Не вернулся он и к вечеру — весь день в особняке было тихо, лишь изредка проезжала по улице случайная машина, выдавая себя тихим монотонным гудением генератора. Но окна спален выходили на другую от дороги сторону — так что и этого контакта с внешним миром Энцио был лишен. Лишь затянутый по зимнему времени матовым полупрозрачным брезентом бассейн на полдвора и небольшой аккуратный сад, отграниченный от парка красивой, стальной с красновато-медным напылением решеткой забора — изысканно прочной, высокой, с широкими плоскими рёбрами, и достаточно частой, чтобы на расстоянии сквозь неё ничего толком не просматривалось, — вот и всё, что было ему доступно за исключением прочих комнат дома. Мисс Эмери было категорически запрещено выходить с омегой за пределы особняка — но минимум дважды в день она обязана совершать с ним недолгий моцион по свежему воздуху. Иного, как ей было сказано, не позволяет лечащий врач.

Однако на столе в комнате Энцио стоит ноутбук, подключенный к мировой сети — он включён и работает, а мисс Эмери хоть и старая дева, но для своих лет достаточно умна и современна, чтобы ответить или помочь найти ответ на возникающие вопросы. А в библиотеке на нижнем этаже полным-полно книг, их ряды на стеллажах цветастыми и украшенными корешками закрывают там две с половиной стены от пола до потолка. Из всех дверей дома закрыты только входная да та, что ведёт в кабинет Шеннона; на ней стоит электронный замок, изредка бдительно помаргивающий в темноте красным огоньком. Пришедший вчера ближе к обеду мастер поставил в малой ванной новую дверь и поменял стандартные замки на те, что легко открываются с любой стороны. Ещё одно напоминание о том, что в этом доме у омеги есть всё — кроме свободы и личного пространства, безраздельно находящегося во власти альфы и доступом постольку, поскольку на то будет его милость.

Но пока его нет — небо над головой поднимается чуточку выше. И всё темнее и темнее становится в этой тишине, заполонившей всё вокруг — темнее по мере того, как часы отбивают ход в неизвестность. Едва-едва доносится из зала отголосок беседы из какой-то передачи, что крутят по ТВ: в гостиной над электронным камином висит большая "плазма", у которой при приглушенном свете торшера методично пощёлкивает спицами мисс Эмери. Идиллия и умиротворение.

Ровно до тех пор, пока в одиннадцатом часу ночи её не разбила вдребезги внезапная и очень громкая трель входящего звонка.

Энергичная клубная музыка так бьётся в стены и закрытую дверь туалетной комнаты, что кажется, будто последняя вздрагивает на каждом новом пороге низких басов. Шеннон, опираясь ладонью на раковину, тяжело встряхивает головой — муть в висках едва начала рассасываться; назавтра от абсорбирующих алкоголь таблеток будут ныть все кости похлеще, чем у простуженного, но ночью он должен быть на ногах — и продолжать хлестать чёртовы коктейли без малейшего признака фальши в манерах. Морщась и на мгновение с силой сжав переносицу щепотью пальцев, он прикладывает телефон к одному уху и прикрывает ладонью другое, вслушиваясь в долгие гудки, хмуро и невидяще уставившись в зеркало. Бииип, бииип, биииип...

"Ответь, чёрт тебя дери... Сейчас же. Энцио. Твою мать, кем бы она ни была. Быстрее. У меня не так много времени, чтоб просто так стоять здесь..."

Смартфон издал ещё две или три трели, съеденные плотной подушкой до едва различимого жужжания, и затих. Шеннон, бросив раздраженный взгляд на экран, на секунду стиснул телефон в пальцах, и снова заблокировал его, переведя в беззвучный режим. Должно быть, его просто не услышали; но перезванивать и убеждаться времени действительно не было — сунув телефон во внутренний карман, Алигьери одёрнул жилетку, стряхнул со лба выбившуюся прядь волос и поспешил вернуться в зал, нырнув с головой в выколачивающий душу из тела и совершенно безвкусный на его взгляд музыкальный ритм. О том, что с Энцио все более-менее в порядке, он узнал ещё днём собственно у мисс Эмери, этот порядок обеспечивавшей — и добродушно отзывающейся о том, что мальчик и с телефоном разобрался, и ест хорошо, и вообще "мистер Алигьери, у вас такой замечательный ребёнок". Шеннон с трудом сдержал смешок — что тогда, что сейчас. Нда, не даром мисс Эмери в свои годы остаётся старой девой.

...был седьмой уже час утра, и солнце на прояснившемся небе начинало всходить, рассекая очистившуюся, но всё ещё холодную голубую высь длинными бледными лучами, когда звонок раздался снова, нарушая сонную тишину. Алигьери, чертовски не выспавшийся и оттого ещё более замкнуто-отстранённый, чем обычно, зашвырнул в стиральную машину заляпанную подсохшей кровью рубашку, оставшись в одних штанах, и хлопнул дверцей, небрежно привалившись бёдрами к загудевшему механизму. В общественной прачечной, едва открывшейся в этот ранний час, кроме него никого не было — вот только сейчас зашла какая-то девушка и с опаской пристроилась к машинке в другом конце соседнего ряда. Шеннон едва бросил на неё беглый взгляд — обычная горожанка, можно не беспокоиться, — и плотнее прижал трубку к уху, сосредоточенно слушая гудок за гудком и хмуро вздыхая. В далёких от набережной районах Римско-Парижского квартала с обычной связью было всё не очень хорошо, и звук в трубке неприятно колебался, вынуждая напрягать слух — но позволять Энцио думать, что он о нём забыл, Шеннон не собирался...

И снова никакого эффекта, молчание на канале. Шеннон держал трубку возле уха до самого автоматического обрыва связи — и только качнул запястьем, лёгким прикосновением к экрану снова посылая вызов. На половине третьего звонка альфа мрачно дёрнул уголком рта и в окончательном раздражении сбросил — чтобы пролистать книгу звонков и переключить дозвон на номер мисс Эмери. Она подняла практически сразу: явно уже поднялась и с чем-то возилась на кухне; на фоне тихо играло радио. Да, Энцио спит, подтвердила она, разбудить его? Нет, отказался Алигьери с некоторым промедлением. Леший с ним, пусть спит — должно быть, уронил телефон куда-то и не слышит. Вздохнув, Шеннон убрал телефон в задний карман и опёрся пятками ладоней на край стиралки, дрожащей и гудящей от интенсивного вращения барабана. Жжение чужого взгляда не смолкало на затылке, и альфа, устав его терпеть, поднял мрачный, с залегшими под прозрачными глазами тенями взгляд на девицу, уже успевшую кинуть постирать кофточку и со смущённым видом остаться в одном коротком топике, открывающим мягкие покатые плечи и не только их. Хватанув воздух, молодая омежка тут же спрятала глаза в пол, а потом и вовсе присела за машинкой, сбегая от оценивающего взгляда. Шеннон только бровью дёрнул и тоже отвел взгляд, устало кинув его за окно. Нет, не пойдёт, решил он. Подружка сейчас его сценарию прикрытия как корове седло, а значит — незачем и возиться, рискуя оставить лишние следы и свидетельские показания...

В половину двенадцатого Алигьери уже был дома — ну, как дома: заворачивал на стоянку возле него и полностью глушил двигатель магнитокара, плавно сошедшего гудением на нет и мягко осевшего на тихо щелкнувшие опоры. Мисс Эмери продолжала что-то готовить на кухне под звуковое сопровождение телевизора в зале, отчего на первом этаже атмосфера было не то чтобы шумной, но достаточно живой и насыщенной. Она не сразу его, тихо переобувшегося и снявшего тем временем пальто, под которым оказалась безупречно отглаженная и чистая рубашка с жилеткой, заметила — но альфа сделал пресекающий жест ладонью, позволяя ей не суетиться и дальше спокойно нарезать салат. Выудив из заднего кармана телефон, Шеннон лёгкими шагами поднялся по лестнице наверх и нажал кнопку вызова. Постоял немного у двери в спальню, послушал — и, всё так же держа посылающий мерные гудки телефон возле уха, нажал на ручку двери, открывая её перед собой.

Созерцая ноги омеги не ставшим ни на йоту легче взглядом глубоко невыспавшегося человека, Шеннон сделал шаг за порог, да так там и остановился, по-прежнему опираясь на ручку двери — и мрачно вслушиваясь в гудки. Звонка телефона в комнате он не слышал, как не слышал его и мирно читающий Энцио. Но телефон-то включен, очевидно! Только где?.. Засунут под кровать с отключенным звуком — или брошен где-нибудь в доме?..

В трубке коротко запикало, сообщая о том, что невостребованная связь автоматически разорвана. Алигьери вздохнул, убирая трубку от уха и медленно опуская руку вниз. Энцио с кровати явно его не видел — поглощённый чтением и балдахином. Собственно, через несколько секунд этот балдахин и был решительно отодвинут рукой приблизившегося альфы, бросившего на омегу хмурый и строгий взгляд с высоты своего роста:

— Ну и где твой телефон, позволь поинтересоваться? — тихо, но с укоряющим нажимом спросил Шеннон. — Я же просил держать его при себе.

О такой бурной и негативной реакции Шеннон догадывался — даже, пожалуй, знал с совершенной уверенностью, какой она будет, — и потому нимало не удивился, когда омега шарахнулся от него через всю кровать, как от взорвавшейся под ухом петарды. Умиротворённая и уютная картина его, в покое и тишине сидящего на светлой и мягкой постели под спокойным изяществом спадающей с потолка ткани — от взгляда на которую у альфы, нельзя не признать, на момент потеплело на сердце, — разлетелась вдребезги, сменившись страхом в широко распахнутых янтарных глазах и дрожью тонких рук. Алигьери кинул непроницаемо ровный взгляд на Энцио, на балдахин, натянуто потрескивающий креплениями — да чтоб тебя, сейчас же рухнет вместе с люстрой от таких выкрутасов! — и вздохнул:

— Сядь ровно, порвёшь же, — с места альфа не двинулся и свободной руки с балдахина не убрал, продолжая спокойно смотреть на омегу. Вообще, если не брать во внимание ясный, как след сапога в весенней грязи, отпечаток усталости на лице, по нему невозможно было даже предположить, чем он действительно занимался все эти двое суток: вид у вернувшегося Шеннона был столь же безупречно аккуратен, как у уходящего — небрежная аккуратность зачёсанной набок гривы, ни единой лишней складочки на бортах застёгнутой на все пуговицы жилетки, галстук под самое горло; морозный запах чистой силы и хвои пронзительно свеж и прозрачен, перебивает заполонившую комнату майскую сирень.

— Энцио, я жду ответа, — напомнил он, поднимая руку со смартфоном и снова нажимая большим пальцем на иконку вызова. — Где твой телефон? Положи его, будь так добр, на видное место, и включи звук. И больше мои звонки не пропускай.

Говорил Алигьери негромко и очень спокойно — на Энцио он не злился и ругать его не собирался. Просто методично и последовательно собирался решить вопрос до того, как упасть наконец в постель и выспаться после работы.

— Я так напугал тебя? — помолчав, после небольшой паузы уточнил альфа, как всегда не то чтобы очень верно истолковав поведение омеги, и боком присел на кровать, ровно и строго держа спину. — Извини. — Шеннон не стал утешать его фальшивыми обещаниями больше так не делать — хотя бы потому, что не стучался совершенно нарочно, желая увидеть ситуацию такой, какая она есть, а не такой, какой ему пожелают её представить. Мисс Эмери, при всём её уважении к мистеру Алигьери, слишком сочувствовала подростку и без преувеличения металась меж двух огней — и у Шеннона были серьёзные сомнения в том, что никаких "это наш с тобой маленький секрет" между подопечным и его сиделкой не возникнет. Всё-таки мисс Эмери не первый год работает, наверняка уже давно наловчилась соблюдать баланс между выполнением условий трудового договора и тонкостями подбора ключей к доверию подопечного.

О том же, чтобы оставить подростка в покое, речи и вовсе не шло. Альфа не имел никакого желания надолго исчезать из его жизни — а исчезать, как ни крути, приходилось. Да, у Шеннона не было необходимости каждый день мотаться в офис к восьми и возвращаться домой поздним вечером — но если уж ему давали работу, то давали такую, с которой приходилось действительно повозиться, а то и вовсе просто и банально караулить случай, ждать на стрёме, пока не сложатся все подтолкнутые друг к другу обстоятельства и звёзды не сойдутся в удобную с позиции киллера комбинацию. Порой это занимало действительно много времени, и всего двое суток вне дома — это он ещё легко отделался. Однако никакого раздражения по поводу своей работы Алигьери не испытывал — ему бы теперь только поспать, нормальным, крепким и здоровым сном, тогда и нытьё в костях пройдёт, и голова прояснится. Сейчас его даже сладкая сирень не могла взбодрить — скорее наоборот, убаюкивала приятным сглаживающим чувством уюта, отчего хотелось прямо тут на кровать и завалиться, погрузившись в блаженное расслабление близости омеги. Но — дома была мисс Эмери, и уйдёт она явно не раньше, чем закончит готовить ужин и в подробностях просветит его, чем, как и когда — и с какими ритуальными отступлениями — кормить Энцио; не сказать, что Шеннон действительно намеревался им следовать, но выслушать счёл бы для себя полезным...

Присмотревшись, он действительно заметил среди складок одеяла возле подушек брошенный там телефон. Подобрав его, Шеннон с полминуты повозился с настройками, вернув громкость на прежнее место, поставив вибрацию на более высокий уровень и протянул трубку обратно Энцио — то есть, сначала протянул, а потом просто положил на кровать перед омегой.

— Мисс Эмери ведь показала тебе, как выбирать мелодии? Поставь на звонок ту, что тебе больше нравится. И больше звук не отключай. Ты меня понял? — всё тем же ровным тоном уточнил альфа, однако внятного ответа ждать не стал — поднялся, вполоборота к двери добавив. — Я полагаюсь на твою сознательность. Не подводи моих ожиданий.

С этими словами он, убирая в карман брюк собственный телефон, вышел из комнаты — и тихо прикрыл за собой дверь.

Но в следующий раз столкнуться с телефоном Энцио пришлось не то чтобы очень скоро — Шеннон, отоспавшись до самой ночи, оставался дома ещё несколько дней. За очень поздним ужином — Энцио, как и следовало ожидать, сам поесть побрезговал, — разыгралась очередная драма; хотя мисс Эмери приготовила еды с запасом, и Шеннон просто погрел ему запеканку и нарезал фруктов — тех, что мальчишке нравились — омега, вынужденный поесть, всё равно разрыдался и растянул недолгое это дело на добрый час распускания соплей над тарелкой. Алигьери невозмутимо и терпеливо потягивал кофе и читал что-то с планшета на другой стороне стола, только лишь добродушно похвалив Энцио, когда тот наконец запихал в себя остатки еды. На том и расстались — только позже Шен заглянул к нему пожелать спокойной ночи.

Рутина дней, пока Шен занимался своими делами, а Энцио был фактически предоставлен сам себе во всём просторе особняка, тянулась относительно мирно — только за завтраком, обедом да ужином они пересекались, да Алигьери раз-другой заходил к Энцио вечером, поинтересоваться прогрессом в освоении ноутбука да предложить ему несколько книг из библиотеки — в том числе и заказанный специально для него путеводитель по мировой сети и операционной системе.

А потом дома закончился творог — и Алигьери, со вздохом предчувствуя очередную сопливо-жалостливую сцену за столом, если он попробует накормить Энцио чем-то, что не числилось в заботливо продиктованном мисс Эмери списке его любимых продуктов (из которого Шеннон всё равно делал упор на то, что полезно и сытно), накинул на плечи пальто и отправился в ближайший супермаркет.

Остановившись перед витриной с молочными продуктами, альфа в серьёзной такой задумчивости поводил взглядом по разложенным на ней пачкам творога и сыра самого разного вида и характера, поколебался — и со вздохом достал телефон, набирая номер омеги...

Странным образом игнорирующее бездействие и упрямое молчание омеги вполне устраивало Шеннона — когда он был рядом, когда он видел его, когда ситуация была под контролем; Алигьери не испытывал ровным счётом никакой нужды в том, чтобы мальчишка открывал ему свою душу, довольствуясь свободой собственного волеизъявления в отношении к нему — привычное и понятное альфе "что хочу, то и ворочу". Ну или кого, в данном случае. И списки мисс Эмери — он позволил их оставить, пусть и крайне скептически отнесся к подобному наставительному самоуправству сиделки, лишь вежливо покивав на её заветы, — были тут скорей как мёртвому припарка: альфа всё равно сверялся с ними тогда, когда это было удобно ему, а не Энцио — то есть когда действительно чувствовал усталость от слёз омеги и хотел хоть чем-то подсушить их на измученно раскрасневшемся лице...

Однако на телефонные звонки это спокойствие и уверенность не распространялись. Расстояние разом делало всё хуже, и по мере того, как гудки снова уходили в пустоту, Шеннон всё мрачнее смотрел перед собой и стискивал пальцы на трубке. Опять не поднял. Да что ж такое-то? Алигьери раздраженно взглянул на экран. Восемнадцать двадцать семь, обычное вечернее время, Энцио не спит — сидит с очередной книжкой или в ноуте, благо, мышку освоил без лишних вопросов... ну так и какого чёрта? Пошел в туалет и забыл телефон на тумбочке? Шеннон только фыркнул сдержанно, ловя вспышку вскинувшегося раздражения такой небрежностью. Женщина, рядом выбиравшая молоко, покосилась на него и поспешила на всякий случай отойти подальше — несмотря на безупречный и обаятельный вид, нельзя было не ощутить, что что-то с этим альфой не так; что-то, чего имеет смысл поостеречься — а то как бы не было беды...

Оставив пока кисломолочные трудности выбора, Алигьери взял с полки одну только упаковку моцареллы и отошел к следующему отделу — мясному, вспоминая, чего ещё может не хватать в холодильнике. Впрочем, о колбасе ему явно не думалось — отсчитав несколько минут паузы и равнодушно поразглядывав мясные ряды, он снова набрал номер Энцио и стал слушать гудки, в тихо тлеющем раздражении выдыхая сквозь сцепленные зубы. И ещё раз. И ещё.

Альфа явно решил пойти на принцип: едва смолкал один звонок, давая небольшую паузу, как телефон, не успев погаснуть экраном, принимался трезвонить снова...

Альфа взял паузу звонке, наверное, на шестом — поняв, что бесполезно, но смиряться с этим не собираясь. Досадливо щёлкнув языком — ну какого чёрта этот подросток такой упрямый — и такой дурак в одном флаконе! вот как понять — забыл он где-то телефон или случилось что? — Шеннон развернулся на каблуках и жестким шагом вернулся к витрине с молочкой, наугад выбрав штук шесть пачек с разным творогом, покидав их в корзину, и прямиком направился на кассу. Негодующее напряжение разливалось в воздухе рядом с ним, хотя внешне мужчина сохранял каменное равнодушие. Ещё никто в этой жизни не причинял ему столько дурацкого, щемяще тревожного беспокойства, как Энцио: начиная от того, будет ли он жить, продолжая тем, рядом он или нет, и оканчивая — ох, если бы оканчивая! — этими вот фокусами с телефоном...

Домой Алигьери добрался довольно быстро, коротко хлопнув за собой дверью — и, скинув только ботинки да пакет оставив в коридоре, без отлагательств поднялся наверх, распахивая дверь в комнату омеги:

— Энцио! — в голосе альфы скользнуло явное недовольство — и волнение, — я же сказал тебе держать телефон при себе и отвечать, когда я звоню! Какого чёрта?..

Бесхитростность Энцио просто поражала: он даже не подумал замаскировать следы своего преступного упрямства и притвориться, что не услышал телефон случайно. Или то уже следовало назвать наглостью?.. Но, в любом случае, обнаружив мальчишку на положенном ему месте и в добром здравии — не то чтобы Шен, будучи трезвым и адекватным взрослым человеком, действительно в таком раскладе сомневался, но по этой же причине и отрицать не мог: нотка возможности, неприятно кольнувшая под рёбра, в мыслях всё-таки проскальзывала, — альфа успокоился и разом взял себя в руки, выпрямившись и вздохнув. Ненадолго прикрыл глаза — и снова посмотрел на перепуганного, всклокоченного омегу:

— Оставь балдахин в покое, — внятно и участливо даже посоветовал он, — будешь так на него наваливаться — точно оборвешь и грохнешься на пол.

Он прошел в комнату, ноги — без привычных домашних туфель, в одних только белых носках, — ступали по мягкому ковровому покрытию почти бесшумно. Отдёрнув по сторонам балдахин, Шеннон — как был, в едва расстёгнутом пальто и ещё боолтающимся на шее светло-серым шарфом, — присел на кровать в изножье, внимательно взглянув на мальчишку. В лёгкой домашней одежде и шортах, выше острых коленей открывающих худые ноги, он казался совсем ребенком — больше четырнадцати никак не дашь. Алигьери отметил, что стоит пересмотреть его гардероб — первый-то был закуплен наугад, что под руку попалось, — потому что находить себя в двадцать шесть отцом несносного подростка он никак не планировал.

— Энцио, — спокойно, но очень весомо обратился он к омеге, — что за дурное упрямство? Разве ты не понял моих слов? Или думаешь, что телефон тебе дан для шутки? Ладно, это сейчас я лишь хотел спросить, какой творог тебе выбрать. А если потребуется что-то более серьёзное?.. — произнёс альфа с нажимом, чуть наклонив голову и выдержав недолгую паузу, после чего вынул из кармана пальто телефон и послал новый звонок на номер Энцио, прикладывая телефон к уху и кивая на тумбочку, где лежал телефон омеги, через несколько секунд завибрировавший входящим. — Поднимай.

Шеннон знал, конечно, что Энцио, вопреки всей доброжелательности, которую высказывал — и в которой продолжал убеждать альфа, — по-прежнему здорово его боится, знал и не удивлялся ни этому отползанию по кровати, ни попытке вжаться в спинку и притвориться скульптурным барельефом на оной; хоть и не понимал совершенно, почему это продолжается — он ведь уже не только объяснил ему, что никто его ни убивать, ни обижать не собирается, но и добрый десяток раз отнёсся с прощением и пониманием там, где другой бы вспылил и накричал. И не потому, что так было надо — а потому что действительно не злился, не собирался его бить или кричать. Было Шену невдомек и то, насколько страх сковывает чуткого и ранимого омегу, поначалу ещё пытавшегося огрызаться, но после эпопеи с попыткой накормить его совершенно замкнувшегося в себе. Удивление мелькнуло на лице альфы, когда он заметил, как дрожит рука, потянувшаяся к телефону — не легче, чем дрожала в ней вилка, когда омегу заставляли есть. Ну вот и как это понимать? Отчего он такой испуганный, когда ему говорят, что есть такое слово — надо?.. Укоризненно поджав губы, когда Энцио выронил телефон, Алигьери вздохнул, по-прежнему не убирая свой от уха.

— Поднимай, — повторил он со всё той же равномерной настойчивостью, не двигаясь с места и дожидаясь, когда замерший в ожидании невесть чего — чего? что на него разозлятся? что альфа наконец не выдержит? — омега всё-таки прекратит тормозить и выполнит сказанное ему.

Шеннон только моргнул озадаченно. Напряг и тихий ужас, которые вызывала у омеги перспектива поднять трубку, своей видимой беспричинностью приводили его в замешательство — что, очередное предписание жречества: "я умру, если поговорю по телефону"? Но нет же, ведь с мисс Эмери ведь они как-то решили этот вопрос. Да и Энцио давно уже не аватара.

— Молодец, — спокойно сказал Алигьери в телефон, дождавшись, когда дрожащий омега наконец прижмёт трубку к уху, и не сводя глаз с лица мальчишки. — Видишь, ничего страшного не случилось. И чего было бояться? Я же сказал, что не обижу тебя, — повисшую паузу альфа ненавязчиво — насколько это вообще возможно для альфы, быть ненавязчивым, — поторопил: — Отвечай.

---
А как отвечать? У Энцио язык к нёбу присох и отлипать, пока альфа находился рядом, совсем не собирался. Но спорить с мужчиной бывший аватара тем более не мог. Тот слишком давил одним присутствием, даже не глядя на Энцио, — что уж говорить, когда бесцветные стеклянные глаза смотрят на тебя с явно читающимся ожиданием.

Он опустил взгляд в покрывало, и со своим выражением лица стал похож на святого мученика — такой же бледный, такой же страдалец. Ладошки у него вспотели от нервов и были до удивление холодными, словно бы Энцио только что зашел с мороза. Руки заметно подрагивали. Он облизал губы сухим языком и, колоссальным усилием, душевным рывком преодолевая порог страха, который затыкал его надежней любой пробки, выдавил из себя хриплое, сиплое, едва слышное и срывающееся:

— Алло.

---
Наверное, не будь у уха телефона — он бы его и не услышал, даром что находились альфа и омега в одной комнате, от силы в трёх метрах друг от друга. Трубка повторила еле-еле различимый, скорее угадывающийся по движению губ ответ Энцио, и Шеннон кивнул, на мгновение прикрыв глаза.

— Отлично, — альфа оставался спокоен, мягок и даже, пожалуй, поучителен. — Неужели это так сложно сделать, когда меня нет рядом, Энцио? Чего ты до сих пор боишься? Скажи мне, пожалуйста. Внятно.

---
Трехликая! Последнее требование альфы было вообще не выполнимо. И слишком походило на пытку в этой ситуации. Ну скажите, зачем, зачем требовать от него говорить, если видно, что он из себя это несчастное "алло" едва выдавил?! Отчаяние безвыходной ситуации захлестнуло его напрочь, и более не в состоянии выносить такого давления, Энцио заплакал. Так же продолжая держать у уха трубку, так же глядя в покрывало у своих коленей, молча, без единого звука.

---
Альфа испустил долгий вздох, смотря на то, как в глазах мальчишки снова задрожали, а потом и полились по щекам крупные слёзы. Метания, терзания, трепетная нервозность и ранимость души омеги были для него чем-то мало доступным пониманию. Ведь это так просто, так понятно — открыть рот и сказать несколько слов; но Энцио реагировал на эту просьбу так, словно ему сказали научиться ходить по потолку и грозят пристрелить, если он не сможет этого прямо сейчас. Секунд пять молчаливо послушав легкий шум соединения в трубке, Шеннон нажал на "отбой" и положил телефон на кровать. Омегу, в слезах сидящего на другом краю кровати, не хотелось воспитывать и приучать, как щенка, исполнять команды — его в первую очередь хотелось пожалеть, обнять и успокоить. Только Алигьери уже прекрасно понимал, что толку от этого не будет. И снова утомлённо вздохнул. Ну вот как ему объяснить?.. Неразрешенность проблемы до неприятного едко горела под рёбрами — хотелось уже прогнуть до конца и разобраться сейчас, прямо сейчас, не откладывая и не растягивая резину в долгий ящик. Да что же с этим омегой не так — почему нельзя просто взять и понять, когда тебе внятно, чётко, доступно и в который раз уже всё объясняют? Мисс Эмери так хвалила сообразительность мальчишки — а он сидит и слёзы льёт над такой элементарной задачей, как разговор по телефону. Да подними ты уже эту трубку, скажи пару слов — и всё, больше ничего не надо! Нет, будет рыдать белугой над своим "не хочу не буду" и наверняка в очередной раз про себя желать альфе самой мучительной смерти. Дурак.

Сунув телефон обратно в карман, Шеннон поднялся с постели и направился к двери, походя бережно взъерошив волосы Энцио — тонкие, мягкие прядки приятно рассыпались под пальцами, — ладонью:

— Не реви, — только и сказал он, улыбнувшись мальчишке, и вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Похоже, придётся придумать другой способ присматривать за ним, находясь в отлучке.

Выйдя из комнаты омеги, Шеннон в явной задумчивости спустился вниз. Тишина и покой в доме были по-прежнему совершенны, и душа альфы тянулась к этому спокойствию, млела в его предчувствии — но достичь его не могла. Запах омеги, пусть ощущавшийся за дверью не в пример слабее, словно въелся ему в подкорку и манил, манил — пока лишь одним только общей тревожностью, на уровне почувствованного затылком взгляда пробегающей по лопаткам, но не пройдёт и пары дней, как приближавшийся гон у него войдёт в полную силу, и вот тогда воспоминания перестанут быть просто воспоминаниями, от которых сладко ёкает в подреберье. Сжав пальцами перила лестницы, Алигьери опёрся на руку и перевёл дыхание, ненадолго прикрывая глаза. Энцио, Энцио... В самом деле, даже к лучшему, что сейчас омегу трогать нельзя, даже если очень хочется — к лучшему; тем больше он думал о нём, как о подопечном, а не как о... Альфа тряхнул головой и сжал зубы. Позже. Всё позже. Чёрт!..

Замешав творог для сырных блинчиков и оставив его настаиваться в холодильнике, Шеннон вышел на веранду и закурил, дымя в теплеющий мартовский воздух. Острота реакции на мальчишку приводила его в глубокое смятение — казалось бы, то, что ему всего шестнадцать, он даже несовершеннолетний! должно было останавливать — но, парадоксально, не останавливало. Худощавое тело омеги с обворожительно узкими бёдрами не шло из головы. Альфа ничего не мог поделать с собственным желанием — и глубокая затяжка серебристым дымом могла лишь притушить, но не убрать это ощущение. В постели с Энцио он испытал невероятное по своему качество блаженство — и хотел, действительно хотел ощутить его снова...

Но он не был бы собой, если бы не мог взять верх или одержать стратегическое превосходство над своими желаниями. И пока Энцио с горестным видом ковырялся в свежем, с пылу-жару блинчике с вареньем, Шеннон присматривал за ним совершенно невозмутимо — а в доме, и без того пропахшего альфой от и до, сложно отличить, когда именно им начинает пахнуть сильнее...

Утро для Алигьери началось с очередного звонка по делам — от одного из приближённых Маршала, собиравших срочный совет; благо, обдумать свои действия Шеннон удосужился ещё вчера, так что сейчас без колебаний поступил так, как и планировал. Если его действительно задержат, вызвать мисс Эмери он всегда успеет — копия ключей у неё есть; но именно сейчас вмешивать её посредничество в свои отношения с омегой он не собирался. И потому — пусть и скрепя сердце, — всё же оставил Энцио одного, безжалостно подгоняемый временем. Он догадается хотя бы закрыть холодильник? Точно ли поест? А разогреть сможет? Дурные вопросы вертелись в голове беспокойно и путано, а телефон жёг карман — буквально только дойдя до машины и заведя генератор, Алигьери уже испытывал стойкое желание вернуться и убедиться, что омега в добром здравии и ничего себе на голову не уронил. Шеннон встряхнулся, стерев ладонью с лица идиотское волнение и запихав его поглубже в сердце — мысленно представляя методично сворачиваемый лист бумаги. Что же его так трясёт-то из-за него? За младенцев меньше волнуются, а Энцио целых шестнадцать лет... Он дурак, и дурак упрямый, но справится. Справится же?..

"Но камеры я всё равно поставлю, — хмуро решил альфа, выворачивая руль и выезжая со стоянки. — Мало ли, что."

А в половине первого дня телефон Энцио, где бы он ни был, снова зазвонил.
И снова, конечно же, потому, что звонок был от Шеннона.

Вырваться даже на десять минут с заседания совета, чтобы позвонить наконец Энцио — было, прямо сказать, делом не из лёгких; когда Шеннон прикрыл за собой дверь, сквозь неё в коридоре всё равно слышались возобновившиеся ожесточённые споры. Прикрывая трубку ладонью, он хмуро вслушивался в гудки и все сильнее сжимал зубы, недобро ими скрипнув, когда связь оборвалась. Вдох, выдох, смять летучим огнём разгорающееся негодование, и снова нажать на кнопку вызова, повторяя манёвр. Подними, чёрт тебя дери!..

Но где-то там, про себя, Алигьери уже прекрасно знал: не поднимет. Маленький упрямый скотёныш. Альфа обернулся на дверь, прислушался и строптиво мотнул головой, попытавшись дозвониться ещё раз — ещё минутку, всего минутку... Боги! Чтоб он хоть когда-нибудь в этой жизни детей решился завести — да никогда, ни за что на свете! Чтоб вот так волноваться и корячиться, то и дело давя беспокойство и чувствуя, как ткань брюк начинает припекать пониже спины? Бл#ть, да он с ума сойдёт, прежде чем даже это его чёртово сокровище подрастёт хотя бы на год и какой-никакой мозг в своей хер-знает-что-думающей голове заимеет! Год, целый чёртов год! Это даже представить было мучительно, и хотелось в немой ярости побиться лбом об стену. Аватара и двух недель толком у него не пробыл, а Шеннон уже ощущал, что заколебался с разбивающимися об упрямое "не буду не хочу" попытками его воспитывать по самое не могу. Честное слово, окажись Энцио сейчас у него под горячей рукой — не миновать бы ему хорошей трёпки!.. Шеннон тяжело вздохнул и потёр пальцами надбровные дуги. Какая уж там трёпка... Он прекрасно знал, что это сейчас он может заходиться от злобы и гнева, но стоит ему увидеть мальчишку, взглянуть в эти испуганные и дикие чайные глазищи, как никакая рука у него уже ни на что не поднимется. Зато минут через пять-десять в его обществе и по уши в его запахе поднимется кое-что другое...

Знал он и то, что сейчас, когда гормональный фон в преддверии гона конкретно так сдвинулся в сторону возбудимости и реактивности, никаких серьёзных решений принимать не следует, а если уж примет — то потом необходимо хорошенько обдумать их ещё раз. И то, что эмоции — эмоциями, а дело делом; что бы Шеннон по этому поводу не чувствовал, но до совершеннолетия Энцио останется с ним — уж с чем-чем, а с чувством долга у Алигьери всё было в порядке. И не только с ним, потому что, когда Грациани исполнится восемнадцать, он найдёт другой способ оставить его рядом с собой.

Вместо привычных безответных гудков в трубке внезапно раздался приятный женский голос: "набранный вами номер..." Шен удивлённо моргнул, отняв телефон от уха и посмотрев на экран. Вот паршивец! Не только не поднимает телефон — но и вообще решил его отключить? Тск, альфа ядовито цыкнул сквозь сжатые зубы. Но ещё минуту стоять здесь и проверять состояние телефона через заведомо подключенные сервисы отслеживания, как легальные, так и не очень, он себе позволить не мог — и, убирая трубку в карман, на ходу натянул непричастное выражение лица, скрывая в себе волнительность, заметить которую Шеннон никак не мог позволить, и вернулся в зал заседаний...

Его чёрный спортивный магнитокар подъехал к дому, когда было уже немногим за пять вечера и постепенно начинало смеркаться. Хлопнув дверью, Алигьери вышел на дорожку перед домом и окинул окна на втором этаже холодным, мрачным взглядом. Методично раздевшись в коридоре и переобувшись, он — задержавшись лишь затем, чтобы кинуть взгляд на холодильник и решить, что проверит его позже, — поднялся наверх. Трижды постучав костяшками пальцев по двери в комнату омеги, Шеннон перевел дыхание — толку от этого здесь, где им так отчётливо пахло, было в общем-то никакого, но сам жест позволял собраться с мыслями, — и открыл дверь, заходя.

— Энцио, — начал он негромко, мягкими интонациями, за которыми отчётливо скользила сталь, — какого чёрта у тебя телефон недоступен?..