Пока альфа зеленел и бледнел, Энцио меланхолично размешивал чай ложечкой и, отвернувшись от нелицеприятного зрелища, попивал тот. Не сказать, что аккомпанемент был ему приятен — но торжество и ликование, умело скрытые за плоским выражением лица, сглаживали всю неприятность издаваемых альфой звуков под шум бегущей из крана воды. Более того, смело можно утверждать: звуки ласкали слух.
Делать ноги и спасаться бегством омега не спешил. Давно уже вышел из того возраста — точнее робко-хрупкого душевного состояния, — в котором гнева альфы боялся до икоты и дрожи в коленках. Сейчас эти самые коленки были нагло выставлены на обозрение — вместе с бедрами, едва ли прикрытыми шортиками немногим длиннее трусов. На дворе жаркое лето, помилуйте, о каких приличиях вы говорите? Он обернулся на притихшего вдруг альфу. Как он там, жив еще? Или и цианида не надо? Во взгляде мелькнула искра торжества и некоторого злорадства: накуси выкуси!
Этого момента он ждал долго. С того самого дня, как альфа кинул ему это высокомерное "корчась в конвульсиях, буду тобой гордиться". Словно бросал огромную кость щенку, который изначально не способен ее даже прикусить. Неприятно было об этом вспоминать, чертовски надоело быть при альфе вторым сортом. Тот весь такой из себя, победитель по жизни, а омега так — подстилка, если вдруг между ног зазудит. И достать киллера для Энцио стало чем-то вроде дела чести.
Начиная подсыпать слабительное с рвотным в разные продукты, он понимал, что успеху не быть. Но надеялся на "а вдруг". И конечно, демонстративное торжество, с которым Алигьери "разоблачил" первую попытку, было для омеги едкой обидой. То же самое было со второй, третьей и четвертой попытками. Но они, скорее, были уже направлены на то, чтобы понять, где именно натыканы камеры — выходило: повсюду. Нет, Энцио понимал, что их весьма ограниченное количество, но вычислить их местоположение не получалось.
И тогда он сменил тактику. Как говорится, не можешь в лоб, зайди с тыла. Он не бросил попыток подсыпать "яд" в продукты — что только не было выброшено в мусор из-за его стараний: сливки, сахар, соль, перец, кофе, специи разного калибра, — по все эти действия стали лишь отвлекающим маневром, усыпляющим бдительность. Одна попытка в три-четыре дня — и альфа, показательно выбросивший банку с кофе в мусорку, доверяет Энцио заварить им на завтрак чай! Если бы омега настолько не боялся проколоться в этот с таким трудом добытый раз, точно бы спалился, не утаив в себе радость. Но осторожность удержала его в руках — и пока киллер за его спиной шелестел газетными страницами, он одну за одной закинул ему в чашку пять таблеток рвотного, спрятанные под эластичным браслетом. Безвкусные и созданные быть растворенными в воде, они исчезли без следа. И когда Алигьери выпил более получашки, можно было вскакивать и плясать с маракасами. Но Энцио предпочел дождаться результата, который не заставил себя ждать.
И пока альфа копался в аптечке в поисках антидота, сам мальчишка все так же сидел на стуле и поглядывал на того поверх чашки, размеренно попивая чаек, показательно оттопыривая при этом мизинчик. Он дождался, когда тот заглотит таблетки — и вернет их в раковину вместе с водой и желудочным соком.
— Пятикратная дозировка — пить таблетки бесполезно, — безразлично заметил Энцио.
И поднялся, уйдя к себе. Не умчавшись, даже не ускорив шага, поднялся наверх как ни в чем ни бывало. Там вскрыл ампулу с заранее купленным антидотом, набрал в шприц, закрыл иглу колпачком и вернулся в кухню. Положил шприц перед альфой.
— Флексимицин. Нейтрализует действие вомифакса. Если не боишься, конечно, — зловеще улыбнулся омега, возвращаясь на свое место.
Конечно, можно было и оставить альфу веселиться полдня, пока бы тот не вызвал скорую. Но цель Энцио была не в этом — в конце концов, в последние полтора месяца тот себя вел прилично, почти примерно. Так что страданий не заслужил. Ну, почти не заслужил — но омега решил быть благородным и великодушным. Просто маленькая победа — а больше нам и не надо.
