать сплетницей, и если с кем-то и находила она возможным поговорить о своей семье – то явно не с Вивиан, но имя это вместе с той любовью, что неизменно вкладывала очаровательная омега, произнося имена брата и отца, звучало в их беседах не единожды. Монтгомери знала это чувство: то же самое она испытывала к своему отцу, хотя и редко позволяла себе проявить его. Выходит, брат. Любимый старший брат Ханы Гуттенберг.

Кивает благодарно, принимая ароматную чашку и повторяя движение чужое движение, усаживаясь более удобно, но все так же непривычно. Вивиан все еще чувствует себя неловко, теряется в обилии незнакомых жестов – там, где живая и мягкая Хана естественна, ее гостья – скованна и смущена. Ей все кажется, что ее зачем-то оценивают, отмечают каждый ее провал, запоминают всякую ошибку.

Но она абсолютно безразлична хозяину дома, – понимает Вивиан. Настолько, что даже обращения к ней он по большей части адресует через сестру, одарив гостью лишь парой холодных фраз. Обида и подсознательное желание перетянуть на себя внимание альфы борются с изрядной долей облегчения: слова, произнесенные Ханой, в устах Анкеля звучали бы приказом. Подчиниться не было проблемой, сложнее – удержать саму себя под этим напором. Смогла бы?.. Едва ли.

Поэтому, быть может, слава Богу, что ему нет никакого дела до спасенной омеги?..

Брат и сестра беседуют между собой: они открыты друг другу, их слова заботливы и полны уважения. Примеряя на себя это тепло, Вивиан думает о том, что хотя они с отцом любят друг друга не меньше, никогда они бы не позволили гостю или случайному свидетелю прикоснуться к их – только их! – счастью. Гуттенберги другие: и девушка не может определиться, что это – смелость или расточительность.

Едва заметно улыбается обращению Ханы к ней – вместо ответа. Конечно, какая девушка не любит побаловать себя временами? Но не хочет говорить о сладостях – в принципе не хочет разговаривать, привлекать к себе внимание. Ей едва удалось найти умиротворение в запахе мяты и мыслях об отце. Касается губами кромки чашки, одновременно пробуя напиток и показывая, что ждать от нее ответа нет нужды.

Живот предательски урчит, отзываясь на вкус чая. Теплая волна оставляет в горле парадоксальную свежесть, а глаза невольно следят за выбором Ханы. Следует взять то же самое или выбрать что-то иное? Как назло, просыпается и аппетит, который так долго и упрямо давила запуганная омега. Бояться больше нечего – Хана и ее брат не причинят ей вреда, – но вдали от дома ей все равно неспокойно.

Останавливает свой выбор на десерте с фруктами и, кажется, желе – он кажется наиболее привычным по виду. Расположив чай на столе, забирает приглянувшуюся чашку и ставит перед собой, находит глазами десертную вилку и вновь переключает внимание на хозяев, ведущих беседу.

С вниманием слушает Хану: вот уж действительно, никак не ожидаешь от этой милой и ласковой девушки подобного интереса. Юная Гуттенберг не только красива и добра, но и очень умна – у Монтгомери нет в этом никаких сомнений, тем более, что сама она далека от сложных механизмов и точных расчетов. Должно быть, Хана находит в этом то же упоение, какое Вивиан – в музыке, и ее счастливое лицо – прямое тому подтверждение. И сколько чувств в одном соприкосновении брата и сестры... Она и впрямь поразительная, – с теплотой думает омега. Смелая и душевная, ей хочется доверять, открыться ей навстречу.

Взгляды девушек пересекаются. Вивиан не столько хочет отвечать на вопрос и поддерживать беседу, сколько желает отблагодарить за доброту. Она ищет понимания и сочувствия, пусть и не признает этого вслух, и невольно тянется к Хане.

– Я продолжаю обучение дома, – говорит она спокойно, но внимательный собеседник непременно заметит горечь, оседающую налетом грусти во взгляде. Вивиан слишком многое себе позволила, в том числе – надеяться на исполнение своей бесхитростной мечты. Майлз делал все, чтобы отказ не лишил ее возможности получить желанное образование, но учебной программы и лучших преподавателей было недостаточно. Было что-то еще – что-то, что заставляло Вивиан впервые в жизни просить отца изменить решение.

– Отец пригласил концертмейстера из Института Современного Искусства. Возможно, однажды я буду достойна сольной партии в симфоническом оркестре, – только на это и приходилось рассчитывать. Солистов как правило приглашают со стороны, и Вивиан оставалось только работать усердно, чтобы и впрямь оказаться достойной этой чести. – Я очень этого хотела бы, – почти шепотом, на выдохе.

Честное, искреннее и, вместе с тем, почти тайное желание: на людях Вивиан Монтгомери играла только на фортепиано, а ее увлечение струнными оставалось лишь между ней и преподавателем, что приходил дважды в неделю. Она очень старалась – и мистер Уивер хвалил ее успехи, что вселяло надежды в сердце омеги. Она непременно выступит.. если, конечно позволят отец и муж, которого он ей выберет.

А признавшись - прячет смущение в розетке с десертом, впервые за несколько дней приступая к пище. Улыбается робко – ягоде, замершей на вилке, теплой, ласковой Хане, и даже совсем немного – пугающе холодному Анкелю Гуттенбергу. Пусть она и не дома, но все же в безопасности, с чашкой ароматного чая – и уверенностью, что совсем скоро она увидит отца.

Отредактировано Vivianne Montgomery (26 марта, 2016г. 15:57:37)

+1


Вы здесь » Неополис » Игровые эпизоды » Tea or tear | 26 июля 2015 [✓]


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно