Карфаген сиял. Нынешний день обещал вдохнуть в него новую жизнь, открыть дверь в сказку, чтобы никого не оставить равнодушным. Это внушительное здание, выстроенное из камня вдали от шумного города, было до того лаконичным и настоящим, что идеально вписывалось в окружающую природу. Сложно было представить это место без Карфагена: без его широких крепких стен, чью тяжеловесность подчеркивали узкие проемы окон; без одинокой дороги, ведущей через мосток к углубленному порталу — центральному входу; без решительного величия этой старинной крепости. Скалистый фундамент, уходящий глубоко под воду вырытого рва, был заботливо укрыт слоем плесени и тины. Красная черепица заостренных крыш уже давно выцвела от яркого солнца и потрескалась от капризных нападок природы. Весь замок был отмечен благородной печатью времени.

Но сейчас в узких оконных проемах горели одиночные свечи, разгонявшие мрак вокруг замка и согревавшие его холодные каменные стены. В этот вечер свечи являлись единственным освещением во всем замке, их было бесчисленное множество. Темную гладь крытого водой рва покрывали цветы лотоса, выполненные столь искусно и правдоподобно, что едва были отличимы от настоящих. Колонны портала, обычно безликие и пустые, сегодня украшали цветы вьющейся, нежно-пурпурной розы «Эден», напрочь лишенной острых и грубых шипов — зачем они в этот светлый праздник?

Звуки музыки и голосов, создающие иллюзию ожившей, гомонящей каменной крепости, доносились до широкого берега по ту сторону рва и тонули в беспокойных волнах Антальского залива.

Основное действие разворачивалось во внутреннем дворе, — сравнительно небольшом, к немалому удивлению гостей. В воздухе, смешавшим все запахи и звуки, витал дух торжества и радости; даже сами стены Карфагена, украшенные голограммой ядовитого плюща, казалось, были насквозь пропитаны праздничной атмосферой и согревали. Каждый обеденный стол, воссозданный в средневековой стилистике, был накрыт белыми скатертями и украшен самыми простыми свечами. Скамейки вместо стульев дополняли образ, и были здесь весьма кстати. Вымощенный булыжниками пол пестрил конфетти и серпантином, как в лучших традициях пышных свадеб.

Атмосферу дополняла живая музыка: приглашены были как исполнители изысканной классики, как и озорные, бойкие музыканты, игравшие осовремененные композиции.

Сегодня Неополис официально соединил две жизни в одну, создав новую, несомненно — заглядывая в будущее — прочную семью. Помимо только что связавших супругов брачных уз, Феделе и Лалиту объединял еще и бизнес: несколькими месяцами ранее слияние двух небольших рекламных компаний привело к образованию корпорации, клиентская база которой теперь стала вдвое больше. Лалита вела деловые переговоры, Феделе вел компанию. Лалита была генератором идей, Феделе был их воплотителем. Альянс двух людей, знающих свое дело, оказался сильным и ярким, но оттого требующим еще большего контроля…

На пышное торжество были приглашены как родственники и друзья, так и деловые партнеры, клиенты. Впрочем, веселье было одинаковым для всех, и за молодую пару радовались без тени черной зависти. Вся ситуация была до бешеного смеха знакомой — хотя, верно, в данном случае это очередные призраки пережитого прошлого? Его прошлого. Так или иначе, но рыжему альфе, отчаянно изгонявшему из своей сущности все сантименты, было крайне неприятно вновь деребить едва зажившую рану. Наполеон, так любивший быть в центре внимания (впрочем, без которого он не остался и сегодня), неподвижной статуей стоял возле колонны, облокотившись о холодную стену, и сверлил немигающим взглядом невесту. И вот она, сияя своей ослепительной улыбкой, уже шла навстречу альфе. Такая хрупкая, тонкая — казалось, сожми ее в медвежьих объятиях, она и вовсе сломается. Смуглая и зеленоглазая, с темно-синим отливом густых волос, Лалита представлялась экзотическим цветком из древних легенд забытого волшебного Востока. Изящные пальцы потянулись к черной бабочке, удавкой сомкнувшейся на шее Наполеона, и осторожно ослабили ее, поправляя.

— Тебе идут галстуки, — голосом Майи, повторив некогда сказанную ею же фразу, на их свадьбе, восхитилась Лалита. Воспоминания ожили цветными картинками из старой, как альфа считал, уже закрытой книги.

Прошло два года. Два года, как Наполеон позволил погибнуть жене и сыну. Два года с того времени, как он не уберег.
Первый год был сущим Адом, и еще спорный вопрос, для кого: для Наполеона или его окружающих. Этот и без того вспыльчивый, неуправляемый молодой альфа на сей раз просто сорвался с цепи. Для него не было правых, он не слушал ничьих разумных доводов, и каждый ему был врагом. Казалось, Бонасера объявил войну всему миру и мстил, но проигрывал, с каждым днем приближаясь к границе саморазрушения. Уровень агрессии превышал норму, кровь кипела в жилах, и единственной, кому хватало власти утихомирить мужчину, была Майя. В минуты наивысшего безумства Наполеона, ей было достаточно лишь коснуться прохладной ладонью его глаз, будто закрывая ему взор от всех проблем. И альфа ничего не мог поделать, он был бессилен против мягкости своей жены. Покойной жены.

— На-по-ле-он, ты меня слушаешь? — ласково, но настойчиво одернула его Лалита, возвращая в реальность. Туман рассеялся, и перед мужчиной вновь была лишь чертовски похожая на Майю невеста. Нет, сие торжество явно не для него. 
— Пф, — отмахнулся Нап, криво улыбнувшись, — слушаю я, слушаю.
— И что я сказала?
— Да черт… — раздраженно рыкнув, альфа закатил глаза, но усилием воли воздержался от грубых комментариев. Схожесть Лалиты с Майей всегда была ее козырем, пусть сама девушка этого и не знала.
— Вернись уже к нам! В конце концов, тут столько красивых женщин, а ты стоишь тут и хмуришься, — девушка улыбалась тепло и ярко, располагая к себе.
— Не, благодарствую, на сегодня я как-нибудь без женщин. С вами, черт побери, мороки много.
— Ну и отвратительный же ты мужчина, Наполеон. В любом случае, — понизив голос, доверительно зашептала невеста, — спасибо тебе, что познакомил меня с Феделе. Это счастье всей моей жизни.
Бонасера нахмурился, коротко взглянув на жениха, растерянно бродящего с друзьями по террасе, и осторожно, как можно добрее улыбнулся:
— Я рад.

И, звонко чмокнув альфу в щеку, молодая невеста выскользнула из его рук, как последняя ниточка прошлого. Все так, как должно было быть. Пора возвращаться в реальный мир, и Наполеон уже сделал шаг навстречу новой жизни, где все было совсем по-другому.

По воле судьбы Бонасера стал полноправным членом итальянской Семьи, уже год являясь всего лишь солдатом. Впрочем, относительно этого вопроса альфа был в себе уверен: он обязательно прорвется выше. Он активен, молод, силен и достаточно смекалист, а выдержка и спокойствие — мужчина верил — пришли бы со временем.

— Стоять! — командным голосом пробасил Наполеон вслед официанту, торопливо семенившему с подносом спиртных напитков. Худощавый бедолага вздрогнул, испуганно обернулся и уставился на альфу.

Бонасера не удержался и расхохотался — громко, задорно, и взял с подноса стакан виски, растянув губы в широкой, насмешливой улыбке.

— Можешь идти, я тебя не задерживаю. Вон той дамочке, — он указал смеющимися глазами на одну изрядно выпившую особу, — добавь. Пускай ее муж триста раз подумает, прежде чем еще куда-либо брать ее с собой!

Официант недоуменно и несколько затравленно скосил взгляд на мужчину, вжался в плечи и торопливо ретировался. Наполеон фыркнул в стакан виски — кстати, который по счету? Он не помнил, но пока еще уверенно держался на ногах.

Всеобщее веселье ему порядком поднадоело, и Бонасера решил временно удалиться куда-нибудь на террасу. Выкурить сигаретку-другую, посмотреть на пустошь, расстилавшуюся до самых берегов залива, и...

— Молодой человек, здесь нельзя курить, — заметил администратор, когда Нап поджег сигарету уже возле маленькой каменной лестницы, ведущей на террасу.
— У вас нигде здесь об этом не написано.
— Но... но это же... коридор?
— Вы меня спрашиваете? — хмыкнул альфа, небрежно зажав зубами сигарету и сунув руки в карманы. — Я бы скорее назвал это лестничным пролетом, хорошо проветриваемым.
— Вынужден попросить вас выйти на террасу, — мягко настаивал юноша, плотнее сжимая губы в улыбке.
— Вынужден потребовать вашего сопровождения! Или вы хотите, чтобы я заблудился?

Наполеону не могло показаться — он явственно слышал, как администратор скрипнул зубами. Однако кивнул и проводил альфу на свободную террасу, после чего быстро его покинул. Бонасера ни в коем случае не флиртовал, как это могло бы показаться молодому администратору, и уж точно не хотел издеваться, однако он очень не любил, когда ему делали замечания.

Спустя полчаса, полностью опустошив стакан виски и выкурив три сигареты, Наполеон решил, что ему, верно, пора бы домой. Здесь становилось слишком скучно.

[AVA]http://cs624727.vk.me/v624727071/45655/_jZXZc2gwSg.jpg[/AVA]

Отредактировано Napoleon Bonasera (7 ноября, 2015г. 18:58:41)

Наполеон еще раз окинул слегка хмельным взглядом террасу, будто она стала ему бесконечна дорога и он прощался с нею навеки. Впрочем, в его мыслях было куда меньше драматизма –  альфа просто не хотел спускаться к остальным гостям, находя сегодняшнее свое настроение не слишком праздничным. К тому же здесь было не в пример уютнее: небольшая площадка из камня, покрытого ложным отпечатком старины, выходила на самую тихую сторону крепости, где практически не тревожили веселые голоса и навязчивая музыка. В арочных проемах, для облагораживания выстроенных вместо скучного типичного квадрата, чьи колонны были увиты голограммой ядовитого плюща, в дали горизонта виднелось море – бескрайнее, глубокое, чистое. Сегодня оно было спокойно, в темной воде тепло и приветливо отражались ночные звезды; выше, оставляя на морской глади жемчужную дорогу света, сияла Геката. Ее приветливый взор ласково скользил по террасе, оставляя черные тени на стене крепости.

Из предметов мебели на этой небольшой площади находились лишь скамья и столик, который, к немалому удивлению только что заметившему эту деталь Наполеону, не был пустым: в его центре стояла потухшая свеча и бутылка вина с металлическими фужерами. Либо декораторы были крайне предусмотрительными, либо кто-то заботливо оставил непочатую бутыль задолго до. Изящный жест, ничего не скажешь.

Но полно, пока еще не поздно, – пока еще на рыжую голову не свалился кирпич или не обрушилось небо, – пора покинуть это место. И пусть Лалита воспримет желание альфы к внезапному и редкому уединению как попытку к бегству, едва ли не смертельно обидевшись на того, но мужчина более не видел нужды здесь задерживаться. Он поздравил, он проконтролировал, он даже сделал вид, что искренне счастлив за новую ячейку общества: пора и честь знать.

Сигарета, истлевшая под меланхоличные раздумья альфы едва ли не до самого конца, прожгла бы белые перчатки, останься она в пальцах еще на секунды две, но была вовремя отправлена в пепельницу. Сегодня Наполеон явно был рассеянным из ряда вон, и, по-хорошему, ему бы не помешала эмоциональная встряска.

Уйти ему не удалось. Вот так вот просто, без предупреждения сопутствующих проблем, стоило только мужчине направиться прочь с террасы, как в него тут же врезалась виновница всех его дальнейших бед. Определенно, этот случай был как раз из тех, что уже с первой секунды переворачивали все с ногу на голову и слабо поддавались чужому контролю. Наполеон шумно вздохнул.

– Смотреть надо, – едва успел бросить альфа сквозь зубы, потому как в следующее мгновение его слова были, даже если и услышаны, то нагло перебиты. Ну уж здравствуйте, как будто это он набросился на девушку, да еще и насильно ее удерживал! Бонасера внезапно очнулся, вскинул брови и опустил сдержанный взгляд на объект возмущений.

Вот же нахальная девица, не без веселья подумалось Наполеону, который, в свою очередь, все еще поддерживал омегу за ее острые локотки и смотрел на всю ситуацию со здоровой долей иронии. Он как чувствовал, что сегодняшний вечер для него все таки не пройдет без сюрпризов, и оставалось лишь мысленно радоваться, что в данном случае тот самый сюрприз оказался очень привлекательной наружности. А вот характер не задался с первых секунд, что еще больше веселило мужчину.

Разумеется, уступать Наполеон не стал, отвечая в тон девушки: нагло и прямо, без прикрытых эмоций и лицемерия, но не словами – поведением. Кривя губы в насмешливой улыбке, он не без издевки смотрел на девицу, с интересом отмечая ее запах. Как ни крути, это было первое, что ударило по мозгам, как обычно происходило с пузыриками шампанского. Омега – а в этом не было никаких сомнений – пахла чистым жасмином. Дразнящий и яркий, одновременно мягкий и тонкий, да что греха таить, чудесный аромат без лишних примесей, как очень любил Наполеон.

Пара мгновений, и вот девушка то резко от него отстранилась, то вновь ухватилась за мужское плечо и прижалась обратно. Какая непостоянная особа, подумалось альфе, однако вслух он повременил это говорить. Впрочем, Бонасера позволил себе весело хохотнуть – чей-то вечер, стало быть, оказался значительно хуже, чем у него. Он, по крайней мере, каблуков не ломал и в руки хмельным альфам не попадался.

– Индийские философы называли это кармой, – ухмыльнулся Наполеон, после чего вопросительно изогнул брови, стоило только девушке взять ледяной командный тон, такой непривычный для уха альфы, а уж тем более из нежных уст омеги. – И что вы мне предлагаете – приклеить его обратно? Или одолжить вам свои туфли?

Для пущей правдоподобности он слегка отклонился назад и взглянул на свои черные лаковые туфли, сомнительно хмурясь, будто в самом деле допускал в своей голове подобное решение, и в противовес напускной серьезности иронично улыбаясь. Он догадывался, что и в какой манере ему могла бы ответить эта без сомнения вежливая и уступчивая девица, поэтому поспешил пойти на опережение. Посоветовав девушке обнять его за шею и ловко подхватив ее под коленями, Наполеон неуловимым движением легко поднял омегу на руки, отрывая ее со сломанным каблуком от холодного пола. Поддерживая ладонью за обнаженную спину, мужчина сразу же пожалел, что не снял перчатки, и касался шелковистой кожи грубой белой тканью.

Пока он пересекал расстояния от места столкновения до столика, на который собирался опустить современную Золушку, пусть это и заняло всего несколько секунд, Бонасера успел рассмотреть девушку. В общем-то, он даже не скрывал того, что изучает ее взглядом, и стоило отдать должное ее родителям – омега оказалась не просто симпатичной, а безо всякого преувеличения красивой. Все ее истинно женственные черты были преисполнены изяществом – от горящих живой яростью карих глаз, изгиба бровей и пухлых привлекательных губ, до густых волос, темно-русой волной ниспадающих на округлые плечи. Наполеон отметил и цвет платья, его любимый цвет, так выгодно подчеркивающий всю привлекательность натуры и будто намекающий слепцам, ведущимся на игру девушки, что эта красавица отнюдь не покладиста и любезна, какой умеет казаться.

Бонасера криво усмехнулся себе под нос. Он, конечно, привык, что женщины бросаются в его объятия, но чтоб так буквально...

Короткое путешествие закончилось, и альфа словил себя на мысли, что это хрупкое теплое тело, которое он мог бы сломать своими ручищами в два счета, очень не хотелось выпускать из своих объятий. Видимо, алкоголь все же ударил в рыжую голову. Тогда Нап поспешил избавиться от своей внезапной ноши, без лишних церемоний усаживая ее на стол и опускаясь следом на скамейку, напротив девушки.

– У вас что-то с платьем, – любезно осведомил ее Бонасера, – вы перебрали с шампанским и не удержали бокал?

Было ли его острословие желанием раззадорить девушку еще сильней, чтобы своей же рукой развести пожар и оказаться в его эпицентре, или щитом, чтобы скрыть свою заинтересованность и временное пленение очаровательной внешностью – оставалось только гадать. Во всяком случае он знал, что это знакомство ограничится сегодняшним вечером и не выйдет за границы Карфагена, который навсегда сохранит в своих бездушных каменных стенах секрет случайной встречи двух молодых людей.

[AVA]http://cs624727.vk.me/v624727071/45655/_jZXZc2gwSg.jpg[/AVA]

Наполеон любил играть. Особенное удовольствие ему доставляла тонка игра, балансирующая на грани здравого смысла и безрассудства, где правила задавали ведущие. В данном случае, их было двое – альфа и свалившаяся на него молодая омега. Как представитель сильного и весьма любвеобильного вида, мужчина любил находиться в компании очаровательных женщин, однако в подвыпившем состоянии, чувствуя полнейшую и безнаказанную вседозволенность, ему было крайне сложно сдерживаться. Но сейчас главное – не выпустить зверя раньше времени.
А вот девица, непринужденно закинувшая изящную ножку на хрупкое колено прямо перед носом альфы, казалось, нисколько его не боялась. Более того, она позволяла вести себя крайне провокационно и не придавала этому никакого значения, будто Наполеон и вовсе не мужчина! Оставалось успокаивать самого себя, что это лишь напускное – в конце концов, природа сделала свое дело, и ее плоды можно было узреть за ширмой давшего трещину самоконтроля.

– Как эгоистично спихивать на свадьбу свое дурное настроение, платье и каблук! – хохотнул Наполеон, не упустив возможность разбавить очередной порцией иронии свою веселость. – Впрочем, дайте-ка угадаю… вам не привыкать? – он даже сделал вид, будто и правда собирался предаваться пьяной философии.

Тем временем он не забывал наблюдать за девушкой, подобно ей не заботясь шибко о манерах и не скрывая своего изучающего взгляда, не отводя его учтиво в сторону, как это сделал бы на его месте любой другой джентльмен или порядочный мужчина. Нет, Наполеон не был ни тем, ни другим. Поэтому он позволял себе изучать ее резковатые, наполненные раздраженностью движения – дураку было понятно, что причина далеко не в сломанном каблуке. Да и не в столкновении с альфой, о чем последний явно жалел: быть причиной ярких эмоций, пусть и негативных, он очень любил.

В какой-то момент в сторону не грациозно и небрежно полетели перчатки – вот как! Омега даже не пытается ему понравиться, ведя себя слишком естественно. Дерзко улыбалась, язвила, бесцеремонно возилась со шнуровкой своей босоножки, демонстрируя аккуратные щиколотки и женственную линию голени. Безусловно, эти стройные ножки идеально смотрелись бы на мужском торсе, обвивая его в момент страстной близости. Однако эти мысли, бессовестно поселившиеся в рыжей голове, никоим образом не выдали свое существование – ни взглядом, ни лишней, более откровенной ухмылкой.

Чем дольше молчал альфа, тем забывчивее вела себя омега: откинув голову назад, она дала возможность мужчине любоваться своей беззащитно открытой тонкой шеей с плавным изгибом к плечу, где бился пульс – слегка учащенный от накативших чувств. Наполеон словно ощущал эту неосязаемую ударную волну раздражения от частых и неконтролируемых, ритмичных ударов под тонкой кожей. Шелковистые волосы рассыпались вдоль спины, стоило девушке ловким движением освободить их от шпилек. В эти мягкие пряди хотелось зарыться носом, вдыхая тонкий аромат, и пропускать их сквозь пальцы, – для альфы это всегда было своеобразным успокоительным. Он очень любил длинные густые волосы прекрасной части населения, считая это отличительной чертой женственности и грациозности. Своего рода фетиш – и уже за это он мог уступить омеге в ее пикировке. Но ненадолго.

Он пропустил мимо ее слова про игрушек – зачем подтверждать очевидное? Однако не оставил без внимания следующую реплику, безошибочно распознав, откуда растут корни. С досадливым видом абсолютно солидарного в оценке человека он окинул взглядом сначала свой костюм, а потом перевел взгляд на девушку, да еще и вздохнул для большей убедительности:

– Вы тоже находите этот костюм нелепым? Я бы с удовольствием избавился как от бабочки, так и от пиджака в придачу, но к моему великому сожалению, эту удавку завязывал не я, – цокнув языком, посетовал альфа. – И я понятия не имею, как от нее освободиться. Не хотелось бы ненароком задушить себя.

Стоило ли говорить, что это был верх наигранности, и Наполеон даже не изволил прикрыть свой сарказм с растянувшейся вслед яркой улыбкой на лице? Вероятно, девушка была не глупа и проницательна. Хотя тут даже этого не требовалось!

– О! – внезапно оживился мужчина, подавшись вперед и внимательно слушая просьбу омеги. – Вы сменили гнев на милость? Неужели мой костюм сыграл такую роль? – еще шире улыбнувшись, обнажая ровные белые зубы, продолжал Нап. – А давайте услуга за услугу: я помогаю вам избавиться от шнурка, а вы меня освобождаете от удавки.

Наполеон протянул руку и осторожно, но ощутимо крепко, будто напоминая про свою физическую силу альфы, обхватил ладонью тонкую щиколотку девушки, притягивая к себе и заставляя выпрямить ногу. Медленно, пусть и без особого трепета и прочих церемоний. Чтобы избавить девушку от ею же крепко затянутого шнурка, мужчине необходимо было снять перчатки. Вот тут-то он слегка и завис, стараясь, впрочем, сохранить самообладание в той мере, чтобы не выдать своего замешательства.

Неторопливо избавившись от одной перчатки, альфа, все свое внимание сконцентрировав на шелковистой коже, которой касался теплой ладонью, и тугом ремешке, приступил к этой филигранной работе. Внезапно молодому мужчине, еще не вернувшемуся к привычной жизни после потери любимой супруги, стукнуло в голову, что если он задержит свою руку на щиколотке девушки дольше необходимого, если он вот-вот не уберет ее, то обязательно испачкает нежную кожу. Ему почудилось, будто чужая кровь так и не смылась с его рук. А ремешок не поддавался, растягивая время, выводя альфу из состояния равновесия.

Разозлившись и почувствовав непреодолимое желание, наконец, убрать ладонь обратно в белую ткань, он еще быстрее принялся распутывать этот чертов кожаный шнурок! Спустя доли секунды он ослабел, растянулся, узелок поддался напору, а дальше мужчина сорвался и разорвал ремешок. Плевать, все равно туфли с этим дурацким каблуком только выкинуть и оставалось.

Лишь когда ладонь снова оказалась в перчатке, Наполеон смог расслабиться и взглянуть на девушку со спокойной улыбкой. Он не выпускал из второй руки ее ногу, освобожденную от ремешка, намеренно удерживая.

– Ну так что, ваш черед? Или мне обратно затянуть это орудие пыток? – криво усмехнувшись, Бонасера вопросительно вскинул густые брови, вопреки ожиданию ведя себя более сдержанно, но менее дружелюбно. – О, и, кстати, душить не советую – не дай бог, покалечитесь еще, упадете, разобьете бутылку вина позади вас… как вы смотрите на то, чтобы выпить? Мне кажется, вам не помешает.

[AVA]http://cs624727.vk.me/v624727071/45655/_jZXZc2gwSg.jpg[/AVA]

Отредактировано Napoleon Bonasera (5 января, 2016г. 21:31:07)